Венера из Антальи

6 Никита Ах, Венера!

Конечно, машина — вещь удобная. Но только в том случае, если ты не за рулем. Во-первых, даже пива позволить себе нельзя, во-вторых, вместо того чтобы любоваться красотами, ты должен всматриваться в дорогу, прислушиваться к подозрительным звукам, которые издает мотор, к шуршанию протекторов, пытаясь уловить звук выходящего воздуха.

Когда мы с Олей и Юлей Кругловой оказались в столице провинции Антальи, то сразу же пришлось отказаться от автомобильной экскурсии по старому городу. Продираться на «Фиате» по лабиринту средневековых улочек так же немыслимо, как пытаться идти против движения в час пик в Московском метрополитене.

— Вы как хотите, но я не рискну оставлять машину без присмотра, гарантий и страховок владелец не предоставлял, — объявил я, когда мы зарулили на стоянку у средневековых городских ворот, сложенных из грубо обтесанного камня.

Я не был и не стану расистом, но неискренние улыбки и маслянистые глаза жителей Востока никогда не внушали мне доверия. Подозрительных типов возле стоянки хватало, того и смотри, что-нибудь да сопрут.

— Но пятнадцать минут экскурсии ты уделить можешь? — холодно поинтересовалась Оля. — В конце концов, здесь есть полиция.

— Конечно. Но именно полицейский мне больше всего и не нравится. У него лицо типичного оборотня в погонах, — покосился я на толстого дорожного полицейского, командовавшего парковкой машин, — к тому же я приехал отдыхать, а не сидеть в участке и помогать полиции составлять протоколы.

— Если вы хотите, то я могу остаться в машине, — предложила Юля Круглова.

— Тридцать минут и не больше, — согласился я, — до рынка и назад.

Оля тут же у ворот купила план старой части Антальи. Вооружившись им, мы нырнули в прохладную тень улочки. Глухие стены с высоко расположенными зарешеченными окошечками. Надежно запертые двери, плоские крыши, из-за которых выглядывали зубчатые башни. Ручеек туристов тек по улочкам, то увлекая нас за собой, то заставляя прижиматься к стенам. На микроскопической площади перед ажурными воротами мечети мы остановились. Никаких надписей, свидетельствующих о древности сооружения, не просматривалось. Сестра развернула карту, всмотрелась в хитросплетение старинных улочек.

— Итак, — начал я мягко, — что именно ты хотела бы здесь увидеть?

— Ник, главная достопримечательность старого города — Ийвли минарет. Там, в мечети, долгое время и находился знаменитый археологический музей Антальи, пока не переехал в специально построенное для него здание. К тому же старый рынок неподалеку.

— Женщин и вообще иноверцев в мечети не пускают, — вставила Юля, — хотя посмотреть снаружи тоже неплохо.

Оля прикладывала к стене карту так и сяк, пока, наконец, не была вынуждена признаться, что заблудилась.

— Кажется, когда мы шли к центру, эта башня стояла слева, — Юля уверенно показала на каменные зубцы.

Стоило осмотреться, и еще три башни-близнеца отыскались в пределах видимости. Пришлось взять инициативу в свои руки. У женщин вообще с пространственной ориентацией туго. Выцелив взглядом группку соотечественников, я направился к ним.

— Извините, как нам выбраться к стоянке у городских ворот?

Молодой парень в белой тенниске нервно улыбнулся:

— В старом городе четверо ворот. Мы сами выбраться не можем.

Пришлось рассуждать логически: Сид, откуда мы приехали, лежал на восток от Антальи, следовательно, если посмотреть на солнце… Пока я выстраивал маршрут отступления к городским воротам, за нами наблюдал ленивый турецкий юноша, в его взгляде сквозила скука. За свой короткий век он перевидал не одну тысячу идиотов-туристов, способных заблудиться с картой и компасом в трех соснах.

Я, Оля и Юля с видом знатоков старого города шли по улочкам, группка соотечественников, делая вид, что просто гуляют, следовала за нами в надежде выбраться из лабиринта. Поворот следовал за поворотом.

— У меня такое чувство, что мы скоро увидим себя со спины, — в отчаянии проговорила Юля.

— Мне кажется, я уже видела, — отозвалась Оля.

