В предвечерних сумерках знакомый домик на окраине поселка выглядел уютно и мило. Заваленный снегом под самую крышу, со светящимся окошком… Причем светилось то окно, которое когда-то было Диминым. Должно быть, мама шила.
Улыбнувшись про себя, он приземлился на крыльцо. Взмахнул Свистоплясом, в одно движение расчищая дорожку. Лучше, чем трактором — если бы были такие маленькие тракторы, чтобы поместились к ним во двор. Еще взмах — и готова дорожка до сарайки. Еще — и до маминого утепленного козлятника, он же крольчатник, где они в некоторые годы держали до пяти коз, а иногда еще и кроликов (по крайней мере, с тех пор, как Наташа и Дима стали достаточно взрослыми, чтобы не реветь каждый раз, когда кроликов закалывали).
Мама выглянула на крыльцо.
— Ой, Димка! А я думаю, кто во дворе хозяйничает, неужели Палыч опять по доброте душевной снег чистит? А это ты! Ну заходи, заходи! Чайник горячий, и пирожков я утром напекла, как чувствовала.
— Мам, я вообще-то предупреждал, что буду, — сказал Дима. — В мессенджер тебе писал.
— Точно! А я думаю, почему я пирожки-то ставить принялась? Извини, извини, из головы вылетело… Сплошные тревоги, не знаешь, за что схватиться!
— Что опять случилось? — спросил Дима, проходя за матерью в сени, а потом в длинную деревенскую кухню.
— Ох, не спрашивай… — вздохнула мама. — Даже говорить не хочу!
И тут же принялась многословно, обстоятельно рассказывать.
Конечно, мамины тревоги были связаны с Наташей — как и всегда с тех пор, как сестра уехала в Иркоран, учиться на какой-то редкой финансово-экономической специальности («либо там, либо в Лиманионе, но даже с моими баллами после деревенской школы в столичном вузе учиться трудновато, не буду рисковать!»). Сперва мама переживала, как там Наташенька одна в общежитии. Дима обещал к ней наведываться и приглядывать, и даже наведался пару раз, но быстро понял, что он там совершенно не нужен — сеструха быстро наладила быт, освоилась, завела друзей, и с младшим братом, навеки застрявшим в двенадцатилетнем возрасте, ей говорить было не о чем. Потом мама переживала насчет Наташиной учебы, потому что та брала академ ради того, чтобы поработать в каком-то, как она выразилась, «стартапе», а мама понятия не имела, что такое стартап. Потом, когда Наташа перевелась на заочный, продолжая вкалывать в этом самом стартапе, мама стала тревожиться и за учебу, и за то, что «все парни из больших городов — обманщики, она поверит кому-нибудь, он и бросит с пузом!»
И вот наконец…
— Наташа расписалась с этим своим, — трагически сказала мама. — Которого фирма-то у них!
— Отлично, — сказал Димка рассеянно, ощущая себя несколько не в своей тарелке. — Любовь, значит.
— Да какая там любовь! — мать всплеснула руками. — Если бы любовь, они бы в церкви клятву принесли, как нормальные люди! А на регистрацию бы меня пригласили, тебя, праздник бы устроили… А они что? Мы, мама, говорит на свадьбу тратиться не хотим, у нас все в дело идет…
— Ну и молодцы, — снова сказал Димка. — У меня вот… — он осекся. Он хотел сказать, что Аркадий так же скоропалительно женился (ну или так ему насплетничали девчонки, самому спрашивать взрослого Теня или, тем более, доктора Весёлову было неловко!), но сообразил, что упоминать перед матерью Смеющегося Жнеца не стоит. Тем более, кем он его обозначит? Старшим товарищем? Начальником? Даже звучит-то смешно!
