Вторая жизнь Герцогини. Кровь и Дух

ГЛАВА 35 ДОЛГ ХОЗЯЙКИ

Я искупалась в горячей воде, словно смывая с себя не только пот и пыль тренировочного боя, но и все прикосновения своего мужа, всю дрожь, что пронзила меня от его слов. Руки все ещё дрожали, но я крепко сжала ткань светлого платья — простого, но белоснежного, почти торжественного, почти как свадебного. Это просто насмешка. Как напоминание о ночи, которой так и не было.

Платье струилось по телу, повторяя движения тела и согревая кожу. Волосы я заплела в косу, тугую и гладкую, не тратила время на прическу. И как есть спустилась в главный зал.

Зал был освещён свечами, тени от танцующего пламени ползали по высоким стенам, а аромат запечённого мяса, свежего хлеба и вина окутывал воздух густой завесой уюта и праздника. Здесь, в этом зале, всё было готово. Я проследила за тем, чтобы ни один из рыцарей не остался без места, ни один паж — без куска хлеба. Длинные столы тянулись вдоль зала, местами ломясь от угощений, поданных по высшему разряду, насколько позволяло наше провиантное хранилище.

Слева от камина расположились старшие рыцари — в том числе сэр Алдред, чья щека до сих пор хранила след моего удара деревянным мечом с давней тренировки. Его окружали оруженосцы и младшие офицеры, каждый из которых уже успел услышать о сегодняшнем бою. Напротив них сидели войны герцога — новые лица в замке, одетые проще, сдержанно, но с живым блеском в глазах. Они шептались, бросая взгляды то на меня, то в сторону пустующего места во главе стола, а иногда и вовсе смущали всех дам в зале, подмигивая и посылая им намеки.

Вдовствующая герцогиня, как всегда, с достоинством заняла своё место по правую руку от главы стола. Рядом с ней — герцогиня Кринс, её неизменная тень. Ариана, как прямая наследница всей этой жестких придворных манер сидела с такой же прямой спиной как и почтенные старшие леди. Их головы были гордо подняты, выражения лиц — неприступны, но глаза. Глаза метали иглы.

Места герцога и герцогини были нетронутыми. Пустыми. Их никто не осмелился занять, как бы ни хотелось продемонстрировать своё право на власть. Моя чаша и его кубок стояли рядом.

Я вышла вперёд.

— Скоро подадут вкуснейшие блюда! Желаю вам вкусной трапезы, — произнесла я, голос мой был твёрд, чист, — и нескончаемого вина, достойного всех ваших подвигов. Пусть стены нашего дома будут крепки, а столы — полны.

Раздался лёгкий гул одобрения и стук кубков. Я чуть склонила голову и сделала шаг назад.

Леннокса я позвала к себе и тихо передала ему последние распоряжения: подготовить места для ночёвки прибывшего войска, проверить запасы провианта, распорядиться на утро запастись свежим хлебом, мясом и вином.

Когда я повернулась, чтобы уйти, почувствовала их взгляды. Взгляд вдовствующей герцогини — пронзительный, оценивающий, будто она взвешивала, оценивала каждое моё движение, сопоставляя со своими амбициями. Взгляд леди Лиззи — мягкий, но цепкий, будто она искала трещину в моей маске. Они обе ждали. Ждали его. Им было безумно любопытно, как прошла наша встреча с мужем и как пройдет эта ночь.

— Эва, распорядись о лохани в покои герцога. А также... пусть принесут вина. Но позже, не раньше, чем он попросит, — бросила я через плечо, уже оборачиваясь к выходу из зала, обдумывая, успею ли ускользнуть в тишину библиотеки, хотя бы на короткий миг.

Но моя попытка исчезнуть была прервана. Чья-то ладонь мягко, но настойчиво легла мне на запястье, задерживая.

— Герцог занят с лошадьми, миледи. Он ранен. Похоже, он пока не спешит к трапезе, ему и не до этого— сказал сэр Артур, один из рыцарей моего мужа. Его голос был ровным, без дерзости, но в глазах плясали чертята. Я кивнула, будто это было вполне ожидаемо.

— Я надеялась, что он уже в своих покоях. Ждёт горячую воду и отдыхает. — Голос мой едва заметно дрогнул, но я быстро подавила волнение.

Сэр Артур усмехнулся, почти мягко.

— Последние дни похода мои руки обрабатывали грудь вашего мужа. Мазь хороша, но он рану берёг плохо. Хотя, полагаю, в замке, где у него есть выбор, он точно предпочтёт ваши руки и ласки … моим.

Я замерла. Его пальцы вложили в мою ладонь маленький кожаный пузырёк, обёрнутый в грубую ткань. Лечебная мазь.

