Время вороньих песен

Глава 4. Напитки покрепче

4.1

Мораль – понятие относительное, но прошу меня к ней не относить.

Вокруг фонтана неспешно прогуливались ведьма. Она заулыбалась и помахала мне.

– Меня зовут Малена Арденн, – представилась я, подойдя ближе.

– Аманда Зу-Леф, – ответствовала дама и предложила локоть дружбы. Я с немалым удовольствием присоединилась, и мы сделали круг почета уже вдвоем.

– Чуете? – таинственно понижая голос спросила она.

– Что?

– Следят!

Паранойя взыграла с новой силой, но соседка из дома с зеленой крышей имела в виду наших прочих соседей, которые заметили мои действия по облагораживанию внешнего вида лавки и коллективно задались вопросом, откроется ли она.

– Почему их это так беспокоит?

– Не глупите, у вас там полно раритетных вещиц. Прежняя хозяйка держала довольно приличные цены. Все теперь надеются, что вы как немаг, не разбирающийся в подобных вещах, не станете нос задирать и по-соседски многим уступите. Вам же нужно на что-то жить. Уступить, конечно, можно, но не продешевите.

– О чем вы? Какая лавка? Разве я могу?

– Просто подайте прошение в Торговую палату. Или поищите предыдущее. Тогда будет ясно, нужно подавать новое или просто продлить уже имеющееся разрешение на торговлю.

– Я под следствием…

– Но вас же еще не обвинили. Вы имеете право на источник дохода. Содержание потом с процентом взыскивают. Я знаю, о чем говорю. – Посмотрела на меня и добавила: – Чаю хотите?

Я хотела, а еще хотела бы успокоительный сбор. И мы направились к ней.

Веда Зу-Леф жила на Звонца уже давно. У нее было три дочери: две замужем и одна умная. А сама ведьма была как я – опытная. Это когда и замужем побыли и умными остались. Аманда – трижды, родив каждому из своих мужей по дочери. Младшую, которая умная, – эльфу. Последней ведьма особенно гордилась, хоть формально и не имела прав на ребенка. Вот такие странные правила у долгоживущих: полукровка, принимающий фамилию семьи, в которую приходит, перестает принадлежать другой семье.

Вся эта информация была вывалена мне на голову в процессе заваривания чая и в перемешку к инструкциям по завариванию сбора, который достался бесплатно, чтобы попробовать. Аманде, видно, было скучновато. Соседи ее не интересовали, она уже и так все про них знала и готова была этим знанием со мной активно делиться, поскольку сочла меня годной для общения.

– А что вы, милочка, давно одна?

Вопрос заставил меня задуматься. Будучи замужем, я тоже от избытка внимания не страдала, а до замужества – особенно не стремилась. Смутно вспоминалась какая-то давняя влюбленность в темного мага постарше. Может, потому я так на Холина реагирую?

– Неужели нет мужчины в вашем окружении? Хоть какого? – настойчиво допытывалась Аманда тоже согласно правилу. Правилу отсутствия личной жизни, когда чужая начинает интересовать с силой, прямо пропорциональной времени отсутствия своей собственной. Что странно, ведь Зу-Леф была весьма привлекательна. Одни зеленющие глаз чего стоили.

– В окружении – есть. – Ага, окружил и стережет, работа такая. – Только я его в этом плане не интересую совершенно, вряд ли заинтересую, да мне и не нужно совсем, чтоб он мной вот так вот интересовался.

– Глупости какие... Конечно нужно! А заинтересовать… – Аманда выкатилась колобком в соседнюю комнату и вернулась с еще одним сбором, в темной банке с плотно притертой крышкой.

– Это еще зачем?

– Чаю ему сделаете покрепче, – и многозначительно глазом дернула. Нервная? Но я это понимаю, у самой все время что-то дергает: то нога, то глаз, то совесть. От последней вообще не спрячешься, но тут она вдруг замолчала. Притихла даже. Выжидательно.

