Леди доступна

Глава 1

Мы поднялись на третий этаж. Сержант Полник тяжело переводил дыхание. Он остановился передохнуть и укоризненно посмотрел на меня.

— Неплохой квартальчик, а, лейтенант? — проворчал он.

— Похоже на то, — согласился я.

— И домик такой приятный, тихий, верно?

— У тебя на такое нюх, сержант, — с восхищением ответил я. — Мышиный писк прозвучит словно рев льва во время случки.

— Должно быть, какой-то псих позвонил насчет убийства, — решил Полник. — Уж лучше бы поднял на ноги пожарников, а честному полицейскому дал бы спокойно поспать.

— Как бы то ни было, мы здесь и будем выяснять ситуацию, — подвел итог я, — может, нам хоть бокал лимонада предложат.

Наверху было всего две квартиры — 4А и 4Б. Я свернул к двери 4А и нажал кнопку звонка. Полник, тяжело сопя, продолжал подниматься.

— Псих! — проговорил он, уже стоя рядом со мной и возвращаясь к старой теме: — Какая-нибудь сумасшедшая старуха, у которой шарики заехали за ролики.

Внезапно Полник смолк. Челюсть у него отвисла, а на обезьяньей физиономии появилось выражение порочного восхищения.

— Черт! — выдавил он.

Я проследил направление его взгляда. Входная дверь приоткрылась, и выглянула хозяйка. Судя по выражению ее голубых глаз, мы не вызвали у нее особого интереса. Брюнетка, похожая на русалку. Парикмахером ей, должно быть, служил приморский ветерок; волосы с нарочитой небрежностью спадали на плечи, обрамляя совершенный овал лица.

Одета она была в белое неглиже свободного покроя длиной до бедер. Мягкие складки прикрывали высокую грудь. Спереди одеяние было испачкано красками, а на кончике вздернутого носика русалки красовалось малиновое пятнышко.

— Мисс Бертран? — спросил я с некоторым недоверием.

— Белла Бертран, — подтвердила она. Голос ее прозвучал так мягко и волнующе, словно шелест песка на тропической отмели в час прилива.

— Лейтенант Уилер из службы окружного шерифа, — представился я, — а это сержант Полник.

— Здравствуйте. — Она одарила Полника ослепительной улыбкой, от которой у него судорожно дернулся кадык. — Вероятно, вы по поводу убийства?

— Поганый способ зарабатывать на жизнь, — заметил я. — Но кто-то должен и трупами заниматься.

— Не хотите войти?

Белла Бертран вошла в квартиру. Когда она повернулась, в боковом разрезе рубашки соблазнительно обрисовалось выпуклое загорелое бедро.

«Да, — подумалось мне, — если она психопатка, то против таких психопаток я ничего не имею».

Квартира Беллы Бертран оказалась художественной мастерской. Огромная комната с застекленным потолком и двумя дверями, одна вела в ванную, другая — на кухню. Вокруг были картины — штук тридцать. Одни были развешаны на стенах или прислонены к ним, другие просто лежали на полу. На каждой картине изображена орхидея. Еще одна картина, почти законченная, стояла на мольберте — и это была все та же чертова орхидея.

— Да-а! — Полник оглядел все это с видом глуповатым, но одобрительным. — Вы художница, да?

— Надеюсь когда-нибудь ею стать, — серьезно ответила Белла Бертран, — но на это понадобится еще много времени.

— Но где же труп, мисс Бертран? — спросил я. — Ведь это вы звонили в полицию насчет убийства?

— Да, я. — Глаза ее расширились. — Но труп не здесь, это через коридор. Однако я не думала, что мне надо ждать вас там, краски могли бы высохнуть…

— Конечно, — согласился я и строго взглянул на Полника. — И ты тоже не думал, что мисс Бертран бросит на произвол судьбы свою незавершенную картину и будет караулить труп, не так ли, сержант?

В ответ он как-то странно посмотрел на меня.

— Как же, высохнет тут что-нибудь, пока она здесь торчит в этой ночной рубашке! — буркнул он.

Белла Бертран, казалось, утратила всякий интерес к нам. Она повернулась к холсту на мольберте и слегка коснулась кистью орхидеи. Я остановился за спиной у девушки и несколько секунд не сводил глаз с картины.

— Не люблю мешать чужой работе, — сказал я. — Но вы не возражаете, если мы немного поговорим об убийстве?

— Не возражаю. — Она провела кистью по своей рубашке, оставив зеленый след. — Это другая дверь, лейтенант, я же сказала.

— То есть другая квартира — 4А? — догадался я.

— Правильно. — Она задумалась и потерла малиновый мазок на кончике носа. — Что вы видите на этом холсте?

— Орхидею.

— И все? — Мисс Бертран разочарованно вздохнула.

— Разве недостаточно?

— Нет! Она должна выражать самую сущность орхидеи! — страстно произнесла девушка. — Я не могу перейти к следующему этапу, пока не научусь отражать подлинную суть предмета. Это жестоко по существу, но так оно и есть. Вы все еще ничего не понимаете, не так ли?

— Не понимаю, — признался я. — Но если вы позволите, я через пару дней вернусь сюда и часов восемь подряд буду внимательно изучать ваш рисунок. — Я набрал в грудь побольше воздуха и, не давая ей прервать меня, продолжал: — Между прочим, кто же был убит в той квартире? Каким образом вы обнаружили тело? И еще одно: когда вы ответите на эти два вопроса, у меня их останется всего сотен пять, так что пока не пытайтесь перевести разговор на другую тему.

— Ну, разумеется, я знаю, кто убит. — Она оставила на холсте мазок цвета печени алкоголика. — Это Гил. — Она широко махнула белилами. — Там его мастерская.

— Гил? — сдержанно переспросил я.

— Гилберт Хардейкр, портретист. Мастерская напротив моей. Я пошла взглянуть, не варит ли он кофе. А он… он был там. — Ее кисть дрогнула. — Довольно неприятно, скажу я вам!

— И когда же это случилось?

— А вы запомнили, в котором часу я звонила в полицию?

— В одиннадцать сорок, — гордо заявил Полник, — я записал, лейтенант.

— Значит, я увидела его минут за пять до этого.

— Когда вы вошли в квартиру напротив, он был уже мертв? — задал я совсем простой вопрос.

— Дверь была не заперта, — также просто ответила девушка. — Гил никогда не запирался. Я тоже. Так можно познакомиться со многими интересными людьми, которых иначе и не заметишь.

— Гилберт Хардейкр тоже так считал? — мягко полюбопытствовал я.

— Левой — и в точку! — как сказал один французский скульптор, когда впервые увидел меня. Лейтенант, а почему бы вам самому не посмотреть на Гила? Вы мешаете мне сосредоточиться.

Предложение прозвучало вполне разумно.

— Почему бы и нет, — согласился я. — Но вы пока не уходите отсюда, мы еще вернемся.

— Этого я и боялась.

Я подхватил Полника под руку и выволок из мастерской Беллы. Дверь в квартиру напротив действительно оказалась незапертой. Стоило ее слегка толкнуть — и она широко распахнулась.

— Не хотите ли войти первым, сержант? — вежливо предложил я. — На случай, если убийца еще там?

— Первый раз в жизни встречаю настоящего живого художника, — уклонился от ответа Полник. — Это гораздо приятнее, чем я предполагал. Какая свобода! Ночная рубашка — и ничего под ней!

— Ты, значит, посмотрел? — съязвил я.

— Хотелось бы, — продолжал Полник с той грубоватой простотой, которая составляла по крайней мере половину его очарования, — но она не дала мне подобной возможности. Я все надеялся, что она что-нибудь уронит и нагнется, но, увы!..

Я слегка шлепнул его по спине между лопаток и следом за ним вошел в квартиру. Дверь я за собой прикрыл. Мастерская Хардейкра была спланирована точно так же, как мастерская Беллы Бертран, но на этом всякое сходство кончалось. Пол комнаты покрывал дорогой ковер, простота драпировок напоминала японский стиль. Все это, конечно, стоило немалых денег.

Полник влетел в комнату и замер секунд на пять перед низким столиком тикового дерева. Затем он медленно повернулся ко мне:

— Лейтенант! — Глаза его разом утратили выражение телячьего восторга, вызванное знакомством с Беллой Бертран. — Он здесь, за диваном.

Я подошел к Полнику и увидел распростертое на полу тело. Это было то самое, что Белла Бертран обозначила словечком «неприятно». Эта девица, кажется, не страдала особой чувствительностью. Кто-то проткнул грудь Гилберта Хардейкра, и проткнул довольно давно. Конечно, никакого орудия убийства рядом не оказалось — несомненное проявление бережливости со стороны убийцы.

Я огляделся и заметил в дальнем углу мольберт с холстом — единственное зримое доказательство того, что Хардейкр был художником. Я обошел диван и направился к мольберту. Полник потащился за мной. Рассматривая холст, я пришел к выводу, что Хардейкр был хорошим художником. Изображено было нагое женское тело — от шеи до колен, — и тело это выглядело живым, пылким, чувственным. Убийцей вполне мог оказаться один из чрезмерно суровых критиков, холст был по диагонали крест-накрест перечеркнут кровью. Кровь почти высохла и явно принадлежала Хардейкру.

— Хорошенькое дельце! — пробормотал Полник. — А ведь этот парень умел рисовать, а, лейтенант?

— Точно! — согласился я. — А как ты полагаешь, натурщица была блондинкой или брюнеткой?

— Понятия не имею! — Полник остановил пристальный взгляд на картине. — Но какой бы она ни была, ясно одно: она, что называется, доступная женщина.

— Мне кажется, слишком доступная, — уточнил я. — Позвони-ка шерифу, чтобы прислал дока Мэрфи, а тот пусть захватит парочку лаборантов из городского отдела убийств.

На скошенном лбу Полника появилась жирная складка. Я не сразу понял, что это выражение грусти.

— А вы собираетесь еще поговорить с девушкой в ночной рубашке? — печально спросил он.

— Да, — коротко ответил я. — Поговорю. Исключительно по долгу службы.

— Эх! — Он вздохнул, и вздох этот прозвучал как завывание бури. — А как вы думаете, не ее ли он рисовал?

— Толковый вопрос! — подхватил я. — Непременно спрошу ее. А ты дай мне знать, когда приедут док и остальные.

— Конечно. — Полник бросил на меня мрачный взгляд. — Вы что-то подозреваете? Иной раз мне кажется, вы работаете вместе с моей старухой.

Когда я вернулся в мастерскую Беллы, красавица уже не рисовала, а сидела в старинном кресле, положив ногу на ногу, курила сигарету и, должно быть, размышляла об орхидеях.

— Хотите кофе? — предложила она грудным голосом, пока я шел к ней через всю комнату. — Или глоток чего-нибудь покрепче для успокоения нервов? Впрочем, у полицейских должны быть крепкие нервы.

— Это у вас крепкие нервы, мисс Бертран, — тихо произнес я. — После того как вы обнаружили тело и позвонили нам, вы вернулись к себе и продолжали рисовать.

— Мне необходимо было на чем-то сосредоточиться, — возразила она. — И называйте меня, пожалуйста, просто Беллой. Это ваше «мисс Бертран» сразу наводит на мысль о стенографистке, которая в собственных интересах каждую пятницу всю ночь напролет играет в разные игры со своим шефом в конторе на диване.

— С удовольствием буду называть вас Беллой, — согласился я. — Итак, Белла, мне хотелось бы получить ответ на остальные пятьсот вопросов.

— Я так и думала. — Она сморщила носик. — А вы уверены, что не хотите кофе?

— Уверен. Итак, вы вошли в мастерскую Хардейкра с намерением посмотреть, не варит ли он кофе, и увидели, что он мертв; позвонили в полицию, потом вернулись к себе, так?

— Именно так. — Она отбросила назад длинную прядь волос. — Вы абсолютно точны, лейтенант.

— И после того как вы вернулись, вы уже никуда не уходили?

— Я работала. — Она указала на мольберт. — И ничего такого не слышала, если вы это имеете в виду.

— Вы видели в мастерской Хардейкра картину на мольберте?

— На которой изображена главным образом пышная задница? — Темно-голубые глаза Беллы насмешливо блеснули. — Классический образчик творчества Гила. Как художник, он был величайшим рисовальщиком с душой ростовщика.

— А вы, случайно, не позировали ему?

— Лейтенант! — Она буквально задохнулась от смеха. — Вы намерены сравнить мою задницу с той, которую Гил обессмертил на своем холсте?

— Это было бы очень приятно, — сказал я. — Но вы могли бы сберечь мое время.

— Проще простого. — Она озорно улыбнулась. — Стоит мне только поднять подол… Да вы не нервничайте, лейтенант, у меня сейчас просто нет сил встать с кресла.

— Я и говорю, что готов поверить вам на слово.

— Я никогда не позировала Гилу. Он был парень деловой и писал портреты с тех, у кого имелись деньги. Что за портреты? В основном милые идеализированные версии неприятной реальности. А эта обнаженная без головы, она совсем другое. Я была удивлена, когда увидела…

— Вы не знаете натурщицу?

— Думаю, что знаю. Он всегда работал только над одной картиной, никогда — над несколькими сразу. Наверное, это написано с той женщины, которая последнее время бывала в мастерской. — Белла задумчиво помолчала, затем продолжила: — На прошлой неделе случилось так, что я зашла к нему не вовремя. Вы, надеюсь, понимаете, о чем я говорю. И ему не оставалось ничего иного, как представить меня своей даме. Миссис Жанин Майер. Одна из этих светских пошлячек. Меценатка! Свихнулась на культуре и не переносит, когда молодые художники продают свой талант где-нибудь, кроме ее спальни. Представляете себе ситуацию — я и этот безмозглый ком плоти! Конечно, она больше интересовалась Гилом, чем своим портретом, написанным, между прочим, маслом. Может быть, она просто намеревалась раздеться. Разумеется, только в интересах искусства.

— Понятно, — сказал я. — А как вы полагаете, мог кто-нибудь желать смерти Хардейкра?

— Думаю, нет. — поспешно ответила она. — В Гиле, ясное дело, было много неприятного, но особо мерзким его никак нельзя было назвать. Он не был настолько выдающейся личностью, чтобы разбудить инстинкт убийства в ком-нибудь из своих знакомых.

Она помолчала, прикусив крепкими белыми зубами нижнюю губу, затем спросила:

— Я неправильно даю показания?

Глава 2

Шериф Лейверс вынул изо рта сигарету и нахмурился.

— Больше всего меня восхищает в вас, Уилер, — пророкотал он, — чувство долга. Обычно вас не увидишь в офисе раньше одиннадцати утра. Но если вы расследуете убийство, то являетесь уже в десять тридцать.

— Я закончил предварительное расследование в четыре утра, — холодно возразил я. — Я, ваш помощник, заменил вас.

Ангельский лик шерифа мгновенно преобразился в физиономию ухмыляющегося сатира.

— Вы заменили меня? Что это вы, мой друг, такой чувствительный сегодня?

— Защищаюсь от вашей бесчувственности! — парировал я.

— Ладно! Расскажите, что вам удалось узнать.

— То, что вам уже известно. Доктор Мэрфи утверждает, что художника проткнули острым тонким предметом длиной около четырех с половиной дюймов. Кололи несколько раз. Убийца — существо весьма темпераментное либо просто маньяк.

Лейверс бросил взгляд на раскрытый на столе рапорт! «По словам врача, смерть наступила прошлым вечером между девятью и десятью часами».

— А Белла Бертран обнаружила тело в одиннадцать тридцать, — добавил я. — Мы опросили остальных жильцов дома, никто ничего не видел и не слышал. Маньяк-тихоня.

— А красные полосы на картине? — спросил он.

— Это в самом деле кровь Хардейкра. Мэрфи проверил.

— Символично и попахивает психиатрией.

— Может быть, — согласился я без особого энтузиазма. — Или это сделано специально, чтобы заставить нас предполагать, будто убийство совершил психопат.

— Кто-нибудь позировал для картины?

— Конечно! Возможно, Белла Бертран, но она это отрицает. Или миссис Майер. Хардейкр как раз писал ее портрет, и его интерес был не только профессиональный, как утверждает Белла. В ящике стола Хардейкра обнаружено письмо от мужа миссис Майер — Джорджа Майера. Он заказал художнику портрет жены за тысячу долларов.

— Вы уже допросили Майера? — с иронией спросил Лейверс.

Прошло секунд пять. Я упорно молчал. Наконец он все понял и посмотрел мне прямо в глаза.

— Да, да, — пробормотал он. — Конечно, у вас не было времени. Что удалось узнать о Хардейкре?

— Имел кредит в банке. В кошельке нашлась сотня долларов. Записка от какого-то Ламберта Пирса, сегодня вечером Хардейкр должен был бы с ним обедать. Этот Пирс напоминает, чтобы Хардейкр не забыл принести деньги. Вот, пожалуй, и все.

— Что ж, неплохо. — Шериф явно был доволен.

— Ребята из лаборатории что-нибудь нашли? — спросил в свою очередь я.

— Нет еще. — Лейверс покачал головой. — Но кажется, сейчас самый подходящий момент, как говорится, для хода конем.

— Что вы имеете в виду?

— Возьми картину с собой, когда отправишься навестить миссис Майер. — Грубое кудахтанье должно было означать смех.

— Чтобы сравнить две задницы? — спокойно спросил я. — С Беллой я уже все выяснил.

— Держу пари, что так! — хохотнул он еще грубее и откровеннее.

После того как Лейверс в общих чертах наметил мои дальнейшие действия, я покинул его кабинет с выражением праведного негодования на лице, как цензор, которого поймали с поличным за чтением им же запрещенной книги.

У Аннабел Джексон, секретарши шефа, волосы были цвета меда. Когда я хлопнул дверью, она подняла глаза.

— У вас такой вид, словно вам не хватило аргументов в споре, — заявила она с довольным видом.

— Да, — ответил я. — Мы спорили о том, кто у нас в офисе самый сексуальный. Я назвал вас, Аннабел.

— А шеф?

— Он сказал, что Полник. Как вы считаете, он не в себе?

— Тогда позвольте высказаться мне? — кокетливо произнесла она.

— Позволяю, радость моя! Кажется, это будет впервые за время нашей совместной службы в управлении.

— Девушка должна держать ухо востро с вами, Эл Уилер. — Она улыбнулась. — Иначе не успеешь оглянуться, как будет поздно.

Я подошел к ее столу, облокотился и наклонился к ней.

— Аннабел Джексон, — начал я ласково, — вы восхитительное средоточие женственного шарма, и я думаю, мы могли бы…

— Если вы наклонитесь чуть ниже, Эл Уилер, — пропела она сладким голоском, — мне ничего не останется, как окончательно потерять голову!

— Почему бы нам не встретиться завтра вечером? — продолжал я гнуть свое.

— Мы уже назначали время.

— Это было в прошлом году, — торопливо уточнил я. — Почему бы не попробовать снова? Возможно, кое-что изменилось с тех пор.

— У вас уже нет этого допотопного проигрывателя? — с невинным видом полюбопытствовала она. — И от огромного скрипучего дивана вы тоже избавились, оставив себе только стулья с прямыми спинками? А что лампы? Они уже в исправности и их можно включать и выключать?

— Главное — суть, а не внешность! — парировал я. — Почему бы нам снова не попытать счастья?

— А стоит ли? — Она улыбнулась ангельской улыбкой. — Во всяком случае, любопытно будет взглянуть на Уилера, изменившего свою суть. Ждите меня завтра, часам к восьми вечера.

— Вся беда в том, что вы утратили веру, — с горечью произнес я.

— Да нет, должно быть, не совсем утратила, если соглашаюсь попытать счастья с таким, как вы.

Я пожал плечами и вскоре уже стоял на тротуаре возле полицейского управления.

Адрес Майеров я узнал из письма, обнаруженного в ящике стола Хардейкра. Я ожидал чего угодно, но только не той роскоши, которая предстала перед моими глазами спустя полчаса. Дом располагался на самой роскошной улице в фешенебельном районе Пайн-Сити. Точно такие копии псевдоанглийских загородных помещичьих домов строили в Голливуде до тех пор, пока с появлением звукового кино не окончился золотой век Великого немого.

По широкой дороге между идеально подстриженными газонами и геометрически точно распланированными клумбами я доехал до стоянки у парадного входа. Вышел из машины и потащился к подъезду.

Мне казалось, что громада кирпичного фасада вот-вот навалится на меня и раздавит в лепешку.

Вышедшая на мой звонок горничная посмотрела на меня с таким видом, будто хотела спросить, почему я не вхожу через черный ход, как положено водопроводчику или полотеру. Это была блондинка лет тридцати; она вполне могла бы выглядеть привлекательной, если бы не считала себя такой всезнающей.

— Да? — Ее голос напоминал хруст печенья в рекламном ролике.

— Существует много различных приветствий, — вежливо проинформировал я. — Но «да» не имеет к ним отношения.

— Вы что-нибудь продаете? — спросила она недоверчиво.

— В столь паршивое утро, как это, я мог бы предложить вам только правила хорошего тона.

— Вы сумасброд, — тонко подметила она. — Если сейчас же не уйдете, то я…

— Я хотел бы повидать миссис Майер. — Не обратив внимания на угрожающие нотки в голосе блондинки, я помахал перед ее носом своим удостоверением: — Окружное полицейское управление. Помощник шерифа.

Кажется, она мне не очень-то поверила.

— Подождите, лейтенант, я узнаю, удобно ли это! — Гонор ее заметно уменьшился.

— Лейтенант Уилер к вашим услугам. — Я широко улыбнулся, глядя ей прямо в глаза. — Между прочим, я без ума от блондинок. Особенно когда на них голубые форменные платья, а под платьями, возможно, кружевное белье черного цвета. Я полагаю, вы… — Но горничная уже ушла.

Вернулась она через минуту. Теперь она вежливо улыбалась и вообще держалась отнюдь не враждебно.

— Миссис Майер примет вас немедленно, — торжественно возвестила она. — Проходите, пожалуйста.

Я проследовал за ней через просторную прихожую, пройдя под внушительных размеров крутой лестницей.

Горничная остановилась у запертой двери и обернулась ко мне.

