Венера из Антальи

14 Никита Перст Божий

— День — ночь, день — ночь. Мы идем по Африке… Только пыль, пыль, пыль из-под стоптанных сапог… — негромко напевал я марш на слова любимого нами с сестрой Редьярда Киплинга, шагая рядом с Юлей.

Отмахали мы уже километров пять, пробовали голосовать, но бесполезно.

— Я хочу домой, — взмолилась Юля, — ну почему я согласилась на эту командировку?

— …здесь я забыл, как зовут родную мать… — допел я куплет о злоключении британского колониального солдата на Черном континенте, — ничего, дорогая моя, не поделаешь. Зато приключение получается запоминающееся. Солнце садится, скоро совсем стемнеет. Смотри, к рассвету и доберемся в твой Кучкудум.

— Гюндокду, — поправила Юля и буквально повисла на моем локте. Узкое траурное платье и высокие шпильки — не лучший наряд для дальних походов.

Следовало поднять девушке настроение:

— С этой маршевой песней отлично ходить на дальние расстояния. Однажды, когда я напился с друзьями, мы шли пешком по ночной Москве. Денег на такси, как и сейчас, у нас не было. Пели эту колониальную песню. А за нами следом двигалась милиция. Нас забрали, лишь только мы пропели именно эти слова: «здесь я забыл, как зовут родную мать». Объяснения, что это Киплинг, не помогли, и мне на службу в архив прислали бумагу, будто бы я ругался на улице матом.

— Ты еще и алкоголик… Я сейчас и в самом деле начну ругаться матом.

И я поверил. От самоуверенной красотки, с которой я покинул отель в Сиде, не осталось и следа. Рядом со мной плелось изможденное, но все же очень милое создание, нуждавшееся в крепком мужском плече.

Я с сожалением констатировал, естественно, не вслух, что даже если мы доберемся до ее Кучкудума и в номере окажется настоящая кровать-сексодром, то с занятием любовью придется подождать до следующего дня. Это только в кино герои занимаются сексом после переходов через безводную пустыню и костедробительных драк.

— Пить хочу… — захныкала Юля.

Я обхватил свою спутницу и почувствовал себя солдатом, выносящим раненого с поля боя. Подобные переживания сближают.

— Ник… — вырвалось хриплое у Юли, — это мираж?

Она отстранилась от меня и, уже окончательно забыв о подиумной походке, заковыляла на шпильках к кювету. В сумерках оттуда поблескивал гроб. Скорее всего именно в этом месте пугливый водитель-турок решил избавиться от страшного груза и сбросил его прямо из кузова.

— Наш гроб. — Юля присела на корточки и с умилением погладила полированную крышку.

В этом «наш» было что-то очень трогательное. С третьей попытки мы выволокли гроб на обочину и присели на него. Мимо изредка проносились машины, и водители испуганно шарахались на встречную полосу от нашей странной парочки. Желающих остановиться не находилось. Да я бы и сам не остановился! Оптимизм, появившийся после находки в кювете, таял так же быстро, как и дневной свет.

— Картинка называется «Восставшие из ада» или, если тебе больше нравится «Иногда они возвращаются».

— Нам суждено сидеть здесь вечно, — вздохнула Юля, — без денег, без еды и питья. Нет — это «От заката до рассвета». Прилечь бы…

— В гроб? В ящик сыграть решила?

— Куда угодно. Я «мертвая». Неужели непонятно?

— Слушай, безвыходных ситуаций не бывает. Глупо ночевать на шоссе, когда в двух приморских городках нас ждут гостиничные номера.

— С полным пансионом. Конечно, глупо. Но с гробом у нас нет никаких шансов остановить машину. Разве что полиция нами заинтересуется. — В голосе Кругловой сквозило полное отчаяние.

— Не знаю, в каком университете ты училась…

— В МГУ, — машинально подсказала Юля.

— Разыграем классический студенческий трюк. Я спрячусь в кустах с гробом, а ты остановишь машину.

— Думаешь, кто-то на меня сейчас «клюнет»? Я не в лучшем виде, — Кругловой нельзя было отказать в самокритичности.

— Сейчас сумерки, — безжалостно напомнил я, — и местность сельская. Не на Тверской.

Юля тяжело поднялась, одернула платье. Я не стал говорить, что для достижения цели стоит слегка приподнять подол, все же я воспринимал ее уже как свою девушку.

— Лучше всего просто попроси телефонную трубку и позвони своему турку, пусть присылает машину за этим чертовым гробом.

— Ага. — Круглова встала на обочине и вяло подняла руку с оттопыренным большим пальцем.

Я потащил гроб в кусты. Захрустело, в меня впились жесткие южные колючки, камень предательски зашатался под ногой. Я потерял равновесие, упал, покатился по откосу к скалам. Гроб, громыхая, последовал за мной.

— Черт, только этого не хватало, — я сперва ощупал тело, взглянул в стремительно темнеющее небо. Надо мной нависала одинокая скала в два человеческих роста, она, как перст Божий, указывала мне, чтобы не поминал на ночь глядя нечистого.

Крышка гроба слегка отошла от удара, сдвинулась, штифты креплений, правда, все еще торчали в гнездах. Я попытался вставить их на место, но защелки не поддавались.

— А если снять крышку и потом попытаться защелкнуть? — подумал я, вглядываясь сквозь кусты в силуэт Юли.