– Есть у меня чай, да и с чего ему со мной чаи распивать… – проговорила я и в окно покосилась. На разлапистой акации, упирающейся ветками в окно кухни, где мы с Амандой расположились, сидел ворон. Поднявшийся ветер ерошил черные перья, придавая птице потрепано-неприкаянный вид.

– Такого, – снова занервничала ведьма, только уже другим глазом и по банке перламутровым ногтем постучала, – нету. А насчет распивания… А вы предлагали?

Вот уж чего мне никогда в голову не приходило, так это Пеште чаю предлагать. И не просто никогда – некогда. Тут совесть тоже молчала. Хоть в чем-то она со мной была солидарна. Просто у нас с калачом очень насыщенное общение выходило: то у него претензии, то у меня нервы. Или наоборот. Когда чаи распивать?

Но мысль была интересная. Вот он, к примеру, меня чаем уже напоил, даже с бутербродом.

Постепенно мысль из интересной превратилась в навязчивую. Навязывалась, едва мне случалось за чашку взяться или за чайник, то есть ежедневно. С самого утра начиная. И помимо уже имеющихся прочих, у меня еще один ритуал появился.

Ворон прилетал к кухонному окну и садился на штырь. Я открывала створку, демонстрировала птицу свой завтрак и предлагала кусочек. Ворон изучал предложенное и брезгливо отказывался. До стадии покупки на рынке потрохов для него я еще не дошла, а до разговоров, пока что мысленных – уже. Если ответит – сама пойду сдамся в то заведение, в которое запирают поехавших крышей. Мою, кстати, починили. Лоскут новой черепицы сначала четко выделялся на фоне старой, но не прошло и нескольких дней, как они сравнялись.

Со мной было так же, постепенно привыкла к дому и больше не казалась себе самой чужеродным элементом. Я отодвинула стол от окна к другой стене и натащила подушек на подоконник. Исследовала чердак. Там обнаружилась еще одна кровать, древний сундук с полуистлевшими бумагами, какие-то портреты. Лиц было уже не разобрать, но пока я все это разбирала, целый день прошел. Из окна немного сквозило и ошметок паутины, куда не добралась моя рука, вооруженная щеткой, зловеще покачивался. Да, там я прибиралась вручную. Слишком памятны мне были приключения с печатями “чистоты”.

Я приловчилась лихо съезжать по гладкой поверхности перила нижнего пролета лестницы, упираясь кончиком трости в обшитую деревянными панелями противоположную стену. И первые несколько раз даже крикнула “йухху”. Спускаясь вниз, специально роняла на пол клочок бумаги и следила, как он таял. С каждым днем все медленнее. Кстати, оброненные на пол карандаши не растворились и упавшая чашка тоже. Зато натекшая лужа пропала и отколовшийся кусочек синей эмали.

Я почти профессионально тыкала жезлом в выключатели, нагревательную панель чайника и даже договорилась с плитой. Знала, печати какого цвета отвечают за обогрев помещения, какие за воду, а какие – за охранный контур. Господин Норкинс провел мне инструктаж у шкафчика под лестницей, рассказал, как за этим добром следить. С небольшой помощью того же господина Норкинса были заменены лопнувшие светсферы внизу, а от его жены я получила первую партию выстиранного белья, изумительно пахнущего ветром и солнцем, хотя последнее выглядывало крайне редко.

Весна наступала, но зима ни в какую не хотела покидать Нодлут. Затяжные бои снега с дождем перемежались краткими моментами затишья и хорошо, когда с неба хотя бы ничего не сыпалось, а на земле не чавкало и не намерзало.

Дух дома себя никак особенно не проявлял, разве что свет гасил, если я забывала, и иногда я находила разные мелкие вещи на положенных им местах, а не там, где я их оставила. Так и жили. А “следующая неделя” неумолимо приближалась.