Укради меня

Глава 3.

В дом я вернулась с основательно гудящими ногами и тяжёлым пакетом. И практически с тепловым ударом – на улице было очень жарко. С девчонками мы по такой жаре даже из дома не высовывались, устраивая себе сиесту с припасённым заранее в морозилке мороженым. Стянув с себя кеды, я прислушалась и молча направилась прямо в комнату. Он лежал на диване, но не спал – синие глаза моментально уставились на меня, стоило мне шагнуть через порог. Я поставила пакет на стол и демонстративно стала выкладывать покупки: тетрадь, конверты, сигареты… Мой взгляд наткнулся на лежащую на столе обёртку от мороженого, которой там совершенно точно не было утром. Ага, так вот чем он занимался, пока меня не было – проводил ревизию в доме. Не скучал, стало быть. Что ж, это было предсказуемо. Надеюсь, он хотя бы не рылся в моих вещах. Впрочем, даже если и рылся, ничего компрометирующего я в доме не оставила, а документы вообще были у меня с собой в сумке, ещё в сенях бесшумно засунутой мной на антресоль за связку старых газет.

– Ты куришь? – он заметил початую пачку.

– Да.

– Твоё тело – твоё дело. Но, будь добра, не в доме.

Вот и отлично, это была как раз та реакция, на которую я и рассчитывала. Теперь я с чистой совестью могу бегать на крыльцо сколько угодно, не чувствуя его сверлящего взгляда между лопаток. Возможно, я там даже поселюсь.

– Устала?

Я замерла. А вот это было неожиданно. Он поднялся с дивана и подошёл к столу.

– Давай я сам. Ляг, отдохни.

Я покосилась на него, вытащила книгу из пакета и направилась к дивану. Благодарности он от меня не дождётся, вежливой я буду в следующей жизни. Улёгшись на нагретое его телом место, я вытянула ноги, закинув босые ступни на подлокотник, и чувствуя, как мускул за мускулом расслабляется уставшая спина. Ох, это просто праздник какой-то. Дождавшись, когда он уберётся на кухню с пакетом, я, наконец, раскрыла книгу. Но через пять страниц строчки поплыли у меня перед глазами, и я провалилась в сон, так и не осилив завязку сюжета хоть до какой-то логической точки.

Проснувшись, я первым делом увидела на столе кипящий электрический чайник. Из носика вырывалась струя пара, а мой подельник стоял у стола и держал над ней один из конвертов. Заметив мои открытые глаза, он пояснил:

– Ты же брала их в руки. Я где-то читал, что так можно убрать с бумаги отпечатки пальцев.

– Ты умеешь читать? – я ляпнула это автоматически, пытаясь разобрать окончание фразы и всё-таки понять, что же он делает. И зря ляпнула, потому что на его лице расцвела та самая улыбка.

– Умею. Кстати, о чём твоя книга? Ты так нежно её обнимала во сне.

– Долго объяснять. На первых пяти страницах там уже убили двоих человек.

– Интересный у тебя вкус, но я почему-то не удивлён. Убивали так скучно, что тебе не хватило драйва?

Я молчала. Он подошёл и сел на пол рядом с диваном, скрестив по-турецки длинные ноги. На мой вкус, даже слишком близко. Я даже могла бы дотянуться до него рукой, если бы захотела.

– Ну поговори со мной. Я правда не собираюсь тебе никак вредить, я просто здесь хочу пожить. И мне тоже просто чудовищно скучно, гораздо скучнее, чем тебе, ты хотя бы на улицу можешь ходить. А ещё четыре с половиной дня сидеть.

– Давай я тебе телефон разблокирую. Смотри там тик-токи и что там тебе надо. Он разблокируется...эээ, – я забыла слово. Ну, как забыла. Не знала.

– Отпечатком пальца, да?

Я шутку не оценила и протянула ему руку.

– Вот этот, прикладывай.

Он достал телефон из кармана брюк и ткнул кнопку включения. Потом ещё раз.