На языке вертелся острый ответ — сдержанный, с холодной вежливостью, отказ. Но я вдруг ощутила, что горло перехватило не обидой, а... горечью. Он был ранен. Возможно ему сейчас нужна помощь.

Я сжала пузырёк в ладони. Это объясняло, почему люди герцога не ожидали его присутствия в зале, он был ранен.

— Благодарю вас, сэр Артур. Вы… преданы своему господину. — Я подняла глаза, и посмотрела на этого хитрого юношу.

Я тихо приоткрыла дверь в покои герцога и шагнула внутрь, затаив дыхание. Комната была полутемной — в камине тлел огонь, отбрасывая колышущиеся тени на массивные стены, украшенные гобеленами с родовыми символами. Воздух был насыщен ароматом железа, кожи и мужского тела. Пахло дорогим маслом для оружия, пеплом и вином.

Я не заходила в комнату мужа, и лишь несколько часов назад попросила привести ее в порядок. Я принялась изучать незнакомое мне помещение, разглядывая личные вещи герцога, оружие, пока мой взгляд не уперся в массивную фигуру мужчины.

Муж стоял спиной ко мне, словно изваяние, в полумраке. Широкие плечи, спина, пересечённая свежими шрамами и старыми следами сражений. С него уже были сняты доспехи — оставалась только рубашка, спущенная с одного плеча, обнажая крепкое загорелое тело. Он спокойно, тщательно натирал свой меч мягкой тканью, не удостаивая меня даже взглядом.

— Эва, поставь вино на полку... и иди, девочка, поинтересуйся: когда твоя хозяйка, наконец, соблаговолит оказать мне честь? — произнёс он лениво, с лёгкой насмешкой в голосе, даже не оборачиваясь к двери лицом.

Дверь снова отворилась, и Эва робко вошла, почти не дыша. Девушка выглядела бледной и испуганной. Я молча взяла из её рук чашу с вином. Она взглянула на меня с тревогой, будто предчувствуя бурю, и я лишь кивком велела ей уйти, закрыв за собой дверь. Мы остались вдвоём.

— Я здесь, — сказала я спокойно. — Пришла осмотреть вашу рану.

Он замер, затем медленно повернул голову через плечо. Тени плясали на его лице, но взгляд, который он бросил на меня, был острым, цепким, почти обжигающим. Он не улыбался — в его выражении не было иронии, только усталость и что-то похожее на подозрительное уважение.

— Сэр Артур не умеет держать язык за зубами, — бросил он. — Без его... тонкого совета, ты бы не пришла? Мне пришлось бы искать тебя в библиотеке или выламывать двери в твою спальню, подпертые стулом, половину ночи?

Я дернулась — на мгновение он прочёл мою мысль, слишком точно. Я и впрямь собиралась спрятаться среди книг, утопив мысли в исследованиях дара, который так внезапно начал просыпаться во мне и снова уснул. А потом я готовилась пойти спать в свою комнату, чувствуя себя в безопасности. Стул там действительно стоял, подпирал смежную дверь ведущую из покоев герцога в мои.

— Возможно, вы всё же предпочли бы стучать, милорд, — ответила я, стараясь держать голос ровным. — Или вежливо позвать меня. Но вы никогда не попросите — вы только приказываете, да?

Он усмехнулся, отложил меч на полку рядом, и наконец развернулся ко мне полностью. Его грудь вздымалась тяжело, на ней поблёскивала свежая рана, обведённая фиолетовой тенью ушиба. Тело герцога было мощным, жилистым, как у воина, много лет живущего на поле боя. В каждом движении чувствовалась сила, сдерживаемая, как натянутый лук.

— Не приказываю, когда надеюсь на точное и быстрое исполнение, — сказал он, чуть тише. — А сейчас я надеюсь, что ты подойдёшь ближе и поможешь мне. Или мне снова звать эту Эву?

Я подошла. Осторожно осматривая следы засохшей крови проступившие на рубашку.

— В следующий раз... не подставляйтесь под стрелу. Даже ради короля, — прошептала я, касаясь воспалённой кожи. — Вы нужны герцогству.

— И вам миледи? — спросил он тихо, без усмешки. — Или ты, как верная послушница Ордена Порядка, считаешь, что моя рана — моя вина, расплата за грехи?

Я не ответила сразу. Я не понимала его поведения, он то одаривает меня своими взглядами, то упрекает в вещах, о которых я и представления не имею. Он первый проигнорировал меня, первый расстроился, что я приняла его поведение.

Мы оба знали, сколько слов застряло между нами за эти месяцы. И что наш брак явно начинался не так, как многие мечтают.

— Я не судья, милорд, и точно не послушница. Но я здесь, чтобы помочь. Пока вы этого хотите.

