Он похудел. Когда он поднял голову, глядя на кого-то рядом с ним, я увидела, что лицо его лишилось привычного загара, и периодически расцветающий на его щеках румянец на контрасте с бледной кожей казался ярче, чем я помнила. Сам же он словно немного… выцвел, окружавшее его раньше золотое сияние совсем потускнело. Вместо спортивной одежды на нём был аккуратный шерстяной костюм, которые он раньше носил только на тусовки, а рубашка была целомудренно застёгнута до самого воротника, в отличие от хранившихся в моей памяти старых фотографий, где он всегда расстёгивал на одну пуговицу больше, чем диктовали правила приличия. Между бровями залегла глубокая морщинка, из-за чего он выглядел даже более отстранённым, чем раньше.
Моё сердце пока молчало.
Он снова поднял голову, отвечая на чей-то вопрос. Осанка у него была по-прежнему воистину королевская.
И тут он улыбнулся. Так, как умеет только он. Солнце зажглось, и даже через стекло я чувствовала его тепло. Да, чёрт возьми, а вот теперь мне пора открыть дверь.
Я вошла внутрь и решительно направилась в его сторону. В лавочке было людно и даже шумно – люди оживлённо переговаривались, слышался смех, но всё же это была совсем небольшая толпа. Гораздо меньше, чем на стадионе. Мне никто не помешал подойти к столу, заставленному книгами, где я положила свой томик рядом с рукой, отстукивающей фломастером по столешнице какой-то только ему понятный ритм. Рука тут же выпустила фломастер, покатившийся в сторону и упёршийся в стопку книг, и накрыла мою ладонь. Он поднял голову и посмотрел на меня, удивленно и радостно, а его тёплые пальцы слегка сжали мои, немного замёрзшие на улице. Уголки моего рта непроизвольно поползли вверх.
– Мы издали её, Эрик. Можно мне автограф?
Он бросил на меня очень хитрый взгляд и стал листать книгу. Почему-то он решил оставить автограф не на форзаце или титульном листе, как обычно делали наши писатели, но от него можно было ждать и не такого. Я аккуратно оглянулась вокруг – не смотрят ли на нас слишком откровенно, но нет, никто не смотрел.
– Я подожду снаружи, – шепнула я, забирая томик из его руки. – Не хочу мешать.
Я стояла напротив витрины и курила, наблюдая, как редеет толпа в лавочке. За моей спиной горел яркой осенней листвой небольшой сквер и вместе со мной отражался в стекле, отделяющем меня от человека, встречи с которым я так долго ждала.
Мой танк окончательно остановился, двигатель сделал последний оборот и заглох. Дальше экипаж должен будет справляться сам.
Мужчина за стеклом, наконец, встал, пожал руку представителю издательства, накинул пальто и вышел на улицу. Эта одежда странным образом вытягивала его и так долговязое тело ещё сильнее и стройность начинала смотреться уже практически худобой. К тому же, мне казалось, что в пальто ему как будто неуютно. Я дождалась, пока он остановится напротив меня, и протянула ему бумажный стакан с кофе, за которым успела сбегать, чтобы хоть немного согреться – осеннее солнце уже не могло нагреть хоть что-то, и воздух был холодным и удивительно прозрачным, как бывает только осенью при первых заморозках. Свой кофе я успела почти прикончить и мой стаканчик скучал на узком подоконнике магазина. Не отрывая от меня взгляда, он взял стакан, но держал его в руках, так и не пригубив. Я смахнула свой в урну – кофе в нем наверняка уже был ледяным.
– Здравствуй, Катерина, – он вспомнил о стаканчике в своих руках и спохватился, тут же сделав быстрый глоток. – Спасибо. Как раз в тему, от болтовни горло пересохло.
– Ты всё же выяснил мое имя?
– Твоя подруга Ольга совершенно не умеет хранить секреты.
Ничего-то он про Ольгу не понял. Всё она умеет, получше многих. Если бы она захотела, вы бы ехали в полнейшем молчании до самого Таллинна, для неё это не проблема. Просто она видела, как мы прощались. Олю очень тяжело растрогать, но эта сцена проняла бы и камень. Поэтому она дала ровно столько подсказок, чтобы он, следуя по ним, как по нити Ариадны, смог найти меня. Если захотел бы и готов был приложить усилия – для Оли это важное условие, поэтому подсказок было немного. И судя по тому, как долго он искал, часть из них он либо не понял, либо не услышал.