— Выберемся, — самонадеянно заявил я, — кажется, сюда, если смотреть на солнце, — мы повернули и оказались у той самой мечети, откуда начинали путь.

Соотечественники за нами приуныли, по их лицам несложно было догадаться, что и они надеялись на другой результат. Оля, как и любая женщина, готова была признать виноватой кого угодно, только не саму себя.

— Здесь, если ты помнишь, Людка Крушинская в прошлом году в своем идиотском сериале снималась, — мстительно напомнила она, — вы, Юля, может, смотрели?

— Я сериалы не смотрю. А эта Крушинская, кто она?

— Одна моя знакомая и его — тоже.

Юный турок со скучающим лицом внезапно с пониманием улыбнулся и махнул нам рукой, чтобы следовали за ним, мол, так и быть, выведу.

— Вот видишь, — шептала мне Оля, еле поспевая за торопливо идущим юношей, — ты к туркам несправедлив. Очень гостеприимная и культурная нация. Это же бывшая Византийская империя, а если брать еще раньше…

— Извини, что был не прав.

— Надо его отблагодарить, — напомнила сердобольная Юля, — человек свое время на нас тратит. Сколько ему дать, чтобы не обидеть?

В затылок мне дышала группка заплутавших соотечественников.

Юноша завернул за угол. Выхода из города не просматривалось. Тут же он распахнул дверь лавки, в которой торгуют разной сувенирной дрянью.

— Заходите, выберите себе сувениры, а потом я провожу вас до ворот, — на сносном русском произнес наш «Сусанин».

В полутемном помещении на полках были разложены покрытые пылью ковры, тускло поблескивали медью кальяны, столбики фесок с кисточками высились на низком столе, керамические подсвечники стаей сбились в угол. Хозяин лавки сидел на низкой скамеечке и задумчиво курил сигарету. Дым тянуло сквозняком к выходу.

— Если мы ничего не купим, то из старого города не выберемся, — прошептала Оля.

Мне оставалось лишь подтвердить справедливость ее предположения.

— Вещи, конечно, эффектные, но абсолютно бесполезные, — осмотрелась Юля Круглова.

Ценники, конечно же, отсутствовали. Спрашивать турка, сколько и что стоит, было опасно. Сразу же ввяжешься в долгий спор. Наугад мы отобрали три дешевых с виду сувенира: подсвечник с плошкой, кофейную чашку с картой Турции и упаковку стандартных свечей. Попавшие в эту «пещеру Али-бабы» соотечественники опрометчиво взяли в руки и принялись рассматривать самодельные шахматы. Хозяин принялся торговаться с ними.

В результате подсвечник обошелся нам в пятнадцать долларов, чашка в десять, свечи тоже. На руках у меня был полтинник. Сдачи, конечно же, не нашлось, и после длительных уговоров нам буквально всучили вместо нее еще два подсвечника. Соотечественники все еще торговались, пытаясь сбить цену шахматам, не желая покупать их за пятьдесят «зеленых».

Юный турок смилостивился над нами. Хозяин лавки, не стесняясь нас, сунул ему деньги за то, что привел покупателей, и мы вместе с ним вышли на улицу. Как оказалось, всего пара минут ходьбы отделяла нас от городских ворот. Турок немного подождал, явно надеясь на чаевые, но я мстительно сообщил ему, что «кеша» у меня больше нет — кончился в лавке, а есть только кредитка.

Оля вновь вооружилась планом города.

— Археологический музей, музей… — вела она пальцем по карте, — тут по дороге есть еще что посмотреть.

— Музей закрывается в пять часов вечера, так что стоит начать с него, а оставшееся время потратим на осмотр других достопримечательностей. Не забывай, мы еще некрополь хотели посмотреть. А ночью на кладбище как-то неуютно.

— Ты всегда был таким. Помню, в детстве прикидывался больным, когда приходило время идти по абонементу на концерты классической музыки.

Юля делала вид, что не слышит нашего переругивания. За считаные минуты я промчался под стенами старого города, было странно, что на пятачке чуть больше Манежной площади можно отчаянно заблудиться. Вдоль улицы высились аккуратно подстриженные деревья, прогуливались туристы. И без подсказок Оли меня вели дорожные указатели. Порадовало, что у музея имелась бесплатная парковка.

Моя сестра снова почувствовала себя главной, все-таки профессия ее — искусствовед.