— Наверное, она беременная, — трагическим тоном сказала мама. — Но не признается! А вуз-то еще не окончила! Еще два года учиться! Я ей говорю — если надо с ребенком помочь, привози сюда, я его выхожу… А она смеется, говорит, мама, если уж мы рожать решим, то помощи просить не будем, сами справимся! Представляешь? Кто так делает⁈ Я ей не мать, что ли⁈ Совсем в городе своем… — мать расстроено заморгала, как будто пыталась выжать из себя слезу, но слеза не выжималась. — Или я старуха какая-то древняя⁈ — еще более трагическим тоном вопросила она. — Мне сорок два всего! Ну я знаю, да, без образования, не то что она! Но не совсем же неграмотная, восемь классов кончила! Ваш отец никогда меня этим не попрекал! И чтобы родная дочь вот так!
Дима привычно делил мамины рассказы на два: скорее всего, Наташа маму не послала, а просто сказала что-то вроде «тебе, мама, надо о себе позаботиться, мы справимся, не переживай». Вообще сестра у него хорошая выросла. Просто чужая совсем. В детстве не успели сойтись — три года для малышей много значит, и при этом такой разницы не хватает, чтобы Наташа реально о Димке заботилась, а не считала его надоедливой мелюзгой. А потом уже совсем их развело…
— А у тебя как? — вдруг, осекшись, спросила мать. — Как ты? Летаешь все? С чудовищами борешься?
Димка хотел было сказать хоть о чем-то, но вдруг понял, что не может. Не из-за гиасов, не из-за режима секретности, а просто. Даже что-то вроде «а я, мама, теперь сотрудничаю со Службой, и есть один пацан, который говорит, что мы скоро снимем Проклятье, и еще один взрослый, очень крутой, который меня учит разным штукам…» — даже так это звучало бы совсем далеким от матери с ее заботами.
— Ага, все та же рутина… — неловко сказал Димка.
— Ты кушай, кушай пирожки! Вчера Палыч петушков забивал, я у него купила одного по-соседски, мягонький совсем!
— Спасибо, мам, я наелся уже, не лезет больше! Полечу, наверное.
— Уже? Вроде бы только что зашел…
— Да нет, больше часа прошло вообще-то, — Димка кивнул на часы-ходики на стене.
— Ох, Димочка, с тобой время так быстро летит, — мать растрогано улыбнулась. — Как хорошо, что ты так часто меня навещаешь!
«Да меня больше месяца не было…» — мысленно вздохнул Димка.
Может, у матери проблемы с памятью начинаются? По возрасту еще рано, но он слышал, что так бывает… Да нет вроде, дома чисто, прибрано, и на работу она не жалуется… Просто Димка от нее стал очень, очень далек. Или она стала далека от Димки.
У него никогда не было строгого гиаса на общение с семьей. С самого первого дня, когда он согласился принять Свистопляса. Дима спокойно мог прилететь в гости к маме и сестре, помахать рукой портрету отца в пилотской форме, поболтать, покушать домашнего… Вот ночевать оставаться было нельзя: он попробовал один раз, и тут же проснулся в Убежище. Впрочем, его особо и не тянуло. Не потому что дома было плохо! Просто ему нравилось быть ребенком-волшебником, защитником, как отец. Помогать слабым, охотиться в горах, как настоящий мужчина, жить в настоящем зачарованном замке… Как будто сбылись все старые истории и фантазии разом!
Ну и его коса тоже радовала. Как предмет-компаньон она не знала равных, по его мнению. И хищная форма, и полезное содержание: травы накосить тоже можно. Он несколько раз так помогал матери, было дело. Опять же, танцевать с ней прикольно. Вот когда пригодился танцевальный кружок, который Дима посещал по настоянию классной руководительницы, которая нашла в нем какое-то там «удивительное чувство ритма»!
Так что если поначалу Дима залетал домой раз в несколько дней, а то и чаще, то постепенно визиты стали реже и реже. Он привык, мама с Наташей привыкли…
К концу первого года мама превратила его комнату в комнату для шитья и стала брать на дом больше заказов. Потом и вовсе полностью перешла на надомную работу. Заказы у нее были странные такие, по мнению Димы: то только левые рукава, то только правые, то вообще какие-то детали не пойми от чего. Но маме нравилось. По ее словам, так она зарабатывала больше, чем прежде на почте, и свободного времени больше оставалось, в саду возиться. А что социальный пакет хуже — так ей все равно, она ведь как вдова военнослужащего проходит, там отдельные привилегии.
