Вампиры. Опасные связи (2010)

РОБЕРТА ЛЭННЕС Рахат-лукум

Дорога Эндрю из школы домой шла по Лонг-роуд до Грин-стрит, где он жил с мамой и тетей Молли. Через два дома от дома Эндрю стоял старый коттедж гвоздильщика. Изредка возле него останавливались туристы и заглядывали в пыльные окна, чтобы посмотреть на старинные инструменты и обстановку в лавке гвоздаря восемнадцатого века. Коттедж не представлял особого исторического интереса для туристов, в отличие, например, от знаменитой мельницы в том же городке, но время от времени кто-то, кроме школьников, которым рассказывали о нем на уроках, проявлял любопытство.

Сегодня Эндрю, пока катил велосипед по мощенной булыжником дороге, заметил двух чужаков, старика и мальчика, примерно своего ровесника, которые смотрели в окно коттеджа гвоздильщика. Они выглядели как туристы — фотоаппараты на шее, за спиной небольшие чистенькие рюкзаки, обуты в горные ботинки, которые еще смотрелись, словно новые — неразношенные и неудобные. Заслышав шаги Эндрю, они обернулись.

«Красивый, — подумал Эндрю о мальчике, — на девочку похож». Темные волосы по-модному прорежены на концах, падают на глаза и закрывают уши. Глаза на бледном лице большие, круглые и яркие. Мальчик не улыбался. У старика были маленькие и очень светлые, почти как бледный аквамарин, глаза и мохнатые брови, точь-в-точь как у дедушки Эндрю. Он был высокий и худой, с длинным прямым носом и очень тонкими губами, из-за глубоких вертикальных морщин у рта его лицо напоминало Эндрю череп из комиксов.

— Ты живешь неподалеку, сынок? — спросил старик, а мальчик снова повернулся к окну.

У старика был акцент. Немецкий или датский. Эндрю не очень различал акценты, только если это не был американский, испанский или французский.

Эндрю хмуро посмотрел на старика и, не останавливаясь, пошел дальше. В этот день ему не пришло в голову пройти мимо своего дома и свернуть на другую улицу, но позже Эндрю задумается о том, как все сложилось бы, если бы он это сделал. Он подошел к дверям, не спуская глаз с туристов, повернул ручку и вошел в дом.

— А это, наверное, Энди. Угадай, что приготовила твоя тетя Молли?

В воздухе витал аромат масла, муки и корицы.

— Ты печешь оладьи, тетя, ими пахнет даже на улице.

Эндрю поставил на пол ранец, снял блейзер и кепку.

— Иди наверх и переоденься, а потом спускайся сюда и съешь парочку, пока не остыли.

Не было ничего лучше, чем теплые оладьи тети Молли и чашка какао. Эндрю поспешил наверх и переоделся в джинсы и спортивный свитер. Когда он ставил школьные туфли на стул возле окна, то непроизвольно взглянул вниз на коттедж гвоздильщика. Старик отошел от дома в центр улицы и смотрел прямо на окно Эндрю. На Эндрю. Мальчик думал об оладьях тетушки Молли и горячем какао, ожидающих его внизу, но при этом обнаружил, что его, как магнит, притягивает любопытный взгляд чужака. А потом старик улыбнулся. Зубы у него были очень ровные, большие и белые. «Как подушечки „Чиклетс“[35] — подумал Эндрю, — как игральные кости без точечек».

— Чем ты там занят, Энди? Оладьи остывают!

Тетушка стояла в дверях его комнаты, ее полинявший желтый фартук был перепачкан в муке. Эндрю вздрогнул от неожиданности и обернулся.

— Ой, тетя, я не слышал, как ты поднялась.

— Что там такое интересное, что ты забыл о парочке теплых оладышек?

Тетя Молли подошла к племяннику и выглянула на улицу. Эндрю тоже посмотрел в окно. Пусто. На улице не было ни души.

— Я видел туристов, они стояли у коттеджа, а один, старик, хотел со мной поговорить.

— Но ты ведь не заговорил с ним, нет? Помнишь, что говорит твоя мама: «Нельзя говорить с незнакомыми людьми. Посмотри, что случилось с Уолли Бардоком и Гвен Шеффорд». Они говорили с чужаками, и теперь их нет, они у-мер-ли.

«Ну, — подумал Эндрю, — это так, да не так». Уолли, которому было семнадцать и который постоянно попадал в переделки с местным хулиганьем, так избили бейсбольными битами, что он попал в больницу с тяжелой черепно-мозговой травмой, и его родители разрешили врачам отключить сына от системы жизнеобеспечения. А Гвен изнасиловал отчим, и она сошла с ума. Теперь она жила в каком-то доме для умалишенных. Но Эндрю понимал, что имела в виду мама. Как-то она остановилась и заговорила с чужаком, а через три недели — бам-бам, и нет незнакомца. Эндрю был результатом этого неудачного романа.

— Я знаю, знаю. Я сдвинул брови и сразу вошел в дом. — Он принюхался. — Все равно я учуял запах твоих оладышек, никто не заставит меня остаться на улице, когда ты их печешь.

Тетя улыбнулась:

— Ладно, тогда отведай одну, а я приготовлю тебе чашечку какао. На улице уже холодает.

Эндрю спустился вслед за тетей по узкой лестнице в тесную кухоньку, сел за стол и стал ждать. Тетя Молли всегда все делала по порядку, бесполезно было проявлять нетерпение и подгонять ее. Она достала жестяную коробку с какао, взяла ложку и миску с молоком.

— Расскажи, чем вы сегодня занимались.

— Математика. Решали задачки. Мне повезло — они легкими оказались.

— Легкими, ну тогда задай мне одну, посмотрим, смогу я решить или нет. Я не математик, но я все еще сообразительная для пожилой леди.

— Ты не старая, тетя. Мама старше тебя, а она еще молодая. Она все время это говорит.

Какао подмешивалось в горячее молоко, у Эндрю потекли слюнки. Тетя поставила перед ним чашку и отошла к плите. Эндрю наблюдал за тем, как она подцепила лепешку сливочного цвета, и по теплой кухне поплыл пар.

— Вот и задай мне задачку, Энди. Посмотрим, справлюсь ли я.

Тетя села напротив племянника, предвкушая его обычную реакцию на ее оладьи.

