Уничтожить королевство

Глава 14 ЭЛИАН

Пирамида исчезает за горизонтом. Солнце поднимается все выше — золотое над золотым. Мы плывем прочь от сияющего города, пока океан вновь не становится синим, а глаза мои не привыкают к необъятному простору. На это всегда уходит какое-то время. Поначалу, покуда отблески Мидаса все еще застилают взор, синева кажется приглушенной, а белые облака — словно испачканы бронзой. Но вскоре мир взрывается красками, яркими и неумолимыми. С коралловыми рыбами и небесами цвета колокольчиков.

Дворец, семья, сделка с Сакурой — все это осталось позади. А передо мной весь мир. Мир, готовый быть познанным.

Я сжимаю в руке пергамент. Карту тайных проходов в неприступной Заоблачной горе, известных лишь членам королевской семьи Пагоса. Вот как они благополучно взбираются на вершину, доказывая народу свою значимость. Ради этой карты я пожертвовал будущим, и сейчас осталось только найти королевское ожерелье. Благо я знаю, где искать.

Родным о помолвке я не рассказал. Решил приберечь радостную весть до собственной смерти. Мне и реакции команды хватило с лихвой, и если унизительные насмешки остальных меня не особо трогают, то возмущение Мадрид, мол, как ты мог продаться, — очень даже. Ее полжизни продавали с корабля на корабль, так что в отношении свободы во всех ее проявлениях Мадрид непреклонна.

Я мог бы ее утешить — хотя было бы странно в данной ситуации еще и утешать кого-то — тем, что не собираюсь жениться. Нет, от своего слова я не отступлю. Я не из таких мужчин, а Сакура не из тех женщин, что легко прощают предательство. И все же выход есть. Еще одна сделка, благодаря которой мы оба получим желаемое. Просто нужно ввести в игру нового игрока.

Стоя на шканцах, я оглядываю «Саад». Солнце скрылось, и палубу озаряет лишь луна да мерцание фонарей вдоль борта. Костяк экипажа — отличное название для моих добровольцев — спит в трюме. Или не спит, а травит шутки и непристойные байки вместо колыбельных. Немногие, оставшиеся наверху, по-прежнему на редкость тихи и подавлены.

Мы направляемся к Эйдиллиону — одной из нескольких остановок на пути к Пагосу и основанию моего плана. Лишь в Эйдиллионе есть подходящая замена на роль супруга, которую Сакура не отвергнет сразу же.

Торик на палубе играет в карты с Мадрид — она утверждает, что уделает его в любой игре, какую мой старпом только сумеет вспомнить. Их схватка бесшумна, лишь изредка раздаются резкие вдохи, когда Торик в очередной раз затягивается сигарой. У его ног сидит помощник инженера. Время от времени он исчезает в трюме, затем вновь появляется, усаживается на пол и продолжает штопать носки.

Ночь пробуждает в каждом из них что-то особенное. «Саад» — дом, здесь они в безопасности и на пару драгоценных минут могут наконец опустить свои щиты. Для них море никогда не несло настоящей угрозы. Даже наполненное сиренами, акулами и прочими тварями, что за считаные секунды могут проглотить человека целиком. По-настоящему опасны только люди. Они непредсказуемы. Они лгут и предают. И от «Саад» они сейчас далеко-далеко.

— Так эта карта приведет нас к кристаллу? — спрашивает Кай.

Я пожимаю плечами:

— Или к смерти.

Он кладет руку мне на плечо:

— Побольше уверенности. Ты еще никогда не выбирал для нас неверный путь.

— Это лишь значит, что никто не будет готов, когда я ошибусь.

Кай глядит на меня пренебрежительно. Мы ровесники, но каким-то смехотворным образом из-за него я вечно чувствую себя младшим. Скорее несмышленым юнцом, чем капитаном, коим пытаюсь быть.