К концу второго года Дима, когда написал маме, что планирует заглянуть через час-другой, в первый раз получил в ответ: «Ой, милый, прости, я саженцы заказала на сегодня, нужно съездить забрать обязательно! Ты завтра не можешь?»
На третий год Наташа съехала из дома в общежитие в Иркоране. На пятый год Свистопляс заглядывал к матери хорошо если раз в два месяца, но новых изменений вроде бы не было — все как-то устаканилось.
Теперь шел шестой год…
Если верить Смеющемуся Жнецу — а кому и верить, как не ему⁈ — вероятно, это был последний год, когда Дима ходит под Проклятьем! После экспедиции в Междумирье, которая уже вовсю готовится, начнется нормальная жизнь — а ему-то стукнет восемнадцать по календарю! Нужно будет хотя бы школу окончить! Вон, Кирилл с его безумными девчонками уже даже онлайн-уроки берет. А Дима пока никак не соберется, хотя Аркадий про Кирилла явно ему с намеком рассказал…
Страшно почему-то. А вдруг Димка совсем дурак и все забыл?.. И… Если честно, даже не очень хочется. Раньше ему учиться нравилось, но за шесть лет Дима привык чувствовать себя взрослым и ни от кого не зависящим. А тут придется снова садиться за школьную парту, снова ощущать себя двенадцатилетним!
Нет, Дима справится, конечно. И сделает. Он знает, что и отец сказал бы ему стиснуть зубы и перетерпеть, и Аркадий разочаруется в нем, если он отстанет от Кирилла. Но Кириллу-то по-настоящему двенадцать! Даже еще одиннадцать. Просто у него характер такой, что об этом забываешь.
Короче, Димка надеялся вообще-то серьезно поговорить с матерью. Спросить, пустит ли она его опять в его бывшую или Наташкину комнатку пожить, не помешает ли он. Не сейчас, понятное дело, а потом, когда гиасы снимут… Договориться, может быть, в своей старой школе, где все учителя знакомые и его знают. Взять программы по предметам и списки требований к госэкзаменам. Начать готовиться потихоньку. И… Не получилось как-то.
Похоже, в их селе для него места больше нет.
У Аркадия день выдался на редкость загруженный даже по его меркам. Но есть ситуации, в которых нельзя отказать. Например, когда младший коллега просит: «Мне надо у тебя кое-что спросить», мнется с ноги на ногу и вид имеет самый потерянный.
Под «младшим коллегой» Аркадий имел в виду отнюдь не Кирилла. После разговора с Бастрыкиным Аркадий удивленно поймал себя на том, что даже в мыслях не называет Кирилла «младшим»! А вот юный Тень, Дмитрий Соколов, он же Свистопляс, — совсем другое дело. Даром что парню близится к восемнадцати. Но дети-волшебники взрослеют иначе, чем обычные дети. Кто-то — редко — непропорционально быстро, начиная напоминать сразу юных мудрых старичков. Кто-то — чаще — значительно медленнее обычных людей, потому что детский гормональный фон сильнейшим образом влияет на мироощущение, образ мыслей и сам процесс мышления.
Просьба о разговоре прозвучала так.
Сперва они почти два часа обследовали Храм Теней (откуда магия Проклятья действительно давным-давно почистила и трупы, и пятна крови), обнаружили много интересного — и это при том, что Аркадий уже давно в одиночку выгреб самое компрометирующее, не желая, чтобы Дмитрий это все видел. Самым интересным, по мнению Аркадия, была связь местной скатерти-самобранки с расположенной под Храмом пещерной экосистемой (подземное озеро, заселенное несколькими видами ракообразных и водных насекомых, питающихся водорослями, лишайниками, друг другом… а также отходами Храма). Дмитрий, однако, его энтузиазм не разделял, только начал плеваться и даже воскликнул:
— Блин, а я ведь с этого стола персик съел!