Немного раздосадованный тем, что надо говорить, в то время как хочется есть, Эндрю облизнулся и посмотрел на оладьи.

— Хорошо, тетя. Поезд едет со скоростью пятьдесят миль в час, если он за один час десять минут доезжает от Лондона до Ньюкасла, какое расстояние между Лондоном и Ньюкаслом?

— О господи, это трудная задачка. Дай-ка подумаю… — Тетя почесала затылок и поджала губы. — Ты знаешь ответ?

Эндрю кивнул.

— А ты?

Эндрю вцепился зубами в оладышку. Она была невыносимо хороша. Эндрю чувствовал себя на седьмом небе.

— Ну, двести восемнадцать плюс-минус несколько миль, правильно?

— Там в ответе десятичная дробь, но ты почти угадала. Здорово, тетя.

Они услышали, как поворачивается ключ в замке.

— Это твоя мама. Надо задать ей одну из твоих задачек.

Мама Эндрю вошла в дом, в руках у нее были пакеты с продуктами.

— Помогите мне.

— Мам, мои оладьи остывают.

Тетя приобняла Эндрю за плечи.

— Сиди, Энди, я помогу.

Он улыбнулся, взглянув на тетю снизу вверх, и отпил глоток какао. Тетя всегда делала его чуть густоватым, именно так, как он любил.

Пока мама с тетей выкладывали продукты, Эндрю думал о красивом мальчике и старике, которых он видел на улице. Почему старик заговорил с ним, почему мальчик выглядел таким грустным? Почему старика интересовало, где живет Эндрю? Чего он хотел?

— У трех углов была авария. Я слышала в «Сейфвей». Мальчик с дедушкой переходил дорогу, и его сбил грузовик.

Эндрю резко повернулся на стуле.

— Сегодня?

— Всего несколько минут назад. Вы не слышали сирену? Я хотела пойти посмотреть, но у меня в пакете замороженный пудинг. А что, ты думаешь, это мог быть твой знакомый мальчик?

— Можно я пойду посмотрю? Пожалуйста? Может, я его знаю. Вдруг знаю?

Мама посмотрела на Эндрю, потом на тетю, потом снова на сына. Тетя всегда была снисходительна к нему, всегда давала самое вкусненькое, всегда баловала, а мама была строгой и все запрещала. Тетя умоляюще посмотрела на маму. Иногда это действовало, иногда — нет.

— Доедай оладьи, допивай какао, а потом, пока я готовлю ужин, сходите туда вместе с тетей.

— Со мной? Ты хочешь, чтобы я пошла с Энди? Бернадетта, я же выгляжу, будто весь день убиралась. Что я и делала. Разве он не может один сходить?

— Уже почти стемнело.

— Пожалуйста, мам, я только посмотрю, и все. Я сразу домой. Честно, обещаю.

— Ты наденешь куртку?

— Да, да, надену. Обещаю.

— Хорошо, иди, но не болтайся там.

Эндрю схватил недоеденную оладью и побежал наверх за курткой. Он знал, что это был тот красивый мальчик. Просто знал, и все. Это мог быть любой из его знакомых мальчишек, но под машину скорее попал бы чужак, а не местный. Туристы все время терялись у трех углов, движение сбивало их с толку. Эндрю надеялся, что мальчик не очень сильно пострадал.

Он крикнул «пока!» маме и тете и выскочил из дома. Он бежал по Грин-стрит, а потом по Бридж-стрит до самого перекрестка. Там стояли две полицейские машины и машина «скорой помощи». Толпа собралась большая, машины выстроились по Бридж-стрит в оба конца, насколько хватало глаз. Фрэнк Делани увидел Эндрю и рванулся к нему из толпы.

— Видел, как это случилось? — Фрэнк был в одном спортивном свитере и дрожал от холода.

— Ты про аварию? Нет, мама мне только что рассказала. Она услышала об этом в «Сейфвей». А ты видел?

— Нет, черт возьми. Я делаю репортаж для старика Нодди Беннета. Как думаешь, кто попал под машину?

Санитары поднесли носилки к фургону. Эндрю встал на цыпочки. Тело было с головой укрыто простыней.

Не знаю. Он умер. Лица не видно. — У Эндрю комок подкатил к горлу, в глазах защипало.

Оглядев толпу, Эндрю заметил старика, он стоял рядом с полицейским. Старик закрыл лицо костлявой рукой и тряс головой. Убрав руку, он потянулся за носовым платком и посмотрел прямо на Эндрю, словно знал, где стоит мальчик. Старик не спускал с Эндрю глаз, пока тот не почувствовал, как у него свело живот. Тогда старик снова повернулся к полицейскому и высморкался.

Черт, пропустил всю кровищу и кишки, — ныл Фрэнк. — Спорим, это кто-то из школы. Может, этот толстяк Тим Бродбэнк. Его мамаша все еще за ручку переводит сыночка через дорогу. А он на год старше нас, представь?

— Тим? Нет. Я так не думаю. Я видел мальчика с дедушкой час назад возле моего дома. Они стояли у коттеджа гвоздаря. Тот дед как раз стоит вон там с полицейским и плачет. Это, наверное, был его внук.

— Твои знакомые? — спросил Фрэнк и потер руки.

Эндрю покачал головой:

— Туристы. Похожи на туристов.

— Только представь. Ты отправляешься в путешествие со своим дедом и возвращаешься домой в гробу. Самые дерьмовые каникулы из всех, о которых я слышал…

Эндрю не мог отвести глаз от старика. Фрэнк продолжал болтать, но Эндрю не слушал. Старик больше не смотрел в его сторону, но он все ждал возможности встретиться с ним взглядом. У Эндрю по спине побежали мурашки.

— …ну и они вставили ему в глаза эти большущие булавки.

— Булавки? — Эндрю повернулся к болтающему без умолку Фрэнку. — Слушай, я уже должен идти. Скоро ужин, мама вообще не хотела меня сюда пускать.

— Ага, ладно, хорошо. Если что-нибудь узнаю, расскажу в понедельник. Пока.

— Договорились, пока.

Эндрю последний раз взглянул на старика и пошел прочь. Только Эндрю, думая об ужине, свернул на Грин-стрит, старик оглядел толпу на перекрестке.