— Так всегда, — говорит Кай. — Невозможно оценить, стоит ли дело риска, пока не станет слишком поздно.

— К старости ты стал поистине поэтичным, — отзываюсь я. — Что ж, будем надеяться, что ты прав и карта действительно поможет нам не замерзнуть насмерть. Очень уж я привязан ко всем своим пальцам на руках и ногах.

— До сих пор не верится, что ты променял свое будущее на кусок пергамента, — сетует Кай и тянется к ножу на поясе, будто разговор о Сакуре напоминает ему о сражениях.

— Разве не ты только что разглагольствовал о том, что порой риск оправдан?

— Да, но не мерзкий же брак с принцессой! — Последнее слово он произносит с отвращением, будто ему невыносима одна только мысль о моей женитьбе на себе подобной.

— Я тебя понял. И даже собираюсь предложить Сакуре кое-кого получше, чем я, каким бы маловероятным это ни казалось. Затем мы и плывем в Эйдиллион. Так что пока не ставь на мне крест. У меня есть план, и сейчас тебе нужно просто верить.

— Вот только твои планы всегда заканчиваются шрамами.

— Дамы обожают шрамы.

— Не те, что от укусов.

Я ухмыляюсь:

— Сомневаюсь, что королева Эйдиллиона захочет нас съесть.

— До нее еще плыть и плыть, — напоминает Кай. — Полно времени, чтобы стать чьим-нибудь обедом по пути.

Несмотря на сомнения, Кая моя уклончивость, похоже, вполне устраивает. Он вообще любит туманные реплики и расплывчатые, почти легкомысленные ответы. Порой незнание чего-то будоражит не хуже охоты. Я зачастую разделяю это чувство — чем меньше знаешь, тем больше можешь познать. Но сейчас я хочу знать больше, чем написано в детской книжке, спрятанной у меня в каюте.

Там говорится о вершине Заоблачной горы, самой удаленной от моря точке, и о дворце, созданном из последнего замерзшего дыхания морской богини Кето. Святилище, куда допускаются лишь потомки пагосских королей в их сакральном паломничестве. Они остаются там на шестнадцать дней — молятся и почитают богов, вырезавших их изо льда. И именно там, в самом сердце этого священного дворца, лежит кристалл Кето. Вероятно.

Все наше путешествие основано на слухах и домыслах, и радует лишь то, что из-за пропажи ожерелья Сакура и ее родня не сумели пробраться в запертый купол. Вряд ли я бы смог использовать кристалл, завладей они им раньше. Только представив беседу с властителем Пагоса, я морщусь. «А не одолжите мне и моим верным пиратам на пару деньков один из мощнейших источников магии в мире? Я только убью своего бессмертного врага и сразу же верну, честное слово».

Добраться до кристалла первым — огромное преимущество. Но как бы ни утешала эта мысль, рассказ Сакуры о скрытых куполах и потерянных ключах в виде ожерелий все сильно усложняет. Если я не найду это ожерелье, то продался впустую. Впрочем, неудачные поиски ее семьи еще ничего не значат. В конце концов, у них не было меня.

— Сыграть не хочешь? — поднимает на меня взгляд Мадрид. — А то Торик — жалкий неудачник.

— А ты жухало, — парирует Торик. — У нее карты в рукаве.

— Если в моем рукаве что и припрятано, то только сноровка и талант.

— Вот! А я о чем? Сноровка.

Снизу вверх на них смотрит помощник инженера:

— Я обмана не заметил. — И протаскивает иглу сквозь лоскутный носок.

— Ха. — Торик легонько треплет его за ухо. — Ты был слишком занят вязанием.

— Я шью. А если ты против, то твою долю я выброшу за борт.

— Высокомерие, — ворчит Торик и поворачивается ко мне: — Куда ни глянь, всюду высокомерие.

— Что отдаешь, то и получаешь, — говорю я.

— Я отдаю им сердце и душу, — возражает он.