— Миссис Майер там, в гостиной. — И она указала на дверь.

— Спасибо, — ответил я.

Однако она не спешила уступать мне дорогу.

— Меня зовут Хильда. Хильда Дэвис, — представилась почти робко. — Только что я была груба с вами. Простите меня.

— Забудьте! — Я снова широко улыбнулся. — Я тоже не был особенно вежлив.

— Здесь постоянно шатаются эти коммивояжеры. Вы ведь знаете, какие они? — Она раздвинула губы в улыбке, обнажив сверкающие белизной зубы. Теперь она выглядела поистине привлекательной.

— Конечно, — неопределенно обронил я.

Она подошла совсем близко ко мне:

— Я свободна по вечерам в четверг и в пятницу, но даже тогда мне нельзя выходить надолго, вы понимаете? — Она как бы непроизвольно дотронулась до моего рукава.

— Понимаю, — ответил я многозначительно. — Но думаю, нам не следует заставлять миссис Майер ждать.

— Нет, конечно же нет, — поспешно ответила она, но даже не шевельнулась.

Мне пришлось отодвинуть ее. Но когда ее губы оказались дюймах в шести от моего уха, я услышал шепот:

— У меня всегда припасено белье, черное кружевное, для особых случаев. Например, для одного из моих свободных вечеров.

Столь интимная беседа несколько расшатала мои нервы, но времени на то, чтобы приходить в себя, уже не было. Я широко распахнул дверь и заметил в дальнем конце комнаты женщину, которая поднялась со стула, чтобы поздороваться со мной.

Я в свою очередь направился к ней. Посредине огромной гостиной мы встретились.

— Лейтенант Уилер, — заговорила она безразличным тоном, — я Жанин Майер.

Одета она была в платье из тяжелого шелка цвета пламени, что очень шло к ее бронзовым волосам. Взгляд ее серых с темными точками глаз казался несколько надменным. Впрочем, все кругом выглядело надменным.

— Присаживайтесь, лейтенант.

Я опустился в глубокое удобное кресло. Жанин Майер расположилась в кресле напротив, скрестила ноги и одернула юбку — одна из самых неприятных женских привычек, насколько мне известно. Она явно ждала, пока я заговорю первым, спокойная, весьма уравновешенная; руки она положила на подлокотники, и ее, кажется, даже не удивлял неожиданный визит полицейского в столь ранний час.

— Прошлой ночью убит художник Гилберт Хардейкр, — сразу взял я быка за рога.

— Да, я слышала по радио, — отозвалась она. — Ужасно! Не могу поверить!

— Вы хорошо знали его?

— Примерно недель шесть назад муж заказал ему мой портрет. — Теперь она вновь заговорила спокойно. — Я, естественно, познакомилась с ним и раз шесть или семь позировала. Он показался мне очень милым человеком. Трудно себе представить, что кому-то захотелось убить его.

— Увы, но он убит. — Я пожал плечами. — А как вам понравился портрет?

— Не знаю, ничего не могу сказать. — Она криво улыбнулась. — Когда я была в мастерской последний раз, портрет еще не был закончен. Теперь я, должно быть, уже никогда не узнаю, удался ли портрет.

— На мольберте мы видели законченную картину. Похоже, она не понравилась убийце. Он перечеркнул ее крест-накрест кровью Хардейкра.

На несколько секунд Жанин Майер прикрыла глаза.

— Теперь я совсем не хочу видеть эту картину, — произнесла она слабым голосом.

— Вы полагаете, на мольберте был ваш портрет?

— Я не видела, чтобы он работал над какой-то другой картиной. — Жанин широко раскрыла глаза. — А разве не видно, что это мой портрет?

— Нет. — Я был не вполне правдив, но, по крайней мере, абсолютно вежлив. — Миссис Майер, какого рода отношения связывали вас с Гилбертом Хардейкром?

— Отношения? — Она явно пыталась что-то прочесть на моем лице. — Я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Возможно, вас связывали какие-то взаимные чувства? — настаивал я.

— Лейтенант. — Тон ее сделался ледяным. — Я не понимаю, к чему вы клоните, но мне это определенно не нравится. О каких чувствах может идти речь? Речь идет о художнике, которому муж заказал мой портрет.

— Вы никогда не позировали ему без одежды?

Она побледнела и озадаченно уставилась на меня.

— Вы в своем уме?

— Безголовая обнаженная женщина — именно это заказывал ваш супруг или так захотелось Гилберту Хардейкру?

Жанин Майер медленно покачала головой:

— Нет. Только лицо и плечи. Хардейкр почти закончил мой портрет. Вы должны были видеть его в мастерской.

— Его там не оказалось, — раздраженно заметил я. — Там был только портрет обнаженной женщины.

Она в отчаянии потерла лоб кончиками пальцев.

— У меня такое чувство, будто я вижу кошмарный сон, — проговорила она дрожащим голосом. — Я просто не могу ничего понять. Неужели я похожа на женщину, способную обнажиться перед каким-то полунищим художником?

— Я не знаю, как выглядят подобные женщины, — возразил я. — Единственное, что мне известно, это то, что он с вашего согласия писал ваш портрет и единственная картина, обнаруженная в его мастерской, представляла собой изображение обнаженной женщины.

— Но там должен был быть другой, мой настоящий портрет! — Теперь в ее голосе зазвучали умоляющие нотки. — Голова и плечи, на шее небольшой бриллиантовый кулон.

— Нет, мэм.

Позади отворилась дверь. Я повернул голову и увидел вошедшего. Элегантный от кончиков гладко причесанных волос до носков лакированных ботинок, он выглядел так, словно являлся неотъемлемой частью окружающей роскоши. У него было худощавое надменное лицо, темные внимательные глаза, резко очерченный рот.

Конечно, это мог быть только супруг Жанин Майер.

— Простите, — произнес он приятным голосом. — Я не знал, что ты не одна, Жанин.

— Я рада, что ты пришел, Кент. — Она поспешно поднялась. — Я даже не знаю, как это можно объяснить, но явно произошла ужасная ошибка.

— Ошибка? — Он бросил на меня холодный взгляд.

— Да! То есть нет, не то! — Она разразилась истерическим смехом. — Я в таком замешательстве, что сама не понимаю, что говорю. Кент, это лейтенант Уилер из окружного полицейского управления. — Неопределенным жестом руки она указала в мою сторону. — Лейтенант, это Кент Вернон, компаньон моего мужа и наш близкий друг.

Так! Но не могу же я вечно быть правым.

— В чем дело, лейтенант? — холодно спросил Вернон.

— Убийство, — начал я. — Мы никак не можем решить вопрос, какой именно портрет был последним в жизни художника.

— Это абсурд! — пронзительно воскликнула Жанин Майер. — Лейтенант полагает, что я могла позировать художнику в… — Раздался страдальческий возглас, после чего женщина снова опустилась в кресло и закрыла лицо ладонями.

— Я так и не понял, в чем дело, — процедил Вернон. — Но я не могу видеть миссис Майер в таком состоянии. Поэтому я предлагаю вам, лейтенант, уйти.

— Возможно, вы правы, — спокойно согласился я. — Но мне придется вернуться, чтобы закончить разговор с ней.

— Сначала вам лучше побеседовать с Джорджем, ее мужем! — Вернон злобно усмехнулся. — Думаю, он найдет, что сказать вам!

— Вам не откажешь в сообразительности, мистер Вернон. — Я восхищенно осклабился. — Они оба без ума от вас — и он и она, не так ли? Где я могу найти мистера Майера?

— Думаю, в конторе.

— Где это?

— Далтон-стрит, 341, — бросил он. — Третий этаж, «Деккер и Майер, нефтяная промышленность, консультации».

— Благодарю, мистер Вернон, — вежливо произнес я. — Приятно было познакомиться.

Он посмотрел на истерически рыдавшую Жанин Майер, затем перевел взгляд на меня:

— Лейтенант вы или нет, но думаю, для начала неплохо было бы дать вам в нос.

— Не советую вам нападать на полицейского, когда он находится при исполнении служебных обязанностей, мистер Вернон. Закон на этот счет строг. — Я любезно улыбнулся. — И кроме этого, поскольку у полицейских обычно нет денег на устройство спортивных соревнований, они, как правило, дерутся без правил и весьма результативно.

— Убирайтесь! — заорал он. — Или вам несдобровать!

Я выждал пару секунд. Он не осмеливался приблизиться. Я спокойно прошел мимо него и вышел в прихожую.

У парадной двери меня уже поджидала Хильда. Вся она так и лучилась пониманием.

— До свидания, лейтенант, — проговорила она голосом, хрустящим, как самое хрустящее печенье из рекламного ролика.

Я распахнул дверь.

— Я кое-что хотел бы уточнить у вас, — заявил я официальным тоном.

— Неужели? — Ее глаза так и впились в мою физиономию.

— Сегодня вторник, верно?

— Да.


— Значит, сегодня вечером ты свободна?

— Да. — Она быстро моргнула.

— Стало быть, договорились?

— Да, но я… — Голос ее сделался обычным приятным женским голосом, а глаза — обычными женскими глазами. — Я полагаю, лейтенант, это приказ и у меня нет выбора, — добавила она.

— Правильно полагаешь, — подтвердил я. — Но у меня тут есть некоторые проблемы. Хильда, ты могла бы приехать в город?

— Конечно! — сразу согласилась она. — Мистер Майер разрешает мне пользоваться одной из машин в любое время дня.

— Тогда остается еще одна проблема. Дела идут таким образом, что я могу проработать до позднего вечера. Ты не против того, чтобы подождать у меня дома? Так или иначе, я вернусь часам к девяти. Потом мы отправимся куда-нибудь поужинать, а после сможем покрутить пластинки на моем проигрывателе.

— У меня одно предложение, — нежно произнесла она. — Я сделаю лазанью. Возьму с собой все необходимые продукты, приготовлю лазанью и буду дожидаться тебя. Что ты скажешь на это? Тогда нам не придется выходить из дому, чтобы пообедать, ведь так? — Ее пальцы нежно гладили мой рукав. — Ты понимаешь, — начала она. — Я просто схожу с ума от хорошего проигрывателя и сентиментальной музыки. А если этим можно наслаждаться с выключенным светом, на диване, и все такое…

— Можно, — скромно сказал я.

— Я так и думала. — Ее пальцы снова погладили мой рукав.

Я дал ей адрес и ключ от моей квартиры, выразив уверенность, что она ничего не забудет, не перепутает и не проведет время по ошибке в квартире какого-нибудь другого парня в другом доме.

— Нет, Эл, — радостно ответила она. — Но если ты опоздаешь, я запущу лазанью прямо тебе в физиономию, едва ты откроешь дверь собственной квартиры.

— Я не опоздаю, — заверил я. — Между прочим, если тебе это неизвестно, сейчас с миссис Майер находится Кент Вернон.

— Ему придется уйти тайком, — произнесла она с отвращением. — Чтобы жить в этом доме, надо иметь глаза на затылке.

— У Вернона, случайно, нет привычки звонить сюда, когда хозяина нет дома?

— Есть! — мрачно подтвердила Хильда. — Пару раз я даже хотела намекнуть на это мистеру Майеру, но я знаю, что, если я это сделаю, хозяйка выставит меня в два счета. А мне здесь нравится, вот и приходится вертеться.

— Думай о предстоящей лазанье, моя радость, — нежно сказал я. — И не забудь, сегодня особый случай.

— Черное кружево и лазанья. — Она глуповато хихикнула. — Звучит как название песни, верно?

— Звучит как то, что мне по вкусу. — Я кивнул и направился к своей машине.

Глава 3

На обратном пути я остановил свой «остин-хили», чтобы съесть сандвич. Было чуть больше двух, когда я добрался до конторы Деккера и Майера, консультантов по вопросам нефтепромышленности. Приемная была шикарно обставлена, но было в ней что-то фальшивое. Секретарша выглядела так, будто ее тщательно подбирали в тон мебели. Она приветствовала меня теплой, абсолютно бесполой улыбкой и внимательно выслушала то, что я говорил ей о своем деле.

— Вам не было назначено, лейтенант? — с сожалением спросила она, выслушав меня. — Как раз сегодня мистер Майер чрезвычайно занят. Не могли бы вы прийти завтра утром?

— Вы что, маленький ребенок? — с интересом спросил я.

— Что?

— Вы хотите, милая, чтобы вас арестовали за то, что вы мешаете правосудию? Что скажет на это ваша мама?

Она молча потянулась к внутреннему телефону и заговорила очень тихо. Я задумчиво курил.

— Лейтенант Уилер. — Голос ее дрогнул. — Мистер Майер встретится с вами, вторая комната налево.

— Хорошо, — удовлетворенно заметил я. — Наконец-то у него появилось хоть какое-то уважение к закону.

— Я восприняла это несколько иначе, — резко бросила она. — Он сказал, что уже целый час ждет какого-то горластого панка.

— Раз вы его так обожаете, постараюсь, чтобы вам довелось сидеть с ним в одной камере.

— Я не знаю, почему мистер Майер невзлюбил вас еще до того, как вы встретились, — весело сказала она. — Но могу вас заверить, что эта ваша маленькая жестяная бляха не произведет на него особого впечатления.

Я задумчиво посмотрел на нее:

— Может, ваш отец был в числе членов-учредителей банды Аль Капоне?

— Мистер Майер не любит, когда его заставляют ждать. — На ее щеках вспыхнули два алых пятна.

— А может быть, ваш дед…

— Уйдите, пока у меня не началась истерика! — неожиданно выкрикнула она.

Я подумал, что истерики миссис Майер с меня на сегодня довольно. Я прошел по коридору и увидел дверь. Золотые буквы извещали о том, что это и есть кабинет Майера. И должно быть, именно он восседал за письменным столом с таким видом, будто все нефтяные месторождения мира вдруг иссякли вчера вечером.

— Значит, ты и есть тот сукин сын, который до полусмерти напугал мою жену? — зарычал он. — Да я тебе все зубы вобью в глотку!

Я опустился на стул, предназначенный явно для посетителей, и с любопытством посмотрел на Майера. Это был здоровенный хам лет сорока с темным ежиком на голове и хищным выражением лица. Еще пару лет назад он был вполне ничего, теперь же начал полнеть, наверное, потому, что слишком удобно расположился в своем консультантском кресле.

— Ты слышишь, что я говорю, подонок? — пророкотал он яростно.

— Неужели в нефтяном бизнесе все такие грубые? — мягко спросил я. — Вот и Кент Вернон пригрозил разбить мне нос. Я не имею чести быть с вами знакомым, но вы успели пообещать, что выбьете мне зубы. Я что-то слыхал о диких нефтяных скважинах, но это же смешно.

— Не выпендривайся, коп! — Его глаза так и сверкали. — Иначе я просто разорву тебя на клочки, и меня потом оправдают.

— Почему бы вам не сделать что-нибудь более подходящее, например заткнуться? — холодно предложил я.

Что?

— Закройте вашу жирную пасть на пару минут, пока не получите от меня тему для размышлений.

Он привстал и стукнул кулаком, как молотом, по столу.

— Вы… Вы… — На миг он задохнулся. — Как вы смеете так разговаривать со мной?

— Точно так же, как вы начали со мной, — напомнил я. — С вашей женой сделалась истерика, потому что она внезапно уяснила себе, что именно ее подозревают в убийстве.

Он медленно опустился на стул.

— Хотите выслушать все до конца? — любезно предложил я.

— Да, — пробурчал он.

Я рассказал о картине в мастерской Хардейкра, о том, что картина была перечеркнута крест-накрест кровью художника. Не забыл упомянуть о том, что жена Майера настаивает на том, что Хардейкр писал с нее обычный великосветский портрет — голова и плечи, и ни о какой обнаженной она и не слыхала. И наконец, я проинформировал Майера о том, что, когда я спросил, куда же девался настоящий портрет, мы ведь не обнаружили его в мастерской, у нее сделалась истерика.

Я замолчал. Побледневший Джордж Майер несколько раз облизнул губы и слабо улыбнулся.

— Кент Вернон уверял меня по телефону, что вы прямо-таки набросились на мою жену, только что не избили ее. Погодите, лейтенант, мне необходимо сосредоточиться. Извините меня.

— Не стоит извиняться. Давайте сосредоточимся на убийстве художника.

— Я вовсе с ним не знаком. Мне давно хотелось, чтобы какой-нибудь хороший художник написал портрет Жанин, но, честно говоря, я ничего не предпринимал. Примерно полгода назад или чуть позже я случайно сказал об этом моему компаньону Хэлу Деккеру. И он мне ответил, что знает первоклассного и не очень дорогого художника, Гилберта Хардейкра. Я написал этому Хардейкру. Мы заключили контракт. Я и видел-то его всего пару раз.

— Ваша жена позировала ему за последние несколько недель раз шесть или семь. Она вам что-нибудь говорила о нем?

— Кажется, однажды… — Майер пожал плечами. — Да, однажды она сказала, что у нее затекла шея, потому что ей пришлось долго сидеть вскинув голову.

— Где находилась ваша жена прошлой ночью, допустим, с десяти до одиннадцати?

— Послушайте, лейтенант!.. — Его лицо вспыхнуло от гнева.

— Если она ужинала в теплой и большой компании, то у нее будет железное алиби, — терпеливо разъяснил я. — Итак, отвечайте на вопрос.

— Она была дома, — пробурчал он.

— Вы были вдвоем или у вас были гости?

Он принялся свирепо грызть ноготь большого пальца.

— Прошлой ночью я был занят и приехал домой поздно, после двух. Но Жанин была дома, где же еще она могла быть!

Он снова прикусил ноготь и, наверное, понял, какую глупость сказал.

— В любом случае я могу допросить горничную, — заметил я.

— Конечно. — Майер заметно повеселел. — Хильда может подтвердить, что Жанин была дома.

— Кажется, ваш компаньон знал Хардейкра. Могу я побеседовать с мистером Деккером?

— Прекрасная мысль! — с энтузиазмом одобрил он. — Но сейчас Хэла нет в городе, он вернется только вечером. У нас тут грандиозные планы, но возникли некоторые проблемы. Мне не хочется расширять дело, а он настаивает. — Лицо Майера расплылось в улыбке, которая могла бы обмануть кого угодно. — Мы с ним ведь не только деловые партнеры, но и друзья детства. — Казалось, он пытался убедить в этом прежде всего самого себя. — Но если все будет развиваться, как я предполагаю, мы можем вылететь в трубу. Старина Хэл проявил упрямство, вот я и отправил его, чтобы он сам лично все проверил.

— Да, нефть — это, кажется, безумно увлекательно, — пробормотал я.

— Когда мы с ним начинали, — сказал Майер с усмешкой, — у нас была одна пара ботинок на двоих. Мы пошли на риск и вообразили себе, что скоро будем богаты. А тут через пару лет ввели сухой закон. Мы залезли в долги. Но дальше все пошло неплохо. Мы начали давать дорогостоящие консультации. — Он покачал головой. — Но мне и сегодня частенько хочется выбраться из-за стола и заняться чем-нибудь поэнергичнее. Думаю, и с Хэлом происходит то же самое.

Он открыл ящик стола и вынул сигары, стремясь поддержать свой приступ откровенности.

— Сигару, лейтенант?

— Нет, спасибо.

— Все началось во время одного недельного отпуска Хэла. У него настоящее чутье на нефть. Как и где он нашел это место, не спрашивайте меня, лейтенант, все равно не скажу. У него просто нюх на такое! Логики в этом никакой не найдешь, и с точки зрения геологии там ничего быть не могло. Так-то. Но старина Хэл не отступился до тех пор, пока не доказал, что там море нефти.

— Это замечательно, мистер Майер, — поддакнул я.

— Да. — На лице его появилось выражение тревоги. — Но это обработанная земля, у нее есть владелец. И сумма, которую он хочет получить за свой участок, равна всему нашему капиталу плюс займы. Фермер тоже оказался мужиком головастым и, поговорив с Хэлом пару минут, все усек. Сейчас он поднял цену вдвое по сравнению с тем, что запрашивал с нас два месяца назад. Вы понимаете, лейтенант?

— Если там и вправду есть нефть, то это не так уж дорого, — заметил я. — А если нет, то, по крайней мере, вы будете владеть самой дорогой фермой в стране.

— Так! — Майер кивнул. — Может, сейчас у нас нет миллионных доходов, но есть надежность. Я не могу все поставить на карту. С вами, лейтенант, я вполне откровенен, и думаю, вы можете это оценить.

— Конечно, — согласился я. — А что вы можете сказать о вашем партнере Кенте Верноне? Что он думает обо всем этом?

— Иногда я просто не понимаю людей, лейтенант. — Он переместил сигару из одного угла рта в другой и сердито глянул на ее кончик. — Кент у меня уже пять лет. Я относился к нему как к родному брату, сделал его своим помощником. Я даже носился с мыслью, что мы с Хэлом через несколько лет сможем сделать Вернона своим компаньоном. Никаких препятствий к этому я не видел. Я полагал, что Вернон — энергичный малый и вполне этого заслуживает. Но когда мы с Хэлом законфликтовали насчет этого земельного участка, знаете, на чьей стороне оказался Вернон?

— Это тяжело! — Я уже начал симпатизировать Майеру.

— Это больно, лейтенант! — Он стукнул кулаком себя в грудь. — Вот здесь, в сердце! Теперь я просто не знаю, что мне делать с этим парнем. Я не хочу избавляться от него. Жанин очень его уважает, но она ведь ничего не понимает в бизнесе.

— Мистер Майер, я горячо надеюсь, что ваши проблемы скоро решатся. — Я старался, чтобы мой голос звучал вполне искренне. — Но я хотел бы как можно скорее поговорить с мистером Деккером о Хардейкре. Как можно скорее. Может быть, вы все же дадите мне его адрес и номер телефона? Я бы попытался связаться с ним вечером.

— Конечно. — Он что-то написал в блокноте, вырвал листок и подвинул ко мне. — Надеюсь, вы найдете убийцу, лейтенант.

— Спасибо, я приду к вам еще.

— В любое время!

В его голосе, пожалуй, прозвучал излишек энтузиазма. Редко кто, пожалуй, кроме жены или подружки, жаждет повторной встречи с полицейским.