– Ты ей автограф-то дал?
– Она не попросила.
Мы замолчали. Я докурила и аккуратно придавила окурок о край урны. Он смотрел на меня. Он тоже меня разглядывал. Как же я сейчас его понимала.
– Я так рад тебя видеть, – он сделал паузу. – Господи, я почти забыл, какая ты красивая.
Мы побрели по улицам без цели и направления, рассказывая друг другу, что же с нами произошло с того момента, как мы расстались у мусорного бака в сером питерском дворе. Под ногами шуршали массово осыпавшиеся с веток листья. Я не могла не доставить себе удовольствия – шла, поддевая их носками ботинок, и под аккомпанемент их шороха слушая Эрика. У меня новостей было немного, поэтому вещал в основном он.
– Примерно через три месяца после того, как я вернулся, я окончательно понял, что Новиков победил. Все переговоры заканчивались отказом. Я все ещё был токсичным активом. Второй раз в жизни у меня остались только книги и свободное время. Знаешь, что самое обидное было? Не то, что накрылась моя карьера, я в какой-то мере был к этому готов, когда решился на побег. Мне было жалко и твоих усилий тоже. Ты так сильно рисковала, а в итоге всё впустую. Но моё имя всё же кое-что значило, и я решил податься в спортивные комментаторы на местное радио и вёл футбольную колонку в очень паршивой еженедельной газете. Правда, писал поначалу очень плохо, но решил, что для этого листка сойдёт и так. Не то, чтобы мне так была нужна работа, деньги ещё оставались и вполне приличные. Я снова хотел славы. Глупость, но я захотел, чтобы ты мной восхищалась, как раньше. Как сказал бы… один мой друг, я хотел зажечь новый огонь, чтобы ты на него прилетела, как ночной мотылёк. Поэтому я много крутился в журналистской среде, хотя раньше писак терпеть не мог, и заводил знакомства – собирался пробиться на телевидение, внешность позволяла.
– Вполне, – улыбнулась я. – И как, пробился?
– Как сказать… И да, и нет. Я попал консультантом в не очень высокобюджетный сериал, в котором все деньги ушли на сценарий. Его писал очень талантливый парень, Сорен, но в футбольной теме он плавал, а делать плохо не хотел. И меня порекомендовали ему, как хорошего, но недорогого эксперта. Мы сработались, а потом подружились. Знаешь, я не очень-то привык к тому, что есть люди, которым наплевать на моё прошлое, а Сорену в самом деле было интересно, какой я человек здесь и сейчас. Я вас обязательно познакомлю… попозже. После работы над тем сериалом он внезапно предложил мне стать его соавтором для нового сценария, ему понравилось, что я могу придумывать неожиданные повороты в нашем сюжете и вылавливать логические дыры в его историях, да и писать вдвоём у нас получалось гораздо быстрее. Я даже не думал, согласился сразу, тогда же и псевдоним взял – не мог я больше пользоваться именем человека, которого больше нет. И как-то на вечеринке по случаю очередной премьеры я впервые в жизни напился вдрызг и рассказал Сорену всё. Представляешь, оказалось, что мне до этого совершенно некому было рассказать и о том, как я сбежал из России, и, ну… о тебе. Хотя он просто спросил, почему я больше не играю. Он сказал, что из этого могла бы получиться отличная книга. Я сказал, что это слишком личное.
– Но не забыл?
– Да, мысль в голове засела крепко. А потом я вспомнил, как там, в старом доме, ты сказала мне, что есть люди, которые пишут для одного-единственного человека. И я решился.
– А почему триллер?
– Потому что ты их читаешь. И потому что ты их издаёшь. Будь благословенна твоя подруга Ольга. В общем, я начал писать. Сорен сначала пытался мне помогать, но я упёрся, что должен сделать всё сам. Кстати, это было очень нелегко, признаюсь честно. Сначала это был какой-то поток образов, штампов, но потом я увидел, как из этого мусора начала вырастать очень складная история. Мне так понравилось это ощущение, ты не представляешь, я себя так не чувствовал даже, когда заработал свой первый миллион. Я первое время почти не спал даже. Потом Сорен объяснил мне, что так нельзя. Что я выгорю очень быстро, и никакой книги не будет, если у меня не будет режима.