– Эх, телефон разрядился. Ты есть хочешь? Я тебе оставил.

– Очень благородно, что ты приготовил еду.

– Ну, я-то тебя точно не отравлю, это не в моих интересах, да и нечем, если честно. А ты меня вполне можешь. Поэтому я тебя к готовке не подпущу. Ничего личного.

А я-то думала, что он искренне. Показалось.

– Пойдём на кухню, зарядка для телефона была где-то там.

На обед были макароны. Они уже остыли и слиплись, причём, судя по всему, ещё в процессе приготовления, и даже разогрев в микроволновке с куском сливочного масла ситуацию не исправил. Ничего, я тоже не привередливая. Есть хотелось очень, аппетит я себе нагуляла, поэтому съела всё, что осталось, и это даже показалось мне вкусным.

На тёмном экране моего телефона медленно увеличивались цифры в индикаторе заряда батареи, а мы шли дальше по пунктам нашего плана. Чёрт, его плана, когда это он успел стать и моим тоже?

Мы сидели за столом в большой комнате и писали письма. Когда мы вчера обсуждали дальнейшие действия, он настоял на том, что нужно как-то попрозрачнее намекнуть руководству команды, что его в самом деле похитили. Чтобы не подумали, что сам сбежал. На мой взгляд, идея сделать это подмётным письмом выглядела несколько театрально, но кто я такая, чтобы мешать человеку развлекаться? Моей задачей было следить, чтобы он своими развлечениями не подставил меня. Для этого и понадобилась поездка к чёрту на кулички, чтобы найти почтовое отделение, где меня хотя бы не запалят сразу. А на случай, если зрение меня подвело, и камеры там всё же были, я готовила себе страховку – второе письмо, которое отправится в ящик вместе с первым. Если мне будут что-то предъявлять, я его с чистой совестью признаю – да, была там, да, вот моё письмо. А вот это вот, со слёзными мольбами, я вижу первый раз.

На купленной открытке я написала что-то очень нейтральное, вроде "Привет из Ростова!" и стала думать, кому бы её отправить. Маме точно не стоит – она посчитает, что её дочь окончательно чокнулась. Я стараюсь не держать её в курсе своих дел, это не специально, просто так получилось. В жизни каждого ребёнка наступает момент, когда он перестаёт слепо доверять родителям. У кого-то это происходит в момент осознания, что Дед Мороз, которого пригласили на семейный праздник, ненастоящий, а в моём случае доверие пропало в день, когда поведанная под большим секретом информация в тот же вечер стала известна половине маминых подруг, в том числе тех, чьи дети учились со мной в одной школе. После недели жёсткой травли и надолго приклеившейся ко мне погремухи “Стукачка” я решила для себя раз и навсегда, что некоторые вещи должны оставаться секретом даже для мамы, и с годами таких вещей становилось всё больше и больше. Когда она укатила к новому мужу в другой город, я испытала своего рода облегчение – и думаю, что она тоже. В последнее время информацию о своей жизни я начала выдавать совсем уж крупными вехами, в частности, она считает, что мы с подругами поехали на юг за солнцем, грунтовыми помидорами и каменным зодчеством, и в настоящий момент вовсю осматриваем достопримечательности в отпуске.

Но сейчас мне это было ой как на руку – нельзя допустить, чтобы в ближайшие пять дней меня хоть кто-то хватился. Насчёт девчонок я не переживала – мою пропажу с радаров они с большой вероятностью расценили, как смертельную обиду, и на рожон какое-то время лезть не будут. А потом я или вернусь, или, если он захочет избавиться от свидетельницы, мне будет совсем всё равно. Девчонки мне, скорее всего, и не писали даже – им самим сейчас очень страшно.

Написать на конверте свой адрес и имя я боялась – вдруг он всё-таки хоть немного, да может разуметь по-нашему – так глупо палиться я не хотела. Поэтому я написала на конверте имя бывшей подруги, которая год назад увела у меня парня. Не то, чтобы это были какие-то ценные для меня отношения, скорее я решила попробовать быть с кем-то реальным, а не проводить своё время в мечтах о человеке, который тогда казался мне совершенно недосягаемым, а сейчас вполне реально сидел напротив меня. Попытка оказалась неудачной.