Я вышел в приемную с довольной ухмылкой, потирая левой рукой костяшки пальцев правой. Боковым зрением я успел заметить, с каким изумлением секретарша вперилась в меня.

— Лейтенант, что случилось?

Ага, не выдержала!

— Вы были правы, мой значок не произвел на него ни малейшего впечатления.

— То есть мистер Майер поднял на вас руку? — съязвила она.

— Я слишком тренированный каратист для того, чтобы у кого бы то ни было появилась возможность ударить меня. — С этими словами я наградил ее снисходительной усмешкой.

Я снова потер костяшки пальцев.

— Животное! — выдохнула она. — Что вы сделали с мистером Майером?

— Это была ошибка, — признался я. — Один рубящий удар слева, и он, к сожалению, сломался. — Я махнул кулаком мимо носа девушки. — Вот так!

— Вы его ударили?! — Ее ноздри раздулись.

— Он был так недоволен мною, что пришлось это сделать.

— И вы бросили его там одного. — У нее задрожали губы. — Он же может истечь кровью!

Она вскочила и бегом кинулась в кабинет Майера.

— Только не трогайте его! — крикнул я вслед. — Если неопытный человек попробует вправить пострадавшему шею после такого удара, это может привести к смертельному исходу.

Она вскрикнула, и дверь за ней захлопнулась. Я вышел из офиса и направился к лифту с довольной улыбкой. Уилер снова на коне! Было приятно сознавать, что я оказал человеку услугу. По крайней мере, теперь Майер может получить самую заботливую секретаршу на свете!

Глава 4

Когда я отчитался о проделанной работе, шериф Лейверс не выказал особого воодушевления.

— Вы полагаете, жена Майера врала насчет портрета? — проворчал он.

— Не знаю, — честно признался я. — Но могла бы и соврать. Здесь вообще появилось немало возможностей, и я хотел бы в них разобраться. Например, Кент Вернон. Он был любимцем Майера и отплатил ему тем, что сейчас в союзе с его компаньоном выступает против Майера и, вероятно, имеет интрижку с его женой. Но замечаете, шеф, как все закручено вокруг Хардейкра?

— Нет, — вызывающе заявил он.

— Жанин Майер говорит о своем портрете, который писал Хардейкр. Хэл Деккер, компаньон ее мужа, рекомендовал Майеру этого художника. Совпадение, которое не очень-то хорошо пахнет.

— А по-моему, Уилер, вы просто бесцельно перескакиваете с предмета на предмет, — холодно произнес Лейверс. — А я-то надеялся, вопреки всему, что у вас наконец-то будут факты, хоть мелкие, но факты. Вы понимаете, что именно я имею в виду? Что-нибудь, что можно было бы использовать в качестве доказательства!

— Что ж, поговорим о фактах, — подхватил я столь же холодно. — Вы уже получили ответ из лаборатории?

— Вот. — Он указал на стопку бумаг на столе.

— И что же?

— Ничего, что могло бы нам помочь.

— Просто груда мелочей, — заметил я не без яда. — Факт за фактом в полном беспорядке, а в итоге нуль.

Он сделал вид, будто не слышит:

— Что вы теперь намерены делать? Исследовать задницу на портрете?

Я долго зажигал сигарету, делая вид, будто я детектив из романа.

— Ваши слова о важности фактов очень воодушевляют меня, шеф. Однако вернемся к началу, как любила говорить одна моя знакомая блондинка… Могу я задать вам один вопрос?

Секунду он смотрел на меня с явным изумлением.

— Что вы крутите, Уилер?

— Кто был убит прошлой ночью? — решительно спросил я.

— Вы свихнулись, — беспомощно произнес шеф. — Но ладно, я вам отвечу, а потом уж выдам свидетельство о психической неполноценности. Прошлой ночью был убит художник Гилберт Хардейкр!

— Но откуда вы знаете, что это был именно Хардейкр?

— Что? — У шефа отвисла челюсть. — Что за чушь вы порете? То есть как откуда я знаю? Что за нелепый вопрос. Это ясно, потому что… потому что…

— Потому что я вам это сказал, так? — с удовлетворением подвел итоги я. — Теперь вы можете спросить меня, откуда я знаю, что это был именно Хардейкр, и я вам отвечу, что мне это сказала Белла Бертран.

— Погодите, погодите! — прорычал шеф. — Вы, стало быть, думаете, что единственное свидетельство о личности убитого дала нам красавица, рисующая орхидеи?

— Так оно и есть!

— Тогда сделайте что-нибудь с этим, Уилер, и побыстрее!

— Вы убедили меня в ценности даже самых мельчайших фактов, сэр, — вежливо сказал я. — Вы предоставляете мне карт-бланш?

— А разве вы и так не делаете все по-своему? — с горечью спросил он. — Ну, что вы мне еще можете сказать?

— Пошлите Полника в особняк Майеров, пусть проверит алиби миссис Майер на время убийства. Мне пришлось отложить этот вопрос. Майер утверждает, что она была дома, но беда в том, что его самого-то дома не было. Полник должен допросить горничную. Потом он может отвезти миссис Майер в морг, чтобы она опознала тело.

— Да, пожалуй, так и стоит действовать, — неохотно согласился шериф.

— Полник может проверить алиби Кента Вернона.

— А вы-то, Уилер, что собираетесь предпринять, пока Полник будет так чертовски занят? — подозрительно спросил он.

— Я тоже кое-чем займусь, — быстро ответил я. — Во-первых, Хэл Деккер, он также может опознать Хардейкра.

Во-вторых, я намеревался хорошенько познакомиться с черным кружевным бельем и лазаньей, но решил, что нет никакой необходимости упоминать об этом именно сейчас.

— Ладно! — Лейверс кивнул. — Я сейчас же посылаю Полника, и, если этот труп не принадлежит Гилберту Хардейкру, вам несдобровать. То, что вы так легко доверились симпатичной художнице, будет достаточным доказательством вашего идиотизма. — Он с удовлетворением посмотрел на меня. — Даже новичок в нашем полицейском деле не способен на подобную глупость.

— Вы правы, — с чистым сердцем согласился я. — Даже окружной шериф не может быть таким тупицей.

С этими словами я поспешил покинуть кабинет. Аннабел Джексон рисовала на своем простеньком личике портрет другой, значительно более красивой женщины. Я присел на край стола.

— У вас сегодня свидание, мисс Джексон? — полюбопытствовал я.

— Со своей постелью! — отрезала она.

— О! — Я громко фыркнул.

— Я должна была хорошенько подумать, прежде чем полагаться на эту засоренную кухонную раковину, которая у вас вместо головы, — заявила она. — Так вот, я сегодня намерена пораньше лечь и как следует отоспаться. Завтра вечером мне понадобится все мое чувство юмора, и на это уйдет немало сил.

— Дело серьезное! — глухо откликнулся я.

— Вы говорили мне, будто изменились, — с милой улыбкой напомнила она мне. — Смотрите не изменитесь снова в обратную сторону!

Внешне все было как вчера — приятный многоэтажный дом в приятном районе. Я нажал кнопку звонка квартиры 4Б, предвкушая, как прекрасная русалка откроет дверь. Но вместо красавицы на порог выползло какое-то чудовище, нечто пресмыкающееся. Этот субъект выглядел так, будто всю жизнь только и делал, что удерживал свою студенистую массу в более или менее устойчивом положении. Росточка он был крохотного, но это с лихвой компенсировалось огромной головой, которая на его шее выглядела словно надувной шарик на палочке.

На голове в самых разных направлениях дыбилась копна светлых волос, а глаза были до невероятных размеров увеличены толстыми линзами очков в тяжелой светлой оправе.

— Вам что-нибудь нужно? — мягко пророкотало пресмыкающееся неожиданно глубоким басом.

— Беллу Бертран, — ответил я и прошел в мастерскую.

Она сидела на полу в позе йога. На мольберте все еще красовалось изображение вчерашней орхидеи. Белое свободное неглиже сменил почти невидимый купальник. На полу за ее спиной виднелась грубая деревянная рама. Кусок холста закрывал колено Беллы, она провела на нем несколько линий и резала с одного края ножницами.

— К черту все это! — Белла отбросила ножницы и, выпрямляя ноги, заметила меня.

— Привет, Белла, — поздоровался я. — Наверное, это ужасно, когда приходится резать собственные холсты.

— Привет, Эл, — произнесла она своим страстным голосом. — Я попросила бы тебя помочь мне, но этими ножницами и кусок масла не отрежешь. — Она поднялась. — Поймал какого-нибудь замечательного убийцу?

От вида ее загорелого тела у меня дух захватило. Две черные полоски лишь слегка прикрывали его на груди и на бедрах. На диафрагме красовалось большое пятно красной краски, должно быть не так давно оставленное ее же кистью. Длинные пряди темных волос падали на высокую гордую грудь.

— Так ты не изменил своего решения, Эл? — Ее голубые глаза заискрились весельем. — Ты по-прежнему горишь желанием сравнить наши задницы? Ты ведь для этого вернулся? Две задницы: моя и миссис Майер…

— Что это вы так врываетесь, черт вас дери, в чужую мастерскую? — Пресмыкающееся сердито сжало мой локоть и довольно резко развернуло меня под прямым углом.

— Он полагает, детка, что он лейтенант полиции, — остроумно заметила Белла. — И он прав. Позволь тебе представить лейтенанта Эла Уилера.

— Да? — Толстые стекла очков уставились на меня с подозрением.

— Эл, познакомься с моим другом, — как ни в чем не бывало продолжала Белла, — Ламберт Пирс.

— Белла несколько преуменьшает степень нашей близости, — с неприятной улыбкой поправил Пирс. — Она не подходит под определение «друг».

— А под определение «знакомый»? — еще неприятнее улыбнулся ему я.

— Ламми! — холодно бросила Белла. — Во-первых, не озадачивай человека своими очками, а во-вторых, не трать на все эти глупости столько сил, ладно?

— Ладно! — Он глубоко вздохнул. — А вы интересный экземпляр, лейтенант. Для полицейского главное мышцы — ведь так?

— Чем вы еще занимаетесь, кроме того, что оскорбляете людей? — спросил я.

— Так уж случилось, что я писатель, — произнес он ледяным тоном. — Я, видите ли, один из тех странных типов, которых называют интеллектуалами и которых вы не в состоянии понять.

— Расскажи ему о своем романе, Ламми, — заговорила Белла с мягкой настойчивостью. — Это его потрясет.

— Если только я отыщу необходимые слова для того, чтобы он меня понял, — с сомнением заметил Пирс. — Вы когда-нибудь читали книги, лейтенант?

— Вы имеете в виду книги без картинок? — уточнил я. — А зачем их вообще читают?

Он погрузил пальцы в заросли волос и задумчиво почесал макушку. Затем тяжело потянул носом и посмотрел на Беллу.

— Это становится забавным, — сказал он, обращаясь только к ней своим прекрасно поставленным глубоким басом, так не соответствующим его внешности. — Лейтенант издевается надо мной. Мы имеем здесь редкостную птицу: полицейского с претензиями на интеллект!

— Нет, ты все же расскажи ему о своем романе! — настойчиво попросила Белла. — Это его позабавит.

— Ты находишь мою работу настолько забавной? — Стекла в упор уставились на Беллу. — Ты полагаешь, он в состоянии оценить твое, наше остроумие? Тебе нужно то, что у тебя было с Гилом, то, земное, так скоро?

— Тогда оставь его в покое, — твердо сказала она. — Сиди в своем углу и молчи!

Он повернул голову и посмотрел мне прямо в лицо. Я увидел его глаза, огромные и рассеянные, за толстыми стеклами очков.

— Проза — умирающий вид литературы, лейтенант, особенно романы. И на то имеются причины. Может быть, попытаетесь угадать какие?

— Люди перестали покупать подобные книги, — предположил я.

— Остроумно. — Уголки его рта дрогнули. — Роман умирает, лейтенант, потому что он лишился своего основного предмета — человека! Моя проза основывается на совершенно новой концепции.

— Я слышал о не-книгах, которые пытаются рассказать о человеке, — заметил я. — А вы? Вы пишете о не-человеке?

— Моей книге нечего делать с людьми, — холодно ответил он. — Нечего!

— Тогда о чем же она?

— О разложении! — провозгласил он. — Жизненный цикл болота — от начала развития до последнего этапа разложения.

— Наверно, это будет что-то длинное? — с беспокойством спросил я.

— Пока написано триста тысяч слов, — с гордостью заявил он. — И я еще не дошел до описания основ ползучего разложения.

— Это будет настоящее легкое чтение, — сказала Белла. — Никаких абзацев, никаких диалогов. Триста тысяч слов, разбитых на три главы, — шанс для замшелого читателя!

Пока она говорила, я разглядывал глаза Пирса под толстыми стеклами. Они оба ждали моей реакции на сказанное, а у меня было тягостное ощущение, что просто вот так сразу рассмеяться ну никак нельзя, они могут обидеться!

— Вас это все не удивляет, лейтенант? — с подозрением спросил он после довольно длительной паузы.

— Нет, — произнес я и со смутным чувством удивления ощутил, что это правда. — Вы занимаетесь тем, что считаете важным, поэтому вы должны делать это. Тот факт, что это важно для вас, — достаточное основание для того, чтобы этим заниматься. Поэтому вы должны писать роман о болоте, а Белла должна продолжать рисовать одну и ту же орхидею, пока не почувствует, что ухватила самую ее суть.

— Ты слышала? — Он с торжествующим видом повернулся к ней. — Перед нами чудо: полицейский, умеющий думать.

Угрюмое выражение появилось в глазах у Беллы. Она наклонилась и зажала холст ножницами.

— Удивительно! — Она презрительно улыбнулась и принялась энергично кромсать холст.

— Бедная Белла… — Пирс весело хихикнул. — Такое непонимание. Такая невозможность доказать, что твой ум контролирует твое тело!

Белла вздрогнула. Кончик ножниц проткнул холст.

— Черт! — воскликнула Белла. — Посмотри, что ты наделал, крокодил несчастный!

Я почувствовал, что атмосфера накаляется, и поспешил заговорить о деле:

— Если можно, не ссорьтесь, пока я здесь, ладно? Я пришел, чтобы кое о чем спросить вас, а пока получаю лишь неправильные ответы.

— Вы пришли поговорить о покойном неоплаканном Хардейкре, лейтенант? — прозвучал густой голос Пирса. — О ростовщике от искусства и соблазнителе простушек? Что ж, чудесно. Такой разговор доставит мне удовольствие.

Белла Бертран бросила холст и ножницы и растянулась на старинной кушетке, подложив руки под голову. Грудь ее приподнялась, и я подумал, что один вздох — и тонкая полоска купальника просто лопнет по шву. Чтобы подавить эту тревожную мысль, я снова перевел взгляд на лицо мистера Пирса и закурил сигарету.

— Вы собирались пообедать вечером с покойным Хардейкром, — обратился я к Пирсу. — В ящике стола мы нашли и вашу записку.

— Он платил за обед, а я выслушивал его тошнотворную болтовню о том, что он считал искусством. Этот человек раздражал меня. При жизни я презирал его, теперь я ему завидую.

— Почему? — осторожно спросил я.

— Глупый потасканный сердцеед и вдруг — наивысший триумф подлинного художника. — Пирс отчаянно потряс головой. — Нет, лейтенант, это несправедливо. Он умер настоящим художником! Несправедливо!

— Ламми! — Белла напряженно глядела на потолок прямо перед собой. — Довольно. Отправляйся домой в свое болото, хорошо?

— Я никогда не задерживаюсь, когда пытаются подавить мою индивидуальность, детка, — весело произнес Пирс. — Мы сегодня удачно пошутили, да и прежде шутили неплохо. Жаль, лейтенант не в состоянии всего этого оценить.

— Мы все тошнотворны, Ламми, но ты самый тошнотворный, — сурово сказала она. — Ступай и галлюцинируй где-нибудь в другом месте. На сегодня я уже усвоила все сумасшедшие идеи, в которых нуждалась.

— Теперь ты их мне возвращаешь, детка, — удовлетворенно заметил Пирс. — Ты получила свое собственное болото, но это уже совсем не смешно. С одной стороны — орхидея, с другой — плоть. Кровь льется и там и здесь. Все сливается в одну сладко-смердящую разлагающуюся массу, потому что…

— Вон! — взвизгнула она. — Еще одно слово, Ламми, и ты увидишь, что будет!

— И что же будет, детка?

— Я разобью твои очки, — прошипела она. — Потом затащу в туалет и запру!

Его голова судорожно дернулась. Он поспешно выбежал из комнаты.

Белла поднялась с кушетки и распахнула дверь в гостиную. Ягодицы ее дразняще покачивались.

— После всего этого мне надо выпить, — сказала она. — А тебе?

— Виски? — с надеждой спросил я. — Со льдом и каплей содовой?

— У меня есть бурбон, но льда нет, — уныло призналась Белла. — Хочешь?

— Не думаю, но спасибо за предложение, — откровенно сказал я.

— Черт с тобой. — Она приостановилась. — А как насчет кофе? Он уже готов, остается только разлить в чашки.

— Звучит убедительно. Особенно если черный без сахара.

— Ты молодец. Выбрал то единственное, что имеется.

Она прошла на кухню и через минуту вернулась с подносом.

— Садись на диван, — указала она. — Если все время будешь стоять, сотрешь себе ноги, прежде чем узнаешь, что же на самом деле произошло.

Я послушно сел. Она поставила поднос на трехногий столик и присела рядом. Ее очаровательное круглое бедро потерлось о мое.

— Ты похож на богиню мщения у греков, ее звали Немезида. — Белла налила мне кофе. — Задавай свои глупые вопросы, лейтенант, я понимаю, что у меня нет возможности избежать их.

— Расскажи мне о Гилберте Хардейкре, — просто попросил я. — Что он был за человек?

— Пожалуй, на этот вопрос я не смогу ответить. — Ее глаза насмешливо блеснули. — Конечно, у меня были с ним отношения, плотские, земные, те самые, на которые так громко намекал этот ползучий Ламми. — Она помолчала. — Но я не думаю, что могу сказать, каким человеком был Гил, потому что я никогда не сближалась с ним настолько, чтобы узнать его близко. Мне было скучно общаться с ним.

— Да? — спросил я озадаченно.

— Мы все в чем-то нуждаемся, Эл, — произнесла она насмешливо и чуть смущенно. — Гил помогал мне удовлетворять некоторые мои потребности. В нем была какая-то грубая телесная привлекательность. И это было очень удобно, ведь он жил напротив. Мне даже туфли не надо было надевать, чтобы пойти к нему в любое время, когда мне этого хотелось.

— Когда ты познакомилась с ним?

— В тот день, когда он переехал в эту свою новую мастерскую. Он зашел ко мне попросить что-нибудь выпить и сразу заговорил о том совпадении, что вот два художника будут жить напротив друг друга. Он понял меня. Бросив взгляд на мою орхидею, он признал, что я действительно талантлива, а у него, мол, весьма скромное дарование, и потому он берет всего тысячу долларов за каждый портрет и работает больше, чем это возможно. Я застыла минут на пятнадцать, больше я не могла вынести. Я взяла его за руку и отвела в спальню. Я выключила свет, но он продолжал говорить. Однако после этого первого раза у нас установились определенные отношения и он уже не пытался трепаться.

— Что ты думаешь о его работе?

Она глотнула кофе и выразительно пожала плечами:

— Я ведь ни одной из них не видела. Единственная работа, о которой он говорил, портрет этой куклы Майер. Холст на мольберте всегда был прикрыт. Он считал, что это дурная примета, если кто-то увидит его незавершенную картину.

— Кого-нибудь, кроме Жанин Майер, ты встречала в его квартире?

— Пару раз он упоминал о какой-то компании и просил меня на это время не заходить к нему. Он ведь был приезжий, знакомых у него было немного. Одного я, впрочем, встречала несколько раз. Этакий косматый медведь, из тех, которые полагают, будто верх утонченности — это называть тебя красоткой и щипать до синяков. Он занимался нефтью.

— Джордж Майер?

— Нет.

— Хэл Деккер?

— Да, так его звали. Они с Гилом были большими друзьями.

— А Ламберт Пирс? Кажется, он тоже считался другом Хардейкра?

— Я познакомила их, — устало произнесла Белла. — Ламми настоял на этом еще в тот, первый раз, я тогда забыла запереть дверь, и он прошел прямо в спальню. Кажется, у них сложились странные отношения. Гилу было приятно превосходить Ламми в смысле телесной силы и красоты, а Ламми зато превосходил его интеллектуально.

— Расскажи мне подробнее о Пирсе, — попросил я.

— Он пресмыкающееся, — заявила она убежденно. — Но это ты и сам уже знаешь. Он льстит и пробуждает в тебе инстинкт жалости, как хромая собака. Только он еще хуже, чем самая жалкая собака. У него квартира этажом ниже. Однажды он пришел, остановился посреди комнаты и смотрел на меня. Я не могла понять, что ему нужно, чтобы его просто погладили по голове или еще что-то. Я пошла на компромисс и приготовила ему кофе. И он стал здесь обычным непременным гостем еще прежде, чем я это осознала.

— Ты не уставала от него?

— Иногда. И тогда я начинала вопить, заслышав на лестнице его шаги. Ламми не обижается ни на какие слова или поступки. Единственное, чем его можно обидеть, — грубым физическим воздействием. Он это чует. Он знает точно. Вот и сегодня — он сбежал потому, что понял: я не шучу.

— Чем он зарабатывает на жизнь? — спросил я.

— Разве ты не слушал, о чем я говорю? — Ее брови удивленно приподнялись.

— Он не может зарабатывать на жизнь своей писаниной, — проговорил я убежденно. — На что же он живет?

— Я никогда не думала об этом, — заметила она безразлично. — Он часто берет у меня деньги на мелкие расходы и никогда не возвращает. Но это не имеет значения. Может, у него богатая тетушка.

— А может, он контрабандой достает кровь для вечеринок вампиров. Если бы это так и оказалось, я бы не был особенно удивлен. А теперь последний вопрос. Как ты полагаешь, между Жанин Майер и Хардейкром могли быть такие же отношения, как между ним и тобой?