— Ну и что? — пожал плечами Аркадий. — Вкусный, наверное, был персик?
— Нормальный… Жестковат. Но он же из мокриц этих сделан!
— Да ладно, — поддразнил его Аркадий. — То, во что превращается в твоем желудке обычные пирожки с мясом, тоже выглядит до крайности неаппетитно! Но тебя же это не останавливает?
При упоминании пирожков юноша очевидно погрустнел, помялся с ноги на ногу и выдал эту сакраментальную фразу. Насчет кое-что спросить.
— Хорошо, — сказал Аркадий, — давай переместимся в ближайшее к «Сосновой Горке» убежище, оно называется «Долина Змей». Оттуда пока будем лететь, поговорим.
— Мне бы… Не на ходу.
Аркадий поднял брови.
— Ладно, — сказал он. — Тогда в кабинете у доктора Весёловой. Насколько я помню, она сегодня весь день в разъездах, там должно быть свободно.
Произносить вслух новую фамилию Леониды до сих пор было приятно! Чувство собственника или гордость тем, что смог заставить ее позабыть об инстинкте самосохранения? Сложно проанализировать.
В кабинете действительно оказалось свободно. Перелет, как они ни торопились, все равно занял минут двадцать, и у Аркадия зудело поскорее перейти к следующему пункту повестки дня, чтобы освободиться пораньше и, может быть, даже успеть провести хотя бы часть вечера с семьей. Однако он ничем не показал своей торопливости, предложил Свистоплясу сесть, сам уселся напротив — правда, по своей любимой дурной привычке оседлав стул — и приготовился слушать.
Был уверен, что юноша заговорит об образовании — он явно загрузился на эту тему, когда Аркадий рассказал ему о варианте, который он предложил Кириллу. Свистопляс не походил на человека, способного методично заниматься самостоятельно, поэтому ему Аркадий планировал посоветовать хорошие очные курсы для подготовки к госэкзаменам, расположенные в Лиманионе. Тоже относительно дорогие, но Аркадий легко получил бы у Службы седьмую стипендию (еще пять были зарезервированы под Девочек-Лошадок, когда/если они за ними обратятся).
Однако Свистопляс почему-то заговорил о другом. О вчерашнем (как понял Аркадий) визите к матери, о сестре, которая вышла замуж и не позвала его на свадьбу… И все как-то путано, сбиваясь с фразы на фразу. Что вообще-то было ему не свойственно: несмотря на пять классов скромной деревенской школы, Дмитрий отличался правильной речью и умением неплохо подбирать слова, когда хотел.
(Кстати говоря, когда Аркадий проверял некоторые факты из его досье, он обнаружил, что у этой его школы аномально высокий процент ребят, сдавших госэкзамены с хорошими баллами, или отказавшихся от госов, но все равно неплохо устроившихся в жизни. Начиная, между прочим, с сестры Дмитрия, Натальи Соколовой. Даже нашел причину этой положительной аномалии — заслуженную директрису с пятидесятилетним стажем — и теперь раздумывал, как бы половчее пригласить ее поучаствовать в гериатрической программе, вместе с преподавательницей психологии Леониды. Проблема заключалась в том, что у обеих дам даже близко не было подходящего допуска!)
— В общем… Я теперь даже не знаю, что мне делать, — закончил мальчик мрачным тоном, уставился в пол, и стало ясно: попроси его Аркадий пояснить, и больше ни слова не добьется.
— Знаешь что, полетели-ка со мной, — принял Аркадий решение, с внутренним (но не внешним) вздохом отказываясь от намеченного на вечер сногсшибательного отдыха (целых полчаса поваляться на крыше, в гордом одиночестве, глазея на звезды и не делая ровным счетом ничего… Ну, если Леонида тоже захочет, можно укутать ее в армейский спальник, совершенно случайно припасенный именно для этой цели, и положить рядом. Она не помешает, да и ей тоже не помешает ровным счетом ничего не делать!).
