Конечно, наше счастье не может длиться вечно.
Когда я просыпаюсь на следующее утро, Кайлы нет, и я нахожу ее сидящей на полу в дальнем конце балкона первого этажа, подтянув колени к груди. Я сажусь рядом с ней и быстро понимаю, что между стеной и уличным креслом нам обоим не хватает места.
— Ты меня задушишь, — говорит она, отталкивая меня. Я поворачиваюсь и сажусь лицом к ней, зажимая ее колени между своими.
— Мне жаль. Я лишь хочу насладиться каждой оставшейся минутой.
— Тебе нужно это делать только потому, что знаешь, что уезжаешь, и кажется, что каждая минута ускользает. Это причиняет боль.
Больно от того, что мы снова танцуем этот танец. Я чертовски устал от этого. Жить порознь — отстой, но эта неделя была невероятной, и она только доказала мне, насколько мы созданы друг для друга.
Не знаю, как это у нас получится, но уверен — мы больше не будем просто друзьями, и я не позволю ей снова оттолкнуть меня.
— Я не могу потерять тебя, — шепчу я, обхватывая ладонями ее икры и поглаживая большими пальцами ее нежную кожу.
— Я не твоя, чтобы меня потерять.
— Что ж, а я твой, Зайка.
Кайла, наконец, смотрит на меня, склонив голову набок. Она поджимает губы и очень медленно качает головой.
— Почему ты не даешь нам шанс? — спрашиваю я.
— Потому что не знаю, как мне быть в твоей жизни, если это будет не в горах. Я думала, мы могли бы стать чем-то большим, но мы хороши только для катания на лыжах и секса.
Как она может думать, что это правда, когда мы всю неделю общались, делили трапезы и отдыхали вместе? Мы казались пожилой парой на каникулах, которая хочет улучшить свои отношения, а не друзьями, которые не хотят признаваться друг другу в своих чувствах.
— Кайла, прекрати. Ты значишь для меня гораздо больше, чем это.
— Тогда почему тебе так легко уехать?
— Ты думаешь легко? — огрызаюсь я. — Я уже знаю, что буду чувствовать себя дерьмово, как только мы попрощаемся. Буду считать минуты до того, как смогу позвонить тебе, и вести счет дням до следующей зимы.
Схватившись за перила, она подтягивается, чтобы встать. Я тоже встаю, и когда она пытается протиснуться мимо меня, я широко раскидываю руки, чтобы преградить ей путь.
— Ты отдаляешься от меня. Пожалуйста, не разрушай наши последние часы, проведенные вместе.
— О, так это я все разрушаю? Ты тот, кто разрушил нашу сделку всем этим, — кричит она, широко раскидывая руки. — Это уже слишком, Райан!
— Что именно?
— Все это. Эти милые жесты, фальшивые слова и твои чертовы открытки. Тебе нужно перестать их присылать. Они уничтожают меня.
Сейчас их накопилось, наверное, больше двадцати, включая ту, которую я написал, пока она спала рядом со мной в Калифорнии. Их написание стало чем-то вроде еженедельного ритуала. По дороге на работу я покупаю кофе и открытку в одном из туристических магазинчиков, а затем пишу ей свои записки, пока обедаю.
Узнать, что они заставляют ее так себя чувствовать — настоящая мука.
— Хорошо, я перестану их присылать, — соглашаюсь я, не желая, чтобы эта грусть еще больше омрачала наше время. — Иди сюда.
Она шагает в мои раскрытые объятия и позволяет мне подержать ее так некоторое время, ее руки у меня на бедрах, а я поглаживаю ее по спине.
— Что все это значит на самом деле?
— Что, черт возьми, я должна буду делать, когда ты вернешься домой, а я буду помнить, что все это было лишь игрой?
— Ты — не игра.
— Это всегда было игрой! — кричит она, вырываясь и ныряя мне под руку. — «Увидимся следующей зимой, приятель для траха». Вот кто мы такие.
Бросаясь за ней, я пытаюсь поймать ее за руку, но она вырывает ее. Этого не может быть. Не может быть, чтобы она так о нас думала.
— Чушь собачья. Херня. Ты никогда не была для меня игрой, и ты лжешь сама себе, если думаешь, что это так. Я люблю тебя, Кайла.
Чувство отчаяния сжимает мою грудь.
— Я не могу влюбляться в тебя снова и снова, — говорит она, падая на диван и всхлипывая, закрывая лицо руками. — С каждой зимой становится все хуже. И перестань говорить мне, что любишь меня. Это так жестоко.
Я отодвигаю кофейный столик ее родителей в сторону и опускаюсь перед ней на колени.
— Кайла, посмотри на меня, — умоляю я. — Я не могу перестать любить тебя. Это невозможно.
Она шмыгает носом, ее плечи трясутся, когда она пытается держать себя под контролем. Я провожу ладонями вверх и вниз по ее рукам, жалея, что не знаю, как ее утешить.
— Я не могу точно сказать, в какой момент влюбился в тебя, потому что с каждым годом я влюбляюсь все сильнее. Я приезжал сюда не ради гор, я приезжал ради тебя. Сколько раз я должен это повторить, прежде чем ты мне наконец поверишь?
— Не могу, Райан. Я не могу в это поверить, только чтобы увидеть, как ты все это заберешь.
— Я не хочу уезжать, — говорю я ей. — Ты же должна это знать? Это убивает меня.
— Но ты не можешь остаться, — пожимает она плечами. Она выглядит разбитой и измученной. Это заставляет меня задуматься, спала ли она вообще. — Сможешь?
— У нас все получится.
— А что, если нет?
— А что, если да? Я верю в нас. Ты — единственное, в чем я уверен.
У меня разрывается сердце, когда я вижу, как она плачет, зная, что я изо всех сил стараюсь все исправить.
— Это не конец для нас, Кайла.
— Я не могу этого сделать, — говорит она, проталкиваясь мимо меня к лестнице.
— Я сделаю все, что угодно. Нет такой горы, на которую я бы не взобрался, — кричу я ей вслед.
— Ты буквально уезжаешь через два часа.
— Знаю, и я чертовски это ненавижу. Возможно, мне потребуется некоторое время, чтобы во всем разобраться, но я обещаю тебе, мы будем вместе в этом мире. Я позабочусь об этом.
Дверь ее спальни захлопывается, и я не знаю, слышит ли она меня, но это не имеет значения. Я знаю, что это правда.