Эндрю медленно брел по улице, ноги его отяжелели, словно налились свинцом. Ему хотелось вернуться, хотелось подойти к старику, успокоить его. Но, какими бы ни были его чувства, он понимал, что это неразумно. Он не знал, что это за человек и почему все, связанное с ним, кажется таким подозрительно странным. Подойдя к своему дому, Эндрю подумал о том, что, если бы он только поговорил со стариком, задержал бы их всего на несколько минут, мальчик, возможно, остался бы жив.

На следующее утро Эндрю первым делом выбежал на крыльцо и подобрал со ступенек «Белпер-ньюс». Он не сомневался, что найдет там репортаж о несчастном случае у трех углов. Никак не подходящий под разряд городских новостей. Это было на первой странице. Текст был следующим:

Репортаж еще больше возбудил любопытство Эндрю. Турция. Он никогда не думал о людях, которые живут в этой стране, но слышал о ней на уроке географии. Что он знал, так это то, что любит восточные сладости. Розовое желе в шоколаде напоминало ему о случавшихся время от времени приступах счастья его матери, тогда она приносила им пакеты с гостинцами и всегда немного рахат-лукума для Эндрю. Рахат-лукум придумали в Турции? Желе турецкое или шоколад турецкий? Или и то и другое? Впервые Эндрю не мог дождаться понедельника. После уроков он сразу пошел в школьную библиотеку.

Библиотека располагалась в небольшой комнате, бывшей некогда кладовкой и гардеробом. Книжные полки занимали все стены, а сама комната была разделена двумя книжными шкафами. На стене над столом библиотекаря висели нарисованные детьми картины. Эндрю любил запах книг и старых, покрашенных масляной краской столов, за которыми обычно читали школьники. В библиотеке никого не было, только мисс Эклунд, которую дети звали Швед. Ей было за пятьдесят, у нее была короткая стрижка и эти смешные волоски на подбородке, и пахло от нее мужским лосьоном после бритья. Шведы увлекаются реслингом, а мисс Эклунд была коренастой и крепкой, как мужчина, отсюда и прозвище. Девчонкам она могла простить смертоубийство, а мальчишкам давала подзатыльники даже за то, что они просто разговаривали.

Эндрю отыскал книгу о Турции, и тут появился Фрэнк. Он ухватил Эндрю за рукав и посмотрел на книгу. Изучив обложку, Фрэнк быстро глянул на мисс Эклунд: та сосредоточенно штемпелевала читательские карточки.

— Привет, влетело тебе в пятницу?

— Не-а. А тебе?

— Черт, нет. Дома допоздна никого не было. Папаша после работы сразу в паб, а мамка… ну, она все время со своими дружками. Ник теперь со своей подружкой в Шеффелде, так что я один.

— Ты что-нибудь видел, после того как я ушел?

Фрэнк взял у Эндрю книгу.

— Эй, а ты знаешь, что тот старик из Турции? Я стоял рядом, когда эта репортерша расспрашивала его про мальчишку.

Эндрю зажал книгу под мышкой.

— Да? Правда? А что ты слышал? Я читал газету, но там так мало написали!

— Он остановился в отеле «Холлингшед». Мальчишка ему не внук, а друг семьи. Он повез пацана на воды, потому что у того была какая-то болезнь. Лейкемия или что-то вроде того. Черт, вода ничего не лечит, каждый дурак знает. Это просто приманка для туристов. Надувательство, и больше ничего.

— Да уж. Я видел мальчика. Он был какой-то грустный или больной. Слабый такой. Может, он бы все равно умер.

Фрэнк заметно оживился:

— Или, может, старикан толкнул его под грузовик, чтобы он больше не мучился. Слушай, вот была бы жуть, если бы…

К мальчикам приблизилась мисс Эклунд.

— Вы двое, хотите болтать — идите в коридор. Это библиотека. В библиотеке не разговаривают.

Фрэнк подмигнул приятелю и выскользнул за дверь. Эндрю выписал книгу на дом.

На следующий день Фрэнк в школу не пришел. Эндрю хотел поделиться с ним тем, что узнал о Турции, однако эта информация вряд ли заинтересовала бы Фрэнка. Турция находится рядом с Россией. С одной стороны там Черное море, с другой — Средиземное. В Турции люди говорят на своем языке, называется — турецкий. Правда, он прочитал не достаточно, чтобы узнать, пришел ли рахат-лукум из Турции. Еще Эндрю прочитал, что у них там бывают землетрясения. Может, Фрэнка заинтересовали бы жертвы землетрясений. Его возбуждали подобные вещи. По пути домой Эндрю забежал к Фрэнку. Дверь открыла миссис Делани.

— Фрэнк дома?

Лицо миссис Делани сморщилось, она наклонилась, и ее нос оказался на одном уровне с носом Эндрю. От нее разило бренди.

— Вообще-то предполагается, что он с вами, мистер Эндрю Кроуфорд, так что это мне следует спрашивать вас об этом. Фрэнк сказал, что собирается встретиться с тобой на бетонке и вы вдвоем пойдете в церковь разузнать, как помочь тому старику.

— В церковь… — Эндрю попытался припомнить, какая это могла быть церковь. — Ой, я, наверное, неправильно все понял, миссис Делани. Я думал — мы здесь встречаемся. Ну, тогда я лучше пойду в церковь, хорошо? — робко спросил он.

— Вы там ничего не задумали, а?

— Что вы, миссис Делани. Мы честно хотим чем-нибудь помочь тому старику. Его мальчик был нашим ровесником, и мы просто подумали…

— Как мило. Тебе лучше поторопиться, Эндрю. Скоро стемнеет, — сказала миссис Делани и захлопнула дверь до того, как Эндрю успел попрощаться.

Почему Фрэнк не сказал, что собирается в церковь? И что это за церковь? Эндрю не мог вспомнить. Он дошел до ближайшей церкви, которая была католической, и огляделся по сторонам, пытаясь найти кого-нибудь, кто помог бы ему. Прачка подсказала, что старика из Турции приютила семья, что живет возле школы Стратс. А помощь для турка они координировали в методистской церкви. Эндрю поблагодарил прачку и двинулся по направлению к школе Сратс. Он представил, как будет волноваться тетя Молли, если любимый племянник после школы первым делом не заглянет домой. Но тогда возникает риск вообще не выйти из дому.

Школа Страте находилась неблизко. Добраться туда до темноты можно было только на автобусе. Эндрю проверил, сколько мелочи у него в кармане, и побежал к остановке, откуда как раз отъезжал автобус. Это был номер 14, он останавливался прямо напротив методистской церкви. Чистое везение.

