Укради меня

Глава 4.

Обещанная вчерашним прогнозом буря разыгралась ещё ночью. Я проснулась от барабанящих по жестяному отливу за окном тяжёлых грозовых капель. Снаружи выло, как в ужастике категории Б, небо каждые пару минут раскалывали вспышки, вслед за которыми почти сразу слышались раскаты. В комнате стало ощутимо прохладнее – окна в доме были так же стары, как и он сам, в их деревянных рамах было полно щелей, и, даже полностью закрытые, они не могли удержать холодный воздух снаружи. Следы замазки на облупившейся краске намекали, что когда-то окна конопатили на зиму, но когда дом пошел под съём на летний сезон, хозяева забили и на это. Пожалуй, сегодня босиком уже не походишь. По картине за окном понять, сколько времени, было невозможно, но часы на стене сообщали, что утро уже позднее. Пора было вылезать из норы.

Вылезать, откровенно говоря, не хотелось. Как только я откинула одеяло, кожа моментально собралась в гусиную, и я натянула на себя носки и аж три слоя одежды, вытащив из сумки даже джинсы, за последние две недели не пригодившиеся мне ни разу, поскольку я везде носилась в шортах, дважды спалив на солнце коленки, уже успевшие облезть.

Я отодвинула комод, рассчитывая, что физическая активность меня согреет. Не помогло. Тогда я стянула с кровати покрывало и с ним наперевес отправилась в большую комнату.

– Доброе утро.

Он сидел у стола, грея руки о большую кружку. Сегодня ему пригодилась даже толстовка.

– Там настоящий шторм. У нас есть на сегодня планы?

– Читать и смотреть новости, ничего нового.

Я швырнула покрывало на диван и уселась за стол.

– Включай.

День покатился своим чередом. Мы пили чай и смотрели новости. Потом читали, каждый в своём углу. Снова смотрели новости. Делили покрывало. Он победил в первом же раунде, и после того, как легко вырвал его из моих рук, заявил, что я могу и ещё что-то надеть, а у него – только то, что на нём, и так будет справедливо. Потом мы опять смотрели новости. Обедали. Ещё раз пили чай.

Через пять часов я уже сама могла рассказать кому угодно, сколько и каких детёнышей родилось в местном зоопарке, какие делегации и куда направили свои стопы, кто, кому и сколько раз выразил крайнюю озабоченность, сколько деревьев в городе уже повалила сегодняшняя буря, сколько гектар засеяно местными агрохолдингами под озимые, сколько километров леса выгорело и сколько квадратных метров жилья сдали в регионе с начала года. Курсы валют и котировки основных акций.

Но про похищение не было ничего. Похоже, нашу почту он переоценил. Или свою ценность для команды – как вариант. Возможно, пропавшую собаку никто и не искал, решив, что нагуляется, оголодает – и вернётся.

Во время очередного выпуска новостей экран телевизора погас. Я подошла к двери и щёлкнула выключателем – никакой реакции.

– Похоже, электричество кончилось. Не будет нам больше новостей.

Что само по себе просто отличная новость, добавила я мысленно, ибо от такого их количества я сошла бы с ума ещё часа через два. Он погрустнел:

– Скоро начнет темнеть, будем сидеть ещё и без света. Планы на день летят к чёрту.

– Ты плохо думаешь о местных жителях. Скорее всего, электричество здесь отключают часто, – я сделала этот вывод, исходя из того, что линия электропередач сюда тянулась ещё по деревянным столбам, и давно нуждалась в модернизации, а столбы были в таком состоянии, что было странно, почему они все ещё не попадали. – Мы можем поискать лампу. Ещё должны быть свечи. Самые дешёвые.

– Как они могут выглядеть?

– Белые, цилиндрические. Как... эээ... в церкви.

Ну, сравнила я, конечно, так сравнила. Впрочем, учитывая местность, вполне реально было найти и настоящие церковные, например, моя бабушка такие дома держала, привозя их из райцентра – в нашей деревне церкви не было, и весь религиозный мерч добывался в городе. У меня сразу встала перед глазами картина, как я, будучи лет семи отроду, лезу в буфет, точно зная, где бабушка прячет от меня пакет с карамельками, и вижу сбоку от этого пакета тонкостенный чайный стакан, в котором, словно карандаши, стоят плотным пучком свечи всех оттенков янтаря, искривленные от времени и жары в доме. Часть из них была нетронутой, а часть – с чёрными обгоревшими фитилями. Бабушка использовала такие огарочки для украшения пасхальных куличей. Но, скорее всего, мы наткнёмся на коробку парафиновых – это в частном доме в зоне рискованного электроснабжения просто маст хэв. Керосинка будет плохим вариантом, потому что она с большой вероятностью будет пуста, и придется искать ещё и керосин. Ну не при лучине же сидеть, честное слово, двадцать первый век на дворе. Да и дом, пожалуй, не был старым настолько, чтобы в нем нашелся для неё светец.