Бывает.

Если честно, я даже рада была, когда они признались мне в измене, потому что больше всего мне эти отношения напоминали сцену из “Шерлока”, где Молли приводит на вечеринку своего парня, похожего на Шерлока больше, чем его родной брат. Возможно, эта сцена задумывалась шоураннерами, как комическая, но для меня она была такой пронзительно трагичной и отчаянной, что при просмотре у меня на глаза навернулись слёзы от острой жалости к бедняге Молли. Потому что я точно знала, что она не получит того, что хотела, а попутно сделает несчастным ещё одного человека.

Единственное, о чём я жалела – это об отличном сексе, который был в этих отношениях. Обобщив опыт моих подруг, я понимала, что мне повезло в достаточно юном возрасте после нескольких еще более неудачных попыток наткнуться на очень чуткого любовника, сумевшего мне объяснить, что занятия сексом не относятся к категории вещей, которых следует стыдиться. Воспитывали-то меня, понятно, совершенно в другом ключе. А он увлечённо изучал моё тело и знакомил с ним меня, и ближе к концу отношений я даже научилась парой фраз чётко объяснять, чего мне хочется – долгих и чувственных ласк, как в кино, или стремительной и грубой случки в ванной, пока друзья, у которых мы были в гостях, произносили тосты за очередной наступивший год. Но всю эту малину портило одно – каждый раз на самом пике удовольствия под моими полуприкрытыми веками ярко вспыхивал въевшийся в сетчатку образ другого мужчины, а губы сжимались, чтобы случайно не произнести вслух имя того, кто задумчиво сейчас запустил длинные пальцы в золотую чёлку. В те моменты я страстно хотела, чтобы именно он покрывал моё тело невесомыми поцелуями или вжимал меня грудью в крышку стиральной машины, пытаясь в бешеном ритме заставить нас обоих кончить до того, как кто-то решит дёрнуть ручку двери. И тот мужчина, что был тогда со мной, чувствовал это.

С подругой и бывшим парнем мы даже не ругались – просто я перестала прикладывать какие-либо усилия к продолжению общения. Но мысль о том, что я в теории могу создать ей проблемы или хотя бы просто навести суету в их уютном гнёздышке, меня немного грела.

Мой подельник тоже что-то писал на вырванном из тетради листке, склонив золотую голову к левому плечу. Периодически он, задумавшись, прихватывал тонкими губами колпачок ручки – зуб даю, в школе все его ручки были погрызены. Он не был сейчас похож на человека, способного кого-то убить. Но это ничего не значило – Тед Банди тоже не был похож. Я заклеила свой конверт, отложила в сторону и сообщила вслух:

– Я закончила.

– Кому ты писала?

– Сестре, – разумеется, никакой сестры у меня не было. Был сводный брат, совсем ещё мелкий, который и занимал достаточную долю внимания моей матери, чтобы ей было не до меня.

– Я тоже почти закончил, надо красоту навести. Я достаточно захватал руками лист, но дальше тебе придется мне помочь.

– Что нужно делать?

– Нужно взять что-то острое и поцарапать мне до крови палец. Мне нужно будет размазать по листу несколько капель.

Сказать, что я удивилась, значит не сказать ничего. Я охренела. Театрометр ситуации явно зашкаливал. Видимо, по выражению моего лица это тоже было заметно. Мне даже снова стало страшно, он, кажется, совсем долбанутый.

– Верно ли я поняла, что… – я изобразила процесс добычи кровушки, как могла, с помощью жестов. Я не исключала того, что могла чего-то и недорасслышать.

– Верно.

– Но зачем?!

– Затем, что они точно должны понять, что это я писал. С гарантией. А проверять будут, это уж не сомневайся, возможности у них есть. Я им написал, что меня украли очень серьёзные люди, поэтому, если попросят выкуп, отдайте любые деньги, я очень хочу жить. Но письма с требованием выкупа они не получат. Его ваша почта потеряет.