Народу в автобусе было много, но Эндрю удалось занять место у окна за водителем. Он наблюдал в окно за пешеходами, которые целеустремленно шли вверх и вниз по улице, разглядывал машины, как обычно еле передвигающиеся по шоссе А6. По встречной полосе полз рейсовый автобус. В какой-то момент они оказались друг напротив друга. Эндрю заглянул в салон автобуса и попытался рассмотреть лица пассажиров. Его взгляд остановился на старике, на том самом старике, виденном им прежде у коттеджа гвоздильщика. Старик обнял за плечо какого-то мальчика. Мальчик что-то увлеченно рассказывал, а старик слушал и улыбался, демонстрируя свои похожие на игральные кости зубы. У Эндрю похолодело в животе: еще до того, как он разглядел мальчика, он знал, что это Фрэнк Делани.

Эндрю резко развернулся, уперся ладонями в стекло и закричал:

— Фрэнк, Фрэнк! О нет…

Водитель автобуса попросил Эндрю не шуметь, но мальчик уже умолк. Он неотрывно смотрел вслед укатившему в противоположную сторону автобусу. Эндрю не был уверен, но ему показалось, что в какой-то момент старик посмотрел прямо ему в глаза.

Он вышел на Кинг-стрит и побрел обратно домой. Когда он расскажет маме и тете о том, что происходит, они поймут, почему он поздно пришел домой. Он надеялся, что поймут. Все в тот день шло наперекосяк.

— Тебя не должно касаться, что делает со своей жизнью Фрэнк Делани, Энди. Если он захочет сбежать с самой королевой, пусть бежит, а у тебя своя жизнь.

От мамы ему влетело перед ужином, а теперь пришло время ложиться спать.

Тетя внимательно его выслушала и сказала:

— Как все это неприятно.

Но когда мама пришла домой, Молли пересказала историю Эндрю с несвойственной ей театральностью. Она использовала такие выражения, как: «киднеппинг» и «педофилия» — и довела маму чуть ли не до истерики.

— И если его украли, тем лучше, нечего тебе делать с таким мальчиком. Фрэнк находит неприятности там, где их нет, верно ведь, Молли?

Тетя Молли сцепила руки и кивнула в ответ:

— По крайней мере, властям известно, кто этот старик и где он остановился. Он не уйдет далеко.

Мама Эндрю сдавленно застонала.

— Давай позвоним в полицию. Вреда от этого не будет. Если ничего страшного не случилось, мы будем выглядеть, как дуры, но если Фрэнка похитили, они обрадуются нашему звонку.

Мама с тетей направились к телефону, а Эндрю тем временем выскользнул из дома через заднюю дверь. Он должен был сбегать к Делани. Автобус ведь ехал в направлении дома Фрэнка. Может быть, ничего страшного и не случилось? Или случилось?

На этот раз, когда миссис Делани открыла Эндрю, какой-то незнакомый мужчина рявкнул сверху, чтобы она возвращалась к нему. Растрепанная, в мятом банном халате, мама Фрэнка стояла в дверях, из-за освещения в холле лицо ее казалось красным.

— Чего еще? Опять все напутал? Так вы договаривались встретиться у школы или нет?

— Вы хотите сказать, что Фрэнка нет дома? — испуганно спросил Эндрю.

Миссис Делани встрепенулась:

— Нет, его нет. Что происходит, мистер Эндрю Кроуфорд?

Эндрю посмотрел себе под ноги.

Кажется, он уехал кое с кем. Я видел его в автобусе, он ехал со стариком того мальчика. Того, которого на прошлой неделе сбил грузовик у трех углов. Я подумал, что, может быть, они сюда ехали.

Несмотря на то что миссис Делани, казалось, немного запаниковала, она зажала ворот халата под горлом и сказала:

— Фрэнк делает, что хочет. Он не девчонка и может постоять за себя. Я начну беспокоиться, если он на несколько дней пропадет. Он такой же, как его брат. — Мужчина снова позвал миссис Делани, на этот раз более настойчиво. Она понизила голос и сказала: — Не волнуйся ты, Эндрю Кроуфорд. С Фрэнки все в порядке. Иди домой. — И снова захлопнула дверь перед носом Эндрю.

Он бежал домой и надеялся, что мама и тетя заняты с полицией и не заметили его отсутствия. Но вот они, разговаривают с двумя копами. Полицейский фургон припарковался возле самого дома.

— Куда, черт возьми, ты убежал, глупый мальчишка? — Мама схватила Эндрю за руку и потащила в дом. — Ты меня до смерти напугал, понимаешь? — Она бросилась на него с кулаками, он, защищаясь, поднял руки над головой, — Как ты мог!

Тетя Молли с двумя полицейскими вбежала в дом и закричала на сестру, чтобы та остановилась. Один из офицеров оттащил маму в сторону. Тетя Молли прижала племянника к себе.

— Миссис, нехорошо бить ребенка. Прекратите. Успокойтесь. Мы с ним поговорим.

— Бернадетта, иди наверх, умойся холодной водой. Я поговорю с Эндрю и с офицерами. Иди же.

Мама вырвалась от полицейского.

— Ни с кем ты не поговоришь, — зло прорычала она, и белая пена выступила в уголках ее рта. — Он мой сын. Я сама с ним разберусь.

Констебль покачал головой:

— Миссис, делайте то, что вам сестра говорит. Начнете разбираться сами — поедете с нами.

Эндрю старался сдержать слезы, но не смог. Он был скорее напуган, чем обижен, но все равно заплакал.

— Посмотри, что ты наделала, Бернадетта. Довела Эндрю до слез. Иди наверх. Иди, не стой.

Мама, громко топая, поднялась по лестнице, но Эндрю знал, что она не станет умываться холодной водой или делать что-нибудь такое. Она будет злиться и накручивать себя до предела, а потом снова станет его бить. Тетя всегда пыталась помешать этому, но ей больше негде было жить, и она опускала руки. Эндрю жалел тетю, он был благодарен ей — она хотя бы пыталась что-то сделать.

Один из полицейских присел рядом с Эндрю и задал ему сотню вопросов. Или Эндрю так показалось. У него слипались глаза — ему давно пора было спать. Когда полицейский решил, что получил достаточно информации, он сказал Эндрю, что они с напарником заглянут к Делани. Потом констебль поинтересовался, чувствует ли Эндрю себя в безопасности. Сказал, что они могут отвезти его в другое место.