– О, нет, снова-здорово, да? Здоровое питание, свежий воздух, не пить, не курить, ложиться спать вовремя и всё такое?
– Да, я-то думал, что с режимом покончено, но оказалось, что писательство почти не отличается от большого спорта в этом смысле. Пить разве что можно, но в меру. Сорен, видя моё разочарованное лицо, ржал, как сумасшедший, и говорил, что женщины, абсент и кокаин – это замануха для начинающих творцов, и пусть я лучше сразу оставлю эти фантазии, потому что времени ни на что из этого у меня больше не будет. Он же мою книгу первым и прочитал. Я даже наступил на свою гордость и попросил его о небольшой редактуре. В итоге, как видишь, получилось неплохо и по срокам очень быстро, я не ожидал. Книгу издали тут, и потом даже печатали дополнительный тираж, но мне-то нужно было не это. Я отправил рукопись в несколько русских издательств, в каком именно ты работаешь, я не знал. Но ты могла и издания конкурентов читать, легко. Поэтому, если мне отвечали, я настаивал, что права на неё я не буду отдавать эксклюзивно одному издательству – чем больше, тем лучше. Не всем это подходило. Если что, права я уступил за копейки, я бы даже доплатил, но это выглядело бы слишком подозрительно. Если бы этот вариант не сработал, я снова отправился бы к Сорену с предложением переделать книгу в сценарий. Вдвоём бы мы сделали просто роскошную историю, и может быть ты увидела бы фильм, или сериал – мы работали на достаточно известных проектах. Я не собирался сдаваться, я, как ты помнишь, этого не умею. Я бы даже в Россию приехал, лицом бы посветил, если бы понадобилось. Но мне повезло, ты здесь.
– А почему мы остановились?
– Потому что мы пришли. Вот тут я живу. Специально попросил издательство провести встречу в моём районе, люблю пешком ходить. Режим, все дела.
Мы стояли у небольшого домика на окраине города. Самого обычного. От соседних, по крайней мере, он отличался мало.
– Заходи. Как говорят в России – бедно, но чисто. Ты наверняка устала и хочешь есть.
– Только не твою стряпню, извини, – я засмеялась, вспомнив, какие у него были кулинарные таланты. – Ей можно пытать.
– Ну хотя бы согреешься, а то ты сегодня полдня на улице торчала. Если не хочешь есть, могу предложить кофе, – он распахнул передо мной входную дверь. – Прошу, фрекен.
Я зашла в дом и огляделась. Он в самом деле был небольшой, и чем-то напоминал тот дом в южном российском городе, где мы познакомились. Гостиная, кухня, спальня, кабинет. За большим окном гостиной виднелась заросшая пожухшей травой лужайка, выглядевшая так, словно там регулярно прорывает теплотрассу. Видно было, что хозяина к земле пока не тянет. Но главное – тут были деревянные полы из толстых некрашеных досок. Мне захотелось снять обувь. Но я сняла пальто и неловко держала его в руках.
– Ты давно тут живёшь?
– Переехал, когда начал над книгой работать, до этого у брата жил, – Эрик снял пальто и повесил его на крючок, потом взял из моих рук моё и повесил рядом. – Только у него детей целая команда, они очень милые, но писать я бы там не смог. Хотелось уединения, и когда мне показали этот дом, я даже не торговался, через десять минут мы с агентом ударили по рукам. Я знал, что тебе тоже понравится. Это место меня вдохновляет. С соседями только не слишком повезло, жуткие зануды. Садись, куда захочешь, я пока кофеварку включу. Она тебя не отравит, не бойся.
Он швырнул пиджак на диван и ушёл на кухню. Через распахнутую дверь мне была видна его спина, вытянувшаяся, когда он доставал с полки две кружки. Подцепив сразу обе за ручки, он склонился над столешницей, и тонкая ткань натянулась, обрисовав контуры торчащих лопаток. Когда он вернулся в комнату, воротник голубой рубашки уже был расстёгнут и, стоя в дверном проёме, он закатывал рукава. Ему удалось справиться пока только с одним, и я наблюдала, как его длинные пальцы воюют с маленькой пуговицей на манжете второго.
