30 Никита Если со мной что-то случится…

Гулять у моря по темноте, да еще с молодой особой, к которой неравнодушен, занятие чрезвычайно приятное. Но это только в том случае, если на душе спокойно. Вместо того чтобы говорить комплименты, признаваться в чувствах, мы с Юлей печатали шаги по влажному песку и обсуждали проблемы, с которыми неожиданно для себя столкнулись на отдыхе. Чем больше я слушал свою спутницу, тем больше склонялся к мысли, что мы взялись не за свое дело. Конспираторы из нас никакие. Я удивлялся, как это мы до сих пор на свободе. На месте усатого инспектора я бы засадил нас всех за решетку, устроил пару перекрестных допросов, и мы бы выложили ему всю правду.

Когда мы подошли к двери номера Кругловой, в моей голове сложился очередной план, который должен был не развязать узел проблем, но разрубить его одним махом. Однако легко придумать, но тяжело озвучить придуманное, если понимаешь, что слушательница еще не созрела морально. Лучшего места, чем постель, для такого разговора и не придумаешь. Я справедливо рассчитывал на заслуженное вознаграждение. Все-таки спас Юлю от лап полиции. Но Круглова почуяла неладное. Она стала к двери спиной, ключ держала в руке. Женское чутье ей подсказывало, что я не договорил всего.

— Итак, — произнесла она, — ты не сказал своего окончательного слова.

— Ты об Оле?

— И о ее так называемом телохранителе.

— Юля, ты мне нравишься, и я желаю тебе только добра, — мягко проговорил я и взял ее за плечи.

— Так начинают, когда собираются потом сказать какую-нибудь гадость, — отреагировала Круглова.

— Ладно. Я думал отложить разговор на потом. Но раз ты уже завела его… Ответь, до того как на горизонте появилась статуэтка, нам всем было хорошо?

— Вполне.

— Отсюда делаем логическое заключение. Статуэтка портит нам отдых, провоцирует на преступное поведение. Нам лучше всего просто забыть о ней.

— И как это? — хлопнула ресницами Юля. — Пусть себе лежит в твоем тайнике, о котором ты никому не хочешь говорить до окончания дней?

— Не совсем. Делаем так. Мы забываем о том, что с нами случилось. Отдыхаем, как и собирались, а уж потом, когда вернемся в Россию, отправим в музей анонимное письмо с указанием места, где спрятана Венера. Черт с ними, с деньгами! Здоровье дороже. Неужели твое спокойствие не стоит шестнадцатой части миллиона?

По взгляду Юли нетрудно было догадаться, что подобное решение ее не устраивает.

— Ага! Лучше сразу скажи, что решил меня кинуть.

— Юля, не говори таких вещей. Ты мне нравишься, — я попытался ее обнять и даже готов был произнести слова, которых обычно избегаю, если до конца не уверен в своих чувствах.

Круглова сбросила мою руку со своего плеча.

— Вот и живи со своей сестричкой, если такой умный. Идиот! Я не собираюсь отказываться от своих денег.

Ключ провернулся, хрустнул замок, и дверь захлопнулась перед самым моим носом.

— Зря ты так, — сказал я, не будучи уверенным, что она меня слышит.

Если бы в моем номере было спиртное, я бы, наверное, напился вдрызг, но, к счастью, на столе наблюдалась только минералка. В дверь деликатно постучали. Я подбежал, открыл. Нет, Юля не передумала, на пороге стояла Оля и была со мной подозрительно ласкова.

— Вы поссорились, — сестра прошла в номер, — женщины более эгоистичные существа, чем мужчины. Не верь, если они говорят тебе, что любят. Врут. Так, что случилось, Ник?

Я как на духу пересказал ей свою новую «гениальную» идею. Оле она понравилась сразу же. Вот уж не ожидал такого взаимопонимания.

— Деньги — пыль, — пафосно произнесла Оля, — умный человек это понимает. Вот как ты, например. Я с тобой полностью согласна.

— У тебя в номере не найдется припасенной бутылочки вина? Если не выпью, не засну.

Сестра, обычно стоящая на страже моего трезвого образа жизни, неожиданно смягчилась, сбегала к себе и принесла пакет красного вина. Мне, честно говоря, было все равно, какой сорт пить. Осушив стакан, жизнь показалась мне чуть более радостной.

— Ник, мне кажется, ты зря не хочешь сказать мне, где спрятал Венеру. — Оля заботливо подлила мне вина.

В моей душе тут же зазвенел голосок Юли, предупреждавший, что Оля спятила на деньгах.

— А какой в этом смысл, если мы решили забыть о Венере? Если уж забывать, то обо всем сразу. Тут как с расставанием в любви — отрубаешь все бесповоротно. Как я сделал с Людкой Крушинской.

— Ты неправильно меня понял.

И тут прозвучал аргумент — абсолютно «бездуховный», но вполне убедительный. Во всяком случае для моей сестры-искусствоведа.

— Я сегодня чуть не погибла. А вдруг погибнешь ты? И не успеешь никому рассказать, где спрятана статуэтка Венеры Анталийской. Это же будет невосполнимая утрата для мировой культуры! Такой грех на душу брать нельзя.

— Сестричка, подлей мне еще вина, — попросил я.

Оля покорно набулькала в стакан и стала меня укатывать, как это умеет делать только она. Даже если бы я уже лежал мертвым, она бы и тогда от меня не отстала.

— Хорошо, — наконец кивнул я согласно, — неси свою карту анталийского побережья.

Мне показалось, что Оля просто на секунду растаяла в воздухе, а потом уже материализовалась с туристической картой в руках.

— Вот, — указал я на приметный поворот шоссе. — Я забросал статуэтку камнями в расщелине, а рядом положил два камня: один белый, другой черный. Становишься точно под грушей, разводишь руки, а потом сводишь их перед собой, после чего отсчитываешь двадцать шагов в сторону горы. Спутать невозможно, уткнешься носом. А теперь забудь об этом, я еще жив и собираюсь прожить долгую счастливую жизнь.

— Поговорим завтра, — зевнула Оля, прикрыв ладошкой рот, хотя по ее глазам я видел, что спать ей не очень-то и хочется.

Загрузка...