– Если мы хотим что-то найти, надо начать сейчас, – вырвал меня из сладких детских воспоминаний голос моего подельника.

Мы разделились – я пошла переворачивать вверх дном кухню, он открывал все дверцы и ящики в комнате. Находилась куча всякого барахла, но ни единой свечки. Бежать сейчас за ними в магазин было бы неприятно, даже опасно – потоки воды уже бежали ручьями вниз по улице, а ветер гнул к земле деревья. Чёрт, я уже была бы рада и керосинке, и тонким церковным свечам, но мне не попадалось и их, а на улице стремительно темнело и, наконец, стемнело совсем. Неохваченными остался один навесной кухонный шкаф и коробка с холодильника. Я залезла на табуретку и сняла коробку – опять одно барахло. Оставался последний шанс, но не видно было ни зги.

– Эй! – позвала я.

Никто не откликнулся.

– Эрик! – крикнула я и испугалась звука своего же голоса, словно произнесла то, что нельзя было произносить. Он тут же появился в дверях, впрочем, сначала я увидела в сгустившейся темноте только его силуэт. Затем темнота расступилась и он в пару шагов оказался рядом с моей табуреткой.

– Ты первый раз назвала меня по имени, значит, случилось что-то воистину великое.

– Посвети мне, пожалуйста. В телефоне есть фонарик. Ты что-то нашёл?

– Нет, у меня пусто, – сказал он и направил луч фонаря в открытую дверцу. Мои руки быстро перебирали все предметы на полках – не то, не то, не то, не то… Луч высветил в углу шкафчика полуразвалившуюся коробку от столовых приборов. Выглядела она перспективно, и я меньше всего на свете хотела, чтобы в ней оказались ложки. Но судьба наконец-то сжалилась надо мной, и я достала оттуда три целых свечи и огарок длиной примерно вполовину меньше.

– Нам везёт!

– Да будет свет.

Я слезла с табуретки и нашарила на столе спички.

И стал свет.

Как расточительные нувориши, мы зажгли сразу все свечи, что нашли, и расставили их по столу в комнате в щербатых хозяйских блюдцах. Я снова взялась за триллер, но хватило меня ненадолго – через двадцать семь страниц я окончательно разгадала главную интригу. Тогда я вложила между страниц обёртку от шоколадки, которую использовала вместо закладки, и поняла, что настало время карт. Дом и обстановка просили пасьянсов.

Распечатав колоду, я расчистила место на скатерти под расклад. Я давно этим не занималась, но руки помнили, и постепенно у меня начало получаться. Раза с третьего, два первых раза я просто сметала всю конструкцию в кучу в бессильной злобе.

– Ты похожа на ведьму.

О да. В комнате старого деревянного дома, по стенам которого мечутся тени, где на столе с вышитой скатертью оплывают свечи, сидит с картами Баба-Яга, бормочущая непечатные заклинания под жутковатый вой ветра снаружи. Картинка что надо. Я подняла голову от карт и повернулась к источнику звука.

– Телефон сел?

– Да, сел. Ты в карты играешь?

– Не на деньги. И с тобой не буду.

– Ладно, буду наслаждаться обстановкой. Она вполне тянет на романтическую. Цветов не хватает, – он подтащил к столу стул и сел напротив меня.

– Лучше бы ты наслаждался ей с молодой супругой, – он меня отвлёк, и я замерла с картой в руках, забыв напрочь, куда её нужно класть. Я снова непроизвольно выругалась, на этот раз этажа в полтора, не больше.

– Ты совсем не знаешь ситуации.

– Так расскажи, – поняв, что и этот пасьянс я запорола, я сложила руки на столе прямо поверх карт. – Меня во всей этой истории удивляет то, что о ней пресса молчит. Даже жёлтая.

– Новиков не заинтересован в огласке раньше времени. А если он захочет – замолчит даже жёлтая пресса.

– Причем тут он?