Что ж, репутация нашей почтовой службы и в самом деле не бог весть что, но сюжет он закручивал как-то совсем неожиданно. Я просто не знала, как реагировать.

– Ты раньше бульварные детективы не писал? – спросила я, когда удалось продышаться.

– Только читал. Неси иголку или ножницы.

Ладно, у вас товар, у нас купец. Или наоборот? Я рылась в своей сумке в поисках маникюрных ножниц и чувствовала досаду, а ещё то, что он наблюдал за мной через открытую дверь спальни. Кстати! Мог бы уж и выкуп сразу попросить, чего мелочиться–то? Но, похоже, для меня это только расходный проект. Наконец, ножницы нашлись. Я вернулась к столу и протянула их ему.

– Держи.

– Нет, давай ты.

– Почему опять я?

– Я крови не люблю. Я отвернусь.

Мне хотелось непечатно орать. И орать долго. Но я взяла себя в руки, в них же взяла ножницы, предварительно протёртые мной спиртовой салфеткой – лучше, чем ничего. Он протянул мне руку и отвернулся, я, немного помедлив, взяла и её.

Руки у него были красивые. Кисти крупные, с длинными пальцами, и даже неровно остриженные ногти с заусенцами их не портили. Кожа на тыльной стороне его ладони, сквозь которую просвечивали голубоватые вены, была сухая, даже немного обветрена, и я подумала, что при такой зарплате мог бы и маникюр себе позволить. Мне вот не хватало на регулярные походы в салон, да и зимой мои руки были почти такие же обветренные, но ногти я, конечно, стригла гораздо ровнее. На запястье выделялась полоса очень светлой, не тронутой загаром кожи от ремешка спортивных часов, которые сейчас тоже покоились на дне пруда, вместе с его телефоном. Я лично зашвырнула их в самую глубину – единственный спортивный норматив в школе, по которому у меня всегда была пятёрка – это метание гранаты, роль которой на уроке исполняла либо деревянная болванка, либо замызганный теннисный мяч. Никогда не думала, что может пригодиться, если честно.

Я перебрала его пальцы и выбрала для экзекуции безымянный. В принципе, я теперь могла хоть как-то выместить свою злость. Но почему-то не хотелось. Стокгольмский синдром? Я вспомнила всё, что читала по этому поводу, и выходило, что на второй день это вроде бы рановато. Раскрыв ножницы и, задержав дыхание, я ткнула лезвием в подушечку пальца, как в лаборатории. На ней тут же выступила красная капелька. Он не дёрнулся и вообще никак не дал понять, что ему больно, но когда он повернул ко мне голову, я заметила, что его щёки засияли просто-таки маковым цветом – всё же люди с такой тонкой кожей не имеют возможности скрывать свои эмоции качественно. Я опустила его руку тыльной стороной на вышитую скатерть. Красная капелька набухла и готова была сбежать вниз.

– Всё, я иду продолжать читать, как убивать людей.

Триллер, к слову, был ничего. Не совсем то, что печатали в издательстве, где я работала – автор был гораздо более раскрученный, чем издаваемые нами графоманы, но интересный, к тому же неплохо переведённый. Мой подельник меня не беспокоил, только попросил всё же разблокировать телефон и теперь сидел в кресле, залипая во что-то увлекательное. Причём залипал он в полной тишине – возможно, насчёт тик-тока я была не права. Ну и отлично. Я взглянула на часы на стене – пора было ложиться спать, завтра рано утром нужно успеть на почту, кинуть в ящик зловещее послание. Меня ещё не сморило окончательно, и я подошла к столу, чтобы взять сигареты. Он тут же оторвал взгляд от телефона.

– Спокойной ночи.

– Что пишут о твоем исчезновении?– мы посмотрели новостные выпуски, но журналистам эта история перестала быть интересной. Поэтому я надеялась на соцсети.