— Я полагаю, что любые другие отношения не могли бы привести к столь точному воспроизведению ее задницы. — Белла захлебнулась смехом. — А если серьезно, то я не знаю, Эл. Возможно. Обычно Гил держал себя как неотразимый любовник, мимо которого ни одна женщина не может пройти спокойно. Ему понадобилась целая неделя для того, чтобы понять, что в тот, первый день в моей квартире не я, а он стал невинной жертвой.

— Да, — тяжело выговорил я.

— Что-то ты не выглядишь особо веселым, Эл, хотя я и ответила на множество твоих вопросов.

— Что-то странное есть во всем этом деле, — задумчиво проговорил я. — У меня таких раньше не было.

— Что же?

— Вот кого-то убивают, и ты начинаешь задавать вопросы людям, которые его знали, даже тем, которых ты подозреваешь в убийстве. Ясно, ты ожидаешь получить некоторое количество лжи в их ответах. Но прежде мне никогда не приходилось встречать столько подозреваемых, которые бы лгали так много и так последовательно. Что бы это могло значить, например, с точки зрения морали?..

— По-твоему, и я лгу? — холодно спросила она.

— Думаю, да.

— Благодарю вас, лейтенант Уилер!

— Ты когда-нибудь встречала хоть одного человека, который говорил бы о себе абсолютную правду? — Я улыбнулся и поднялся с дивана.

— Пожалуй, нет. — Она говорила все тем же холодным тоном.

— Спасибо за кофе.

Она позволила мне дойти до двери, прежде чем позвала: «Эл». Нежный соблазнительный голос ее обещал так много, что я невольно обернулся.

Белла снова лежала на кушетке, подложив руки под голову. Две бело-розовые полоски заменили черные. Через секунду я понял, что она сбросила купальник — и верх и низ. Она улыбалась мне с ленивой уверенностью акулы.

— Как ты полагаешь, Эл, могут между нами возникнуть какие-то отношения? — спросила она полусонным голосом.

— Конечно, — согласился я. — Но, откровенно говоря, мне бы это не доставило удовольствия.

— Что? — Ее глаза недоверчиво расширились.

— Я думаю, эти отношения хороши лишь тогда, когда приносят радость обоим, — сказал я. — А для тебя, милая, это сейчас всего лишь средство прийти в себя. И я не хочу принимать в этом участия.

Она посмотрела на меня и вздрогнула.

— Ты что-то знаешь? — прошептала она.

Глава 5

Когда я вышел на улицу, мои часы показывали начало восьмого. До встречи с Хильдой еще оставалось время. Было бы ошибкой вернуться раньше, чем она приготовит лазанью. Я миновал несколько домов и наконец-то увидел бар.

Минут десять ушло на две порции виски. Вскоре я уже был настолько нормален, что даже ничуть не нервничал, заметив вполне одетую даму или парня без очков с толстыми стеклами.

Я позвонил в офис, где мне сказали, что шериф уже ушел домой, а сержанта Полника нет. Я набрал номер домашнего телефона Деккера, который получил от Майера, и был приятно удивлен, услышав в трубке резкий мужской голос.

— Мистер Деккер?

— Да. Кто это?

— Лейтенант Уилер из окружного полицейского управления, — официально представился я. — Я расследую убийство Гилберта Хардейкра. Я должен задать вам несколько важных вопросов, мистер Деккер.

— Я только что вернулся из деловой поездки, — холодно произнес он. — Ваши вопросы не могут подождать до утра?

— Боюсь, что нет, — столь же холодно отозвался я.

— Ладно, — проворчал он. — Сколько времени вам понадобится, чтобы добраться до меня?

— Пятнадцать минут.

— По крайней мере, успею принять душ.

Деккер занимал роскошную квартиру на последнем этаже в доме, находившемся в десяти кварталах от моего дома и на расстоянии порядка десяти световых лет от моего дохода. Швейцар был одет в униформу, в сравнении с которой генеральский мундир показался бы тряпкой. Я прошел через широкий вестибюль к лифту. Я удивился тому, что здесь не держат собак, специально натасканных на то, чтобы спасать тех, кто случайно утонет в ворсе ковра.

Едва я нажал на кнопку звонка, как дверь открылась. Фигура в махровом банном халате скрылась в глубине квартиры, и грубый голос произнес:

— Входите, лейтенант, и дайте мне пять минут на то, чтобы обсохнуть. Располагайтесь и налейте себе чего-нибудь выпить.

Гостиная выглядела такой обширной и элегантной, будто дизайнер работал, нисколько не считаясь с индивидуальностью хозяина. Можно было подумать, будто здесь живет актриса, а не бизнесмен-нефтяник.

Огромных размеров бар предоставлял богатый выбор. Я налил себе бокал и занялся изучением панорамы Пайн-Сити, простиравшейся прямо у меня под ногами. Я думал о том, как это приятно — иметь много денег, но кто слышал о полицейском, который мог бы разбогатеть честным путем… Можно было бы заняться чем-то еще, но я предпочел оставаться полицейским. Очень уж это здорово: грубить людям всякий Божий день и все-таки в конце месяца получать деньги.

Дверь скрипнула, раздался топот, словно целая армия маршировала по квартире. Но это был всего лишь один Хэл Деккер. С его появлением комната уменьшилась вдвое. Джордж Майер был довольно рослым человеком, но по сравнению со своим компаньоном он выглядел просто тщедушным.

Ростом Деккер был шести с половиной футов и весил не меньше фунтов, причем готов держать пари, что на жир приходилось не более двух. У него были плечи борца-тяжеловеса, грудь лесоруба, а руки и ноги, несомненно, изготовлены из нижних ветвей сосны. Густые черные волосы падали на лоб, почти на глаза. Несколько минут он посматривал на меня невыразительным взглядом.

— Присаживайтесь, лейтенант. Я пока приготовлю себе что-нибудь выпить, — пробурчал он.

На нем был пушистый халат тускло-розового цвета, в тон его лицу. Я наблюдал, как он осторожно наливает бурбон из бутылки, отличный бурбон из Теннесси. Он положил в стакан несколько кубиков льда и плюхнулся на диван, расплескав немного драгоценной жидкости.

— У вас, должно быть, вопросы по поводу убийства Хардейкра? Так спрашивайте!

— Как вы с ним познакомились? — вежливо спросил я.

— Случайно. — Он отхлебнул солидный глоток. — Несколько лет назад в его родном городе на вечеринке, потом мы продолжили общение.

— Мистер Майер сказал мне, что это вы порекомендовали ему Хардейкра как художника, который может написать портрет его жены.

— Именно так. — Он кивнул. — Совпадение! Мир тесен! Вот и Кент Вернон однажды случайно познакомился с одним приятелем Хардейкра, писателем. — Лицо Деккера исказила гримаса отвращения. — Психованный малый этот писатель. Но через него Кент познакомился с Гилом и на другой день рассказал мне об этом. Спустя пару недель, когда Джордж попросил у меня совета относительно хорошего художника, я вспомнил о Гиле.

— Вы видели его с тех пор, как он переехал в Пайн-Сити?

— Видел раза два. — Деккер осушил стакан и снова направился к бару. — Я хотел, чтобы у Джорджа был хороший художник. Я сказал Гилу, что Жанин — жена моего компаньона и что за тысячу долларов портрет должен быть высшего класса!

— Да-да, мисс Бертран видела вас у него.

— Мисс Бертран? — Он презрительно ухмыльнулся. — Шизанутая девка из соседней квартиры. Все время рисовала орхидею. — Его толстые губы растянулись в злобной улыбке. — Помню я эту мисс Бертран. Скакала вокруг Гила почти совсем голая. Но фигура чертовски привлекательная…

— Вы никого не подозреваете в убийстве? У него были враги?

— Черт! — Деккер пожал плечами. — Я не так уж близко знал его. Знакомых много, общаешься то с одним, то с другим, и, в сущности, ничего особенного о нем и не знаешь. Так было у меня с Гилом Хардейкром.

— Ну а теперь обычный вопрос, который я обязан вам задать. Где вы были между девятью и одиннадцатью прошлой ночью?

— Я не могу ответить на этот вопрос, — произнес он с грубоватой прямотой и опустил в стакан еще несколько кубиков льда. — Но это чертовски далеко отсюда.

— Ваш компаньон посвятил меня в ваши дела и даже в ваш с ним конфликт. — Я понимающе улыбнулся и повторил попытку: — Я уважаю ваше нежелание назвать точное место. Но может быть, вы скажете, кто бы мог подтвердить, что в указанное время вы находились там, не важно где?

— Это не так-то просто, — пробурчал он. — Но если уж Джордж раскрыл пасть, то вы, конечно, знаете, что владелец фермы немного удивлен нашим интересом к его земле. Я уехал туда в субботу, прибыл поздно ночью, бродил по лесу в самой глуши. Я вынюхивал, — он уставился на меня, — надеюсь, вы можете понять, что это значит, хотя вы всего лишь полицейский. Я много раз подвергался опасности, но очень хочу надеяться, что никто не заметил меня прошлой ночью.

— Итак, вы мне даете слово, что вас не было в Пайн-Сити прошлой ночью? — мягко сказал я.

— Что? — Он чуть запрокинул голову и рассмеялся. — Вы что, подозреваете меня? — Он вдруг перестал смеяться и уставился на меня полуприкрытыми настороженными глазами. — Подозреваете, да?

— Конечно, — согласился я. — Как и всех остальных, кто знал Хардейкра.

— Тогда укажите причину, по которой я вдруг мог бы прикончить беднягу Гила.

— Сейчас не могу. — Я старался говорить таким голосом, чтобы он думал, что сама мысль о его обвинении абсурдна.

— Выпьете еще, лейтенант? — Он явно смягчился.

— Спасибо, не сейчас. — Я посмотрел на него холодно и задумчиво. — Если говорить о поводах для убийства, то убить Хардейкра мог и ваш компаньон.

— Джордж! — У Деккера отвисла челюсть. — Вы считаете, что он имел вескую причину для убийства совсем незнакомого человека?

Я рассказал о портрете обнаженной женщины, найденном в квартире Хардейкра, и о том, что картина была перечеркнута крест-накрест кровью жертвы.

— Господи! — Деккер одним духом осушил второй стакан.

— Вы знаете Майера лучше, чем я, мистер Деккер. — Я понизил голос: — Они с женой любят друг друга?

— Конечно! — Деккер не замедлил с ответом ни на секунду. — Джордж по ней просто с ума сходит. Так было с самого первого дня их знакомства. Насколько я знаю, за все эти восемь лет, что они женаты, он ни разу не взглянул на другую женщину.

— Но если человек так любит жену и тратит такие деньги на ее портрет, разве он не может решиться на убийство, если поймет, что жена изменяет ему с художником? — жестко спросил я.

— Не знаю, что на это сказать. — Он вынул носовой платок из кармана халата, вытер вспотевший лоб и вяло улыбнулся. — Значит, вы считаете, что Жанин способна на интрижку с каким-то маляром, а Джордж способен на убийство?

— У меня нет никаких доказательств, мистер Деккер, — напомнил я. — Но вы ведь знаете, что подобные случаи не так уж редки.

— Да, пожалуй, вы правы. — Он снова вытер лоб.

— Такое случается, — продолжил я. — И возможно, именно потому, что он нервничал из-за дел вашей фирмы, когда я разговаривал с ним сегодня в конторе, мне показалось, что он способен выйти из себя. Он боится рискнуть с этой фермой. Он сам мне признался. И признался, что не понимает Кента Вернона, который принял вашу сторону после того, как он для него столько сделал. — Я говорил очень искренне. — Между нами, мистер Деккер, было очень грустно слушать его.

— Да? — На гранитном лице моего собеседника появилась внезапная трещина.

Я испугался было, но тотчас понял, что это просто-напросто улыбка.

— А перед нашим с ним разговором едва я заговорил у него дома с его женой о портрете обнаженной женщины без лица, как у миссис Майер сделалась истерика. Так обычно реагирует женщина, которая виновна.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, лейтенант, — безразличным голосом произнес он.

— Пока мы здесь с вами дружески беседуем, — продолжал я интригующим тоном, — кое-что меня смущает, мистер Деккер.

— Даю вам слово, что все, что вы мне говорите, останется между нами, — произнес он серьезно.

— Спасибо. У нас уйдет не так уж много времени на то, чтобы собрать доказательства, что Майер убил Гилберта Хардейкра. Уйдет примерно месяц. И с каждым днем этого месяца он будет все больше убеждаться, что избежал обвинения в преступлении.

— Да?

— Вот этого-то я и боюсь. Он может подумать, что одну свою проблему он решил с помощью убийства, а значит, и другую сможет решить таким же образом.

— Какую?

— Покупку фермерского участка с потенциальным месторождением. Если не будет вас, то не надо будет решать, вкладывать в это деньги или нет. Верно?

— Это невозможно, — проворчал он. — Я хочу вам кое-что объяснить, лейтенант. Партнерство — штука деликатная, а в нашем бизнесе более чем где-либо. Наши клиенты обращаются к нам, потому что верят нашему совместному суждению, у нас колоссальный опыт. Убери одного из нас, и клиент автоматически решит, что это уже не то, неполноценное что-то. А как только клиент начинает так думать, он перестает быть клиентом.

— Я понимаю вас.

— Мы это с самого начала поняли, — самодовольно произнес он. — Любому из нас невозможно уйти. Каждый из нас по отдельности упустил много выгодных дел. В нашем совместном контракте есть много таких пунктов, от которых у любого адвоката волосы дыбом встанут. Но сейчас, лейтенант, — он улыбнулся, — я хочу вам привести один такой пункт. Он гласит, что если кто-то из нас двоих умрет, не достигнув шестидесяти лет, то непременно должно быть проведено специальное медицинское расследование для установления причины смерти. И далее, если выяснится, что смерть не была естественной, то девяносто процентов собственности фирмы ликвидируется, а полученная сумма прибавляется к наследству умершего.

— Контракт довольно необычный, — кисло заметил я.

— Да! — Он хмыкнул. — Поэтому вам не стоит беспокоиться, лейтенант. Джордж не станет убивать меня. В этом случае он потеряет все.

— Что ж, хорошо, что одна версия отпала. Но погодите минуту!

— У вас появилась другая столь же блистательная мысль? — холодно спросил он.

— Оба вы могли придумать довольно грязные сценарии для того, чтобы их разыгрывали другие. Значит, должны быть предусмотрены средства для защиты невиновного компаньона, если другой будет признан виновным в преступлении, приговорен к тюремному заключению и, возможно, умрет в тюрьме.

— Это мы тоже предусмотрели. — Он самодовольно хмыкнул — Если компаньон умрет вследствие исполнения судебного приговора, тогда пункт о ликвидации не… — Он замолчал, ухмылка исчезла.

— Правильно, — произнес я почти счастливо. — Итак, если Майер убил любовника жены и замышляет убить вас, то…

— О, какая мерзость! — Деккер стукнул кулаком по стенке бара, бутылки внутри звякнули.

— Есть еще более забавный вариант, мистер Деккер. Вы убиваете кого-нибудь и представляете дело так, будто убийца — Майер, у которого есть мотивы, но нет алиби. А когда он получит свое за совершенное преступление, вы получите фирму — и больше никаких помех вашему грандиозному предприятию. Не так ли?

— Вы утверждаете, что это я убил Гила Хардейкра с целью избавиться от своего компаньона?

— Это всего лишь предположение, мистер Деккер. Но насколько я помню, именно вы рекомендовали Хардейкра Майеру. Так?

— Убирайтесь отсюда, лейтенант, пока я не сделал чего-то, о чем нам обоим придется пожалеть. — Его лицо исказилось.

— Чего-то вроде того, чтобы вогнать в меня пулю из револьвера тридцать восьмого калибра, — предположил я. — В любом случае я ухожу. Спасибо за то, что вы потратили на меня время, и за содействие следствию. Разговор вышел информативный, вы согласны?

Он зажмурился, жилы вздулись на лбу, прошло несколько секунд, прежде чем он овладел собой.

— Я подожду, — зловеще прошептал он. — Я найду время, лейтенант. Я улучу момент, когда вы…

— Вы пугаете меня, мистер Деккер, — серьезно сказал я.

— Я обещаю вам, лейтенант. — Его глаза жестоко блеснули. — Вы хотите повесить это убийство на меня, но вам не дожить до суда.

— Если обнаружатся доказательства, то не сомневайтесь, мистер Деккер, вы будете обвинены в убийстве, — произнес я с неподдельной искренностью. — А потом — кто знает? Может, уже не будет никакой необходимости в суде?

Глава 6

На моих часах было точно три минуты девятого. Я нажал кнопку звонка собственной квартиры. Не так уж часто мне приходилось делать это. Подождал тридцать секунд и снова нажал. Прошло еще целых шестьдесят секунд, я приложил к звонку указательный палец и оставил его в этом положении.

Внезапно дверь рывком распахнулась. Голос ужасно запыхавшейся женщины произнес:

— Мне так жаль, Эл. Это все из-за лазаньи. Ты пришел в самый важный момент, я не могла отойти от плиты.

— Лазанья. — Я презрительно усмехнулся и вошел. — Какое мне дело до всех этих важных моментов…

Но тут вкусный запах проник мне в ноздри, я глубоко вздохнул. Мой пустой желудок занервничал, слюнные железы заработали.

— Лазанья? — почтительно спросил я.

— Да, — холодно ответила Хильда Дэвис.

— Тебе не нужно снова на кухню, милая? — с беспокойством предположил я. — Что-то могло пригореть, пока ты открывала дверь. Почему ты не заставила меня ждать снаружи еще минут пятнадцать?

— Потому что ты, наверное, случайно облокотился на звонок, и я не была уверена, выдержат ли мои барабанные перепонки или сразу лопнут.

— Милая, лучше тебе снова пойти на кухню, — настойчиво посоветовал я. — А я пока приготовлю нам чего-нибудь выпить и…

— Эл Уилер, — обратилась она ко мне твердо. — Все в полном порядке. Лазанья готова, и мы можем приступить к ней, как только нам захочется. А в гостиной нас ждет коктейль из старого шотландского виски.

— Хильда Дэвис, — восхищенно воскликнул я, — ты гений.

Я последовал за ней в гостиную. Хильда второпях не успела включить свет в прихожей. И сияние гостиной ослепило меня. Она повернулась ко мне именно в тот момент, когда мои глаза вновь обрели способность видеть.

— Я не добавляла сахар, — вспомнила она. — Решила, что кто, кто, а уж ты наверняка не любишь сладкого… Что случилось? Ты заболел? — Она с испугом посмотрела на меня.

— Ты не могла бы минуту помолчать? — взмолился я.

Когда горничная Хильда Дэвис, открывшая мне утром дверь в особняке Майеров, отбросила свое профессиональное поведение и скрипучий голос, она, право, стала выглядеть очень милой. Но Хильда Дэвис, которая сейчас стояла предо мной в моей собственной гостиной, выглядела так, будто не принадлежала к этому бренному миру.

Платиновые волосы, плотно прилегавшие к голове, возможно, и очень шли к ее темному платью горничной, но теперь, когда она распушила их, они смягчили ее лицо, и стали видны изящные линии высоких скул, мягкий свет газельих глаз и нежная полнота верхней губы, а также соблазнительная ямочка на подбородке. Из миловидной она преобразилась без всяких видимых усилий в красавицу.

— Скажи что-нибудь, — безнадежно попросила она. — Я не выдерживаю твоего выражения лица. Попробуй сказать, где тебе больнее всего.

Вместо форменного платья горничной на ней было потрясающее черное платье в обтяжку. Возбуждающе низко вырезанный лиф держался на двух бретельках, открывающих белые плечи. Темный дорогой шелк мерцал, черные кружева волнами спускались на бедра.

— Эл! — Ее лицо приняло безумное выражение. — У тебя глаза потускнели. Я сейчас вызову врача. Ты держись, пока я…

— Ты прекрасна, — хрипло выдавил я. — Утром я воображал, что ты довольно симпатична, но я заблуждался, ты красавица.

— Я… я? — Она обрадованно посмотрела на меня. — Что ж, это приятно слышать. Эй, тебе уже лучше?

— Я не болен, — честно признался я. — Я потрясен.

— Ты хочешь сказать, что это всего лишь реакция на мой внешний вид. — Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

— Да, получилось не слишком хорошо. Как-то непроизвольно. Но я буду работать над собой и в следующий раз…

Ее щеки заалели, она обвила руками мою шею и страстно поцеловала.

— Я и не подозревала, что у мужчины может быть такой отличный вкус. — Она наконец-то ослабила хватку. — А как насчет коктейля?

— Что?

— Пожалуй, нам лучше заняться лазаньей, — засомневалась она, отходя в сторону. — На голодный желудок ты ведешь себя странно.

Дальше началось исполнение мечты холостяка о вечере с девушкой, которая и красива, и сексуальна, и прекрасно готовит, и мастерски, но скромно обращается со старым шотландским виски. Спустя три бокала Хильда решила, что настало время для ужина. Развалившись в кресле, я с удовольствием следил, как она суетится, накрывая на стол.

Как я и предполагал, вдохнув в прихожей аппетитный запах, лазанья оказалась превосходной. Хильда поставила на стол вторую бутылку французского кларета, первая уже закончилась. Я на несколько мгновений протрезвел. Кто-то словно толкнул меня под руку — женись! — и я даже не попытался уклониться. Сильная штука — кларет. Но всегда ли он будет на нашем столе?

Мы лениво перешли к сигаретно-кофейной стадии нашего ужина, я не спеша потягивал вишневую настойку.

— Эл, дорогой, у тебя был тяжелый день? — вдруг спросила Хильда.

— Изнурительный! — Я на минуту прикрыл глаза. — Пришлось встречаться с неимоверным количеством людей.

— Ну, у Майеров ты не перетрудился, — укоризненно произнесла она. — Просто прислал вместо себя сержанта. Это так и было нужно?

— Да. — Я быстро открыл глаза. — Как он справился?

— Он просто дурак!

— Утром я серьезно поговорю с ним, — пообещал я.

— Я забыла его фамилию. Уолнут?

— Полник. На самом деле он славный парень и очень любит свою жену. Если она от него надумает уйти, он отправится ловить ее сетью. Ты была там, когда он задавал вопросы?