— Куда? — спросил Дмитрий, тут же поднимаясь со стула.
Аркадий знал, что если он скажет «Да в Ледяной ад, у меня там задачка одна появилась, как раз для ребят вроде нас с тобой!» — Свистопляс пойдет, не моргнув глазом, еще и обрадуется. Поэтому он хлопнул его по плечу и сказал:
— Ко мне домой, чай пить. С плюшками. Или, может, просто с вареньем. Сегодня у нас домработница готовит, так что пирожков не будет.
Плюшки с творогом лежали на столе в кухне, укрытые льняной салфеткой. Аркадий подхватил блюдо воздушными щупами и телекинезом, поднос с чайником и чашками взял руками и собирался уже нести это все в гостиную, как вдруг в кухню заглянула Татьяна. Она, как и отец, принимала участие в гериатрической программе, но если Андрей Васильевич предпочел полностью переселиться в санаторий, чтобы не тратить каждый день два часа на дорогу, то Татьяна, наоборот, ночевала дома. Впрочем, поскольку она была почти вдвое моложе свекра, ей и процедур требовалось в разы меньше.
— О, Лёнечка пришла пораньше? — спросила она, ничуть не смущаясь зависшим в воздухе блюдом. — Чай пить будете?
— Нет, гостя принимаю, — качнул головой Аркадий.
— Твой личный гость или общий?
Аркадий задумался на секунду.
— А знаешь что, общий, пожалуй, — сказал он наконец. — Если есть свободная минутка, посиди с нами.
— Конечно, есть, — улыбнулась ему Татьяна. — Тогда ты чайник пока оставь, я сейчас свежий заварю. Этот с утра стоит. А гостю пока сока предложи.
Так что в гостиную Аркадий вернулся с плывущими впереди него ватрушками, кушвином сока и двумя стаканами.
— Яблочный любишь? — спросил он. — Папа сам делает.
— Спасибо, — пробормотал Дмитрий.
В гостиной, сидя на кожаном диване, он выглядел еще более зажатым, и Аркадий запоздало сообразил, что обстановка тут хоть и уютная, но слишком парадная. Надо было тащить его сразу на кухню, и ставить чайник при нем, чтобы свистел, и рыться в холодильнике тоже при нем… Ладно, в следующий раз.
— Налетай, — сказал он, ставя ватрушки перед Свистоплясом. — По моему опыту, активно колдующий организм голоден примерно всегда.
— Ага, спасибо…
Дима взял ватрушку, сперва нерешительно, но потом распробовал.
— Ух ты! Вкусные какие!
На взгляд Аркадия, ватрушки были ничего так, но гораздо хуже, чем у Татьяны. Однако просто так сказать об этом не мог. То есть мог, конечно, но… Татьяна каким-то образом всегда слышала, когда хвалили ее стряпню, даже из другой части дома, и могла в следующий раз встать к плите, пожертвовав, например, очередной вылазкой в книжный клуб или в кафе с подружками (чем отличались эти два вида посиделок, Аркадий понимал слабо; видимо, только поводом для сбора и компанией). Но и хвалить стряпню Алевтины Викторовны в ущерб Татьяниной тоже было чревато, как он уже убедился! Так что Аркадий только кивнул и сказал:
— Да, вполне адекватные.
Хорошо, что поосторожничал: Татьяна вошла тут как тут, с чайником и чашками на подносе. Значит, точно услышала бы, если бы он ляпнул что-то не то!
— Только что заварила, — сказала она. — Надо подождать минут десять, и можно пить… Здравствуйте, молодой человек! Я Татьяна Евгеньевна, невестка Аркадия. А вы Дмитрий или Кирилл?
— Дмитрий, — чуть растерянно кивнул Свистопляс.