– Не знаю, не читал.

– А что ты читал?

– Ту же книгу, что и ты. Она же переводная, я нашёл оригинал.

О нет, подумала я, вспыхнув от злости, ты его не нашёл, ты его купил. На мои, чёрт побери, деньги – в браузере осталась закладка с ресурсом, где я покупала электронные книги, и там была привязана моя кредитка, по глупости, как я теперь понимала. Пиратству-то он обучен сильно вряд ли. Усилием воли я заставила себя разжать пальцы, сжимавшие картон пачки так, что я чуть не лишилась курева на ближайшее время. Что ж, надеюсь, онлайн эта поделка была тоже хотя бы со скидкой.

– И как тебе? – спросила я, пытаясь принять потерю нескольких сотен рублей.

– В самом деле, очень кроваво. Но давай обсудим завтра, ты много прочла, я хочу догнать. Иди спать.

Я толкнула дверь и вышла на крыльцо. Крыльцо было удобное, эдакий старый стиль, с деревянными перилами, уже порядком рассохшимися от времени. Сидя на них, я немного рисковала – во-первых, они могли меня не выдержать, а во-вторых, кое-где торчали гвозди. Но учитывая ситуацию, это была суета сует. Надо было ловить кайф, пока это возможно. В конце концов, я в отпуске, решила я, взгромоздившись на перила и щёлкнув зажигалкой.

Темнело тут, на юге, непривычно рано и очень резко – темнота за полчаса сгущалась до полнейшей черноты, а не как у нас, когда день постепенно растворяется в сумерках, и непонятно – это ещё светло или уже нет. Зато тут в небе были видны звёзды – целые россыпи, в Питере я столько не видела за всю свою жизнь. Чёрное полотно ночи над моей головой было плотно усажено сверкающими точками и разорвано посередине потоком Млечного пути. Даже если бы я захотела найти хоть какое-нибудь известное мне созвездие – я бы сбилась в этой звёздной ряби. От пруда через дорогу тянуло характерным запахом сырости и водной травы – так пахнет только стоячая вода, у Невы, например, запах совершенно другой. Лягушки в пруду тянули греческим хором на своем лягушачьем языке что-то в духе “О, роковая ночь!”, и в их хор периодически неожиданным соло врывался писк одинокого комара, желающего поживиться моей кровушкой. Пару таких соло я прервала на самом крещендо.

Несмотря на окружающее меня волшебство, мне внезапно и остро захотелось домой.

Ещё четыре дня, и я условно свободна. Условно – потому что у меня нет никаких гарантий, что он выполнит свою часть договора. Я вынуждена доверять, откровенно говоря, человеку с во-от такими тараканами в голове, который ещё и врёт мне на каждом шагу, при том, что доверие – это вообще не мой талант. Ладно, может и не совсем врёт, просто правды всей не говорит. Но надо отдать должное, хотя бы старается не пугать меня и не злить, по крайней мере намеренно. Как сосед по общежитию. Ну и, учитывая сегодняшний перфоманс, вряд ли он меня зарежет. Задушить или отравить – запросто, но не зарежет. Ножи можно не прятать.

В кухонном окне вспыхнул свет и я рефлекторно обернулась на него – за стеклом мой подельник наполнял стакан водой из-под крана. Сделав пару глотков, он бросил взгляд в окно и наткнулся на меня, отчего я сразу стушевалась и отвернулась, сосредоточившись на своей сигарете, уже дотлевшей почти до фильтра, и спешно затянулась последний раз. Свет за моей спиной погас. Окурок я кинула в жестянку из-под кофе, приспособленную мной под пепельницу. Дом всё-таки деревянный, и к тому же при отъезде банку я собиралась забрать с собой, чтобы оставить поменьше следов. Учебник по криминалистике я читала внимательно.