— Да, была. Голос у него не больно-то тихий! Тебе рассказать, Эл, как это происходило?

— Я мог бы притвориться, что меня это не интересует, но это было бы ложью.

— Сначала он спросил миссис Майер, где она была во время убийства. Она ответила, что весь вечер провела дома. Он ни в чем не усомнился, сказал, что это просто великолепно и что она должна поехать с ним в морг, опознать труп художника. Миссис Майер не соглашалась, но он уговорил ее, и она поднялась в свою комнату — переодеться. Стоило ей только выйти, как он тотчас спросил меня, правду ли говорит хозяйка. — Хильда так искусно пожала плечами, что черный шелк и кружева чуть не соскользнули с груди. — Я решила говорить только правду. И потому честно призналась, что до восьми видела хозяйку, а потом мой рабочий день закончился, я очень устала, ушла к себе и сразу уснула.

— Итак, ты не можешь подтвердить алиби миссис Майер? Понял ли Полник, как это важно?

— Не знаю, — мрачно заметила Хильда. — Остальное время, пока не вышла миссис Майер, он провел, гоняясь за мной по гостиной. Потом он уехал с ней в морг.

— Она опознала тело?

— Она была в ужасном состоянии, когда сержант привез ее домой. — Хильда энергично закивала. — «Бедный Гилберт!» — все повторяла она и плакала. Я проводила ее в ее комнату и уложила в постель. Я уж думала, что на этот вечер все кончено, но вдруг… — Хильда просияла, как только что включенная люстра. — Мистер Майер вернулся домой и сказал, что следил за ней.

— Сержант о чем-нибудь спрашивал его?

— У него не было такой возможности. Он ушел минут за пять до возвращения мистера Майера.

— Говорил ли Полник с Кентом Верноном?

— Нет, сэр. Я слышала, как сержант спрашивал его адрес у миссис Майер. Может быть, как раз к нему он и отправился после того, как привез миссис Майер из морга.

— На это вся надежда, — пробормотал я.

Она залпом, словно это была просто вода, допила вишневую настойку и ослепительно улыбнулась мне.

— Если есть желание, можешь задать мне несколько вопросов, — мягко прозвучал ее голос. — Эл Уилер, дорогой, ты можешь спрашивать меня о чем угодно, у меня от тебя нет секретов, потому что ты единственный, кто считает меня красавицей.

— Только один вопрос, прекрасная Хильда. Ты случайно не знаешь, где был мистер Майер в ночь убийства?

Она сосредоточенно нахмурилась. Я понял, что вспоминать, что было вчера, не такая уж легкая работа.

— Он пришел домой, — медленно начала она, — рано — около пяти. Где-то в половине седьмого ему позвонили. Я взяла трубку, и какой-то мужчина сказал, что он должен поговорить с мистером Майером, что это срочно. Я передала трубку хозяину. Он поговорил немного, сел в свой «кадиллак» и умчался.

— Спасибо, детка, больше вопросов нет.

— Ты не хочешь, чтобы я потанцевала для тебя? — серьезно спросила она и нежно коснулась пальцами моего лица. — Для тебя я готова на все! Потому что ты единственный, кто думает, что я красива.

— Хильда! — воскликнул я, и она чуть не упала со стула.

— Что случилось? — Ее глаза были полны слез. — Ты больше не считаешь меня красавицей?

— Эта вишневая настойка смертельна, — сказал я. — И я думаю, ты слишком много выпила. Как насчет пробежки вокруг дома?

— Нет, я не опьянела, дорогой. — Она вздрогнула. — Сделаю-ка я тебе одолжение: вымою тарелки. Очень отрезвляющее занятие для горничной в ее свободный день, вернее, ночь. А ты пока заставь работать свой проигрыватель, идет?

— Идет, — осторожно согласился я. — Но не больше двух-трех разбитых тарелок и два круга вокруг дома.

Я просмотрел коробку с пластинками. Выбрал подходящую музыку и прилег на диван, пока Хильда занималась домашними делами. Она ушла на кухню чуть-чуть покачиваясь, но я надеялся, что, пока она покончит с тарелками, у нее в голове уже немного прояснится. И пить она больше не будет. Я хотел, чтобы она мыслила трезво, но в то же время чтобы эта трезвость не превращалась в холодность. Мне хотелось, чтобы она была чувственна и сентиментальна. И музыку я подобрал соответствующую. Пять первых альбомов Синатры ждали, пока мы вдвоем устроимся на диване.

Через несколько секунд, впрочем, я понял, что допустил небольшую ошибку. На первой половине первого альбома была песня «Привет вам, юные влюбленные, где бы вы ни были…». Последние года два я не мог слушать это без дрожи. У меня делалось какое-то мерзкое ощущение, мне казалось, что певец, произнося это «где бы вы ни», смотрит куда-то сквозь меня…

Эту песню я твердо решил не ставить. Включил проигрыватель, поднял усилитель, получше установил репродуктор. Спустя несколько секунд прекрасный сильный голос заполнил комнату. Я счастливо растянулся на королевских размеров диване.

Прослушав три песни, я обратил внимание на то, что из кухни перестал доноситься слабый звон тарелок. Я сначала хотел заглянуть туда, чтобы проверить, не упала ли Хильда в раковину. Но потом решил все же, что этого не могло бы произойти. Кроме того, если бы и упала, то от дьявольского средства, которым я мою посуду, она протрезвеет быстрее, чем от целой цистерны кислорода. Моя квартира не так уж велика, чтобы можно было заблудиться, и я решил, что, если Хильда не показывается, значит, у нее на то есть причины, и весьма веские.

Я потянулся за сигаретой, когда нежный голос позвал:

— Эй, дорогой!

Должно быть, она остановилась за диваном, позади меня. И она окажется у меня перед глазами быстрее, чем я успею повернуть голову.

— Привет, красавица, — нежно произнес я.

— Я хочу, чтобы ты знал, что имеешь дело с девушкой, которая привыкла выполнять свои обещания, — заявила она, не двигаясь с места.

— А я в этом и не сомневался, — галантно ответил я.

— Насчет лазаньи все исполнено, верно?

— Это было воплощение моей мечты, — протянул я ностальгически. — Благословение для желудка!

— Не будем сейчас заниматься биологией, дорогой, — поспешно прервала она. — Итак, с лазаньей покончено, дело за черным кружевом, верно?

— У тебя сегодня великолепное платье, — искренне сказал я. — Но, прикрывая кружевом все самое аппетитное и без толку возбуждая меня, ты поступаешь немного нехорошо. Я имею в виду, что утром ты намекала…

— Не только намекала, но и выполнила обещанное, — перебила меня она. — Ты бы хоть посмотрел.

Я услышал слабый шелест ткани, она обошла диван. А когда появилась в поле моего зрения, все мои чувства разом взорвались.

— Я чувствую себя развратницей. — Она нервно улыбнулась. — Но я пообещала. А то платье для коктейлей обошлось мне в сто пятьдесят долларов, и мне не хотелось бы, чтобы оно разорвалось или еще что-нибудь.

Бюстгальтер без бретелек был сконструирован с использованием плодотворной идеи минимума ткани и максимума черных кружев, пышную грудь он обнажал с уверенностью мюзик-холльного конферансье, который уверен в тех, кого представляет. Трусики состояли из самого малого количества черного нейлона, плотно облегавшего кое-что, и кружевной оборки, спускавшейся сзади на бедра. Длинные ноги плавно протянулись от твердо-округлых бедер к безупречно-правильным щиколоткам. И когда я все осмотрел как следует…

— Красавица Хильда, — пробормотал я осипшим голосом. — Ты держишь слово лучше всех.

— Я рада, что ты это ценишь. — Она нерешительно прикусила нижнюю губку. — Ты все еще считаешь меня красивой?

— Прекрасная, грациозная, экстатическая! — страстно пропел я.

— На этом диване можно полежать, пока мы будем слушать музыку? — Она тепло улыбнулась.

— Конечно, — заверил я.

— Он у тебя занимает почти всю комнату. — Она вдруг рассмеялась. — Интересно, сколько еще гостей ты ждешь?

— Если кто-нибудь попробует явиться, ему придется взрывать дверь!

— Хорошо! — И она беспечно прыгнула прямо на меня.

Наверняка она нацелилась в мои объятия, но не рассчитала расстояния. Локтем она стукнула меня в грудь, и я полетел через весь диван, однако в следующий момент она уже лежала на мне.

— Привет! — Ее улыбающиеся глаза оказались всего лишь в шести дюймах от моих губ. — Получилось не совсем так, как я предполагала.

— Напротив, сработано отлично! — заверил я.

— Как бы то ни было, но, кажется, в полете я потеряла лифчик. — Она нахмурила бровки.

— Ты права, — ответил я с трепетом, когда миновало целых пять секунд.

— А тебе и вправду этого хочется, Эл?..

Прошло энное количество световых лет, когда я, очень осторожно, боясь грубым движением побеспокоить теплый комочек женственности, прикорнувший рядом со мной, потянулся за сигаретой. Но нежный голос произнес:

— Зажги еще одну и для меня.

Спустя несколько мгновений я поднес к ее губам зажженную сигарету.

— Ненавижу подобные низменные разговоры, — начал я, — но все же когда ты должна вернуться к Майерам?

— С этим проблем никаких не будет, мистер Эл Неутомимый, — с удовольствием произнесла она. — Мистер Майер не ждет меня раньше полудня. Завтра он уедет рано. Он сказал, что к девяти должен быть в городе.

— Да? — Я зевнул и затянулся сигаретой.

— Да, — ответила Хильда. — Он сказал, что знает человека, по указанию которого его жену потащили в морг, и он разорвет этого человека, ах да, он сказал лейтенанта, разорвет этого лейтенанта на кусочки и бросит эти кусочки на стол шерифу. Мистер Майер сказал, что будет ждать этого лейтенанта возле офиса окружного шерифа.

Я бросил взгляд на часы и отложил сигарету. Половина седьмого.

— А не взять ли мне выходной?

— Это тебе не поможет, — сладко пропела Хильда. — Я сказала ему, где ты живешь.

— Вот, значит, какой из тебя друг, — с горечью констатировал я.

— А разве у нас была договоренность о дружбе? Я пообещала лишь лазанью и черное кружево. Оба обещания выполнены.

— Ты имеешь в виду, что сейчас мы с тобой не более чем просто знакомые?

— Нет, сейчас, в данный момент, мы любовники, — сказала она с некоторым самодовольством. — И кажется, в этом нет ничего плохого, не так ли?

— Хильда, — покорно спросил я, — как тебе удалось стать горничной?

— Этот вопрос касается конъюнктуры, а я устала от конъюнктуры. — Хильда зевнула. — Ты лучше скажи, ты хочешь спать или как?

— Или как! — без колебаний ответил я.

Глава 7

Я покатался вокруг управления на своем «хили», чтобы удостовериться, что Джордж Майер не прячется поблизости, потом припарковал машину и вошел. Четверть десятого. Мне даже думать было неприятно о том далеком времени, когда я в последний раз приезжал сюда так рано.

Хильда приготовила мне завтрак, подобный обеду из пяти блюд по сравнению с моими обычными двумя чашечками кофе. Я удивился тому, как это я успел настолько проголодаться за ночь. Но, когда я Заявил об этом вслух, мне ответили нахальным смешком.

— Привет, лейтенант. — Выражение лица у Полника было самое что ни на есть хмурое.

— Что случилось?

— Жена преподнесла мне сюрприз — пригласила к нам на месяц свою матушку.

— Да, с двумя тебе не сладить!

— Мне и с одной не сладить!

— Как там у тебя с Майерами? — Я надеялся вернуть его в нормальное состояние расспросами о деле.

— Миссис Майер утверждает, что в ночь убийства была дома. — Он пожал плечами. — А вот горничная… О, вот это красотка, лейтенант, на нее стоит поглядеть!

— В самом деле?

— Стоит, стоит! — Искра интереса в глазах сержанта разгорелась в настоящее пламя. — С виду-то она ледышка, но это всего лишь маска. А под этим льдом печь, которая только и ждет, чтобы поднесли спичку.

— Как ты до этого додумался, сержант? — Слабый интерес проявился и в моем голосе. — Гоняясь за ней по гостиной?

Он подскочил так, будто кто-то сунул ему нож между ребер, и несколько секунд не мог произнести ни слова. Но все же его маломальская логика кое-что ему подсказала…

— Я, лейтенант? Да вы шутите!

— Ты собирался рассказать, что тебе сообщила горничная, — напомнил я. — Я думаю, она, скорее всего, рано, часов в восемь, легла в тот вечер спать, к девяти уже уснула и не может подтвердить алиби миссис Майер.

Полник со страдальческим видом сглотнул два раза подряд.

— Что-то вроде этого, лейтенант, — ответил он хриплым голосом.

— Чем ты занимался после того, как миссис Майер опознала труп в морге и ты привез ее домой?

Полник медленно облизнул губы.

— А разве вы не знаете, лейтенант? — запинаясь, спросил он.

— Откуда мне, черт побери, знать? Что это с тобой нынче утром? Ты какой-то чересчур нервный, ничего не соображаешь.

— Я себя чувствовал тип-топ до вашего прихода, лейтенант, — удрученно сообщил он. — Этого парня, Вернона, в доме не было, я взял адрес у миссис Майер и поехал к нему, но не застал. Покрутился возле дома примерно с час, потом уехал к себе.

— Адрес еще у тебя?

— Само собой. — Он вынул из бумажника листок с адресом и отдал мне.

— Это недалеко от дома, в котором был убит Хардейкр? — спросил я.

— Всего несколько кварталов, лейтенант.

— Я сначала заскочу к нему в офис, если его там нет, поеду на квартиру, — сказал я.

— Хорошо, лейтенант. А мне что делать?

— Дельный вопрос. — Я некоторое время молча смотрел на него. — Поезжай снова к Майерам и поговори с хозяйкой.

На физиономии у Полника тенью промелькнуло мрачное воспоминание.

— После вчерашнего визита в морг, лейтенант, я вряд ли принадлежу к числу ее любимых копов.

— Может, сегодня ее отношение к тебе изменится… К тому же ты еще разок повидаешь ледышку, у которой внутри пламя, — ободрил его я.

— Да, верно! — На лице сержанта показались признаки жизни. — Что я должен делать, когда увижу миссис Майер?

— Спроси ее, откуда она узнала, что Хардейкр пишет только ее голову и плечи. И видела ли она хоть раз свой портрет во время визитов в студию. Не торопи, дай ей время подумать. Если она скажет, что никогда не видела, спроси почему. Хардейкр не позволял ей или он закрывал картину, когда не работал? — У меня в горле пересохло — память у сержанта была не хуже, чем у слона, но, если его хорошенько не проинструктируешь, сам он ни за что не додумается.

Я говорил, а он шевелил губами, повторяя мои слова шепотом.

— Да, лейтенант, — кивнул он, когда я кончил. — Я все усек.

— Встретимся здесь часов в двенадцать.

Он ушел, а я отправился в контору Деккера и Майера, консультантов по нефтепромыслам, компаньонов, которые, несомненно, являлись для общества ярким примером того, как может преуспеть фирма, основанная на взаимном доверии.

— Доброе утро, — вежливо поздоровался я с секретаршей.

— Доброе утро, сэр. — Она подняла голову, и теплая улыбка на ее лице сменилась выражением холодной ярости, когда она увидела, кто перед ней.

— Вы? — прошипела она. — Вы!.. Я хотела бы вырвать у вас сердце!

— Что случилось? — спросил я с неподдельным интересом.

— Я влетела в кабинет мистера Майера. Я думала, он истекает кровью, — на лице ее отразилась целая гамма чувств, — а он… он… Он сидел за столом и с удовольствием курил сигару.

— Я не знал, что у вас такая склонность к жутким кровопролитиям, — заметил я с симпатией. — Я ведь вовсе не хотел расстраивать вас.

— Я попыталась ему все объяснить. — Она задохнулась. — Но только еще больше все испортила. Сегодня, когда он вошел, он как-то искоса взглянул на меня и даже близко не подошел к моему столу. И даже если я проработаю здесь еще двадцать лет, он всегда будет качать головой при упоминании моего имени и считать, что я психически неуравновешенная девица.

— Возможно и такое! — утешительно сказал я. — Вы когда-нибудь думали об этом?

— Вы не можете себе представить и половины того, что мне хотелось бы с вами сделать! — Она задрожала, в голосе ее звучала страстная ненависть.

— Вы считаете меня достаточно взрослым, чтобы я мог выслушать это в подробностях?

— Пожалуйста! — произнесла она с чувством. — Вы уже испортили мне жизнь. Оставьте меня в покое.

— Я хотел бы встретиться с мистером Верноном.

— Он еще не пришел.

— Тогда я пройду к мистеру Майеру. Я знаю, что он здесь.

— Да, вы все знаете, — устало ответила она. — Ступайте и предоставьте ему поработать кулаками, если вам угодно.

По выражению лица Майера я, войдя в кабинет, понял, что он не прочь поработать кулаками.

— Лейтенант, — с ходу заявил он, — я подам жалобу окружному шерифу на негуманное отношение к моей жене, которую ваш сержант заставил поехать с ним в морг вчера днем и…

— Людей, которые могли бы опознать труп Хардейкра, можно пересчитать по пальцам, и ваша супруга была в их числе. Это было неприятно, но необходимо.

— Послушайте, — его лицо приобрело кирпично-красный оттенок, — я могу стерпеть от вас все, что угодно, Уилер, но моя жена…

— Если вы послушаете меня хотя бы несколько минут, это, возможно, спасет вас от газовой камеры.

— Что? — Он дико посмотрел на меня. — Вы в своем уме?

— В данный момент дело видится мне вот в каком свете: ваша жена позировала Хардейкру обнаженной, — прямо начал я, — хотя он вроде бы должен был написать только голову и плечи. Суд может предположить, что ради него она решилась и на большее. И вот вам чертовски подходящий мотив для убийства: ревнивый муж зарезал любовника своей жены. Стандартное преступление! А такие преступления — это опасно для обвиняемых!

— Но это безумие! — произнес он слабым голосом. — Я не убивал Хардейкра. Я никогда не поверю, что он был любовником моей жены, что она раздевалась перед ним, чтобы позировать обнаженной. Жанин не такая женщина! Я…

— Если компаньон будет казнен по приговору суда… — начал я.

Что?

— Вы не хотите рисковать из-за этого предполагаемого нефтяного месторождения Деккера. Единственный способ, которым он может избавиться от вас, не повредив себе, — это натравить на вас закон. Если вы будете признаны виновным в убийстве, это вполне устроит Деккера. Пусть даже вы и не совершали этого убийства на самом деле…

— Да, но… — Майер поднес дрожащие пальцы к губам. — Он никогда бы не…

— У вас ведь нет серьезного алиби на время убийства, так?

— Я… я полагаю…

— Что вы делали ночью, когда был убит Хардейкр? — жестко спросил я. — Есть у вас алиби на промежуток времени между девятью и одиннадцатью?

Он довольно долго смотрел на меня со страхом, затем вдруг закрыл лицо ладонями.

— Боже! — прошептал он. — Вы правы!

— Вы вернулись домой довольно рано. Около половины седьмого вам позвонили. Поговорив по телефону, вы уехали. Что же случилось?

— Хильда передала мне, что со мной срочно хотят поговорить. Я не принял это всерьез, бывают такие клиенты, которые сначала заявляют, что намерены серьезно поговорить, а потом просто спрашивают, какой ночной клуб самый лучший в городе. Тем не менее, когда я ответил, мужской голос заявил, что мой компаньон Хэл Деккер замыслил по отношению ко мне мошенничество, и он может доказать, что это действительно так. — Майер беспомощно пожал плечами. — Я подумал было, что Хэл кого-то разыграл, и теперь этот человек в свою очередь пытается разыграть Хэла, говоря мне подобные вещи. Я так и сказал неизвестному, но он в ответ назвал мне точное местонахождение той фермы, а ведь мы это тщательно скрывали, назвал имя того человека, который этой землей владел, изложил вкратце последний отчет Хэла. Мне не оставалось ничего другого, как слушать.

— Что ж, — заметил я. — Может быть, в этом и заключался план Деккера: он собирался подкармливать вас этими тайнами, пока вы наконец не поверите всему!

— Разумеется, этот человек не назвался. Но он заверил меня, будто имеет документальные доказательства того, что Деккер и владелец фермы сговорились привести нашу фирму к банкротству. Он сказал, что если я приеду ночью, куда он укажет, то смогу получить документы за две тысячи долларов. Ждать он не соглашался. Что мне оставалось? — Майер кисло улыбнулся. — Я сказал, что двух тысяч наличными у меня нет, а банки уже закрыты. Он засмеялся и заявил, что вексель ничуть не хуже наличных и что я могу заехать в контору и взять вексель по пути на место встречи. Он назвал и место: перекресток на дороге за городом, сейчас я даже не могу вспомнить. Я должен был приехать туда в половине десятого и терпеливо ждать его; он предупредил, что может опоздать. — Губы Майера скривились. — Как же я был глуп! В девять пятнадцать я уже ждал его и прождал до полуночи.

Я закурил, наблюдая за выражением разгоравшейся ярости в глазах Майера.

— А не подготовить ли нам небольшой сюрприз для Хэла Деккера, когда он придет сегодня в контору? — предложил он.

— Нет, — отрезал я. — Ведите себя с ним как обычно. Ведь все это одни предположения. Пока. Я намерен собрать достаточно доказательств, чтобы отдать его под суд, но он не должен догадаться, что мы играем против него.

— Да, вы правы. — Майер вздохнул. — Да.

— И вот еще что, — добавил я. — Кто, кроме Деккера, мог знать о ферме и обо всем, что с этим связано?

— Не понимаю. — Майер тупо уставился на меня. — Только я и Хэл — только мы знали.

— А Кент Вернон?

— Кент Вернон… Кент Вернон… — Майер задумался. — Думаю, он знал. Кент должен был знать все то, что мне сообщил по телефону неизвестный. Но почему Кент? Какая ему от этого польза, лейтенант?

— Пока не знаю, — честно ответил я. — Но одно ясно: Кент Вернон знал достаточно для того, чтобы позвонить вам.