– Ну, при том, что невеста – его дочь. Младшая, старшую-то он уже пристроил. Арина вообще-то девушка очень современная, замуж она совершенно не собиралась, да и молодая совсем, я ж почти на десять лет её старше. Но против её отца переть очень тяжело. У нас, по большому счёту, и романа толком не было, так, сходили вместе на пару вечеринок, подружки её позавидовали и всё.

Я выразительно посмотрела на него. Фотографии с этих вечеринок были мне знакомы, мы с девчонками обсуждали их самым подробным образом. Парочка на них не выглядела платоническими возлюбленными. Он взял карту со стола и рассеянно крутил её в пальцах.

– Ну ладно, допустим, не всё. Но я ей надоел через неделю. Просто Новиков решил, что дочке пора замуж, а за кого – он сам решит. И заодно он решил, что это хороший вариант, чтобы я не порывался отсюда свалить. В команде говорят, что у него это после смерти жены началось. Я имею в виду желание полностью контролировать всё, до чего дотянется, ну и жизнь дочерей в первую очередь. Мне сложно судить, насколько это правда – когда он овдовел, меня в России ещё не было, но я думаю, он всегда такой был, просто с возрастом обострилось. Для такого крупного бизнеса быть контрол-фриком и никому не доверять – полезные навыки, правда?

Он сделал театральную паузу и пристально смотрел на меня. Ну что ж, подумала я, а ты наблюдательный, в чем-то я и Анатолий Петрович и в самом деле похожи. Эрик насладился моей реакцией и продолжил рассказ.

– Старшая дочь пару лет назад по его желанию вышла замуж за его делового партнёра, и не пикнула. Нас на их свадьбу, понятно, не звали, но главный тренер был, рассказывал потом, как там всё было шикарно. Теперь настало время младшей. Только вот ни Арине, ни мне нафиг эта свадьба не сдалась, ну не подходим мы друг другу.

– Извини, но мне кажется, что причина твоего бегства не только в этом. Жена тебе уехать не помешает.

Даже компанию с удовольствием составит, если ты, конечно, не в Зимбабве переезжать собрался. У меня складывалось впечатление, что он снова уводит разговор от настоящей причины.

– Ты права. Совсем не в этом.

– Деньги? – я подняла на него глаза.

– Да, чёртовы деньги. Не только они, но… Да.

Ну вот он и сдался.

Он сидел напротив меня, отделённый стеной света, опустив глаза, и молчал. В этот момент он был очень хорош, словно золотая статуя из индуистского храма. Отблески живого огня плясали на его коже и навели резкость на рельефную лепку его лица – тёмные провалы скул, длинный острый нос и едва видную ямочку на выступающем вперёд подбородке, за три дня основательно обросшем щетиной. Но мне сейчас не следует любоваться, мне нужно превратиться в одно большое ухо. Потому что сейчас, похоже, на меня посыплются остальные части паззла. Я терпеливо ждала, когда он заговорит, и он заговорил.

– Видишь ли, после окончания этого сезона у меня заканчивается контракт. И продлевать его я не хочу, по крайней мере, с этим клубом. Я хочу обратно в Европу, на понятные мне условия. Да и отношения с командой у меня, если честно, не сложились. Настолько, что я даже по-русски говорить не выучился, мне без надобности. Анатолий Петрович же имеет другие планы. Он в самом деле талантливый бизнесмен, несмотря на его, скажем так, историю успеха, ну, ты, наверное, в курсе, да?

Я ещё как была в курсе. В конце концов, Анатолий Новиков – один из столпов нашей экономики, той самой, родом из 90-х. Прекрасно все понимали, каким именно образом он сколотил свой капитал, хотя формально ему предъявить было нечего, да и к незаконным методам он прибегал в ограниченных масштабах. Но слухи ходили, что все же прибегал, просто свидетелей не оставалось. Я медленно кивнула, дескать, в курсе, ага.

– Новиков умеет делать деньги из всего, что попало к нему в руки. И я тоже часть его доходного проекта, который он совершенно не собирается терять. Другого такого форварда он в свою команду не найдёт. Это же я вытащил его команду из тридцать третьего дивизиона в премьер-лигу, раньше пресса и название-то её с трудом помнила. А ведь я ему, по большому счету, случайно попался. Теперь он заинтересован в том, чтобы контракт я продлил. А настаивать Анатолий Петрович умеет. Сначала законными способами. Потом незаконными.

– Что происходит на самом деле, пока мы смотрим новости, пьём чай и читаем бульварную литературу? – мой взгляд вцепился в его лицо, внезапно ставшее очень серьёзным. Он сидел с прямой спиной и, не отрываясь, смотрел прямо мне в глаза, словно играл в гляделки и не хотел проиграть.