Войдя в дом, я заперла дверь на ночь и отправилась в спальню. Хорошо, что дом просторный, и мне не приходится ещё и спать с ним в одном помещении. Он спал на диване в большой комнате, а я в просторной удобной кровати, и, засыпая, я злорадно представляла себе, как у него ломит всё тело утром – девчонки на этот диван жаловались. Была и ещё одна спальня, наверху, но ему она почему-то не подошла. Ну хотя чего тут непонятного – большая комната была проходной и попасть в мою спальню можно было только через неё. При таком раскладе я никак не смогла бы несанкционированно сбежать оттуда, минуя его, разве что выпрыгнуть из окна в росший под ним густой колючий малинник. Так он и в самом деле держал меня на глазах, а неудобный диван, который он как раз раскладывал, пока я пробиралась к себе, однозначно способствовал чуткому сну.

Спальня теоретически запиралась, но ключа я нигде не нашла, поэтому вторую ночь подряд я занималась тяжёлой атлетикой, подпирая дверь пузатым комодом родом, поди, годов из 70-х и весившим солидно, в отличие от современного МДФ. Это не гарантировало мне полной безопасности, но существенно улучшало ту, что была.

Утром, едва продрав глаза, я отправилась на почту – мне кровь из носу надо было успеть до времени выемки, указанном на ящике, чтобы его письмо извлекли оттуда как можно скорее. Я позавтракала только чаем и печеньем, и, сидя в автобусе, прикидывала, смогу ли я ещё четыре дня как-то питаться вне дома, чтобы поменьше есть его стряпню. Выходило пока, что нет – мне нужно было оставить денег на билет домой, и получалось, что общепит, даже в формате заводской столовой, я уже позволить себе никак не могу. Моя финансовая подушка, так воодушевлявшая меня в первые дни отпуска, таяла на глазах. Ну ладно, макароны так макароны. Сам он свои странные блюда ел с аппетитом, соответствующим его роду занятий. А я отъедаться, стало быть, буду в уже Питере. Вот какая я оптимистка. Считаю, что вернусь, ага.

Я дошла до почтового отделения за десять минут до часа Х. Вокруг народу не было, всё-таки будний день. Я подцепила ногтями оба конверта, загнув у своего уголок – чтобы не залапать не то, что нужно. И протолкнула их в щель ящика, клацнувшего клапаном, словно челюстями, поглощая мою корреспонденцию прямиком в синее облупленное брюхо. Дело сделано, можно возвращаться. Только надо ещё будет забежать в магазин, купить ещё печенья и чего-то, что можно есть без приготовления.

Придя в дом, я сразу потащила покупки на кухню. Выгружая продукты в холодильник, я заметила, что в доме производилась готовка – на столе и в раковине целыми пирамидами громоздилась грязная посуда, в количестве явно большем, чем нужно было, например, мне, чтобы просто пообедать. Бока одного ковшика были сплошь в тёмных потёках – от неудачной попытки сварить кофе, и на плите тоже были видны разводы от столь же неудачной попытки скрыть следы преступления. У меня заурчало в животе, всё-таки последний раз я ела ещё утром. На плите обнаружилась еще и кастрюля, укутанная полотенцем. Я потянула полотенце на себя, чтобы посмотреть, что там, но услышала шум и обернулась – он стоял в дверях.

– Пойдём в комнату, пообедаем. У вас принято на кухне есть, но я не смог привыкнуть.

Я проскользнула мимо него в дверь и отправилась в комнату, а он отправился следом, подхватив кастрюлю. В комнате было красиво и странно. Из коллекции разномастной хозяйской посуды было составлено что-то вроде классических кувертов, даже стояли бокалы под вино и воду. Все четыре разные – стол был накрыт на двоих. Понятно, нашлась, стало быть, Ольгина заначка – перед тем, как идти на дело, она купила несколько бутылок вина, чтобы отпраздновать успех, но нам после такого успеха ничего уже праздновать не хотелось и выпивка так и осталась невостребованной. Я прошла к столу и опустилась на предусмотрительно отодвинутый стул. Странные замашки для мальчика из небогатой, даже бедной семьи.

– А у тебя дома не ели на кухне?