— Теперь я, кажется, понимаю, что вы хотите предпринять. — Майер облегченно вздохнул. — И поверьте мне, лейтенант, я буду вести себя так, будто ничего не случилось со дня отъезда Хэла.

— Отлично! — ободрил его я. — И еще одно маленькое уточнение: вчера вы сказали, что в этом деле с фермой Вернон принял сторону Деккера. Почему? Он объяснил вам?

— Нет, он просто повторял аргументы Деккера. Но я догадывался о его действительных мотивах. Деньги! Кент нуждается в деньгах. Он нетерпелив и полагает, что, если мы возьмемся за это рискованное предприятие, оно принесет нам значительную выгоду.

— Но почему же он так нуждается? Вы же наверняка платите ему приличное жалованье?

— Полагаю, что так. Но Кент привык жить на широкую ногу. Например, за костюм он платит на сто долларов больше, чем я. Он ездит на машине самой лучшей модели года. Я ничего не знаю о его интимной жизни, но пару раз видел его с дамами, которые вполне его стоили. Кроме того, он имеет определенные обязательства. У него есть родной брат, года на два то ли моложе, то ли старше его, он о нем много не распространяется, но ясно, что это какая-то трагедия. Брат его умственно отсталый или что-то в этом роде, сам себе заработать на жизнь не может, Кент — его единственная опора.

— Что ж, это вполне достаточные мотивы. Мы будем с вами теперь сотрудничать, мистер Майер. И не забывайте вести себя со своим компаньоном как обычно.

— Конечно! — Он напряженно улыбнулся.

— Представьте себе только его выражение, когда он узнает, что это вы играли с ним в кошки-мышки, а вовсе не он с вами.

Майер облизнулся, как сытый кот.

— Все так и будет, лейтенант, — негромко произнес он.

Глава 8

Милая секретарша, так горячо желавшая оказать мне несколько услуг в качестве потрошителя моего туловища, бросила на меня злобный взгляд и заявила, что она не знает, будет ли сегодня Вернон.

— Вы не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном? — вежливо попросил я.

— Пожалуйста, — безжизненно ответила она. — Собираетесь действовать против мистера Майера?

Я набрал домашний номер Майера, несколько секунд слушал гудки, потом отозвался знакомый голос:

— Резиденция Джорджа Майера.

— Привет, красавица, — нежно поздоровался я. — Как поживаешь в это чудесное утро?

— Ты негодяй, Эл Уилер, — ответила она тихим страстным шепотом. — Ты садист. Зачем ты снова прислал этого Уолнута? Мне надоело убегать от него. Я ненавижу тебя. Чего ты хочешь?

— Вернон у вас?

— Нет, он еще не появлялся.

— Если появится, передай Полнику, что я велел привезти его на допрос.

— Мне придется информировать его через высокий забор. Его желания мне понятны, но почему он решил, что я считаю его неотразимым!

— У него уже сложилось мнение о тебе, милая, — злорадно сказал я. — Ты только изображаешь холодность, но внутри у тебя огонь, и ты только того и ждешь, чтобы запылать жарким пламенем.

— Я сойду с ума, — простонала она.

— Ну если уж совсем припечет, — я почувствовал слабые угрызения совести, — скажи ему, что, если он не прекратит, ты позвонишь его жене, представишься продавщицей одного из самых дорогих магазинов и скажешь, что он как раз выбирает подарок жене и ее матери, а ты звонишь специально, чтобы узнать, чего бы им самим хотелось.

— Это подло, Эл Уилер! И мне это нравится! — с восторгом воскликнула она.

— Это настолько подло, что невозможно не сделать этого, — заверил я. — И не заводи поклонников до нашего следующего свидания.

— Не забудь, — она хихикнула, — теперь твоя очередь готовить лазанью и носить черные кружева.

Я положил трубку и поблагодарил секретаршу за то, что она позволила мне воспользоваться телефоном.

— Вы уже уходите, лейтенант? — вяло спросила она.

— Я уже почти ушел, — заверил я.

— Если вы где-нибудь услышите о том, что требуется секретарша с расшатанными нервами и к тому же страдающая галлюцинациями, позвоните мне.

— Если вы хотите, — у меня явно начался приступ милосердия, — я сейчас вернусь к Майеру и честно скажу ему, что это я вчера все подстроил.

— Я ценю ваше предложение, — беспомощно сказала она, — но не думаю, что это что-то изменит. Когда я с криком влетела в его кабинет, в нем что-то сломалось, вы понимаете? И теперь ему безразлично, почему я сделала это, он просто будет всю свою жизнь ненавидеть меня.

— Милая, — сказал я, — у вас просто временное помрачение сознания.

— Я сошла с ума. Я даже готова выйти замуж.

Из конторы я отправился по адресу, который дал мне Майер. Этот дом, конечно, нельзя было сравнить с домом Деккера, но он все же был лучше моего. Квартира Кента Вернона находилась на шестом этаже. Я нажал на кнопку, особо не надеясь на то, что застану Вернона дома. Я думал о том, что, кажется, Вернон из тех, кто умеет растворяться в воздухе, когда это нужно. Я даже принялся угрюмо рассуждать, существует ли Вернон на самом деле или он просто вымысел моего больного воображения.

За дверью что-то щелкнуло, и нетерпеливый голос спросил:

— Что вам нужно?

Я увидел плод моего воображения стоящим в дверях с выражением явного нетерпения на лице.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов, мистер Вернон. Но найти вас не так-то просто.

— Вам лучше войти. — Приглашение прозвучало не очень-то любезно.

Гостиная Вернона в отличие от гостиной Деккера несла на себе явный отпечаток личности хозяина или даже чего-то еще, что будет посильнее личности. Мебель была дорогая и со вкусом подобранная. Но что-то смущало меня в этой современной обстановке…

Вернон остановился у окна и повернулся ко мне спиной, глядя на улицу. Даже в спортивном домашнем костюме он выглядел человеком из высшего общества.

— Полагаю, вы не со всеми так невежливы, как со мной, — заметил я доброжелательно. — Я вынужден прийти к заключению, что не понравился вам.

— Вы совершенно правы, лейтенант, — холодно произнес он. — Но вероятно, вы помните нашу первую, весьма короткую встречу. Тогда я вошел в комнату и увидел, что вы измываетесь над женщиной, которую я чрезвычайно уважаю.

— Хотя она и супруга вашего босса? — спокойно спросил я.

— Что вы хотите этим сказать? — Он резко повернулся ко мне, глаза его смотрели настороженно.

— Я слышал, что вы проводите много времени в доме Майера в его отсутствие. В таком случае уместно будет предполагать, что вы общество его жены предпочитаете его обществу. Вы не согласны?

— Я достаточно долго терпел вашу наглость, лейтенант. Можете убираться из моей квартиры.

— Что ж, если вы предпочитаете отвечать на мои вопросы в полицейском управлении.

— Хорошо. — Он помолчал минуту. — Я отвечу вам на все вопросы, только покороче. Через полчаса у меня важное свидание.

— Тогда сначала выслушайте меня и не прерывайте, пока я не закончу. Потом можете сказать все, что вам захочется.

— Спасибо, лейтенант. — Голос его прозвучал достаточно неприятно.

В сущности, я использовал одни и те же приемы. Это становилось скучно. Деккеру я доказывал, что Майер мог пытаться обвинить его в убийстве, Майеру — что Деккер собирается то же самое проделать с ним.

Теперь я играл в ту же игру с вариантами. Например, если муж узнает, что его обожаемая жена обманывала его не только с художником, но и с его ближайшим помощником, он может сообразить, что наилучшей местью будет убийство одного из любовников с тем, чтобы другого осудили за это преступление.

Почему же Майер мог решить сделать Вернона ответственным за убийство? Самое простое — он внезапно узнал о существовании соперника, то есть одного из соперников, и в припадке ревности убил его. Чтобы доказать вину Вернона, он перечеркнул изображение обнаженной Жанин Майер, которое находилось в мастерской как молчаливое доказательство того, что Хардейкр и миссис Майер были любовниками.

Вернону не были свойственны ни хитрость Деккера, ни животный страх Майера. Когда я закончил, он спокойно закурил сигарету и ухмыльнулся.

— У вас талант! Вам следовало бы работать на поприще, где этот талант оценят должным образом. Такие творческие способности!

С Майером я был во всем уверен, здесь же мне пришлось действовать наугад.

— Задержитесь на моем предположении, мистер Вернон, — просто сказал я. — Прежде чем кинуться убивать Хардейкра для того, чтобы в убийстве обвинили вас, Майер должен был предпринять один важный шаг.

— Неужели? Какой же?

— Например, он должен был быть уверен, что у вас нет алиби на время убийства.

Он сжал губы, неопределенно моргнул, посмотрел на меня и отвел глаза.

— Вы придумали все лучше, чем любой убийца. Это было очень интересно. Это все, лейтенант?

— Если бы у вас было алиби на время убийства Хардейкра, я бы о нем уже узнал от вас.

— Я не могу планировать каждую свою ночь с учетом того, что кто-то может быть убит и меня обвинят в убийстве, — огрызнулся он. — Да, у меня нет алиби. Но я не думаю, что это делает меня виновным в некоей непредусмотрительности.

— Это может представить Джорджа Майера еще более виноватым, если кто-то тщательно организовал все так, чтобы вы ночью совершили то, что удержит вас от подтверждения своего алиби. Подумайте об этом, мистер Вернон.

— В любом случае я больше не желаю отвечать на ваши вопросы.

— С этим я, конечно, ничего не могу поделать, — согласился я. — Но ситуация интересная, даже забавная.

— Что вы хотите этим сказать, Уилер? — Он со злобой посмотрел на меня.

— В сущности, я дал вам возможность повернуть все против Майера, — честно признался я. — Все, что от вас требовалось, — согласие и история о том, как кто-то позвонил вам и послал в необитаемое место в пятидесяти милях отсюда. Но вы не приняли моего предложения.

— А вам не приходит в голову заподозрить меня в честности и принципиальности, лейтенант? — холодно спросил он.

— Я не понимаю, что это такое: честность и принципиальность. Все, по-моему, зависит от обстоятельств. Но я приписываю вам желание кого-то в этом деле оградить или защитить. Вы сильно напуганы тем, что можете вовлечь кого-то в это дело. И я думаю, вам лучше рассказать мне, что же происходило в ночь убийства. Можете даже допустить, что вы и Жанин были любовниками.

— Если вы будете продолжать в таком духе, Уилер, мне придется применить силу.

— Хорошо, — дружелюбно согласился я. — Я силу применять не стану. Итак, поговорим о другом. Хэл Деккер вчера рассказал мне, как вы познакомились с Хардейкром. Ваш друг писатель упомянул об этом художнике, который недавно переехал в дом, где он сам жил, и так далее. Деккер все свел к одной фразе, что-то вроде того, что мир тесен. Я уже встречался с Ламбертом Пирсом и полагаю, что Деккер прав и мир действительно тесен.

— У Пирса блестящий ум. К нему нельзя испытывать жалость. Такой ум просто выше несчастий.

— Да, — медленно произнес я. — Только Пирс похож в некоторых отношениях на многих других людей. За них можно переживать на расстоянии, но стоит к ним приблизиться, и начинаешь испытывать совсем иные чувства.

— Что вы имеете в виду? — На лице Вернона отразился неподдельный интерес.

— Он больной.

— О Боже! — с отвращением произнес он. — Конечно, внешне он не похож на обычных людей, а привычек и комплексов у него в тысячу раз больше, чем у них. И вот вы наклеиваете на него ярлык «больной» и спешите отвязаться от него…

— Вы не поняли меня. Я не говорю ни о морали или нравственности, ни о комплексах или привычках, я просто утверждаю, что Пирс болен интеллектуально, понимаете?

— Пусть каждый остается при своем мнении, — проворчал он. — Что еще приятного вы можете мне сказать?

— Ничего, — признался я.

— Тогда, если не возражаете… — Он указал на дверь.

Я направился к выходу. Он открыл входную дверь и явно был рад моему уходу.

— Вы потратили на меня время, мистер Вернон, благодарю вас. Да, кстати, Майер говорил, что вам нужны деньги.

— К черту Майера! И вас заодно!

Дверь захлопнулась прямо перед моим носом.

Я подумал и направился в мастерскую Беллы Бертран.

Дверь, как всегда, была не заперта, я свободно вошел.

— Привет! — промолвила она таким тоном, что мне сразу стало ясно: ковер гостеприимства мне под ноги не бросят.

Пирс был рядом:

— О, это наш интеллектуальный лейтенант! — Толстые стекла его очков блеснули.

— Как вы, Ламберт? — вежливо спросил я. — Я только что от вашего хорошего друга Кента Вернона.

— Старый добрый Вернон! — Ламберт на несколько секунд запустил пальцы в чащу волос на макушке. — Человек с его внешностью должен преуспевать, но, кажется, кроме внешности, у него ничего больше нет. Вы согласны со мной, лейтенант?

— Я не знаю его так хорошо.

— Ты по делу или просто так? — безликим голосом спросила Белла.

— Просто так. Я вдруг ощутил потребность куда-то спастись из этих джунглей большого города и вспомнил о твоей квартире, но у меня при этом возникло неприятное предчувствие, что в оазисе новый правитель.

Она выглядела ужасно усталой. Кожа на лице натянулась, волосы потеряли свой блеск.

— Нет, правитель прежний. — Ее голубые глаза неожиданно блеснули. — Бурбон или кофе, Эл?

— Кофе, спасибо.

Я с интересом отметил изменения в ее внешнем облике. На ней теперь был короткий свитер с высоким воротом, изумрудно-зеленый в тех местах, где она еще не провела кистью. Но при ходьбе она по-прежнему завлекательно покачивала бедрами. Облегающий свитер делал ее зад еще более соблазнительным.

— Вы ищете убежища от утомительной погони во имя правосудия? — неожиданно обратился ко мне Пирс. — Или от жестокой фортуны, посылающей стрелы куда попало?

— Если бы мне было позволено сформулировать это иначе, я бы сказал, что мне заливает корму.

— Долгая ночь, проведенная в полной риска охоте за преступниками?

— Просто длинная ночь. Но что произошло с Беллой? У меня такое ощущение, будто со времени нашей последней встречи прошло пять лет, а не всего одни сутки.

— Я подозреваю, лейтенант, что ей, как и вам, заливает корму. Только это происходит у нее в душе, а оно тем более мучительно.

— Кажется, всех поразил этот недуг, вот что гнетет меня все утро, Ламберт.

— Судьба наступает каждому на пятки. Кто найдет в себе смелость повернуться и встретиться с ней лицом к лицу? Мы все время убегаем. А то, что мы принимаем за приятную беседу, всего лишь пустое хныканье от страха.

Я направился к двери.

— Уже покидаете нас, лейтенант? — Ламберт радостно рассмеялся. — Вы ведь даже не выпили кофе.

— Я пришел сюда лечиться от депрессии, — бросил я через плечо. — Но еще пять минут с вами — и я потенциальный самоубийца.

— А вашего убийцу вы еще не поймали? — крикнул он мне вдогонку, когда я вышел в прихожую.

— Поймал! Но пока отпускаю, он попался не вовремя!

Глава 9

Дальше день пошел не лучше. Я позавтракал в аптеке и слишком поздно сообразил, почему так процветает торговля патентованными лекарствами. Когда я вернулся в офис, Полник уже ждал меня с мрачным выражением лица.

— Вы сказали, что вернетесь к двенадцати, лейтенант. Я жду уже два часа. Еще не полдничал.

— Ну конечно, когда гоняешься за горничной по всему участку, легко нагулять аппетит!

Он посмотрел на меня с ужасом, не понимая, откуда мне все это известно.

— Что это с вами? — холодно полюбопытствовал я.

— Эта горничная… — Он понизил голос до свистящего шепота. — Вы верите в ведьм, лейтенант?

— Конечно! Но не в том смысле, в каком вы!

— Может, у нее есть волшебный хрустальный шар! А может, она просто сглазила меня.

— Да почему вы так уверены в том, что она ведьма?

— Ни с того ни с сего она вдруг заявила, что сейчас позвонит моей жене и скажет, что она продавщица, что я покупаю жене и ее матери дорогие подарки и поручил ей спросить, чего бы им хотелось. — Полник безутешно вздохнул.

— Но все же почему она ведьма?

— Да ведь мать жены приехала только вчера. Как эта горничная могла все узнать? Наверняка с помощью волшебного шара или чего-то такого. У меня и так много было неприятностей с ведьмами, а теперь еще и теща приехала.

— Самое лучшее средство против ведьмы — оставить ее в покое. А что миссис Майер?

— Я сделал все, как вы мне говорили, лейтенант, — быстро ответил Полник. — Но эта дама все время так нервничает…

— Отлично, — прервал я. — Теперь ты установил алиби, послушаем, что сказала она.

— Стоило мне произнести «Хардейкр», как она начинала рыдать. Это было так ужасно, что я просто перестал называть его по имени, а говорил: «Вы сами знаете кто!» Она уверяет, что пару раз видела свой настоящий портрет: голову и плечи, вот почему…

— Хорошо. Хардейкр не мешал ей смотреть на портрет?

— Он разрешил. — Сержант прикрыл глаза и несколько секунд размышлял. — Картина стояла на мольберте. И когда миссис Майер была в мастерской, он всегда поворачивал мольберт к стене. Когда работа была почти закончена, он так повернул мольберт, чтобы она видела…

— Все! Что она еще сказала?

— Вы ведь не говорили, что она должна еще что-то сказать. — Он встревоженно глянул на меня. — Вы говорили только, чтобы она ответила на вопросы…

— Да, ты прав, я и забыл.

— Я пойду поем, лейтенант?

— Конечно, — отрешенно бросил я. — А впрочем, обожди минуту!

Он остановился у двери.

— Да, лейтенант? — покорно спросил он.

— Какого ты мнения о заде миссис Майер?

— Лейтенант. — Он смущенно почесал ухо. — Честно говоря, я даже не заметил его.

— Я так и думал, — уныло произнес я.

Отпустив его, я сделал еще одну ошибку, а именно: направился в кабинет Лейверса. Стоило мне только прикрыть за собой дверь, как я полностью завладел его вниманием. Он сидел добродушно улыбаясь — редкое зрелище!

— Неужели это лейтенант Уилер? — радостно приветствовал он меня. — Как мило с вашей стороны зайти сюда. Какие важные дела вам пришлось прервать для короткой беседы с другом?

— Позвольте мне придерживаться моего плана? — попросил я.

— Так куда же вы сейчас побежите?

С этого момента наши отношения начали ухудшаться. Он с ужасом выслушал историю о том, как я разыграл прошлой ночью Деккера. А когда я рассказал, что то же самое проделал с Майером, шериф начал задыхаться. Когда же я изложил «вариант Вернона», шериф был на грани нервного срыва.

— Что мне делать, чтобы они не подали в суд на наше управление? — язвительно спросил он.

— Вы настолько не доверяете мне?

— Выслушав все это, конечно не доверяю. Какая во всем этом была необходимость?

— Я могу объяснить, но боюсь, вы не поверите мне, — мрачно заявил я.

— Почему не поверю? — рассердился он. — У меня достаточно широкий кругозор. Я готов выслушать все. Но учтите, у вас две минуты.

— С момента убийства Хардейкра все разыгрывается, как в греческой трагедии. Все движутся по сцене в нужном направлении и вовремя произносят нужные реплики. Это просто смешно. Как будто кто-то ими всеми руководит из-за сцены.

— Две минуты прошли, Уилер. — На лице шерифа застыла улыбка.

— Вовсе нет! Вы ведь хотели знать, зачем я разыграл всю эту комедию с Майером, Деккером и Верноном? Вот зачем.

— Это делает все хрустально, ясным…

— Я хочу запугать того, кто двигает все эти пешки, — произнес я убийственным тоном. — Я придумал отличный ход — предупредил основных действующих лиц о том, что они ненавидят друг друга. Таким образом я спутал планы этого греческого трагика. Вместо организованного действия он теперь имеет хаос! Актеры выйдут из повиновения и начнут нести отсебятину. Когда это произойдет, ему придется что-то предпринять, причем быстро. Я надеюсь, что он запаникует, но, даже если этого не произойдет, он все равно будет в растерянности и непременно совершит какую-нибудь ошибку. Теперь вы понимаете?

Шериф Лейверс долго смотрел на меня, затем грустно покачал головой:

— Печально, Уилер. Вы высокомерны, как призовой иноходец. И будет весьма печально, когда вы поймете, что годы берут свое и что призовой иноходец превращается в старую клячу. Я вас не понимаю.

— Это ничего. Вы только не думайте, что у меня идея фикс насчет трагедии и ее организатора. Ждите и смотрите. Дайте мне двадцать четыре часа и…

— Вам что-нибудь нужно, — предположил он.

— Да. — Я тепло посмотрел на него.

— Почему это вы вдруг решили, что оставили с носом организатора всего этого балагана и что теперь все идет не так, как он задумал на своих репетициях?

— Но вы ведь не так глупы, чтобы не понять…

На лицо шерифа медленно выплыла блаженная улыбка.

— Я всю жизнь просидел в этом управлении, — сказал он. — И обычно я не возражаю против подобного образа действий… Но есть одно обстоятельство, которое меня беспокоит…

— Что вы имеете в виду?

— Тот тип, который задумал это убийство, расписал заранее все роли. Теперь вы спутали всю игру. Мне не хотелось бы завершить это дело еще парочкой убийств, которые никогда бы не произошли, если бы дело вел он.

Я пригнулся, словно получил удар в живот. Лейверс попал в точку. Доля риска действительно была, а я не принял это в расчет. Но теперь прошло слишком много времени, и Нельзя было свернуть с намеченного пути.

— Вы думаете, Уилер, что гоняетесь за убийцей, который играет роль «Бога из машины»? Может быть, вы и правы. Но вы не должны сами увлекаться этой ролью. За это может поплатиться кто-нибудь из актеров, ведь остальная часть труппы даже и не подозревает, что вовлечена в битву гигантов. Не так ли?

— Вы правы, — уныло согласился я. — Обо всем этом я и не подумал.

