Я дала адвокату все сведения, которыми располагала, включая потерю памяти Рубцова и странного человека, который крутился около больницы. Игнат уверял, что я могу во всём на него полагаться и звонить в любое время. Он был приятен в общении, но, кажется, теперь я вообще перестала доверять мужчинам. И ощущение, что все вокруг пытаются на что-то развести.
Через час, когда заскакиваю в магазин, звонит следователь. Нарочно записала его номер в телефоне. И сердце начинает учащённо биться. Мысли впереди паровоза. Он нашёл на меня компромат. Сейчас скажут, чтобы я приехала. Что меня подозревают.
Толчки сильные, будто внутренний мотор намерен пробить дыру в груди. Чёрт. Мужчины в погонах всегда действуют на меня не лучшим образом. Проезжая мимо дпсников нервничаю, что остановят. Хотя у меня всё в порядке. И вот сейчас следователь. Это уже совсем другой уровень. Я ни в чём не виновата, но всё равно переживаю.
— Да, — отвечаю самым спокойным тоном, будто мне всё равно.
— Карина Михайловна, — приветствует меня мужской голос. — Звоню, чтобы сообщить, что версия не подтвердилась.
— В смысле? — не понимаю, куда он клонит.
— Проверили мы вашего подозреваемого, — продолжает следователь. — Чистый. У него алиби. Как раз из самолёта выходил, когда вашего мужа в больницу везли. По камерам аэропорта видно.
— А в больнице у него родственник? — решаю уточнить.
— Да, узнали. Навещает пациента, — отчего-то усмехается следователь, будто я спросила что-то смешное.
Признаться, разочарована. Совсем нет никакой чуйки.
— И что дальше? — не знаю, о чём с ним говорить.
— В смысле?
— Будете меня подозревать?
— Может, ещё про кого-то вспомнили? Дадите показания.
— Нет.
Слышу, как у него хлопает дверь, и он говорит с кем-то.
— Ладно, всего доброго. Если понадобитесь — наберу.
Телефон замолкает, а я стою и пялюсь на молочку, чувствуя, как зябну от холодильника. Какая-то женщина подвигает меня с прохода, сетуя, что я ей мешаю. Значит, Роман говорил мне правду? Только он знает Горячева, который пытается отжать мой дом. Хотя, что значит пытается. Он и может, а так даже проявил хоть какую-то солидарность.
Почему? Потому что виноват?
Не могу до конца уложить мысли в голове, потому что не знаю многих моментов.
Заканчиваю покупки уже не так резво, как начала: чувствую себя не в своей тарелке. Видимо, полиция говорила с ним. Остаётся надеяться, что не упоминали обо мне. Не хватало мне ещё, чтобы на меня он думал плохо. Хотя я вот на него думала же. Да и теперь не могу просто принять тот факт, что он случайность.
В машине укладываю пакет на заднее сиденье, когда звонит свекровь. Этой что надо? Но мы на время закопали топор войны, потому отвечаю.
— Максим хочет тебя видеть, — говорит вкрадчиво. Без приказов, а будто просит, что на неё вообще не похоже.
— Зачем ему чужая женщина? — хмыкаю, выводя машину в парковки. — Он всё равно никого не помнит. Так что пусть начинает жизнь с чистого листа. Тем более есть с кем.
— Нельзя быть такой злопамятной, Кариночка.
— Ой, да перестаньте, — цокаю языком. — Неужто надо подставлять вторую щёку, когда бьют по первой?
Она религиозна. Недавно увлеклась. Пыталась и нас просветить в одну из немногих встреч, но я чётко дала понять, что не нуждаюсь в проповедях. В детстве мне сказали, что я православная. На этом всё. Типичный маленький серебряный крест, как у многих. На всякий случай, вдруг действительно в книгах пишут правду. Но не более того. А уж Кир и вообще далёк от библейских историй, которые я как-то читала в детстве.
— Он просто оступился, — гнёт своё свекровь, а у меня округляются глаза от такой наглости.
— То есть вот эта вся ситуация — маленькое недоразумение? — решаю уточнить, и чувствую, как её гнетёт этот разговор. — Небольшая оплошность, которую можно забыть, — продолжаю монолог. — И жить дальше в любви и согласии. Так получается?
— Кариночка, я сейчас приеду и…
— Да не надо никуда приезжать! Вы и так загостились. Пора и честь знать. Мне совершенно не хочется, чтобы дома меня ждали подобные разговоры. Иначе я какой-то мазохист, сам себе делающий больно. Последний раз, когда вы придёте в МОЙ дом, это будет только за вещами. Всё!
Тон категоричный, как и я сама. Меня бомбит и раздражает то, что она пытается делать жертву из своего сына. А я тогда кто? Кто я в этом цирке уродов?
Отключаюсь, чувствуя нервозность. Когда уже закончится эта часть моей жизни, чтобы было всё более-менее гладко? Да, прошло немного времени, но хочется какого-то магического вжуха. Маха волшебной палочки, которая всё исправит. И сейчас я не хотела вернуть всё обратно, потому что не намерена жить во лжи. Просто не знать Макса.
Единственное, за что я благодарна Рубцову — это наш сын. Потому что от другого мужчины получился бы совсем другой ребёнок. А мне этого не нужно.
Следующий звонок настигает минут через двадцать, и я отвечаю куда спокойнее.
— Привет, — звучит знакомый голос. — Когда будешь дома? Я заберу вещи.
— Какие вещи, Рустам? — не до конца понимаю.
— Маргарита Павловна просила. Говорит, ты её выгоняешь.
Ну привет, тяжёлая артиллерия. Добралась до рубахи-парня, который никогда никому не откажет. Нажаловалась, выставила меня последней стервой. И как я теперь выгляжу в глазах других?
Истеричная невестка.
Да и пошло оно лесом. Конечно, они знали друг друга, но чтобы звонить Рустаму… Не знаю. Чувствую себя гадко, но там он уже пусть сам решает, насколько хочет быть сердобольным.
— К себе повезёшь?
— Моя мать пока уехала к сестре на месяц, туда лучше. Там посмотрим. Ты сама как?
Спасибо, что не спрашивает, что у нас произошло, и почему моя свекровь будет жить у его матери. Странная рокировка, но мне так будет легче, чем видеть и слышать чужого человека, родство с которым я намерена поскорее закончить.
— Нормально.
— К тебе сестра приехала?
— Да, Лиза здесь. Откуда, — думаю уточнить, но понимаю, что снова свекровь рассказала. — Ах, да. Поняла.
— Если что — ты говори, помогу, чем могу. Предложение с переездом в силе.
— Пока взяла отсрочку. И адвокат будет разбираться.
Молчание, будто он раздумывает над тем, что сказать.
— Не лезла бы ты в эти дела, Карина.
— Думаешь, проще спокойно отдать всё, что есть, и уйти с дороги?
— Просто посмотри на Макса. Он же это не сам сделал. А теперь инвалид.
— Этого мы ещё не знаем. И с одной почкой можно жить. Не хочу строить предположения. Да и мы теперь чужие люди, сам знаешь почему.
— Она уехала, кстати.
— Кто?
— Инга. Как только узнала, что у Макса ничего не осталось. Да и прогнозы её не порадовали.
— Откуда знаешь?
— Твоя свекровь жаловалась не только на тебя.
Нашла подругу в лице Рустама, приехали. Но теперь понимаю, почему меня зовёт дорогой супруг. Я — последний оплот в этом чёртовом мире, которому можно петь о любви.