– Ели, но обратно в это время я не хочу, – он уселся за стол ровно напротив меня и снял с кастрюли крышку. – Давай обсудим книгу? У меня страницы не нумерованы, но я прикинул по общему объёму, чтобы остановиться там же, где и ты.

Ловко он тему сменил. Что ж, давай обсудим книгу.

Через три часа я обнаружила, что набралась.

Обсуждение по факту оказалось монологом – я в основном сидела, подперши голову рукой, и слушала, периодически поддакивая и отпивая из бокала, который незаметно, но регулярно пополнялся. Он же сделал всего пару глотков, больше для того, чтобы промочить горло, пересохшее от постоянной болтовни. Нельзя сказать, что я прямо со всем сказанным была согласна, но с большей частью того, что понимала – все же да. И пока я ещё была трезва, я отметила для себя две вещи. Первая – всё-таки он не дурак, логические цепочки он строил грамотно и выводы тоже делать умел. Вторая – он оказался к тому же очень начитанным. В монологе он делал много отсылок к другим текстам, некоторые из которых мне были незнакомы, а некоторые знакомы, но осилить я их в своё время не смогла. Правда, куда применить полученные сведения, мне пока что было непонятно, и я продолжала слушать. Высказывать развёрнутые претензии мне мешал языковой барьер, описывать свои впечатления – тоже. Но была одна тема, на которую я среагировала. Потому что у меня, работающей хоть и не редактором, но всё же с рукописями, да ещё и разморенной алкоголем, подгорело.

– Мне кажется, что сцену, где герои преследуют второго подозреваемого, автор не дотянул. Скучно и плоско, деталей мало, динамики нет. У себя в голове я её по–другому вижу, и если бы я был автором...

– Это же бульварное чтиво. Там авторы не будут стараться. У них нет цели поразить читателя в самое сердце, их цель – продать свои книги и заработать. А для этого нужно писать практически на потоке. Эта книга из серии, а всего в ней книг двенадцать. И написаны они все за пять лет. Коммерческий успех хороший.

– А разве бывают другие цели?

– Конечно, бывают. Люди пишут по разным причинам. Кто-то просто графоман. Кто-то хочет прославиться. Кто-то – высказать свои чувства на бумаге, потому что внутри им больше нет места. Кто-то вообще пишет книгу ради одного-единственного человека, чтобы тот прочёл и что-то понял. Только вот издают такие книги редко, потому что нет гарантированной аудитории. Или издателю непонятно, кто может купить такую книгу. А у таких триллеров читатель будет всегда. Это хорошо продаётся.

Я снова понадеялась, что моя тирада была ему понятна. Провинциальная школа никогда меня не отпустит. Но это была самая длинная моя речь за последние два дня. Я даже устала. Потому что я активно помогала себе жестами и мимикой, рассчитывая, что такой синхронный перевод сделает мои слова хоть немного понятнее.

Вообще-то, по-русски я всю тираду могла уложить в два слова, но бессмертное "пипл хавает" – непереводимо без потери смысла. Работа в бульварном издательстве добавила мне цинизма в этом отношении. Правда, я предпочитала называть это “смотреть на вещи шире”.

– Даже если там концы с концами не сходятся? – мне показалось, что ещё чуть-чуть, и он обиженно засопит.

– Это толстая книга, там много героев, много сюжетных линий, и, чтобы всё качественно увязать, требуется время. У таких авторов его нет – у них сроки по контракту.

– Хорошо, но если речь об общеизвестных фактах? В той же сцене описывается северное сияние. Но я не поленился и проверил широту, на которой находится эта местность – 62 градуса! Там не бывает северного сияния, вот уж поверь, – кажется, спор начал его заводить. Синие глаза заблестели, а в голосе появился металлический звон. Ага, стало быть, не такой уж ты ледяной, каким кажешься. Мне захотелось подбросить дровишек.

– Да ладно, даже у нас в Санкт-Петербурге его можно увидеть, а там широта 60 градусов. Я сама его видела несколько раз, хотя оно, конечно, не такое яркое, как за Полярным кругом.