— Все будет хорошо. Мама легко расстраивается. Но она всегда успокаивается. И со мной ведь моя тетя.

Тетя Молли, которая стояла в противоположном углу комнаты, улыбнулась племяннику.

— Ну, тогда хорошо. Но ты обязательно нам позвони, если снова станет «жарко». Ничего не бойся. — Полицейский взглянул на тетю Молли и опять перевел взгляд на Эндрю. — Мы сообщим тебе о результатах расследования.

— Да, пожалуйста, — еле ворочая языком, сказал Эндрю, глаза его закрылись, тело обмякло.

Последнее, что он слышал, — это как тетя открывает комод и достает для него второе одеяло.

Проснувшись, Эндрю понял, что прошла уже половина дня. Хоть на улице было серо, он мог догадаться об этом по тому, под каким углом свет падал в его окно. Мама наверняка была на работе, а тетя, скорее всего, убиралась у кого-то в доме, раз уж это была среда. Эндрю надел школьный костюм и спустился в кухню. Тетя сидела за столом и завтракала.

— Ага, смотрите-ка, кто изволил встать с постели. Хорошо поспал?

— Да, тетя Молли. Правда, я не помню, как ложился. С мамой все хорошо?

Один из этих милых полицейских отнес тебя наверх. Ты заснул еще до того, как они собрались уходить, а я знала, что никогда не дотащу тебя до кровати одна.

— Мама в порядке?

— А чего ты за нее волнуешься? Она тебя била, вопила на всю округу о том, как ты ее доводишь. Она не заслуживает такого сына, как ты, Энди. Для начала она вообще была слишком молода, чтобы иметь ребенка. Это должна была быть я. Я скорее мама для тебя, чем она. — Тетя замолчала и отвела взгляд в сторону. — Извини меня. Я знаю — ты любишь свою маму. Иногда я просто не могу ничего с собой поделать. Не сдерживаюсь и говорю правду. Прости.

— Я тебя тоже люблю, тетя Молли. Не злись на маму. Она несчастлива.

Тетя ухмыльнулась:

— И она, и все мы, бедные старые женщины.

— Ты не старая.

Тетя оглядела племянника.

— Ты считаешь, что можешь сейчас пойти в школу?

Эндрю посмотрел на часы над раковиной. Было около полудня.

— После двенадцати еще четыре урока. Да. Я готов. А ты сегодня убираешься?

Тетя Молли поставила на стол пакет.

— Тогда вот тебе сандвич. Там еще записка, но я все равно позвоню в школу и предупрежу, что ты придешь. И, да, еще не было дня, чтобы я у кого-нибудь не убиралась. Сегодня я просто отпросилась, вот и все.

— Спасибо, тетя. Ты самая лучшая.

— О, забыла!

Эндрю остановился в дверях.

— С твоим другом Фрэнком все в порядке. Могу поспорить, ты встретишь его в школе.

— Спасибо!

Эндрю слишком сильно хлопнул дверью, но едва ли обратил на это внимание. Он бежал в школу, ему не терпелось узнать, что случилось с Фрэнком.

Он столкнулся с Фрэнком по пути на урок. Увидев Эндрю, приятель нахмурился.

— Что? Ты злишься на меня?

— Ты, придурок, из-за тебя моя мамка взбесилась. Она сказала, чтобы я не припирался домой сразу после школы, потому что к ней придут приятели. А я сказал, что встречаюсь с тобой возле церкви. Ну, она и подумала, что мы собираемся навестить того старика. Ты меня просто подставил. Когда заявились полицейские, она еще больше разозлилась. Понимаешь ты? Соображать надо!

Эндрю потерял дар речи. Неужели Фрэнк не поступил бы так же, если бы увидел в автобусе его с тем стариком? Неужели он не заподозрил бы, что старик что-то задумал, если захотел подружиться с незнакомым мальчиком сразу после того, как погиб его подопечный?

Фрэнк ушел. С ним не случилось ничего плохого, и это было хорошо, но как он не мог понять, что Эндрю искренне, по-настоящему за него волновался? Почему? Он не хотел разозлить миссис Делани. Эндрю изо всех сил старался не расплакаться. Он склонил голову, опустил плечи и побрел в класс.

Остаток дня в школе Эндрю ни к чему не проявлял интереса. Он перебирал в памяти все, что случилось после того, как он увидел старика и мальчика возле коттеджа гвоздаря. Все эти странные вещи, которые он видел и ощущал, может, ему все это только показалось? Разве не странно, что старик остался в Белпере после того, что случилось? А то, что он выглядел таким довольным и был таким разговорчивым с Фрэнком, когда они ехали в автобусе? Странно. Очень странно, даже мурашки по коже.

Все дорогу домой Эндрю шел, опустив голову, и ничего не видел, только свои ботинки. Когда он добрался до дома, мама держалась отстраненно. Ей было стыдно за свое поведение, но она не могла или не хотела извиняться и помириться с Эндрю. Тетя Молли вела себя тихо, она нервничала из-за того, что выступила против сестры. Эндрю было очень одиноко.

Уже у себя в комнате, сделав уроки, он сел на подоконник и смотрел вниз, на коттедж гвоздаря. С тех пор как Эндрю немного подрос, он часто сидел вот так и представлял, как выглядела их улица двести лет назад. Представлял, что гвоздарь занят своим делом, и дым из его печи клубами поднимается вверх и уплывает вместе с облаками. А мимо, наверное, проходили мамы с сыновьями и рассказывали своим мальчикам о том, как их папы где-то строят дома и им нужны гвозди, которые делает гвоздарь? А у гвоздаря, наверное, не было конкурентов, и поэтому у него был большой-пребольшой дом на холме рядом с лютеранской церковью.

Может, кто-то из этих мальчиков — прапрапрадед его отца, которого он никогда не видел? Что сейчас делает его отец? Может быть, он — строитель, или продавец, или доктор? Мама почти не рассказывала Эндрю об отце. А тетя Молли… Ну, все, что он знал, он знал от нее.

— Не вздумай говорить маме, что я рассказала тебе о нем. Ее удар хватит. Ты все еще хочешь, чтобы я рассказала?

— Да, тетя. Пожалуйста.

