Вторая молодость Фаины (СИ)

Глава 63

Фаина

Матушка Фаины, по-своему, видимо, любила дочь. Сына же не любила вовсе, потому что он был не её сыном, Иван был сыном Андрея Стрешнева от первого брака. Но больше всего она любила себя, и ни в чём себе не отказывала.

Оставшись вдовой, какое-то время жила в своё удовольствие, хотя и оплачивая обучение дочери. Но когда доходы от предприятий, оставленных мужем, иссякли, да ещё её обманул собственный любовник, и денег перестало хватать на развлечения, она действительно решила поправить свои дела за счёт дочери, и фактически продала её князю Дулову.

Но Фаина влюбилась в Дмитрия Алексеевича, и план с Дуловым провалился. Все те деньги, которые Анна Игнатьевна занимала у князя, нужно было возвращать. И вот тогда появился Сергей Николаевич Вышинский, крупный государственный чиновник.

Я оторвалась от писем и задала вопрос Валентине Егоровне:

— А откуда Сергей Николаевич узнал о месторождении на моей земле?

Валентина Егоровна рассказала.

Оказалось, что к нему пришёл некий крестьянин, проживавший в деревне Пышминская, он нашёл там самородок золота. Крестьянина не пустили дальше, и потому никто, кроме Вышинского, так и не узнал, что на земле Стрешневых может быть месторождение. Тогда у Сергея Николаевича и созрел план, как заполучить эту землю.

И что-то меня царапнуло в этом рассказе.

— А крестьянин прямо к Сергею Николаевичу пришёл? — спросила я, перебив Валентину Егоровну.

Она потупилась:

— Нет, конечно, он пришёл к старосте деревни, а тот к градоправителю.

И услышав это, я получила, наконец, недостающие ячейки этого странного пазла. Конечно же, куда же без Нурова. Но доказательств, как я понимаю, нет, если только сам Вышинский ничего не расскажет.

— Простите, Валентина Егоровна, — оторвалась я от своих мыслей, — продолжайте, пожалуйста.

Из дальнейшего рассказа я поняла, что самым простым решением было бы купить землю. Но родовую землю не так легко приобрести, она переходила старшему наследнику. Вышинский попытался выкупить землю у наследника, у Ивана Стрешнева. Но когда не получилось, он решился на крайние меры, потому что ему нужен был именно тот наследник, который сможет переписать землю на него.

Так погиб брат Фаины. И так погибла сама Фаина.

Анну Игнатьевну запугали настолько, что она подписала всё, не имея на это никакого права. Получила деньги от Вышинского и укатила в Париж, бросив дочь умирать.

И вот тут план Вышинского дал сбой.

— Но вы выжили, Фаина Андреевна, — сказала мне Валентина Егоровна, — и у Сергея Николаевича сдали нервы.

— Мне было очень страшно за вас, особенно когда я вас впервые увидела. Вы так увлечённо рассказывали про свою пасеку и ваши прекрасные идеи… — продолжила она. — И тогда я стала перехватывать его приказы.

Когда до меня дошло, что именно сказала Валентина Егоровна, я поняла, что она, в меру своих сил, за меня боролась.

— Фаина Андреевна, я ещё хотела пойти к императору… или к императрице. Но он перестал выпускать меня из дома, — сказала она виновато и опустила глаза.

— Бросьте. Вы и так много сделали, — сказала я, встала, подошла, присела рядом с ней и обняла. — Спасибо вам. Возможно, именно потому, что вы так рисковали, я до сих пор жива.

Валентина Егоровна слегка отвернулась, но я успела заметить, что глаза у неё заблестели. Что и говорить, у меня самой слёзы были совсем рядом, но хотелось дочитать переписку, поэтому я зажмурилась, не давая им пролиться и продолжила чтение.

В следующих письмах Вышинский сообщил о сложившейся ситуации Анне Игнатьевне, о том, что дочь выжила, и потребовал вернуть ему деньги. Дотянуться из Петербурга до Парижа он, видимо, не мог, но Анна Игнатьевна пообещала ему, что, в случае надобности, сыграет свою роль.

Так появился документ, где Фаина Стрешнева якобы переписывает землю на свою матушку. Теперь это, конечно, не имело никакого значения, но у меня возникло опасение, а не получится ли так, что, узнав об исчезновении угрозы в лице Вышинского, да и кредитора Дулова, Анна Игнатьевна не прикатит обратно в Россию-матушку, чтобы потребовать что-то от своей выжившей дочери?

