Время вороньих песен

6.5

Под утро мне действительно пришлось его пинать. Я сама едва не задремала, пришла в себя от запаха дыма. Если ночью Пешта только глазами полыхал, то сейчас я видела, как таким же рыжим проступают под кожей абрисы костей, по волосам мечутся искры. Подушка начала тлеть и простыня тоже. Я, не жалея, толкнула его в плечо, обожгла ладони и вскрикнула. Ведьмак медленно, с трудом разлепил прозрачные веки, резко вскочил и брякнулся с кровати. Я схватила кувшин с жалкими остатками воды и запоздало шваркнула на постель. На Пешту попало больше.

– Вы чуть нас не угробили! – разорялся он, сверкая глазищами, от кожи парило, будто его из бани на мороз выгнали. – Просил же!

– А я вам железная что ли?! – возмутилась я, руки зудели от ожога и от желания надеть кувшин ему на голову.

Не знаю, чем бы это закончилось, если бы у него в буквальном смысле запал не прошел. Ведьмак пошатнулся, и сел, почти рухнул, обратно на постель. И тут в дверь с улицы постучали. Почему-то почти все игнорируют колокольчик…

– Оставайтесь здесь, – велела я.

– Я не самоубийца, – буркнул Пешта. – Это единственное достаточно защищенное место. Как часто вы кормите дом?

– Делаю что?

– Не удивительно… Вы о себе не помните, не то что о привязанной к дому сущности, а про гостей я вообще молчу.

– Нечего было нос… клюв воротить, – мстительно заявила я и отправилась открывать.

Хорошо, за тростью зашла. Машинально бросила взгляд в зеркало и ужаснулась – ну и вид! Платье мятое, бледное лицо с припухшими и покрасневшими от бессонной ночи веками, круги под глазами и волосы где торчком, где дыбом. Пришлось расчесать и свернуть простым узлом на затылке. Красоты мне это не прибавило, но хоть не выгляжу, как ведьма после шабаша. Зря старалась. Ведьма-соседка, хоть и не на шабаше была, а выглядела практически так же. И с прической не морочилась, просто капюшон накинула.

Я ее впустила, и мы раскланялись, как две подружки-заговорщицы: она не спрашивала, зачем мне приготовленная ею дрянь, а я не спрашивала, откуда она взяла всякие запрещенные штуки, чтобы ее приготовить. Полулитровая бутыль из белой глины жгла мне руки не только потому, что была горячей.

– Можете взять, что хотите, из этого зала, – начала я, но взгляд Аманды был нацелен на чайную комнату, где я прятала “сокровища”, – и из того тоже, кроме набора для игры в сферы.

– Тогда я возьму две вещи. Шкатулку с “безмолвием” и бусы.

Я сразу поняла, о чем она. Да и бусы в моей коллекции (все-таки кое-чем я от Огаста заразилась) были только одни. Нанизанные на нитку круглые разноцветные бусины из полудрагоценных камней будто светились изнутри. Больше всего мне нравились янтарная, опаловые и радужно отблескивающая жемчужная, они были далеко друг от друга, но если поднести – начинали вибрировать. Мне не хотелось отдавать вообще ничего, но я обещала.

– Вы хотели взять набор для игры, не так ли?

Аманда кивнула.

– А говорили, что не верите в орочьи сказки о душе камня.

– Я сказала, что людям нужны символы. А я не совсем человек, как, впрочем, и вы. И потом, кому как не ведьмам знать, что у камней может быть душа. Наши родовые дома – наши корни и наша сила, а корни дома это дерево и камень. У старых темных родов – только камень, потому они не так сильно привязаны к миру и могут ходить за грань. У старых светлых – только дерево, поэтому когда мир начнет умирать, они погибнут первыми. А ведьмы, как нитка, мы держим бусины вместе. Но это, опять же, орочьи сказки. У меня в детстве была нянька-орчанка. Их часто в няньки берут. Как раз из-за сказок.

Зу-Леф подмигнула, любит она это дело, попрощалась и ушла. К бутыли бечевкой, кокетливо повязанной бантиком, крепилась бумажка со списком. Я развернула. Напротив двух ингредиентов стояли вопросы и цифры с закорючками. Какой-то ведьмачий шифр…

Вспомнив о вазе с шариками для игры в сферы, я не смогла не зайти и не запустить туда руки. Безошибочно добыла из середины шарик кахолонга, погрела в ладони и почувствовала ответное касание. И только потом пошла наверх. Надеюсь, Пешта не спалил мансарду.

Не спалил, но кажется, был близок к этому, потому что нашла я его сидящим в ванной в простыне и поливающим себя холодной водой.