Я аккуратно принялась распутывать завязки его рубашки, плотно прилипшей к коже в месте раны. Ткань упрямо не поддавалась — будто сама цеплялась за его тело, не желая отпускать. Я нахмурилась, чуть сильнее потянула тесемку, но та только сильнее врезалась в раненую плоть.

Не желая причинить боль, я резко потянулась к его столу и, не колеблясь, схватила кинжал. Тонким, быстрым движением я надрезала одну из завязок. Лезвие вспороло ткань с мягким шелестом. Я уловила, как в его глазах вспыхнул интерес — опасный, жгучий. Он не отводил от меня взгляда, пока я помогала ему избавиться от рубашки, осторожно, почти бережно промачивая рану тёплой водой. Старалась не тревожить повреждённую кожу, хотя каждая капля, стекавшая по его телу, казалась мне просто раскалённой.

Когда я на миг отвлеклась, чтобы выжать тряпицу, его рука неожиданно обвилась вокруг моей талии. Он резко, но не грубо, притянул меня к себе, его дыхание — горячее, как летний ветер, — скользнуло по моей щеке. В его глазах было больше, чем просто мужской голод. Любопытство, азарт, притяжение. Я чувствовала, что интересую его… больше, чем, возможно, следовало бы. Наверное, месяцы без женской ласки давали о себе знать.

Но я не собиралась быть трофеем, найденным после долгой осады.

Я мягко, но твёрдо увернулась от его поцелуя, перехватила его запястье и решительно повела в сторону деревянной лохани, где дымилась горячая вода.

— Даже так? — с ухмылкой протянул он, позволяя себя вести, как кот, знающий, что игра только начинается.

Я отвернулась, дав ему возможность снять остатки одежды. Услышала, как ткань шлёпнулась на пол, потом — плеск воды, когда он опустился в лохань. В комнате повис влажный пар, аромат масла и отваров, добавленных Эвой, раскрылся в воздухе терпкими травами и лёгкой сладостью лаванды.

Когда я вновь обернулась, он уже устроился в воде, раскинув руки по краям лохани, как будто это был трон, а не простая купель. Его грудь вздымалась в ровном ритме, лицо стало чуть мягче. Я подошла, взяла чистую тряпицу и опустилась рядом на колени.

Теперь я действовала не как испуганная девчонка, а как жена. Хозяйка дома. Госпожа мужчины, вернувшегося с похода.

Я не позволяла себе смотреть под воду. Только в глаза. Только туда, где кипели эмоции, которые он редко позволял себе открыто выражать. Я осторожно мыла его руки, плечи, грудь, затем живот — его мышцы напрягались под моими пальцами, но он молчал, только прикрыл глаза и откинулся назад.

Он был похож на дикого зверя, позволившего себя приручить лишь на мгновение. Словно бы забыл, что должен быть насторожен.

И всё же, когда я провела мокрой тканью по его ключице, он тихо выдохнул, почти как мурлыканье. Глухой, довольный звук сорвался с его губ, и я вдруг поняла: он не только терпит мои прикосновения. Но и ожидает их.

Я поднесла к губам герцога кубок с подогретым вином и, не отводя взгляда, протянула ему. Он схватил чашу вместе с моими пальцами и жадно осушил её, не отрывая глаз от меня. Я почувствовала, как внутри всё сжалось, я не могла выносить его взгляд. Я позволила себе опустить глаза на его мускулистый торс, на плечи, на выделяющиеся мышцы.

Когда вода стекала по его коже, я сконцентрировалась на руках и ногах: осторожно промывала каждый сустав, разминала мышцы, мне казалось, что я чувствовала, как тяжесть и усталость от длительной поездки улетучивается из его тела.

Я была крайне удивлена столь долгим молчанием со стороны Его Светлости. Он не сказал ни слова благодарности, ни издал звука, даже намека о близости с женой или наследниках не последовало. Он не заметил смущения, окрасившего мое лицо и щеки в красный свекольный цвет. Не было никаких колкостей.

— Ваша Светлость?

Я встала и отступила на шаг, ожидая, что герцог обратит на меня внимание. Но он молчал. Герцог остался неподвижен, словно погружённый в самый глубокий, безмолвный сон прямо посреди купели. Его лицо, медленно скрывалось под водой, оно выглядело безмятежно, но в этой безмятежности чувствовалась странная пустота.

Его глаза закрыты, а рука, свисшая из лохани, безжизненно упала вниз. Я подошла ближе и, осторожно взяв запястье, убедилась, что оно горячее и еле-еле отражает биение сердца.

В душе что-то холодно ёкнуло: спал ли он? Или же…

Меня пронзил холод страха. Я подхватила его под руки и усадила в лохани в безопасную позу.

— Ваша Светлость? — не отдавая себе отчета я схватила его за щеки и несколько раз похлопала по лицу, надеясь привести его в порядок.