Тогда ему было шесть лет, а может быть, пять.

— Хорошо. Его звали Уильям, но твоя мама звала его Уилл. Когда она с ним познакомилась, она не знала, что он чей-то муж. Но потом оказалось, что он женат на очень богатой женщине из Джерси, ее родители были очень-очень состоятельными людьми, и все они жили в доме, похожем на дворец. Конечно, Уилл сказал твоей маме, что он беден. Никто из родни жены его не уважал, и они хотели, чтобы он продолжал семейное дело, а для этого он пять дней в неделю должен был проводить в дороге. Когда-то он очень любил свою жену, но она не хотела заводить детей, потому что это испортило бы ее фигуру. Она явно была самовлюбленной пустышкой.

Твоя мама десять лет назад была намного красивее, чем сейчас, и Уилл очень быстро и очень сильно в нее влюбился. В это я верю. Бернадетта была очень осмотрительна, тогда она знала только, что он много путешествует, а ей хотелось, чтобы кто-то был рядом. Почти целый месяц Уилл делал все, что мог, чтобы оставаться поближе к Белперу, но потом его жена что-то заподозрила, и он исчез. Однажды он мне написал. Я тогда была замужем за твоим дядей Филиппом. Он просил меня передать Бернадетте, что никогда ее не забудет. Что она подарила ему счастье, которого он никогда не знал, но он женат. Он все мне о себе объяснил, но я подумала, что будет лучше, если это останется тайной. Я сказала твоей маме, что он, видимо, женат и невежа, и нечего горевать. А через месяц она поняла, что ты собираешься появиться на свет.

Ей было очень-очень больно оттого, что Уилл бросил ее. А когда твой дядя Филипп неожиданно умер, оставив мне огромные долги, мы с твоей мамой решили, что можем помочь друг другу перенести предательство одного и потерю другого. Мы решили, что ты будешь нам наградой за то, что мы перенесли все это. Так и случилось. Когда-нибудь, когда ты станешь совсем большим, мы попробуем разыскать твоего отца.

Эндрю вспомнил все случаи, когда его била мама. Отец, нот на кого она на самом деле злилась. Но он не мог сказать ей об этом. Тогда он выдал бы секрет тети. А этот секрет был всем, что осталось ему от отца. Он был слишком дорог, чтобы им делиться.

На следующий день шел дождь, и они остались в классе, а не пошли на площадку перед школой. Фрэнк не пытался заговорить с Эндрю и не обратил на него внимания, когда тот попытался заговорить с ним. Одна из девочек, которой правился Эндрю, была потрясена тем, что никто на него не претендует. Она флиртовала с ним и совсем его смутила. Слабые попытки Эндрю привлечь чье-нибудь внимание, его мольбы о том, чтобы кто-нибудь его спас, остались незамеченными. Когда она предложила ему дружить, он пробормотал что-то о том, что мама запрещает ему встречаться с девочками, и удрал из школы.

В конце Кинг-стрит Эндрю заметил высокого, худого человека, который стоял напротив его дома. Лицо человека было скрыто зонтом, но Эндрю знал, что это тот самый старик, еще до того, как он повернулся и посмотрел на него. Эндрю прошел чуть дальше и вдруг остановился. Ему пришла в голову неожиданная мысль.

Может быть, это его дедушка. Старик узнал, что у его сына есть ребенок, и теперь повсюду ищет Эндрю. Может быть, тот мальчик был его братом! А что если его отец развелся со своей нелюбимой женой и перебрался в Турцию? Может, поэтому старик и был таким доброжелательным с Фрэнком? Он хотел разузнать, не его ли внук Эндрю! И почему он раньше об этом не подумал?

Старик подошел к Эндрю.

— Ты живешь тут неподалеку?

— Да, вон там. — Эндрю указал на противоположную сторону улицы. — Вы уже меня об этом спрашивали, но тогда я не знал, что это вы.

— Так ты знаешь, кто я? — Старик улыбнулся, он был доволен.

— Отец моего отца? — с надеждой спросил Эндрю, сердце его так заколотилось, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

— Да! — Старик прикрыл рот ладонью. — Мой внук! Ты!

— Дедушка?

— Да! Это я. Как они тебя зовут?.. — Он на секунду отвел взгляд в сторону, и секунда эта показалась Эндрю вечностью. — Энди, верно?

— Да, дедушка. Энди.

— Я приехал, чтобы забрать тебя домой. — Лицо старика излучало столько тепла, столько доброжелательности, что Энди чуть не лопнул от счастья.

— К папе?

Старик кивнул:

— К папе. Он будет так рад увидеть тебя. Вся наша семья будет рада.

— У меня есть целая семья? О дедушка! Это правда?

— Правда, я тебе все о ней расскажу. Только вот самолет улетает из Хитроу завтра. Если мы хотим успеть на рейс, нам надо уезжать. Я снял номер в отеле рядом с Паддингтоном.

— Но мама… и тетя Молли.

На кухне горел свет, и Эндрю знал, что тетя готовит ужин.

— Ты прожил с ними десять лет. Пора и твоему папе с тобой познакомиться, не так ли?

Искра страха угасла, секундное сомнение улетучилось и превратилось в решимость. Он поедет туда, где его ждет настоящая семья. Неизведанное, к которому так долго с тревогой и нежеланием отпускать готовили его мама и тетя, вдруг оказалось местом, где его давно и с любовью ждут.

— Да, хорошо. А как же моя одежда? На мне школьный блейзер и…

— В отеле тебя ждет целый чемодан с одеждой. Ты когда-нибудь бывал в Лондоне?

— Дедушка, я даже в такси никогда не ездил!

— Тогда в такси мы доедем до Дерби. А там — купе первого класса в твоем распоряжении.

— Мне будет нужен паспорт. Мне нужны какие-то документы? По телевизору говорят…

— Да! Да, малыш. У тебя все будет. Я обо всем позаботился. — Старик сжал плечо Эндрю и улыбнулся, глядя на мальчика сверху вниз. — Обо всем.

Эндрю улыбнулся в ответ:

— Значит, моя семья богатая, дедушка?

— Мы принадлежим к старинному богатому роду, малыш.

— Да, тетя мне говорила. Ты не сердишься, что она мне рассказала? Она всю мою жизнь хранила этот секрет от мамы.

— Конечно не сержусь. Как только ты у нас обоснуешься, ты напишешь своим маме и тете, и секрета больше не будет. Расслабься и ни о чем не волнуйся.