— Археологический музей Антальи — второй по богатству коллекции в Турции, — сообщила она, и глаза ее загорелись, — античная коллекция, византийское искусство, мусульманский период.

Я закрыл машину, Юля скучновато посмотрела на громаду музея, выстроенного в несколько безликом стиле начала семидесятых годов двадцатого века. Большие музеи всегда пугали меня, особенно если приходилось идти в них с сестрой. Осмотреть все физически невозможно, даже просто от ходьбы по залам заболят ноги. Однако говорить об этом вслух я не рискнул. Для Оли искусство — это святое, а человек, рискнувший усомниться в его превосходстве над всем остальным в жизни, конченый дебил и не поддается исправлению.

На Юлю произвело впечатление то, что мне не пришлось покупать себе билет, было достаточно журналистского удостоверения.

— Реклама, — объяснил я, — во всем мире журналистов в музеи пускают бесплатно. Есть шанс, что бесплатное посещение превратится потом в статью.

— Так вы пишете? — чувствовалось, что Юля уважительно относится к тем, кто умеет делать уникальную работу.

— Иногда, — встряла Оля, — по большей части для бульварных и рекламных газеток, которые вы, надеюсь, не читаете.

— Теперь почитаю, — улыбнулась Юля персонально мне.

Залы древней истории на меня особого впечатления не произвели, как, впрочем, и на сестру. А нам предстояло осмотреть еще двенадцать залов и открытую галерею в саду, где расположили самые объемные экспонаты: мраморные саркофаги, детали колонн, скульптуры, стоявшие когда-то на фронтонах античных зданий. Продвигаться по музею без экскурсовода — не лучшее занятие, потому после древних залов мы сразу же оказались в христианском, с выставкой времен Византийской империи, а затем перенеслись в античные времена. Зал просто поразил, он утопал в полумраке, а все мраморные скульптуры подсвечивались точечными светильниками. Яркость постоянно менялась, отчего возникала иллюзия движения.

— Чудо. — Юля зачарованно смотрела на атлетические фигуры древнегреческих героев, богов и богинь.

Оля и тут нашла к чему придраться.

— Сделали из музея аттракцион какой-то. Красный свет уместен только в борделе. Скульптуру надо смотреть в естественном освещении. Кстати, Юля, и особенно ты, Ник, обратите внимание, — Оля встала рядом с двухметровой Афродитой, — у греков почитались настоящие женские формы, то, что называется классической красотой: широкие бедра, крепкие плечи, а не заморенные диетами подиумные модели.

Шпилька наверняка была обращена в мою сторону, намек на Людку Крушинскую.

— Во все времена — свои представления о красоте, — примирительно вздохнула Юля, — в готический период восхищались как раз худыми женщинами с узкими бедрами.

Залы Османской порты поразили пестротой. Небольшая поклонница Востока, Оля проскакала их «на одной ноге», не забывая при этом ехидничать. Впереди открывалась величественная перспектива недавно возведенного зала, где и была выставлена самая большая достопримечательность археологического музея, недавно извлеченная из развалин античного Аспендоса Венера Анталийская.

Нам повезло, вместо Олиных комментариев можно было послушать профессионального русскоговорящего гида, расположившего в центре зала полукругом группу экскурсантов. Его лекция была далеко не лучшей из слышанных мной. Однако ему удавалось главное — держать внимание туристов.

— Посмотрите вверх, — громогласно объявил гид.

Все дружно задрали головы, даже моя сестра, обычно не поддающаяся «гипнозу», и та вскинула подбородок. Над нами в высоте белел диск чистого неба.

— Этот зал нашего Анталийского археологического музея выполнен по всем канонам византийской архитектуры и зодчества времен Великой Порты. Он — точная копия парадного зала дворца султана…

Юля слегка поежилась, наверняка ей не улыбалось выслушивать до конца пространную речь гида.

— На кладбище спешишь? — не удержался я.

К этому моменту у нас с ней завязались вполне дружеские отношения, во всяком случае я уже мог секретничать с ней об Оле.

— Боюсь, твоя сестра обидится, а самой скульптуры из-за экскурсантов пока и не видно, — прошептала Круглова.