– Вы через Ирий и Драгонию вниз ходили? – поинтересовался он, выбираясь из ледяной купели, и мне пришлось отступить в коридор. В ванной было место только для одного. Простынь тут же стала светлеть, высыхая прямо на нем, а ведьмак взял бутыль у меня из рук, откупорил, принюхался, скривился. Даже я этот запах узнала. Он меня им дважды в чувство приводил. Меня передернуло от одной мысли о том, что это можно пить, но Пешта сделал пару коротких глотков, выдохнул и глотнул еще дважды. Изучил пометки Аманды, приподнял бровь и хмыкнул. Точно ведьмачий шифр…

– У вас еда в доме есть или только чай? – спросил он, практически уверенно шлепая на кухню в полностью высохшей простыне, как римский патриций в тоге, и с таким же выражением лица. – Штаны тоже не помешали бы.

– Последнего точно нет.

– Халат? Или мне перед вами в простыне ходить?

– Вы же меня видели. Всю, – ляпнула я.

Шуршащий в холодильном шкафу ведьмак (судя по звукам, колбасы у меня уже нет) не то кашлянул, не то чмыхнул.

– Угу, и даже потрогал, – невнятно проговорил он и выпрямился, держа в руках кастрюльку с кашей. – Ваше любопытство прямо сейчас удовлетворить или подождете пока я поем? Разогреете? – И уточнил: – Кашу.

– Вы самостоятельный. Нет?

Врядли я бы удержала лицо, поэтому просто отвернулась. Вот сам нашел, пусть сам и разогревает, а я себе кофе сделаю, и варенье возьму… Баночка была почти пуста. И когда успел только! Вчера?

– От вас одни убытки, ведан советник, – заявила я и решила дальше просто его игнорировать. Вот сейчас кофе попью и прямым текстом намекну, чтоб выметался. Воронам штаны не нужны, а пальто я ему курьером в Управление отправлю.

Я забралась с чашкой на подоконник и так замечталась, представляя, как останусь, наконец, одна в доме, что не заметила, как осталась одна. Но радость была недолгой. Пешта обнаружился в спальне, дрыхнущим без задних ног на моей постели. Ему что, обязательно все горизонтальные поверхности в доме пометить? Впустила на свою голову. Он теперь везде! А началось все с одного случайного платка…

Дом щекотал смехом в затылке. Такая же скотина, как ведьмак. Не удивительно, что они сразу спелись.

Обиделась и ушла на кухню. Мне великодушно оставили немного каши и кусочек колбасы. Поела и все такая же обиженная поднялась наверх. Навела порядок и там же и прилегла подремать. Сначала ворочалась, потому что подушка, даже лишенная наволочки, пахла подпаленой тканью и беспардонным захватчиком спален. Пнула ее на пол и уснула, свесив руку и зажав в пальцах подушечный уголок.

Проснулась под вечер. Связанное в узел испорченное постельное белье унесла вниз. Прокралась (!!!) в собственную спальню, вытащила из шкафа сорочку и мягкое домашнее платье с кучей пуговок впереди, с огромным наслаждением вымылась, застопорив дверь тростью на случай неурочных визитов. Теперь на мне только мой запах и никаких посторонних. Осталось выставить источник этих посторонних запахов за порог.

Я помялась у двери, а потом подошла к кровати. Паутина на окне растаяла, с улицы подглядывал фонарь, а дом тактично света не зажигал. Ведьмак лежал на спине, сунув руку под подушку. От него теперь не пыхало, как от раскаленной печки, да и выглядел он вполне здоровым.

Разбудить и пусть проваливает.

Но я продолжала стоять, не решаясь дотронуться.

– Не так уж и страшно, верно?

Я вздрогнула. Не от его голоса, а от того, что он привстал и коснулся моей руки, провел пальцами и костяшками по тыльной стороне ладони, пальцам, замер, ожидая ответа.

Навстречу? Вспомнился диван в чайной комнате и руки на бедрах, кабинет в магистрате, жадный взгляд и поцелуй, как печать. Экипаж, платок в руке, дождь, расстегнутое пальто, волосы-перья, глаза-свечи в полумраке и шрамы. Если потрогать тот, что на щеке, это будет похоже на чашку?

Не движение даже, его тень, и моя рука оказалась в клетке пальцев, а я сама – на постели и напротив. Губы покалывало и в груди… Зачем у меня на платье столько пуговиц?

– Вам же нельзя… – я вцепилась в его запястья. Этот дрожащий перепуганный голос мой? Должно быть, со стороны ситуация пошловатая: подобрала, подлечила, накормила и спать уложи…

– Что нельзя? – не отрываясь от расстегивания пуговиц спросил Пешта. Почти спокойно, разве что ноздри вздрагивали, будто он мой запах пробовал, как я варенье.

– Разговаривать со мной, – брякнула я и вздрогнула, потому что его горячие пальцы, избавив меня от платья и стащив с бретели сорочки вниз добрались наконец до кожи и теперь чертили обжигающую дорожку от груди к вздрагивающему животу.

– Разговаривать я и не собираюсь.

Рыжими сполохами блеснули в полумраке глаза. Он прижал меня к себе, запустив пальцы в волосы на затылке, потерся носом о щеку. И от этого несопоставимого с ним жеста, нежного и осторожного, у меня перехватило дыхание. Поцелуй обжег губы, а руки, поддерживая под спину, бережно, как ребенка, уложили на подушки.