Вдруг Эндрю осознал, что дождь уже закончился, а в конце улицы их ждет такси. Наступил вечер, улицы сверкали, а впереди его ожидала новая жизнь — он ехал в дом своего отца!

Естественно, никакой папа его не ждал, хотя богатое семейство в огромном поместье в Турции существовало. Когда они пристегнули ремни в салоне самолета на высоте тридцати трех тысяч футов, дедушка сказал Эндрю, что придет время, и он поможет ему найти отца. А пока древняя уважаемая семья ждала только его одного в доме таком большом, что он и представить себе не может, и в этом доме он уже никогда не будет одинок.

Тогда Эндрю осознал, слишком поздно, что те слова, которыми его мама и тетя перекидывались вечером два дня назад, — «киднеппинг» и «педофилия» — теперь относятся к нему. Он сказал об этом дедушке, но старик с ним не согласился. Эндрю избран от рождения. Он — особенный. Никто никогда не давал ему такую характеристику. Он — сакральный сосуд. Все, что говорил старик, было странным, загадочным и сбивало с толку. Эндрю никак не мог получить простой ответ на свой вопрос. Долгая поездка в лимузине убаюкивала. Эндрю время от времени засыпал и всякий раз погружался в кошмар. Кошмар прекратился, когда они наконец остановились у высокой, увитой плющом стены из блеклого кирпича. Два охранника в чалмах и без рубашек потянули ворота из кованого железа в стороны так, чтобы в них смог проехать лимузин.

Когда Эндрю увидел огромный особняк, он все еще надеялся, что его папа на самом деле там, а дедушка просто над ним подшучивал. В особняке было много мальчиков и девочек, все примерно его возраста, кто-то старше, кто-то младше. Они разговаривали на разных языках и были одеты во все белое. Дети ходили по особняку, где хотели, но все они были грустными, как мальчик, погибший на перекрестке, и глаза у них были пустыми.

Дедушка присел на стул возле большой кровати, которая предназначалась для Эндрю. Эндрю переоделся в белую рубашку, белые брюки и белые сандалии. Дедушка наблюдал за ним, но без любопытства. Взгляд его был милостивым. Безучастным.

Эндрю поежился, хотя в комнате было тепло.

— Почему вы выбрали меня? У вас был Фрэнк Делани.

— Да, тот мальчик, который ко мне подошел. Его зовут Фрэнк? — Старик задумчиво посмотрел в окно на тусклый ржавый закат. — Фрэнк. Жесткий мальчик. В душе старый. Ему не хватает самого главного. Сущности, которую мы ищем по всему миру. Чистая эманация. Это всегда был ты, Эндрю. Как только я увидел тебя, то сразу это понял.

Гордость оттого, что его посчитали избранным, приободрила Эндрю. Никто в действительности его раньше не замечал, во всяком случае, не выделял среди других детей. И никогда его не ставили впереди Фрэнка. Может, теперь он станет сильнее. Он сможет пройти через это!

— Что с ним случилось? С тем мальчиком, который был с вами? Вы его убили?

Дедушка сухо рассмеялся:

— О нет. Зачем мне было это делать? Его смерть — большая потеря. — Старик встал и подошел к окну. — Нет, я его не убивал, но я в известной степени виновен в его гибели. Я должен был доставить его в целости и сохранности, но был слишком голоден. Я питался от него и не мог остановиться. Он обессилел, питая меня, и не видел, куда идет. Я очень горевал, когда потерял его. Мои слезы были неподдельными. После того как он ушел, все, что мне оставалось, — это ждать тебя.

— И вы даже знали, что у меня где-то есть отец? — Эндрю был напуган, зол и одновременно исполнен надежды.

— О да. Я бы знал, если бы ты потерял его. Такие мальчики, как ты, растут без отцов под чрезмерной опекой матерей-одиночек, и порой из них вырастают жесткие молодые люди. Именно таким и будет Фрэнк, хотя его отец живет с ним. А потом становится уже слишком поздно. Эти мальчики встречают «своего старика», как они неизбежно называют отцов, и начинают его ненавидеть. Но ты, юный Эндрю, не такой. Ты сохранил надежду, самую ценную часть сущности. Ты будешь вознагражден. — Дедушка подошел к Эндрю и положил руки ему на плечи. — Но ты должен сохранить свою сущность до встречи со своей повелительницей, а теперь я оставлю тебя. Я и так сказал слишком много.

— Я ничего не понял из того, что вы сказали. Не уходите. Пожалуйста. Я не хочу оставаться один. — Эндрю заплакал.

— Я не осмелюсь остаться, Эндрю. Искушение для меня будет слишком велико. Ты — мое наказание, мое обретение. Им я расплачиваюсь за потери, которые не сумел защитить от себя самого. — Старик увидел в глазах Эндрю страх, увидел, насколько растерян мальчик. — Ты не пленник, сынок. Оглядись вокруг. Познакомься с другими. — Он подошел к двери. — Ты голоден?

Эндрю кивнул, хотя испытывал скорее страх, чем голод. Желудок у него сжался.

— Внизу столько еды, что тебе и не снилось. Иди найди столовую. Заведи друзей. В поместье немыслимое количество игрушек, книг, игр. Скоро придет день, и ты удивишься, что когда-то хотел уехать отсюда. — Старик выдержал паузу. — Ты ведь думаешь, что тебе лучше уехать, не так ли?

Эндрю снова кивнул. Никаких других мыслей у него в голове не было.

— И ты думаешь о маме и о тете? Думаешь — что с ними будет без тебя?

Эндрю отвернулся, у него защипало глаза, щеки стали мокрыми от слез.

— Скоро ты перестанешь волноваться. Ты утешишься тем, что у тебя больше не будет забот, тем, что тебя будут ценить гораздо больше, чем когда-либо в этом твоем захолустном городке.

Дедушка ушел. Эндрю оказался на балконе, его мучили рвотные спазмы, но в желудке было пусто. Он плакал, рыдал так, что у него заболело абсолютно все. Потом он еле добрался до кровати, лег на спину и бездумно уставился на полог из золотого шелка. Ему очень хотелось ощутить атмосферу родного дома. Почувствовать запах сырого камня, мха и плесени в погребе, тепло горящих в камине орешника и дуба и аромат тетиных оладий. В этом месте пахло тленом и торфом, корицей и шалфеем.

