Теперь я точно знаю, что нужно делать, когда уровень милоты достигает предела. Расслабляться. И получать удовольствие. Потому что следующие три дня я могу охарактеризовать именно так. Всё вроде бы было по-прежнему: утренние прогулки-пробежки, завтрак, привычное подглядывание за занятиями Тима на турниках – правда, я призналась, что подглядываю, и теперь по праву наблюдала за всем не из окна, а с качелей, – перелопачивание учебников, просмотр кино, игры, чтение. Летний график не изменился ни капли, но ощущение от него изменилось.
От невесомых объятий и толстовки, которой по утрам на пробежке накрывали мои плечи, от лёгких поцелуев и лежания у меня на коленях. Теперь уже по праву. От того, как Тим с наслаждением запрокидывал голову, позволяя пальцами расчёсывать его волосы, и как я умилялась, глядя на него. Нежное ощущение, странное, но приятное. Никогда бы не подумала, что мы так идеально можем уживаться с наглецом, который третировал меня первые дни нахождения здесь, и не уставать от общества друг друга.
Примерно об этом я думала, сидя в понедельник на качелях и лениво отталкиваясь ногой от земли. Покачивание приносило умиротворение, дневное солнце горячими лучами ложилось на кожу, и во дворе стояла абсолютная тишина, словно всё вымерло в этот полуденный час. Кроме шелеста шагов.
– Выходи, Леопольд, выходи, подлый трус, – рассмеялась я, поглаживая кончиками пальцев горячую обложку книги, но даже не оборачиваясь. Кто ещё мог так тихо шуршать по гравийной дорожке в такое время? Не садовник, не Настя…
– А как отвечать-то? Мышата, давайте жить дружно? – раздалось позади.
– А чёрт знает, сама не помню, – беззаботно отозвалась я, оглядываясь.
И мы дружно рассмеялись. А потом Тим выудил из-за спины букет цветов и положил рядом на лавку качели. Винно-бардовых, чтоб его, роз с нежными зелёными листочками. Прекрасных и порочных, явно не из сада. Я провела пальцами по лепесткам, тихонько вздохнула.
– Мне? – поинтересовалась, поднимая взгляд.
– Тебе, – согласился подопечный. – Просто захотелось.
Хорошо захотелось, потому что я, стыдно признаваться, но из тех девушек, которые искренне любят тёмные розы. В саду есть только белые и светло розовые, они радуют глаз, но эти… как он узнал? А я по взгляду видела, что узнал: покопался в компьютере или в фотках на мобильном, возможно, посмотрел какие-то заметки. Не просто так выбирал.
– Спасибо.
Цветы заняли законное место на столе рядом с ноутбуком, в выуженной из запасов Анастасии вазе. Притом Настя ни слова не сказала, заметив у меня букет, лишь улыбнулась, кивнула и пошла готовить вазу и подрезать цветам стебли. Их аромат преследовал меня весь вечер. Не знаю, к чему должен призывать мозг аромат роз, но я почему-то думала о пошлом. Хотелось хотя бы проскользнуть через коридор к соседней двери и тупо завалиться спать рядышком. Но я призывала себя быть умной взрослой женщиной и не потакать желаниям. Или наоборот потакать желаниям – прерогатива взрослой умной женщины?
С такими мыслями и забылась в неспокойном, болезненном сне, а очнулась от того, что матрас прогнулся и меня прямо в одеяле заграбастали в объятия, шепнув: «Спи, я тут, в уголочке». Окей, в уголочке. Я простонала что-то неразборчивое в ответ и в буквальном смысле отключилась. Заснула так крепко, что не почувствовала, как уголочный житель кровати, всё же прокрался под одеяло и перехватил меня поперёк живота, прижимая к груди. Как хорошо, что мама с папой не заходят, чтобы поцеловать его на ночь. Впрочем, отец Тима и так уверял, что мы спим вместе, вот идеальное подтверждение – ничего лишнего, просто «спим вместе».
Утро я встретила всё в тех же объятиях. Притом, судя по проникающему в окно солнцу, не в привычные шесть утра, а ближе к обеду. Поморщившись, заворочалась, пытаясь скинуть с живота тяжёлую руку, но ничего не получилось – рука лишь сильнее притянула меня к своему обладателю, а щёку легонько поцеловали.
– Убери руку, – простонала я, когда попытки справиться самостоятельно не помогли.
– Как спалось? – поинтересовался Тим.
– Крепко, – честно призналась ему. – А теперь так же крепко хочется умыться и позавтракать.
– Завтрак ты пропустила, – довольно сообщили мне, – но в холодильнике вроде бы что-то осталось, можно погреть.
Я вздохнула. Отлично, еду проворонила, что теперь? Пролежать ещё половину дня в кровати, наслаждаясь тяжеленной рукой на животе. Я вроде бы и не против, но природа зовёт хотя бы умыться.
– И чего не разбудил на пробежку?
– Один сходил. – Ощутила, как Тим пожал плечами и спрятал лицо у меня в волосах. – Ты слишком сладко спала.
– Ага, – согласилась с ним. – Зато сейчас будешь ещё более сладко: останусь голодная и буду половину дня на тебя ворчать.
Усмехнулась, обдумывая такую перспективу. Ворчать весь день я, конечно, не буду, но для проформы пару часов повозмущаюсь. Почему бы и нет?
– Именно, – рассмеялся Тим, вновь целуя меня в щёку. – Ворчи. За это я тебя и люблю.
Выпалил и замолчал, словно воды в рот набрал. И в чём-то я его понимала: даже шуточное, такое признание звучало слишком откровенно. Шокирующе. Настолько, что у меня сердце нервно ёкнуло в ответ.
– Согласна, я тоже люблю ворчливую себя, но лучше буду доброй и милой, – попыталась разрядить атмосферу и одновременно выбраться из-под руки подопечного.
На этот раз отпустили меня без сопротивления. Просто позволили соскользнуть с кровати и, подхватив со стола расчёску, потопать в ванную. Я искренне надеялась, что атмосфера всё же придёт в норму. Одно глупое замечание (но почему-то удивительно греющее душу), что в нём такое?
Но над Тимом словно нависла туча. И это не обещало ничего хорошего.