– Кофе сейчас сварится. Есть минусы в творческой профессии, приходится одеваться гораздо строже, в спортивном костюме уже не походишь. Читатели не поймут, моя аудитория в основном возрастная. Я привыкаю постепенно, но мне всё ещё неудобно.
Я продолжала стоять посреди комнаты и молчать. У меня остался последний вопрос к себе. Мой взгляд бродил по его телу, выхватывая знакомый наклон головы, широкие плечи, кисти рук…Ну, хотя бы не женился. Его пальцы были без колец, да и обстановка в доме была холостяцкая. Ноги сами понесли меня к нему, а мои пальцы взялись за голубую манжету и расстегнули, наконец, упорную пуговицу. На кухне что-то звякнуло. Его синие глаза смотрели прямо в мои.
– Кофе сварился. Ты будешь с сахаром, или…
– Я притащилась так далеко не для того, чтобы пить с тобой кофе.
Эта фраза вырвалась у меня как-то сама собой. Потому что, чёрт побери, да, я хотела его, хотела так же сильно, как два года назад. Он протянул ко мне руку и провёл пальцами по моим волосам, заправив за ухо выбившуюся прядь. И неожиданно серьёзным тоном сказал:
– Иди ко мне.
Я вынырнула из приятной дремоты, потянулась и повернулась на бок, туда, где на соседней подушке можно было увидеть его стриженый затылок. А вот по его золотым кудрям я буду скучать. Поднялась же у кого-то рука. Какой вандализм, пустить это золото под машинку – это же всё равно, что написать матерное слово прямо поперек Джоконды.
Мне теперь наконец стало очень спокойно, и, главное, всё было как-то… правильно. Когда мы занимались любовью в первый раз, мы делали это неловко и отчаянно, задыхаясь друг другом и пытаясь урвать больше, чем хотелось. А теперь мы ничего не крали, просто забирали своё. Он всё ещё был очень чопорным в постели, а с его щёк не сходил румянец, и выглядело это так, словно он немного стеснялся и вот-вот назовёт меня на вы. На мой аккуратный вопрос, чего бы ему хотелось, он ответил, что на эксперименты у нас ещё куча времени, а сейчас ему важно смотреть на меня, видеть моё лицо и понимать, что мне с ним хорошо. И мне было с ним хорошо. По крайней мере, я теперь могла кричать его имя хоть на весь мир.
И ещё у нас теперь наконец-то было время. Я не знала, сколько, но оно было.
Встав с постели, я пошла бродить по комнате, пытаясь найти сигареты, и по дороге собирала одежду, которую могла бы накинуть из соображений приличия.
– Куда ты собралась? – он смотрел на меня, приподнявшись на локте.
– Ты против курения в доме, выйду на улицу.
– Да я теперь с тебя глаз не спущу. А то опять сбежишь. Я слишком долго ждал тебя, чтобы выпустить из когтей в первый же день. Открой окно, дыми туда.
– Мы выстудим комнату и замёрзнем сами.
– В этой спальне сегодня слишком жарко, – он широко улыбнулся. – Я не против немного остыть.
– А соседи твои в шоке не будут? – соседний дом не то, чтобы стоял очень близко, но часть их окон смотрела в окно спальни, а свет мы так и не выключили.
– Мои соседи считают меня опасным идиотом ещё с тех пор, как я ночью рыл яму во дворе, пытаясь понять, сколько времени займёт рытьё ямы для одного человека. Мне для книги надо было, причём срочно. Я успел вырыть не так много, когда они вызвали полицию – я ж взялся с ними спорить, что на своей лужайке я могу выкапывать и закапывать что угодно и когда угодно, включая чрезмерно любопытных соседей. Но моих шуток никто не оценил и мне выписали штраф, – он дотянулся до спинки стула и взял с нее домашние трикотажные брюки. – Так что голая женщина в моем окне этих кляузников уже смущать не должна. Не надевай ничего, пусть они мне завидуют. Если не ослепнут сразу.
– Ну да, ты только не шути потом при полиции, что в своём доме…
– …Я могу держать столько раздетых женщин, сколько захочу.
– Не забудь добавить, что только по их доброй воле. А то, знаешь ли, бывают варианты, – я пристально взглянула на него. – Уж ты точно в курсе.