— Прости, не знал, что они у тебя есть.

Рядом посмеивается Кай:

— Вот потому-то он всегда и проигрывает. Нет сердца и воображения нет.

— Ты бы поосторожнее… чтобы швырнуть тебя за борт, воображение не нужно, — бормочет Торик. — Что скажешь, кэп? В этом плавании нам правда так необходим еще один охотник на сирен?

— Кай еще и готовит, — напоминает Мадрид, собирая карты в колоду.

Торик качает головой:

— Уверен, мы и без твоего красавчика прекрасно можем закинуть сети, поймать рыбу и зажарить ее на ужин.

Мадрид ответом не утруждается, и только я собираюсь за нее вступиться, как краем глаза замечаю что-то в отдалении. Странную тень посреди океана. Силуэт в воде. Прищурившись, я вытаскиваю золотую подзорную трубу из петли на поясе.

— Северо-запад, — говорю Каю, и тот подносит к лицу маленький бинокль. — Видишь?

— Мужчина.

Я качаю головой:

— С точностью до наоборот. — Я щурюсь все сильнее, яростно прижимаясь глазом к окуляру. — Это девушка.

— Что она делает посреди проклятого океана? — Торик взбегает к нам по ступенькам.

Мадрид на главной палубе убирает карты в коробку и сухо произносит:

— Ловит себе рыбу на ужин?

— Тут водятся акулы, — оборачивается к ней Торик.

— С рисом самое то.

Я закатываю глаза.

К счастью, девчонка не тонет, а плывет. Плывет и… все. Просто плещется в открытых водах, а вокруг ни души, ни единого суденышка. Я втягиваю воздух, и в тот же миг девушка поворачивается к кораблю. Невозможно, но, клянусь, она смотрит прямо на меня. В самое мое нутро.

— Что она там делает?

Я гляжу на Кая:

— Ничего. Она просто… там.

Но когда я вновь смотрю в трубу, девчонки там уже нет — только смертельно неподвижная гладь.

— Кай! — Я бросаюсь к краю корабля. — Полный вперед! Сделай круг и подготовь спасательный буй. И поднимайте остальных, пусть будут наготове. Возможно, это ловушка.

— Не дури, капитан! — кричит Торик.

— Это наверняка уловка, — соглашается Мадрид.

Я не обращаю на них внимания, пока Кай не кладет мне на плечо руку в перчатке, удерживая меня.

— Элиан, остановись. В воде могут быть сирены.

Я стискиваю зубы:

— Я не дам проклятым тварям убить еще кого-то.

Кай расправляет спину:

— Тогда позволь мне пойти вместо тебя.

Мадрид замирает на мгновение, а потом медленнее, чем когда-либо, закидывает ружье на плечо.

Я кладу ладонь поверх руки Кая. Его жест никак не связан с героическим желанием спасти тонущую девушку, лишь с преданностью. Потому что на самом деле он хочет спасти меня. Но если я в чем-то и нуждаюсь, то точно не в спасении. Я так часто рисковал жизнью, что уверился в собственной неуязвимости.

— Не дай мне утонуть, — прошу я.

И прыгаю.

Вода, словно жуткое полчище острых гвоздей, пронзает мою плоть, пока дыхание пойманной птицей бьется в груди. Трудно представить, какими же тогда будут воды Пагоса. Трудно представить сам Пагос, Заоблачную гору и что мои пальцы останутся на руках, когда я туда взберусь.

Я погружаюсь глубже, не пытаясь бороться с головокружением.

Под водой довольно темно, и чем дальше я заплываю, тем сильнее сомневаюсь, что снова вынырну на поверхность. Но даже на глубине, в недрах океана, я слышу рокот «Саад». Чувствую, как, следуя за мной, корабль разрезает и расталкивает воду. И тут я вижу ее.

Она погружается на дно, глаза закрыты, руки расправлены, точно крылья. Обнаженная девушка с волосами до локтей.