– Так ты из Петербурга?

Ядовитая фраза, которую я собиралась сказать следом, царапнула мне гортань и застряла в ней. Бо-же-мой. Это же надо было ляпнуть. Я же вообще не собиралась ничего о себе рассказывать, он даже моего имени не знает. И тут такой провал. Просто с треском. Я почувствовала, как моё лицо становится горячим, а свой пульс я могла уже физически услышать.

– Я там был, там красиво. Похоже на Стокгольм, но лучше. Как будто и из дома не уезжал.

А ещё там живет шесть миллионов человек. И найти в тамошних гетто, которые ему, разумеется, никто не показывал, человека неопредёленной внешности довольно непросто. Даже если знать, что его зовут Катя. Кровь начала отливать от лица. Но беседу пора сворачивать, и больше никакой алкоголь даже не нюхать, вообще, даже пузырёк с йодом. Я взглянула на часы.

– Через пятнадцать минут будет выпуск новостей. Посмотрим?

– Вряд ли они уже получили письмо, но посмотрим. Вдруг что-то новое узнаем.

Моя рука смахнула со стола сигареты.

– Я вернусь к началу.

Мне срочно требовалось проветриться и подумать. Сегодня сидеть на крыльце было неуютно – солнце начинали застить облака, да к тому же ещё поднялся ветер, начинавший потихоньку гонять по улице мелкую песчаную пыль. Не такой ветер, как бывает у нас в Питере, сбивающий с ног и всегда дующий в лицо вне зависимости от того, куда ты идёшь, но всё же неприятный. Проветрилась я качественно, настолько, что песок начал похрустывать на зубах. А вот с подумать пока никак не выходило – голова была пьяная и пустая, и думать любые мысли было лень.

Из-за приоткрытой двери послышалась заставка новостей. Я моментально потушила сигарету, бросила в банку и вернулась в дом.

В новостях снова было пусто. Мы молча продолжали пялиться в экран, даже когда выпуск закончился и пошёл прогноз погоды. На завтра обещали прямо-таки бурю – ливни, грозы и шквалистый ветер. И даже похолодание – полное комбо.

– Опять ничего, – он даже выглядел немного разочарованным.

– Посмотрим следующий выпуск. Кстати, похоже, завтра мы сидим дома весь день. Дождь обещают.

– Я и так бы сидел.

– Осталось всего три дня. Ладно, я пойду вымою посуду. Внесу свой вклад.

Пока не протрезвею, рядом находиться я не собиралась. Собрав всю посуду, я в несколько приёмов перетаскала её на кухню. Я не люблю мыть посуду, особенно в таких количествах, словно с нами обедала целая футбольная команда, но признаю, что занятие это медитативное и успокаивающее, только спину потом ломит. Её и заломило, когда я ещё и половины не осилила. Но я мужественно продолжала мыть и трезветь.

То, что происходило в доме, не очень напоминало то, что я считала нормальной жизнью, и это при том, что где я – и где норма. Его присутствие превращало все в какой-то сюр. Казалось, что это сон, но странный и проснуться из него никак не получалось. Может быть, все его закидоны и можно было как-то объяснить, но пока в этом паззле не хватает двух третей деталей, у меня это вызывало серьёзные трудности. Было ли мне страшно? Пожалуй, что сейчас – уже не особо. Всё-таки он меня ещё не убил, хотя возможности были. Ни разу не то, что не ударил, но даже не прикоснулся. Было ли мне интересно, что будет дальше? О да.

Может, кстати, ещё и страшно станет.

Я, наконец, выключила воду, вытерла руки о первое подвернувшееся кухонное полотенце и отправилась в комнату, где с наслаждением растянулась на диване и снова уткнулась в книгу. На стене фоном продолжал бухтеть телевизор.

В следующем выпуске новостей тоже было пусто. И в следующем за ним – тоже.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Второй день из пяти позади, осталось всего ничего, подумала я, привычным уже движением придвигая комод к двери.