— Если вы ожидали, что я расплачусь, — зарычал шериф, — то имейте в виду — ждать придется долго. До пятницы. В пятницу мне придется рыдать в Сити-Холл, защищая бессмысленные расходы нашего управления на ваше жалованье.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал я.

— Самое время! — громыхнул он. — Здесь вам не будуар для леди!

Я вышел из кабинета. Ноги у меня дрожали. Все рушилось. Я почти падал от усталости. Ночь с Хильдой была изумительна, но энергии я на нее ухлопал столько, что… Во всяком случае, теперь мне оставалось только смотреть и ждать, что произойдет. Я мог вернуться к себе домой и лечь в постель — это не уменьшило бы эффективности подобного ожидания. Я чуть не плакал. Минутой позже судьба нанесла мне еще один неожиданный удар. Я не успел сделать и трех шагов по направлению к двери, как вдруг…

— Эл, милый. — Слабое благоухание жасмина и магнолии остановило меня.

— Привет, Аннабел, — произнес я дрожащим голосом.

— Я думала, как вы удивитесь, узнав о том, что я собираюсь довериться вам сегодня ночью, — сладко пропела она.

— Это великолепно! — произнес я почти истерически.

— Я рада, что у вас нет возражений.

— Встретимся в восемь! — Я клацнул зубами.

— У вас сегодня здорово потрепанный вид.

— В восемь, — прошептал я сквозь стиснутые зубы. — У вас?

— Милый Эл, я приготовила вам сюрприз, — счастливо проворковала она. — Мы встречаемся в восемь у вас и не хлопочите ни о чем, ужин я захвачу с собой.

— Превосходная мысль. — Я невольно передернул плечами. — И как вы только додумались до этого, цветок магнолии?

— Я, между прочим, отличная кулинарка!

— Аннабел, радость моя. Жду около восьми.

— Минута в минуту, миленький!

Я выскочил на тротуар, проклиная Лейверса. Я чуть не плакал.

Глава 10

Стряпня Аннабел была отличной, и мне было искренне жаль, что у меня пропал аппетит. Она сказала, что ей на это наплевать, и я ей верил, пока случайно не увидел выражения ее глаз, когда она смотрела на жареного цыпленка и сладкие блинчики, уже остывшие.

— Вот что я скажу вам, милая! — Я предпринимал фантастические усилия, стараясь, чтобы в моем голосе звучал энтузиазм, но он не желал звучать.

— Что? — холодно спросила Аннабел.

— Ступайте в гостиную и устраивайтесь поудобнее, а я позабочусь о тарелках.

Она не стала настаивать на том, что кухня — не место для мужчины.

— Хорошо, — сказала она. — Могу я поставить пластинку?

— Любую, какую захотите, милая.

Тарелки отняли у меня массу времени. Каждые три минуты я отдыхал и присаживался каждый раз, когда вынужден был поднимать что-нибудь тяжелое, например ложку. Но наконец я покончил с мытьем посуды и не спеша направился в гостиную. Звучало «С музыкой ты проведешь свой вечер». У меня ужасно болели глаза, веки прямо-таки горели. Я ничего не видел.

Я застыл на месте, размышляя, смогу ли я водить машину с собакой-поводырем, если она будет лаять, когда потребуется, указывая мне нужное направление. Но затем я нашел объяснение своей внезапной слепоте: Аннабел выключила свет, оставив лишь настольную лампу, да и ту спрятала за диваном. Этот слабый свет едва доходил до моих горящих глаз.

Я огляделся. Где же моя гостья? Я несколько раз моргнул. И наконец заметил ее. Она лежала прямо передо мной, растянувшись на диване.

— Я думала, вы никогда не закончите, — прошептала она. — Сядьте ко мне.

Сесть было не так трудно. Но смогу ли я встать? Я опустился на диван и замер. Прошло минут десять, и Аннабел снова заговорила:

— Эл, милый, о чем вы задумались?

— Что случилось, Аннабел? — растерянно пробормотал я.

— Музыка так размягчила меня. Теперь я совершенно беспомощна. — Она тихо рассмеялась. — Беспомощна! И это после всех наших стычек в управлении! Можешь такое представить? — Она глубоко вздохнула.

Я бросил на нее робкий взгляд, подтвердивший мои самые худшие опасения. Юбка Аннабел, задравшаяся выше колен, походила на чуть широковатый пояс.

Если девушка лежит, юбка у нее, само собой, задирается, но когда она успела расстегнуть пуговицы на блузке? Много пуговиц. Светло-голубое шелковое с кружевами белье обладало определенной привлекательностью.

— Ты так далеко! — Ее мягкие руки настойчиво охватывали меня за плечи.

Я не сопротивлялся. Моя рука безвольно отдыхала в ложбинке между ее грудями…

Аннабел еще более взволновалась. Я почувствовал, что тону, и робко приоткрыл один глаз.

Передо мной стояла одетая Аннабел Джексон. В руке она держала полупустой стакан. По моим щекам сползала жидкость.

— Пятнадцать минут первого, — проинформировала она твердокаменным голосом. — Мне пора домой.

— Да? — понимающе спросил я.

— Спокойной ночи!

— Да. — Я неопределенно кивнул.

Она приостановилась и очень выразительно посмотрела на меня:

— Да, вы изменились, Эл Уилер! Просто смешно!

Хлопнула дверь. Я задумался о том, как бы перейти с дивана на кровать. Телефон пронзительно зазвонил еще прежде, чем я твердо решился. Странно, но мне стало легче, когда я оказался на ногах.

— Уилер слушает.

— Хэлло! — Мне показалось, я узнал голос, но он был какой-то неуверенный. — Это Хильда Дэвис, горничная миссис Майер.

— Привет, — слабым голосом ответил я.

— Ради Бога, приезжай как можно скорее. — Теперь она почти кричала. — Они могут убить нас всех!

— Что? — Мне показалось, что меня двинули прямо в солнечное сплетение. — Кто убьет?

— Мне надо идти. — Она явно была охвачена паническим страхом. — Поторопись, Эл!

Я позвонил в офис и велел передать, чтобы позвонили Лейверсу, что мне только что в панике звонили от Майеров и я туда еду.

Я вынул из ящика свой пистолет 38-го калибра и запасную обойму.

Машину я вел быстро. Ночной ветер обдувал меня. Я что было силы жал на педаль. Эта езда не доставляла мне удовольствия, только поднимала уровень тревоги.

Я помнил каждое слово Хильды Дэвис. Она была в панике — это понятно. Она не думала о подробностях. Она звала на помощь. Хорошо, если еще ничего не произошло!

«Хильда Дэвис, горничная миссис Майер!» Неужели она полагает, что у меня несколько знакомых Хильд? Но почему такая официальность после той ночи? И если она в панике, то тем более ни к чему такой тон.

Я нажал на тормоз. Я вспомнил об угрозах Хэла Деккера.

Я мчался по шоссе. Возможно, Хильда говорила со мной под дулом револьвера. Возможно, у нее за спиной стоял Хэл Деккер. Возможно, он решил таким образом заманить меня… А затем… подстрелить?

До дома Майеров оставалось не так уж много. Я мог бы припарковаться на улице и там дожидаться прибытия Лейверса и остальных. Но тогда, вполне возможно, я обнаружу Хильду Дэвис, которая умерла за несколько минут до того. И наверное, не только ее. Утром Лейверс был прав. Я вступил в игру с самим дьяволом!

Теперь оставалась совсем несложная проблема: попасть в дом и остаться живым. Если это ловушка, то они, вполне успешно использовав Хильду в качестве подсадной утки один раз, могли проделать то же самое вторично.

На втором этаже светились два окна. У меня не было времени на размышления… Надо было действовать…

Я влетел на подъездную аллею со скоростью семьдесят миль. Тормоза завизжали. Ворота распахнулись.

Гигантский фасад дома несся прямо на меня, все увеличиваясь, как гигантское насекомое из научно-фантастических комиксов.

Я зигзагообразно поколесил по лужайке и объехал угол дома. Затем резко затормозил, выпрыгнул из машины и кинулся на заднее крыльцо.

С пистолетом в руке я с силой толкнул дверь плечом. Боль была адская. Я не понимал, что хрустнуло: дверь или разбитое плечо. Но дверь начала подаваться, отворяясь вовнутрь.

Я услышал какой-то слабый звук… Еще несколько шагов, и я сделал удивительное открытие: это был голос Хильды. Она монотонно ругалась. Я подвинулся ближе и прошептал:

— Привет, это Эл Уилер, лейтенант полиции!

Последовало недолгое молчание, потом Хильда окликнула меня шепотом:

— Эл!

— Что случилось?

— Он сначала думал, что ты пошел к черному ходу, потом кинулся тебя искать и оставил меня здесь. Я привязана к перилам.

— Деккер?

— Да! Он сошел с ума!

Я поднялся на крыльцо, производя не больше шума, чем облако, плывущее по небу. Хильда была привязана к одной из пяти стоек металлической балюстрады… Это имело одно преимущество: если бы началась перестрелка, она оказалась бы вне опасности.

— Я приду за тобой позже! — прошептал я. — Где он может быть сейчас?

— Не знаю. Он крадется тихо, по-кошачьи.

— Внизу выключены все лампы?

— Да.

— Где выключатели?

— Слева от входа. Два верхних — для ламп в передней прихожей, нижние — для лестницы и черного хода.

— Отличная информация!

— Будь осторожен! — донесся до меня ее тревожный шепот.

— Шутишь? — Я понял, почему этот мой вопрос не произвел ожидаемого действия. Нельзя шептать то, что следует произносить громко.

Было бы великолепно, если бы Деккер все еще ждал меня у другого входа. Но если он уже идет сюда… А, черт с ним!..

Парадная дверь была приоткрыта. Это выглядело весьма заманчиво. Я опустился на четвереньки, растянулся на полу и пополз по-пластунски. В прихожей было темно, хоть глаз выколи. Здесь мог видеть только Деккер, у которого, должно быть, глаза уже привыкли к темноте.

Я быстро вскочил на ноги, прижался к левой стене и нащупал выключатели. Они были именно там, где сказала Хильда, и расположены так близко один от другого, что моя ладонь полностью охватывала их.

Я глубоко вздохнул, надавил. Прихожая озарилась светом. Хэл Деккер стоял под лестницей спиной ко мне. Он отреагировал мгновенно: через секунду на меня были направлены оба ствола его охотничьего ружья.

— Брось оружие! — крикнул я достаточно громко.

Деккер не дрогнул. Я сильно рисковал. Если он сейчас пальнет из обоих стволов, он не просто убьет меня, но разорвет на куски. Я тщательно прицелился и дважды нажал на спусковой крючок. Я учитывал массу Деккера. Была возможность, что мой тридцать восьмой калибр не сделает своего дела сразу и тогда Деккер успеет выстрелить. Обе мои пули попали ему в грудь и отбросили на несколько шагов. Он упал на колено, дробовик выпал из его рук и стукнулся об пол. Все произошло так, будто было спланировано заранее. Поток крови хлынул на ружье.

Я подошел к нему. Он наклонился, упал на бок и остался лежать. Он еще не умер, но кровь хлестала с такой силой, что ему явно оставалось жить не больше минуты. Я наклонился над ним. Губы его шевельнулись. Через десять секунд он был мертв.

Вдруг я услышал, что Хильда отчаянно зовет меня. Я тотчас отозвался, чтобы она поняла, что со мной все в порядке. Затем я вернулся на крыльцо.

— Эл! — Слезы текли по ее щекам. — Я думала, ты убит!

— Есть еще кто-то в доме? — настойчиво спросил я.

Она судорожно передернула плечами:

— Наверно, все перебиты.

Пока я развязывал веревку, которой она была привязана, Хильда рассказала мне, что произошло.

Где-то в половине десятого она ушла к себе, легла и почти сразу же заснула. Неожиданно она проснулась. Ей показалось, что кто-то кричит. Она встала, надела халат и пошла посмотреть. В прихожей она увидела Джорджа Майера и поспешила к нему. Она заговорила с ним, но он словно бы не слышал. Она потянула его за руку. Он повернулся. Лицо его было искажено ненавистью. Ни один мускул не двигался, будто это было не лицо, а посмертная маска. Она решила, что он в шоке. Она попыталась что-то сказать, сдвинуть его с места, но он оттолкнул ее.

Ее нервы начали сдавать. Она побежала вверх по лестнице в комнату Жанин Майер. В комнате горел свет, дверь была открыта. Хильда вбежала и увидела поперек кровати тело Жанин. Хильда потеряла сознание.

Придя в себя, она хотела бежать, но услышала тяжелые шаги в прихожей. Она кинулась к лестнице, думая, что это полиция или просто какой-то человек, которого можно попросить о помощи. Когда она уже была у лестницы, раздался взрыв, через несколько секунд — снова. Хильда отчаянно закричала. Послышались тяжелые шаги. Она бросилась вперед и врезалась в Хэла Деккера, который выходил из гостиной.

Он подхватил ее и поставил на ноги. Она попыталась рассказать ему, что произошло. Он выслушал и сказал, что оснований для беспокойства нет. Потому что все, что осталось от Джорджа Майера — это, как он выразился, «месиво на полу в гостиной».

Он сказал, что все кончено, но есть еще кое-что, чем он должен заняться: поквитаться с Уилером, и в этом она ему поможет. Хильда вынуждена была позвонить мне. К ее спине были приставлены оба ствола дробовика. Единственная возможность хоть как-то предупредить меня — представиться официально в качестве «горничной миссис Майер». Она справедливо полагала, что это не вызовет подозрений у Деккера.

После этого он привязал ее. Он говорил, что она его «подсадная утка», и только смеялся, когда она умоляла его не причинять мне вреда.

«Это все его вина! — повторял Деккер. — Это он натравил меня на Джорджа, его — на меня и Кента Вернона — на нас обоих. Если мы все должны умереть, будет справедливо, если и он отправится с нами».

Последний узел был развязан. Хильда упала в мои объятия. Я поставил ее на ноги и попросил подождать на крыльце, пока я снова не выйду из дому.

То, что я увидел в гостиной, подтвердило слова Деккера о судьбе Майера. Наверху в спальне лежало тело Жанин Майер. Хильда только забыла упомянуть, что она была убита тем же способом, что и Хардейкр. Кто-то нанес ей несколько ударов в грудь острым предметом.

Я вернулся к Хильде. Вскоре мы увидели, как в аллею сворачивает машина.

— У меня есть кое-какие дела, милая. Шериф будет здесь через минуту. Расскажи ему все и поезжай ко мне домой.

— Как скажешь, Эл, — тихо согласилась она.

— Я не хочу сейчас встречаться с шерифом, — угрюмо пояснил я. — Если он спросит, почему я его не дождался, передай ему, что он был прав, и даже более чем прав.

— Что мне сказать, если он спросит, куда ты пошел?

— Скажи, что я отправился на свидание с постановщиком греческой трагедии.

Глава 11

Я не заметил, как поднялся по длинной лестнице. Я спешил. Мои шаги эхом отдались на лестничной площадке, где находилась мастерская. Я обнаружил, что дверь еще не заперта. Можно было не стучать. Она, конечно, слышала, как я поднимаюсь.

Белла сосредоточенно рисовала на новом холсте новую орхидею, голубую. Теперь она была в белом хлопчатобумажном халатике, скромно доходившем почти до колен. Но это не имело особого значения, ткань была такой тонкой, что в халатике девушка выглядела более обнаженной, чем без него.

Она медленно повернула голову. На скулах ее алел лихорадочный румянец. Она вся дрожала как натянутая струна. Облизнула пересохшие губы.

— Привет, Эл.

— Привет, Белла.

Я подошел к старинному дивану, присел и закурил.

— Поздно ты сегодня, — произнесла она нетвердым голосом.

— В ту первую ночь, когда ты известила нас об убийстве Хардейкра, — начал я ровным голосом, — Полник хорошенько рассмотрел тот портрет обнаженной и совершенно правильно решил, что она — доступная женщина. Сегодня, когда он вернулся днем от Майеров, я спросил, что он думает о заде Жанин Майер, и он ответил, что даже не заметил, что у нее там.

— Ты пришел сюда, Эл, для того, чтобы затеять серьезную дискуссию о задницах? — Она пыталась казаться веселой, но это ей не удавалось.

— Там нарисована твоя спина, твой зад, и я даже думаю, что это твоя работа, Белла. Автопортрет Беллы Бертран сзади. Это Гил навел тебя на такую мысль?

— Да, — тихо призналась она.

— Нет, — возразил я. — Тебе это просто кажется.

— Что ты хочешь сказать?

— Все это придумал «Бог из машины». Гений, который пишет и ставит собственные трагедии, полные жизни и смерти, любви и отчаяния, сладости и ненависти. — Я посмотрел на ее побледневшее лицо и рассмеялся. — Ты все еще пытаешься уловить суть орхидеи?

— Эл! — нервно произнесла она. — Что с тобой? Ты сегодня какой-то странный.

— Сегодня, милая Белла, смерть играла со мной и выиграла. Я могу начать писать книгу о болоте или просто превратиться в желтый шарик гнили.

Я затянулся, бросил окурок на пол и придавил каблуком.

— Я хотел бы поговорить с постановщиком, — громко сказал я. — Покажись, выйди, где бы ты ни был!

Я напряженно ждал, но ничего не происходило.

— Он где-нибудь прячется? — спросил я Беллу. — Ты разбила его очки и засадила его в туалет?

— О! — Ее глаза вспыхнули. — Ты имеешь в виду Ламми?

— Я имею в виду пресмыкающееся. Пресмыкающееся с любым именем. Я чуть не забыл спросить: сегодня он снова одолжил у тебя ножницы?

— Что? — спросила она с внезапной жестокостью.

— Те самые плохо заточенные ножницы, которыми он прирезал твоего любовника Гила Хардейкра. Ты этого не знала?

— Я… Я не была уверена, — прошептала она.

— Я думаю, что он должен был хотеть, чтобы ты была уверена. Он навязал тебе возможность тревожиться об этом всю оставшуюся жизнь, так могло поступить только пресмыкающееся. То же самое и с твоим автопортретом, милая Белла. У тебя были определенные отношения с Гилом Хардейкром, и он попросил тебя нарисовать автопортрет со спины. Ты, наверное, решила, что это будет шокировать.

— Это была пошлая шутка, — пробормотала она.

— Белла, однажды в твою жизнь заполз, как бездомный пес, Ламберт Пирс, так?

— Может быть. — Она стиснула пальцы. — Мне было жаль его.

— Это была его первая победа. Он приходил к тебе, и ты привыкла видеть его и говорить с ним. Ты демонстрировала ему свое замечательное тело, не задумываясь, но если бы он дотронулся до тебя хоть одним пальцем, ты завизжала бы на весь дом.

— Я не думала об этом.

— Он был мужчиной, — сказал я с горечью. — Несчастным, но мужчиной. Он не надеялся обладать тобой, но одно утешение у него было. Пока Хардейкр не переехал в квартиру напротив, Пирс был рядом с тобой. Пресмыкающееся должно было покончить с этим. Меня удивило, что Хардейкр пригласил пресмыкающееся на обед. Интеллектуально пресмыкающееся было на голову выше его, но именно Гил спал с тобой, и думаю, никогда не давал Ламми забыть об этом.

Он внушил Гилу эту идею об автопортрете. Он знал, что для Гила ты сделаешь это, а для него — никогда. Гилу это показалось забавным, тебе — пошловатым. Но пресмыкающееся получило картину и использовало ее в своих планах относительно других людей.

— Я не понимаю, Эл. — Белла оцепенело воззрилась на меня. — Ты говоришь о Ламми?

— Белла, ты должна понять, что такое это пресмыкающееся. Ты единственная, кого мне удалось спасти, а это много значит для меня, по причинам, которые я пока опущу. Когда ты отдалась Гилу, пресмыкающееся решило, что вас нужно жестоко наказать. Он наказал Хардейкра, заколов его в безумной ярости. Он наказал тебя, использовав твои ножницы для убийства твоего любовника и выдав твою шутку с автопортретом за подлинное произведение Хардейкра, написанное с Жанин Майер. Он ловко разыграл все это. Но это было лишь частью его плана, касавшегося совсем других людей.

— Каких? — Глаза ее были широко раскрыты.

— Он знал, что ты не осмелишься признать, что обнаженная — твоя работа, что ты не захочешь вмешиваться во все это. Ведь это кровь, перечеркнувшая картину, испугала тебя до смерти. Потом все вообразили, что именно Жанин Майер позировала Хардейкру обнаженной. Жанин протестовала, но никто ей не верил. Ты предположила, что у кого-то есть мотивы для убийства Хардейкра. Джордж Майер мог быть ревнивым мужем, Кент Вернон — ревнивым любовником.

— Ты хочешь сказать, что все это — идеи Ламми? — недоверчиво спросила Белла. — Странная жестокость. Эти кровавые полосы на моем портрете… — Она поежилась. — Это приводит меня в ужас!

— Теперь о ножницах, — остановил я ее, — он никогда не вытирал их. И когда ты взяла их впервые, он сказал, что ими легко заколоть человека насмерть и что ржавчина на них выглядит как присохшая кровь.

Глаза Беллы еще более расширились, она медленно кивнула.

— Эл, если ты его так хорошо знаешь, — прошептала она, — то я поверю всему, что ты о нем скажешь.

— Его роман о болоте…

— Да. Все, кому он рассказывал, покатывались со смеху, пока Ламми сохранял абсолютную серьезность. Это стало чем-то вроде традиционной шутки в нашем кругу.

— Было хорошо, когда люди смеялись с ним. Но он решил, что они смеются над ним. И это сделалось чем-то вроде теста для людей, которые невыносимо унижали его своим смехом. Он принимал жалость и милосердие по отношению к себе, это давало ему силу, приносило пользу.

— Ты превращаешь его в какого-то сверхъестественного монстра!

— Он именно таков!

— Почему ты пришел сюда, Эл? — вдруг спросила она. — Сейчас три часа ночи. У тебя должна быть серьезная причина.

— Здесь все началось, в этом доме. И здесь должно закончиться. Я думал, он будет ждать меня.

— Я не видела его целый день.

— Но твои ножницы опять пропали?