Было уже темно, когда в комнату вошла старая женщина. Она подошла к кровати, присела на краешек и погладила Эндрю по голове.

— Мам? — пробормотал он.

— Мой мальчик, я буду твоей мамой, твоим папой, твоим богом. А ты будешь моей величайшей радостью. Лежи тихо, вспомни всю свою жизнь, почувствуй радость и удовольствие, которое приносит невинность. Я не трону тебя, не причиню тебе боль. И постепенно тебя покинет страх, улягутся твои волнения, утихнет тоска.

Эндрю попытался сесть на кровати. Рука старой женщины коснулась его груди.

— Нет, Эндрю, доверься мне. Это будет как сон. Лежи тихо.

Он подчинился. Воздействие этой старухи на Эндрю было даже сильнее, чем гипнотическое влияние дедушки. Ее глаза с крохотными, с булавочную головку зрачками светились в темноте. От нее пахло кедром и цветущим апельсином, хотя аромат этот скорее напоминал запах дыма от угасающего где-то вдалеке костра. Женщина подняла над Эндрю ладони, словно грелась у исходящего от него тепла. Он закрыл глаза и погрузился в сон.

На самом деле это был кошмар. Сначала Эндрю увидел свою мать, веселую, молодую и беззаботную. Она была в пабе, пила эль с подружками, пока не появился высокий красавец и не разлучил их. Он прижал ее к стене и наговорил кучу красивых слов. Она поцеловала этого мужчину, которого видела впервые в жизни, и позволила ему лапать себя прямо там, в пабе. Его рука залезла ей под юбку, и между ног у нее стало мокро от желания.

Мужчина отвел ее к своей машине и продолжал овладевать ею. Они были похожи на два голых организма, волнообразно входящих друг в друга. После того, что он с ней сделал, он сказал, что любит ее. Она не возражала. Они страстно поцеловались, он пообещал позвонить ей, а потом отвез домой, где она жила вместе с родителями.

На следующий вечер она нашла другого мужчину, а в следующий за ним еще одного. Никто из них никогда не назначал ей свидание, никого из них не было рядом, когда она обнаружила, что беременна. Тогда она стала спать с мужем сестры, Филиппом, которому всегда нравилась больше, чем простушка Молли. Она заявила, что Филипп — отец будущего ребенка. Он не вынес позора, не смог смотреть в глаза Молли и покончил с собой. Бедняжка Молли.

Филипп заложил дом, чтобы рассчитаться с карточными долгами и оплатить дорогие подарки прекрасной юной Бернадетте. Молли потеряла дом и жила, еле-еле сводя концы с концами, на пособие по безработице. Но, когда сестра приползла к ней с просьбой помочь растить спиногрыза, она проглотила обиду и стала жить с Бернадеттой в доме их родителей. В конце концов, подумала Молли, малыш, может, и не от Филиппа. Сроки расходились почти на три месяца. Филипп был всего лишь одним из болванов, с которыми путалась Бернадетта.

А потом в кошмаре Эндрю была бедная тетя Молли. Тетя Молли, ворующая у людей, в домах которых она убиралась. Она воровала где колечко, где — часы, такие вещи, которые хозяева сами могли потерять. Ее ни в чем нельзя было обвинить. Во сне Эндрю видел тетю, стоящую у своего шкафа. В руках у нее коробка с наворованным добром. Она думает о том, какая у нее будет жизнь, когда она заложит все это и купит свою собственную квартиру. Ее неприязнь к сестре очевидна, она хочет, чтобы все, что есть у Бернадетты, превратилось в прах. Чтобы Эндрю был ее ребенком, а не Бернадетты. Наступит день, и она расскажет ему правду. Скажет, что его мать была шлюхой, а не секретаршей в больнице Бабингтона. Потом тетя громко, от души злорадно смеется.

Кошмар закончился. Старуха насытилась и впала в экстаз. Эндрю поднял на нее взгляд. Воздух вокруг старой женщины светился и мерцал. Она сидела на стуле рядом с кроватью и плакала. Эндрю сел. Мысленно он хотел подойти к ней и успокоить. Старуха продолжала рыдать. Но Эндрю почему-то не мог трансформировать свое чувство сострадания в действие. Он наблюдал за старой женщиной, пока та не утихла.

— Что с тобой произошло? Почему у тебя такие чувства? — Она вернулась к реальности и в упор посмотрела на Эндрю своими светящимися глазами. — Он не рассказал тебе?

— Дедушка? Нет, он только говорил о какой-то сущности и ценности. Вы из-за этого плакали?

Старая женщина встала и отступила от кровати на несколько шагов. Она немного подумала над тем, что можно ответить мальчику, и в результате ничего не сказала. Она открыла дверь.

— Пожалуйста, — ровным голосом попросил Эндрю.

— О, какой в этом вред. — Старуха вернулась к кровати. — Ты все равно все узнаешь, когда поговоришь с другими детьми.

Она села и прислонилась к столбику кровати.

— Мой мальчик, ты сейчас видел уродливую правду о своей жизни? Ты почувствовал горечь? — Она ждала ответа, но Эндрю молчал и никак не реагировал. — Я приподняла завесу, укрывающую тебя все десять лет твоей жизни. Ты не чувствуешь, что теперь часть твоей невинности перешла в меня?

Эндрю заглянул себе в душу. Там было темно и влажно, как в тот вечер, когда дедушка забрал его из города, только теперь там не было искр света.

— Тебе не повезло — теперь ты принадлежишь мне. Я всегда буду оплакивать то, что ты потерял, и сладость моей наполненности. Это кажется непонятным, сбивает с толку. Со временем это перестанет тебя смущать. Ты просто будешь. — Старуха рассмеялась, сухо, как совсем недавно дедушка. — Подумать только, одна из этих глупых рас преклоняется перед этим состоянием… быть. Они называют это просвещенностью. — Старуха снова встала, усмехнулась и подошла к двери. На пороге она улыбнулась, и зубы ее были похожи на игральные кости без точек. — До завтра.

Дверь за старухой закрылась. Эндрю посмотрел на свои руки, ощупал лицо. И руки, и лицо были такими же, как прежде. В реальности он не изменился. Завтра. Завтра он узнает, есть ли у них в библиотеке книги о Турции. Он не дочитал ту, что оставил… Где-то.