– Ты мне тогда даже одежду купила, голым я не сидел. А раздеть тебя мне пришло в голову не сразу, каюсь.
Я стянула с кровати одеяло, открыв полностью его тело во всём великолепии наготы, и завернулась, на всякий случай, с головой. Открыв окно, я с мыслью “Верните мне мой 2007-й” полезла на подоконник, не зная, чего бояться больше, падения меня с подоконника или падения с меня одеяла. Оба варианта были хуже. Босые ступни тут же обдало холодным воздухом и, усевшись, я втянула их в одеяльный кокон. Закурив, я спросила:
– И что, ты определил время в итоге?
– На кладбище спросил, – натянув брюки прямо на голое тело, он подошёл к окну и прислонил задницу к подоконнику. Я опустила руку с зажатой в пальцах сигаретой за окно. – Но сделал поправку – там роют профессионально, а мои герои нет. Слушай, а всё-таки есть в мире вещи, которые не меняются. Ты так до сих пор и куришь.
– А ты до сих пор спишь со своими фанатками. Мы друг друга стоим, правда?
– Окей, один-один, – он засмеялся, а потом наклонился ко мне и поцеловал мои губы. – Чёрт, как же я по тебе соскучился.
Я задумалась. У меня был к нему один не слишком приличный вопрос, но задавать его в первый же день было как-то… неловко. Возможно, мне стоило вообще никогда его не задавать - ответ мог меня не порадовать. Но знать ответ мне бы хотелось.
– Ну, спрашивай, женщина, – Эрик увидел на моём лице бегущую строку моих мыслей. Что ж, выходит, за лицом я не уследила. – Ты хочешь знать, с кем я ещё спал, кроме тебя, да?
Мои щёки вспыхнули. Но я помнила его ладонь на чужих талиях.
– А ты спал?
– Я пытался забыть тебя. Ты же не хотела, чтобы я смог тебя найти, ты всё для этого сделала. Я твой выбор принял. Но ты слишком глубоко засела у меня внутри. Я решил выбить клин клином - женщин вокруг крутилось много. И… не смог. От одной я сбежал прямо с вечеринки, сославшись на дела, и заблокировал её номер сразу, как сел в такси. Потом отругал себя за трусость и решил попробовать ещё раз. Во второй раз я дошёл до гостиничного номера. Мы даже почти разделись. А потом я очень ясно вспомнил, как ты засыпала на моём плече, голая, растрёпанная, с ободранным боком, а я вдыхал твой запах и клялся себе, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебе никогда больше не было больно. Это слово я не сдержал, конечно, но из гостиницы я тогда ушёл прямо в расстёгнутой рубашке. Объяснил, что не готов, и ушёл. Потом стал ждать, когда буду готов. Но до сих пор так и не дождался. У тебя я не буду ничего спрашивать, мне всё равно, Катерина. Потому что ты снова спишь на моём плече, а это самое главное.
Отлипнув от подоконника, он отправился в сторону кухни, провожаемый моим взглядом, пожирающим его спину. Я услышала, как где-то зазвонил телефон, и с кухни послышался разговор на шведском, ни слова мне было не понятно. Параллельно гремела посуда. Судя по тому, как Эрик смеялся в паузах и общему эмоциональному накалу, разговор был не деловой.
Я докурила сигарету и, прикурив от окурка вторую, выбросила бычок в окно – лужайке за ним уже было ничем не помочь. Но внезапно я поняла, что курить уже совершенно не хочу, и вторая сигарета полетела вслед за первой.
Эрик вернулся с двумя кружками и тарелкой с бутербродами. Под мышкой у него была зажата книга, которую я привезла.
– Между прочим, фрекен, я теперь популярный автор. Между прочим, меня даже за границей издают. Фанатки у меня ещё будут, вот увидишь. Возможно, кто-то из них даже будет младше семидесяти лет.
Я сползла с подоконника, придерживая на себе одеяло, подоткнула его так, чтобы оно не свалилось, и прикрыла окно. Я теперь и в самом деле проголодалась. Взяв протянутую мне кружку с кофе, я подцепила с тарелки бутерброд.
– Для того, чтобы стать популярным автором, одной книги мало, – сообщила я с набитым ртом.
– Напишу ещё, – его ровные зубы впились в другой бутерброд.