— Вот и хорошо, будем знакомы… Вы на меня не обращайте внимания, я просто так с вами посижу, — она ласково ему улыбнулась. — Люблю, когда гости! Видите, моя младшая дочка уже полгода как на учебу уехала, даже на новый год не возвращалась — пошла с друзьями в зимний поход, представляете? Раньше все время была молодежь, как-то даже непривычно стало. Хорошо, что теперь Аркаша гостей приводит.
С Татьяной атмосфера в гостиной совершенно изменилась. А когда в комнату вальяжно вошел Разведчик, которого Аркадий привез сюда позавчера после карантина в санатории, и прыгнул Свистоплясу на колени, младший Тень и вовсе расслабился.
Но, конечно, в такой компании разговор о серьезных вещах не шел. Хотя как сказать… Аркадий задал Дмитрию несколько наводящих вопросов, и мальчик очень охотно раскрылся: начал рассказывать о семье, об отце, погибшем, когда ему было всего пять лет, о матери, которая после этого сразу утащила семью из города в деревню, где ей было привычнее, о первых годах жизни в качестве мальчика-волшебника, о любимых книгах… И в целом картина делалась все яснее и яснее.
Ну что ж, раз уж взял на себя ответственность за пацана так или иначе, надо идти до конца. Взять, например, Кирилла: стать для него старшим другом или братом Аркадий никак не мог, поскольку не был психологически старше. (Откуда у одиннадцатилетнего пацана мироощущение, адекватно соответствующие годам как минимум сорока или пятидесяти, с некоторой поправкой на жизненный опыт и бурлящую подростковую физиологию — отдельный вопрос, насчет которого Аркадий собирался вдумчиво расспросить Кирилла и его родителей как-нибудь потом, когда у них у всех будет больше свободного времени). А в отношении Димы Соколова играть подобную роль не выходило по другим причинам: слишком уж он юн! С ним Аркадий ощущал себя скорее пожилым тренером многообещающего юниора с проблемами в семье. Впрочем, это не особенно меняло круг обязанностей и необходимых действий.
— А где ты сейчас ночуешь, Дмитрий? — поинтересовался Аркадий будто бы между делом.
Свистопляс почему-то покраснел.
— То в одном Убежище, то в другом, — признался он. — В Ладью возвращаться на постоянку не хочется, а в Храме как-то… В санатории пару раз переночевал, меня Клавдия Рашидовна в одной из палат устроила.
Аркадий кивнул своим мыслям. Да, надо было поинтересоваться раньше.
— Слушай, как ты насчет пожить у нас? — спросил он. — Комнат свободных много, ты никому не помешаешь.
— Какая хорошая идея! — одобрила Татьяна. — Сразу поживее будет. И вам ведь в школу или куда-то по делам в Лиманионе удобнее ходить!
Как ни странно, даже упоминание школы Свистопляса не напрягло. Он просиял восторгом, но все-таки спросил для порядка:
— А… ваш отец… И Леонида Георгиевна не будут возражать?
— Папа и Лёнечка? — улыбнулась Татьяна. — Точно нет.
— Согласен, — кивнул Аркадий. — Леонида Георгиевна о тебе очень высокого мнения. Кроме того, если ты ей сам не скажешь, она может даже не заметить, что ты тут живешь! Обычно, когда она приходит домой, то сразу валится с ног.
Татьяна лукаво поглядела на Аркадия, и тот словно бы услышал ее реплику: «Конечно, валится, если некоторые ее сразу подхватывают и тащат в спальню!» — но, разумеется, при Дмитрии она промолчала. А Аркадий не стал отвечать на невысказанную остроту. Тем более, что такое поведение для молодожена абсолютно естественно! Особенно если молодая жена не кто-нибудь, а Леонида.
— Значит, решено, — кивнула Татьяна. — Попрошу Алевтину Викторовну вам в мансарде постелить, там можно, если торопитесь, сразу через окно улетать. Как раз удобно.
p.s. Свистопляс напоминает, что ставить лайки к хорошим произведением — долг всякого сознательного читателя!