И как оказалось, мои опасения были не беспочвенны. Последнее письмо было не распечатано и адресовано оно было по-прежнему Вышинскому.

Заметив, что я взяла его в руки, Валентина Егоровна тихо сказала:

— Оно пришло уже после того, как Сергея Николаевича арестовали.

Я открыла письмо, и не без удивления увидела, что матушка сообщает о своём выезде из Парижа для окончательного оформления сделки по передаче земли Вышинскому. Письмо было от третьего числа.

— Валентина Егоровна, а вы не подскажете, — спросила я, похолодев, — сколько ехать из Парижа до Санкт-Петербурга?

— Поезд должен прибыть либо сегодня вечером, либо завтра утром, — ответила она.

— Какая прелесть… — пробормотала я, а вслух спросила: — Как вы думаете, Валентина Егоровна, куда Анна Игнатьевна направится, если у неё нет жилья в Петербурге?

— Скорее всего, в гостиницу, — ответила она. — И будем надеяться, что там она прочитает газеты, в которых есть новость о шумном аресте Сергея Николаевича.

— А я вот думаю, что газет она не прочитает, — сказала я. — И отправится она, скорее всего, к вам. Сюда.

— Возможно, — кивнула Валентина Егоровна, — но я её не приму.

Я улыбнулась:

— И это весьма уместно, — сказала я, — но мне бы всё же хотелось разобраться с этой женщиной раз и навсегда.

Я вздохнула и рассказала Валентине Егоровне, что начала процесс исключения Анны Игнатьевны из рода.

— И вот теперь мне, наверное, стоит встретиться с Анной Игнатьевной, — сказала я, — чтобы об этом ей рассказать.

— Тогда вы считаете, что мне стоит принять её? — уточнила Валентина Егоровна.

— Нет. Вы можете не принимать. Просто передайте, пожалуйста, ей, что я буду ждать её в ресторане «Донон» на обед.

— А когда? — спросила Валентина Егоровна.

— Как только от вас придёт лакей с известием, что Анна Игнатьевна «приглашена» мной на обед.

На лице Валентины Егоровны появилась лёгкая улыбка.

— Да, Фаина Андреевна, — сказала она, — не знал мой супруг, с кем он связывается.

И мы обе посмотрели друг на друга понимающе.

***

Алексей

Вот и настал четверг. Несмотря на то, что Алексей уходил рано, матушка присоединилась к нему за завтраком, села напротив, посмотрела укоризненно и спросила:

— Какие на сегодня планы, сынок?

— Только дела, матушка, только дела, — ответил Алексей.

— А что всё-таки думаешь по поводу Наденьки Леонтьевой?

— Матушка, не давите. Недосуг мне пока думать о женитьбе, — сказал он устало.

Агриппина Александровна поджала губы:

— Алёша, не хочу на тебя давить, но года-то идут… Я тоже не молодею. А мне уже так внуков хочется…

— Матушка, да вы никак романов перечитали, — укоризненно сказал Алексей и улыбнулся.

— Ну что ты, Алёша! Неужто считаешь, что я на искренние эмоции не способна?

— Вы, матушка, слишком умны для того, чтобы поддаваться искренним эмоциям, — с теплотой отозвался он.

Агриппина Александровна вздохнула и с невысказанной гордостью подумала про себя: «Ну вот что с ним делать, вырос сын. Всем хорош — умён, честен, открыт.»

Она посмотрела, как сын, собравшись, уходит. Представила рядом с ним хрупкую, невысокую, мечтательную Надежду Леонтьеву… Да и поняла вдруг, что не хочет, да и не будет, давить на сына.

Всё, что от матери требовалось, всё сделала. А дальше… пусть сам решает. Его жизнь.

За сыном захлопнулась дверь. Агриппина Александровна кликнула слугу и приказала:

— Вещи собирай. В Москву поеду. Погостила и будет.

А у Алексея сегодня день был действительно расписан чуть ли не по минутам: и встреча с поставщиками, пробный запуск оборудования на фабрике, найм нового управляющего, встреча с подрядчиками на выставке и обед в «Дононе» с другими номинантами, с кем конкурентно не пересекался, но сотрудничество совместное развить можно.