Я добираюсь до нее целую вечность. Все ближе и глубже, и уже кажется, что она скорее ударится о гальку, чем я успею ее подхватить. Но вот я наконец сжимаю руками девичью талию и вздрагиваю от того, насколько она ледяная. Холоднее самого океана.

Девушка тяжелее, чем я ожидал. Тонущий камень. Мертвый груз. И неважно, как грубо я ее поднимаю, как впиваюсь пальцами в живот, как стискиваю ребра, — она не шевелится. Я боюсь, что опоздал, но и оставить ее акулам и монстрам не могу.

Я вырываюсь на поверхность, жадно глотая воздух.

«Саад» рядом, и уже через несколько секунд к нам падает спасательный круг. Я надеваю его на девчонку и наматываю на ее вялое запястье веревку, чтобы первым делом команда вытащила именно ее.

Так странно наблюдать, как на корабль поднимают безжизненное тело. На фоне темного дерева «Саад» кожа ее кажется невероятно бледной; одна рука привязана к бую, вторая беспомощно болтается. Когда команда наконец вытаскивает и меня, я даже не останавливаюсь отдышаться — сразу бросаюсь к девчонке. Сплевываю на палубу соленую воду и падаю на колени рядом с ней, страстно желая, чтобы она пошевелилась. Еще рано. Слишком рано для трупа на наших руках. И как бы ни я ни хотел думать, будто привык к смерти, я прежде не видел мертвую женщину. По крайней мере, такую, чтоб не была наполовину чудовищем.

Я смотрю на нее и гадаю, как она здесь очутилась. Вдали не видать кораблей, как и земли на горизонте. Она словно гостья из ниоткуда. Рожденная самим океаном.

Я расстегиваю промокшую насквозь рубашку и, будто одеялом, накрываю ею обнаженное тело девушки. От внезапного движения она, похоже, просыпается, с судорожным вздохом открывает глаза. Глаза синие, как губы Сакуры.

Перекатившись на живот, девчонка извергает океанские воды, корчась и выгибаясь, пока не отдает палубе все до последней капли. Когда она вновь поворачивается ко мне, первым делом я замечаю веснушки в форме звезд. По лицу ее разбросаны целые созвездия вроде тех, которым я придумываю названия, пока экипаж корабля спит. К щекам ее липнут волосы — глубокого темно-красного цвета. Приглушенного, почти коричневого. Девушка кажется совсем юной — наверняка моложе меня — и, вот так странность, когда она тянется ко мне, я не сопротивляюсь.

Она сильно прикусывает губу. Та потрескалась и отчаянно побелела, точно как кожа девушки. Простая мимика, но в ее исполнении смотрится дико. Есть что-то в ее глазах цвета океана и в том, как нежно она поглаживает мой воротник. Что-то знакомое и гипнотическое. Она шепчет что-то, одно гортанное слово, слишком грубое для ее уст. Я не могу уловить смысл сказанного, но, что бы там ни было, у меня кружится голова. Я наклоняюсь ближе, кладу руку девушке на запястье.

— Я не понимаю.

Пошатываясь, она садится и крепче сжимает мой воротник. И повторяет. Громче. «Gouroúni»[10]. Вспарывает воздух, словно клинком, и лицо ее кривится. И внезапно невинная дева превращается в нечто свирепое. Почти смертоносное. Я отшатываюсь, но недостаточно быстро. Девчонка вскидывает дрожащую ладонь и хлещет меня по щеке. Со всей силы.

Я отступаю.

— Кэп! — тянется ко мне Торик.

Я отталкиваю его руку и смотрю на незнакомку. Она ухмыляется. По призрачно-бледным губам скользит удовлетворение, а затем глаза ее закрываются, и она бьется затылком о палубу.

Я потираю подбородок.

— Кай, — зову, не отрывая взгляда от морской девы. — Тащи веревку.