– Тогда тебе нужен хороший редактор, извини. Возможно, даже соавтор. Я твою интригу разгадала на двести семьдесят пятой странице. Да и слог у тебя…
Он замер с кружкой в руках.
– Подожди. Ты что, её не дочитала?
– Ну…
Он смеялся так, что я даже забеспокоилась о его психическом здоровье.
– Чёрт, на такой вариант я не рассчитывал. Придётся начинать всё сначала. Итак, – он сжал пальцы в кулак и принялся отгибать их, – ты права и мне нужен редактор, это раз. Мне нужен литературный агент, это два. У меня плохо получается разговаривать с издателями так, чтобы они меня понимали с первого раза. Предлагаю обе эти шикарные должности тебе.
– Мне надо подумать, – я стряхнула крошки с пальцев прямо на пол. – Мне первый раз предлагают сделать карьеру через постель. И я ни бельмеса не понимаю по-шведски.
– Будешь редактировать переводы. Дело я тебе найду. И мне ещё нужна жена, это три. Я долго думал и решил, что наконец созрел.
– Как-то неожиданно.
– Да вообще не неожиданно, – он кинул мне мой томик. – Ты не хочешь посмотреть, что я тебе там написал?
Я села на кровать и стала листать книгу. Он забрался туда же с ногами и сел рядом, положив подбородок мне на плечо.
– Должен тебе признаться, что я сделал сейчас чудовищную глупость. Я растрепал Сорену, что ты приехала. Не удержался. И через два часа он будет ждать нас в пивной в соседнем квартале. Мне стоило огромного труда объяснить ему, что домой ко мне сейчас являться не стоит, пришлось даже прямым текстом ему сказать, чем именно мы с тобой заняты. Но он не отстанет, увы, уважением к личным границам он не страдает. Поэтому я пошёл на компромисс. Мы с тобой поужинаем нормальной едой, и вообще весь твой отпуск мне придётся кормить тебя за свой счёт, там, куда ты укажешь пальцем, даже если заведение будет увешано звездами Мишлен – я ведь до сих пор должен тебе денег, а за два года и проценты накапали. Пора закрывать эту кредитную линию. И с Сореном познакомитесь. Хотя я уже не так уверен, что это стоит делать: он преступно молод, обаятелен, талантлив, как чёрт, и, как назло, совершенно свободен.
– У твоего друга есть какие-то недостатки?
– Он зануда и до сих пор живёт у родителей. А после ужина, если он всё же окажется не в твоём вкусе и ты не пошлёшь меня к черту, мы съездим и заберём твои вещи из гостиницы.
– Вот так сразу?
– Мне понравилось засыпать с тобой под боком. Да и этот дом тоже слишком долго ждал тебя, чтобы ты спала под каким-то чужим одеялом, – правильное одеяло, в которое я была завернута, его усилиями вовсю сползало с моего тела и уже практически сползло окончательно. – В нём всё хорошо, почти идеально, не хватало только тебя. Я тут уже всё для тебя подготовил, расставил сеть, как паук, и ждал. Иногда мне даже казалось, что ты уже тут живёшь, просто у нас временно не совпадают графики, знаешь, бывают такие пары, которые живут вместе, но видятся дай бог раз в день. Или я ловил себя на ощущении, что ты вот-вот выйдешь из кухни, обязательно с недовольным лицом, чтобы сообщить, что у нас кончился кофе. Или сахар.
– Нам уже пора одеваться? Или…
– Или. Идти недалеко, и я не собираюсь терять ни минуты. Ты вроде что-то у меня спрашивала, так вот, у меня появились идеи, в конце концов, я писатель, да? Если мы сильно увлечёмся, то ничего, Сорен подождёт. Ему полезно.
Я почти долистала книгу до обложки, но рукописного текста все нигде не было. Автограф нашёлся только в самом конце, после последнего абзаца книги. Я снова покраснела - да что ж такое, один сплошной стыд, а не вечер. Я действительно не дочитала дотуда. Абзац выглядел так:
“Когда ты найдёшься, не если, а именно когда, я точно знаю, что скажу тебе. Что я буду счастлив только рядом с тобой, и попрошу тебя остаться рядом навсегда.”
И внизу его рукой было приписано “Катерина, я предельно серьёзно”.
– Ты думай, думай. В ближайшие пять дней я никуда не тороплюсь.