— Что?

Я закурил, наблюдая, как она сосредоточенно ищет ножницы в самых невероятных местах.

— Дорогая, ты не найдешь их!

Голова ее дернулась, словно голова марионетки.

— Что ты хочешь сказать, Эл? Ты пугаешь меня.

Я напряженно прислушивался, и, когда наконец услышал то, что хотел, я просто не мог поверить.

— Ты слышишь, он поднимается по лестнице? — сказал я Белле. — Слышишь?

Он поднялся и замедлил шаг, теперь он ступал более отчетливо, словно желая сообщить о своем приходе. Белла втянула голову в плечи и задрожала.

Дверь приоткрылась, и показалась голова Ламберта, стекла очков искали Беллу. Он готовился к большой игре.

— Входите, Ламми, — мягко пригласил я. — Вам ведь больше некуда идти.

Он проскользнул в комнату и медленно приблизился к Белле, которая, вся дрожа, делала вид, будто поглощена своей новой орхидеей. Его глаза злобно следили за ней из-за толстых стекол. Он стоял почти вплотную, но не касался ее. Затем рука его скользнула в карман и что-то вынула…

— Белла. — Его голос прозвучал слишком громко. — Ты не хочешь получить назад свои ножницы?

Он держал руку над палитрой. Когда он разжал пальцы, ножницы, ударившись о палитру, упали на пол. Она машинально наклонилась, чтобы поднять их, но вдруг увидела запачканную металлическую поверхность и вскрикнула.

— Розыгрыш! — Ламми восторженно хихикнул. — Спроси хоть лейтенанта, Белла. Если бы это была настоящая кровь, она бы высохла несколько часов назад.

— Белла, сегодня вечером он убил Жанин Майер так же, как убил Гилберта Хардейкра, — отчетливо произнес я.

Она закрыла лицо ладонями и вслепую отошла, натолкнувшись на стену. Она расплакалась, как маленький ребенок.

— Ты опоздал, Ламми, — сказал я. — Что тебя задержало?

Он долго чесал макушку, запустив пальцы в заросли белесых волос, затем хихикнул, как застенчивая школьница.

— Что-то не так! — выпалил он, хлопнув себя ладонью по губам, и снова хихикнул.

Его рука медленно опустилась, в тяжелом раздумье он изучал мое лицо.

— Во всем виноваты вы! — вдруг крикнул он. — Зачем вы вмешались, лейтенант? Что вы наделали?

— В этом вы правы, — согласился я. — Майеры мертвы, Деккер тоже.

— Деккер? — резко спросил он.

— Он убил Джорджа Майера из ружья.

— Хорошо, — произнес он скучающим тоном. — О Деккере потом.

— Он заставил горничную позвонить мне. Но Хильда — умная девочка, она говорила так, что я сразу кое-что заподозрил. Деккер привязал ее к перилам крыльца, как приманку, но…

— Но вы, мой умный лейтенант, конечно, прошли через черный ход. — Он улыбнулся.

— Нет, я ударил по двери черного хода и быстро вернулся к парадной двери. — Когда я это произнес, его губы вдруг сжались. — Этого он не учел. Это было не так важно, он упустил это. Когда я включил свет, он ждал меня не там, где следовало. Я приказал ему бросить оружие, но это было все равно что приказывать луне.

— И поэтому вы убили его. — Он хихикнул. — Героический поступок, лейтенант, за такое награждают медалью.

— Здесь больше подходит наказание, а не награда, — с горечью сказал я. — Три человека умерли сегодня по моей вине.

— Но как это вам пришло в голову вмешаться в мою игру? — спросил он.

— Проклятое тщеславие! Хотелось воспользоваться вашим оружием. Вы ставили трагедию с живыми людьми и хотели уничтожить их всех по своему желанию. А я думал, что сумею нарушить ваши замыслы, все смешать, спутать и…

— Расплетать нити чужих судеб, лейтенант, — тихо произнес он, — это не так-то просто, и плата за это высока. Я заплатил своим гротескным телом. А между тем один только вид привлекательной женщины приводит меня в неистовство. Но единственное, чего я мог добиться от женщин, — это жалости и материнского инстинкта. Я никогда не рисковал положить голову на грудь красавицы как любовник.

Из-за тяжелых стекол смотрели глаза беззащитного, ранимого существа.

— Лейтенант, вчера, когда я ушел от этой женщины, — напряженным жестом он указал на Беллу, — она почти умоляла вас, чтобы вы овладели ею. Она пыталась возбудить вас своей наготой, но вы отказались. Я бы отдал все за то, чтобы хоть раз побыть на вашем месте в такой ситуации.

Руки Беллы медленно упали вдоль тела. Она смотрела на него с изумлением, словно видела впервые. Отчасти это было правдой, такого Ламберта она видела впервые.

Он долго гипнотизировал меня взглядом. Потом глубоко вздохнул.

— Больше всего мне хочется, — начал он, — оставить вас с этим чувством вины до конца дней, лейтенант, — зазвучал его глубокий бас. — Но этого не допускает мое тщеславие. Я заплатил слишком высокую цену за свою силу, и не примитивному существу мериться со мной. Но можете обманывать себя, убеждая в том, что все-таки сражались моим же оружием на моей территории. Нужно равновесие, лейтенант. — Он лениво двинулся ко мне. — Должны быть жизнь и смерть, жадность, похоть, страх и боль, ужас и ненависть. Все это важно. А вот в каких пропорциях все это нужно — секрет. Виноваты ли вы в смерти троих? Посмотрим! Вы решили все разгадать, начиная с Хардейкра, ведь так? — Снисходительность тона Ламберта была неподдельной. — Наверное, поняли, что человек, затеявший все это, сумеет применить множество приемов для единственной цели… Впрочем, я лучше объясню вам более просто…

— Не трудитесь, — заговорил я. — Я могу убить человека из-за пачки долларов, и это будет основанием для обвинения. Но я же могу совершить убийство, потому что это дает тайное, отравляющее, как наркотик, ощущение собственной силы. Я могу прикончить толстяка с пачкой долларов, потому что мой отец был толстяком и, когда я был маленьким, в наказание запирал меня в туалете. Но даже если я убью пятьдесят толстяков, это не приблизит меня к мести, в которой я нуждаюсь.

— Вы хотите быть первым среди первоклашек, лейтенант, — беззаботно заметил он. — Что ж, хорошо. Хардейкр должен был умереть, потому что взял то, чего я никогда не мог иметь. Белла должна быть наказана за то, что отдалась ему. И тут вмешиваются Деккер и Майер. Что они собой представляют? Физическая сила и звериная жестокость. Тут же и Жанин Майер — абсолютное развитие женского начала, но спеленутое липким коконом ложной морали в сочетании с ложной же аморальностью…

— А Кент Вернон, ваш сводный брат? — спросил я с оттенком ленивого любопытства.

— Он моя единственная опора в этом враждебном мире. — Голос Ламберта ощетинился горькой иронией. — Но он испортил мне жизнь! Кент — блестящий молодой человек, добрый, великодушный, тщеславие Бога и остроумие осла! Между двух компаньонов, каждый из которых не сулит ему ничего особенного. Моему брату понадобилось так много времени, чтобы понять это! Но он продолжал стремиться к успеху. Жена Майера привлекательна. По ее дурацким стандартам позволить себе быть совращенной художником, которому ее муж платит за ее портрет, должно быть позорно и низко. Но позволить себе быть совращенной блестящим молодым человеком, которому ее муж доверяет — пусть даже это происходит в ее доме, — вполне приемлемо.

— Время идет, Ламми, — заметил я. — Переходите к сути.

— Используя великолепную картину Беллы с ее же собственным задом, я смог унизить Жанин Майер до предельной степени, — удовлетворенно сказал Ламберт. — Но картина, как вы знаете, сделала больше. Она автоматически доказывала, что Жанин была любовницей Хардейкра. И это дало Майеру мотив для…

— Эл уже говорил об этом, — вмешалась Белла. — Я не хочу слушать еще раз. Я хочу, чтобы ты доказал ему, что он действительно не мог предотвратить смерть этих троих.

Ламми помолчал, что-то бормоча себе под нос.

— Отлично! — произнес он. — Лейтенант был занят тем, что ходил от одного к другому, говоря убедительную полуправду об опасностях и угрозах. Когда я сделал их всех потенциальными виновниками смерти Хардейкра, я должен был позаботиться о том, чтобы никто из них не имел алиби. — Он снисходительно кивнул мне. — Вы довольно быстро обнаружили это. Первая половина моей операции была таким образом завершена. Теперь переходим ко второй, заключительной части. И пожалуйста, не забывайте о множественности целей и многообразии наслаждений. Чего же я добивался? Удовольствия. Убить такого кретина, как Хардейкр. Одним ударом выбить почву из-под ног у таких, как Деккер и Майер, чье процветание основано на порочности и коварстве.

— Сюда не вписывается Кент Вернон, — напомнил я.

— Не забыл. — Ламберт качнул огромной головой-тыквой. — Я спас его. Мой дорогой брат, который упорно отказывался публично признать, что мы с ним братья. Он только прозрачно намекал всем, что он единственная опора умственно отсталого брата. И все думали, что брат заперт где-нибудь в лечебнице, и тряслись от ужаса и отвращения, представляя себе обитель монстров-полулюдей. Я всегда любил Кента за это. — В его голосе зазвучали мечтательные нотки. — Для Кента я приготовил три подарка: крах бизнеса, где он функционировал в качестве блестящего молодого человека и имел приличное жалованье, кровавая и ужасная смерть его любовницы Жанин Майер, и наконец — суд и его собственная казнь. Наказание за преступление, которого он не совершал.

— Ламми, — нервно произнесла Белла. — Но как бы ты смог дальше существовать без Вернона? Ведь он был твоей единственной опорой.

— Я думаю, Ламми мог бы контролировать ситуацию, — сказал я ей. — Я полагаю, что состояние Вернона, слегка пополненное страховыми полисами, досталось бы Ламберту.

— Именно так, лейтенант. — Он улыбнулся. — Но подождите. Я пропустил кое-что важное. У Кента не было алиби и не было желания что-то объяснить.

— Я понимаю, — бросил я.

— Вы ведь знаете теперь, где был Майер — на пустынной дороге. Я доказал Кенту, что визит к его даме сердца будет совершенно безопасен. Конечно, так и было, исключая то, что теперь, если бы он захотел доказать свое алиби, ему пришлось бы скомпрометировать жену босса. Мне нужен был катализатор для событий сегодняшнего вечера. Что может быть лучше ревнивого мужа для такой роли? Следуя своей роли хорошо осведомленного доброжелателя, я позвонил Майеру в контору и дал нужные сведения о его жене и Кенте. Если бы он не поверил, я предложил бы ему хорошенько отшлепать любимую жену, и она бы призналась. Но мне еще нужен был человек, который доказал бы, что Вернон — убийца Хардейкра. Вот почему вы никак не могли застать Вернона, он ускользал от вас, словно был виновен. Наконец я предложил ему позволить вам застать его. Я велел ему остаться дома и позволить вам прийти к нему домой. А важное свидание, о котором он говорил, — это было свидание со мной. Майер бросился между тем домой и потащил Жанин в ее комнату. Через пять минут она призналась, ведь он был осведомлен о ее отношениях с Кентом не хуже ее самой. А я в это время позвонил Хэлу Деккеру и сказал, что Майер только что узнал, что Вернон спал с его женой, и сейчас как безумный. Я сказал, что Майер уверен, что все это подстроил Деккер, и как только Майер разделается с Верноном, он застрелит Деккера. Деккер понял это как заговор Майера и Вернона с целью убить его. Он вообразил, что не стоит ждать, пока это произойдет. Он схватил дробовик и кинулся к Майеру. А я между тем позвонил Майеру и назвался Кентом Верноном. Я уверял, что да, я любовник его жены и так и будет продолжаться, а Майеру лучше убраться, иначе все это плохо кончится. Я знал, что теперь Майер ждет Вернона, чтобы изрешетить его. Жанин решила предупредить любовника. Она позвонила ему и все с преувеличениями описала. Не так уж трудно было убедить Кента, что неуравновешенный Майер способен убить свою жену. И Кент отправился к Майеру — спасать Жанин. Майер уже ждал с ружьем. Мне необходимо было отвлечь его внимание. Я велел Кенту отвлечь Майера, пока я прокрадусь в дом и скажу Жанин, чтобы она была готова к бегству. Кент принялся преследовать Майера. Я пробрался в комнату Жанин и сделал то, что сделал. Она не издала ни звука. Я выскользнул из дома незамеченным и счастливо ждал, когда же появится Кент. Я собирался сказать ему, что возлюбленная ждет его, а пока он будет с ней, я, мол, займу Майера, заставив его гоняться за мной по парку. Я дружески похлопал бы его по спине и незаметно подсунул бы ему в карман ножницы. Через пять минут я бросился бы к Майеру и сказал, что из его дома раздаются ужасные крики. А когда он войдет в дом, как раз появится Деккер.

— Но что-то нарушилось в вашем плане? — спросил я.

— Кент не вернулся. Я видел, как Майер прошел в дом с ружьем под мышкой и с самодовольной ухмылкой на лице. Я должен был соображать, что этот болван окажется неплохим стрелком и подстрелит Кента. Майер вошел в комнату жены и вышел оттуда в шоке. Таким его и увидела горничная. Она побежала наверх, обнаружила тело Жанин и потеряла сознание. А тут прибыл Деккер и по-своему позаботился о Майере. Но все необычное всегда происходит в самый неподходящий момент. — Ламми пожал плечами.

— Что необычное? — Я нахмурился.

— Необычное! — Ламберт ухмыльнулся.

— Хильда! — Я сжал кулаки. — Крик разбудил ее, она вышла и увидела Майера…

— В этом ничего необычного нет.

— Жанин мертва, Майер в трансе, Деккера еще нет, кто же кричал и разбудил Хильду?

— Ночная птица или гудок железной дороги, — предположил Ламберт.

— Что это? — вдруг произнесла Белла.

— Что? — Ламми съежился.

— Как будто кто-то что-то тащит по лестнице. — Белла снова задрожала.

— Надеюсь, я убедил вас, лейтенант, что вы не могли предотвратить все эти смерти?

— Убедили, — признался я.

— Но вы все еще хотите арестовать меня.

— А что мне еще остается делать!

Я тоже слышал, как кто-то тащится по лестнице.

— Кажется, я не убедил вас, лейтенант. — Глаза за толстыми стеклами не сводили с меня напряженного взгляда. — Вы все еще хотите арестовать меня? Или убить прямо здесь?

Шаркающий звук сделался вполне отчетливым. Белла прижала ладонь к губам.

— Кент? — вдруг пискляво выкрикнул Ламми.

Вернон двигался медленно. Его лицо было лихорадочно-бледным, глаза горели, костюм был весь в грязи. Чувствовалось, что он едва переносит боль.

— Кент? Ты ранен? — пищал Ламми.

Правая нога вяло тащилась вслед за Верноном, словно бы вовсе и не принадлежала ему.

— Майер подстрелил меня, — металлическим голосом произнес Вернон.

— Кент! — Голос Ламми снова обрел свое басовое звучание и выразил бездну участия. — Мы должны отправить тебя в больницу.

— Это может подождать, — произнес Кент без всякого выражения. — Майер даже не пожелал проверить, жив я или умер. Он сразу ушел в дом. Я пополз туда же, мне некуда было деваться. Это отняло чертовски много времени. Я решил, что скорее выживу в доме с Майером, нежели один под кустом, истекая кровью. Я вполз в дом. Майер окаменел в прихожей. Я выдернул у него из-под мышки винтовку и использовал в качестве костыля. Я начал звать Жанин. Она не отвечала. Я встревожился. С трудом мне удалось добраться до ее комнаты.

— Значит, это ваш крик разбудил горничную, — сказал я.

— Наверно. Когда я услышал ее шаги, я спрятался в туалете. Я думал, что все примут меня за убийцу Жанин. Горничная вошла и упала без чувств, это дало мне возможность спуститься по лестнице и выйти через черный ход.

— Какой опасности ты подвергался, Кент! — Ламберт смотрел на него с сочувствием. — Но тебе нужен врач.

— Потом, — отмахнулся Вернон, его правая рука подхватила ружье, которое он использовал в качестве костыля, и он прицелился в брата. — Ты убил ее, — произнес Вернон сдавленным голосом. — Заколол. Насмерть. Как Хардейкра.

— Кент… я… — У Ламберта вдруг пропал голос.

— Я бы позволил лейтенанту арестовать тебя. Но ведь тебя запрут в какой-нибудь лечебнице, и я никогда не буду чувствовать себя в безопасности, — хриплым голосом продолжал Вернон. — В любое время ты сможешь убежать, убив кого-нибудь из больных или врачей. — Кент обратил на меня холодный взгляд. — Если вы попытаетесь остановить меня, лейтенант, я застрелю вас. Я отвечаю за это все. Я его брат. — Он горестно сжал губы. — Я должен был решиться на это много лет назад, но у меня не хватило мужества.

Уродливое тело Ламми задрожало. Он был совершенно беспомощным. Голова его тряслась.

— Его надо было убить еще при рождении, — хрипло сказал Вернон. — Уже тогда было ясно, что он лишь отчасти человек, а в остальном — монстр.

Крик боли и отчаяния вырвался из груди Ламберта. Потом Вернон начал стрелять из ружья и стрелял до тех пор, пока не кончились патроны. Вернон смотрел на брата, труп которого чудовищным гротеском распростерся на полу. Ружье упало рядом.

— Должно быть, он был маньяком, — шептал Кент. — Не думаю, что для Ламми есть подходящее название.

В офисе Аннабел Джексон упорно предлагала мне свой стул для отдыха. Я сделал слабую попытку оправдать свое поведение во время нашей встречи, но она не дала мне докончить.

— Не надо ничего говорить, Эл, — произнесла она таким голосом, каким разговаривают с родственниками усопшего в ожидании выноса гроба. — Я понимаю. — Голос ее звучал тошнотворно-сладко; она посмотрела мне в глаза. — Может быть, все к лучшему.

— Что?

— Коронарная недостаточность! — со значительным видом произнесла она.

Я ничего не понимал.

Мне ничего не оставалось делать, как отправиться в кабинет Лейверса. Лучшее место, где можно ничего не делать, — это рядом с шефом. Он даже не заметит.

— Разве вы не ушли из моего кабинета пять минут назад? — Шериф холодно взглянул на меня.

— Возможно, — вежливо ответил я. — Но я так скверно чувствую себя, что даже не помню, где я находился пять минут назад.

— Шли бы вы домой, Уилер, — предложил он. — Не путайтесь у меня под ногами. Вы ни черта не делаете после того случая с Ламбертом Пирсом, а это было уже десять дней назад…

— Я хотел бы вам задать по этому поводу несколько вопросов, шериф, — поспешно заговорил я. — Слышали вы что-нибудь о Кенте Верноне?

— Кажется, они смогут спасти ему ногу. Шину наложили вовремя. Через десять минут было бы поздно.

— Как вы думаете, что с ним будет?

— Дело тяжелое, — грустно произнес Лейверс. — Может быть, обвинение в непредумышленном убийстве. Но полностью его не оправдают. Даже если он считал, что казнит справедливо, все равно приговор ему вынесут.

— Шериф, меня еще кое-что беспокоит. Почему так быстро забылось дело Ламберта Пирса. Всего десять дней прошло, а ни в одной газете — ни строчки.

— Слишком страшное дело. — Шериф поежился. — Ламберт был жуткой личностью. Брат убил его на том основании, что он даже не был человеческой личностью. Люди не любят сосредоточиваться на подобных вещах. Надеюсь, вы понимаете?

— Думаю, да. Но это чем-то напоминает заговор с целью забыть о самом существовании Ламберта.

— После того как вы видели три трупа и думали, что все эти люди погибли из-за вас, вы хотите вспоминать о Ламберте Пирсе?

— У меня нет выбора, шериф, — честно признался я. — Вы не слышали его, когда он в последнюю ночь рассуждал о равновесии и пропорциях — жизнь и смерть, ужас и ненависть, похоть и…

— Так! — прервал шериф. — Спокойной ночи, Уилер.

Я вышел из офиса, сел в свой «хили» и отправился домой. Затем наступил прекраснейший момент дня: я нажал кнопку и ждал. Конечно, она могла куда-нибудь выйти или уехать на пару дней в Чикаго.

Дверь приоткрылась, два беспокойных серых глаза проверили: один ли я.

— Спасибо, Хильда, — мягко поблагодарил я и вошел. — Все готово?

— Да, сэр, — дерзко ответила она.

Я чувствовал себя важной персоной, так как был единственным копом в стране, у которого есть собственная горничная. Я поправил галстук, расправил плечи и спросил:

— Готово?

— Готово! — сказала она.

Я лениво вошел в гостиную. Тихо звучал проигрыватель, нежно позвякивали кубики льда в двух только что Приготовленных коктейлях из шотландского виски. Итак, глубокое уютное кресло и горничная, готовая подать бокал.

Я гордился ее униформой, которую сам же и придумал. Прелестный сборчатый чепчик и черный шелковый передник.

— Сядешь ли ты до того, как я умру от холода? — вдруг прошипела Хильда.

Я развалился в кресле. Она подала холодный как лед напиток. Лукавая улыбка осветила лицо Хильды. Она нежно погладила меня по затылку.

— Эл! — проворковала она.

— Господин! — мягко поправил я.

— Господин?

— Рабыня? — Я вопросительно поднял брови.

— Я подумала, что мне надо надевать лифчик. В прошлый раз я превратилась просто в кубик льда. — Ее внезапная трепетная дрожь напомнила мне почему-то о сказках «Тысячи и одной ночи».

— Никаких лифчиков, — твердо сказал я.

— И еще одна вещь, — продолжала она. — Фартук ты придумал изысканный, но забыл одну деталь. У него нет задней половинки.

— Ничего я не забыл! — весело сказал я.

— Но ты понимаешь, — горячо проговорила она, — если я повернусь…

Я посмотрел на свои ногти, потом некоторое время полировал их о лацкан.

— Рабыня, повернись! — повелел я с блаженной улыбкой.


Загрузка...