– Мой агент ведет переговоры с одним европейским клубом. Не самый топ, но не плох. Перед тем, как удачно выйти на свою последнюю пробежку, я получил от него сообщение, что предварительно они договорились и перешли к обсуждению деталей. Ну а потом по понятным причинам известий о ходе дела у меня не стало.

– Зачем ты писал письмо?

– Чтобы Анатолию Петровичу было, чем заняться, – он улыбнулся краешком губ. – Переполох и необходимость прояснить ситуацию отвлекут его от вставляния моему агенту палок в колёса. Ты же понимаешь, что это у меня не первая попытка. И даже не пятая, поверь. Во всех остальных случаях клубы отказывали без объяснения причин. Новиков ведёт бизнес в Европе, много кому из спонсоров команд хорошие отношения с ним ценнее меня.

– Но если тебе всё так здесь надоело, возвращайся домой просто так, найдёшь ты себе работу. В крайнем случае, карьеру закончишь. Пойдёшь в тренера.

Улыбка сползла с его лица. Взгляд синих глаз стал холодным и впился в меня.

– А твой ум я, кажется, переоценил. Заштатный клуб мне не нужен. Деньги, не забывай, я должен быть команде по карману. Столько, сколько я стою, могут предложить клубов тридцать, может быть, сорок, если ужмутся по остальным расходам, но не больше. И заканчивать я ничего не собираюсь. Вместе с карьерой я потеряю всё, чего я добивался всю свою жизнь. И славу, и доходы, и возможность жить, не задумываясь ни о каких бытовых вещах. А я не хочу от этого отказываться. Я, знаешь ли, уже за пятнадцать лет привык. А ты так говоришь, как будто закончить карьеру так же просто, как закрыть прочитанную книгу. Ты вообще не представляешь себе уровень ставок. Впрочем, а чего я хотел? Кассиры, официанты, офисные крысы… – он вытянул ладонь в двух сантиметрах над скатертью. – Они сидят в своих узких рамочках и судят всех по себе. Им очень сложно понять, как обстоят дела там, – его ладонь, не меняя горизонтального положения, поднялась на уровень его макушки, заставив меня снова встретиться с ним взглядом. – И что такое на пике формы бросить все, чего достиг, что зубами выгрызал с самого детства и за что отдал друзей, семью, образование, здоровье и много чего ещё. Счастье надо заработать, его не раздают бесплатно, те, кто не готов биться за это - так и останутся внизу. И не надо рассказывать мне сказки, что те, внизу, могут быть по-своему счастливы. Невозможно быть счастливым, питаясь месяц только макаронами с кетчупом, покупая молоко по акции и откладывая деньги на новые ботинки. На эту ложь покупаются только идиоты. А я не идиот.

Вот как, значит. Задело за живое. Что же, логически я его понимала. Со своей колокольни он прав, но такая система ценностей меня как-то... разочаровала, если выражаться мягко. Ну и шпилька в адрес офисных крыс попала в самое яблочко. В девочку в потёртых джинсах, которая, несмотря на вполне приличное образование, добилась в жизни примерно нихера. Да, в общем, уже и не очень-то девочку, а вполне себе взрослую особу, пережившую первый экзистенциальный кризис и готовящуюся вот-вот вляпаться в следующий, на тему “Как бездарно просрана жизнь”. Плывущую по течению, куда вынесет. Ладно, я оценила комплимент. И намёк на то, насколько мы из разных миров.

– А ты, выходит, счастлив?

– Что? – похоже, он не понял моего вопроса. Ладно, развернём.

– Скажи мне, как человек оттуда, – я подняла ладонь так же, как делал это он. – Ты богат, молод, красив, знаменит, тебя хочет половина страны. Тебе не нужно откладывать на ботинки. Ты счастлив?

Он не ответил. Я собрала карты в колоду, перетасовала и аккуратно положила на стол. Одной карты не хватало, она все ещё была зажата между его пальцев и вот-вот готова была сломаться пополам.

– Офисные крысы идут спать. Не забудьте погасить свечи, Ваше величество, – сказала я, и тихо добавила по-русски: – А то сгорим же нахуй.

Придвинув комод к двери, я прислонилась к нему и закрыла руками пылающее лицо. Я-то думала, что что-то понимаю в людях. Да ничего я не понимаю. Только мне начало казаться, что он нормальный, как выясняется, что самое первое впечатление и было самым верным. Красивый и пустой мерзавец, делящий людей на сорта.