— …а теперь, — с интонациями распорядителя циркового манежа проговорил гид, — обратите внимание на отделку зала. Над ней работали лучшие современные турецкие дизайнеры по интерьерам. Подобный стиль, сочетающий в себе художественные достижения Запада и Востока, чрезвычайно популярен сейчас по оба берега Атлантики. Самые высокооплачиваемые дизайнеры…

Оля не выдержала и пробралась сквозь экскурсантов к шедевру, ради которого и был возведен отдельный зал традиционной архитектуры. Нам оставалось или последовать за ней, или же тихо любезничать. Наверное, Юле наговорили в Москве многое о Венере Анталийской, она не удержалась, взяла меня за руку, и мы протиснулись к самому шнуру, ограждавшему скульптуру.

По мне, так и не о чем было бы говорить. На мраморном возвышении точно посередине зала стояла бронзовая статуэтка сантиметров шестьдесят-восемьдесят в высоту. Однако экскурсовод тут же развеял мой пессимизм.

— Перед вами бронзовая скульптура — точная копия Венеры Милосской. И если у мраморного оригинала отсутствуют руки, то Анталийская целехонька, чем и знаменита, и очень ценна… Застрахована на несколько миллионов долларов. Только в этом году она была извлечена археологами из античных развалин…

Теперь уже и я, и Юля во все глаза смотрели на статуэтку. Слова о миллионах долларов поневоле внушали уважение.

— Вот что значит правильный маркетинговый ход, — прошептал я на ухо специалистке по захоронениям.

Оля тут же обернулась и приложила палец к губам, мол, веди себя, Ник, пристойно.

Экскурсовод профессиональным взглядом выделил из толпы туристов мою сестру и тут же предложил:

— Попрошу вас подойти поближе.

— Я? — Оля вскинула брови.

Да, не стоило ей лезть вперед, подобные активистки обычно и становятся жертвами.

— Да… да… именно вы, — с готовностью подтвердил коварный гид и даже протянул руку, предлагая встать к скульптуре вплотную.

Оля обернулась ко мне, ища поддержки. Я слабонервно опустил взгляд. Один-единственный шаг к скульптуре, нога, поставленная за оградительный шнур, и тут же взвыла сигнализация. Оля, чертыхнувшись, отскочила назад. Полицейский из охраны музея радостно лыбился, наверняка подобное развлечение для туристов входило в программу.

— В пол в радиусе трех метров от постамента вмонтированы датчики, реагирующие на изменение нагрузки. Стоит только поставить ногу, и они мгновенно срабатывают. Такая же сигнализация установлена и в музеях Ватикана, — не без гордости добавил гид, — прошу всех на выход, за нами есть еще желающие насладиться шедевром античных времен.

Насладившись историко-культурным наследием Антальи, мы оказались на свежем воздухе. Впереди нас еще ждал сад с шедеврами древней архитектурной пластики.

— Оля, с тобой все в порядке? — поинтересовался я, когда сестра полезла в сумочку за таблетками.

— Не мог меня остановить? У меня сердце стучит, словно швейная машинка. Идиот! Не ты, конечно, а экскурсовод.

— Свежий воздух, шедевры… — проговорил я, стараясь быть искренним, — пройдемся посмотрим. Не зря же мы сюда приехали.

Созерцание античных и средневековых саркофагов на время сблизило и Олю, и Юлю Круглову. «Мои женщины», как я уже начал их называть в мыслях, могли сосуществовать, что, естественно, радовало.

— Какой прелестный саркофаг! — восхищалась Круглова, обходя мраморную коробку с рельефами.

— Настоящий шедевр. Но, если вам приходилось бывать в Риме, там вы увидели бы и более утонченную композицию, выставленную в…

— В Риме мне бывать не приходилось…

Я вновь почувствовал себя лишним на этом «празднике жизни».

— Музей закрывается… — донеслось до нашего слуха вкрадчивое сообщение по внутреннему радио, — в вашем распоряжении еще двадцать минут, просим…

— Однако и время летит, — Оля взглянула на часы, — я еще надеялась вернуться в зал Великой Порты.

— Неподалеку от музея — прелестный некрополь султанских жен! — напомнила Юля.

— Конечно же, Оля, ты не станешь спорить, что посещение кладбища тоже часть культурной программы. И это куда приятнее бесцельного времяпрепровождения на пляже, — вкрутил я.

— Именно так, — бесстрастно подтвердила сестра.