Вторая семья. Неверный

Глава 46

Я не спала всю ночь. Не потому, что одолевала бессонница. Просто давно не рисовала по памяти. Кажется, уже лет пять как. Не знаю, насколько похожим получился человек на хосте на Романа, и я не была довольна результатом, и вырубилась уже в районе шести утра прямо в мастерской. Конечно, кабинет, где работала, не тянул на звание мастерской, но всё равно, как художнику, мне хотелось называть его подобным словом. Не было мольбертов, кучи красок, эскизов и этюдов. Но рисовала по старинке. Как учили на первых курсах, в классическом стиле.

Все эти кубизмы, импрессионизмы и сюрреализмы не для меня. Хотя есть что-то в том же Пиросмани, родоначальнике примитивизма, или в Дали. Но я придерживаюсь классических устоев изображения людей и предметов.

Лиза прилетела утром, и я не до конца понимала, что женщина в проёме — моя сестра.

— А я думала, что я плохо выгляжу, — хмыкает она, прижимая меня к себе. Длинное молочное пальто распахнуто, шапка чуть сдвинута на бок, а нос красный. На улице ещё не так холодно, чтобы от погоды.

— Плакала? — интересуюсь, когда шмыгает носом.

— Последние слёзы, — обещает нам обеим.

— Про малыша помни.

— Да-да, я сильная, конечно, — она отстраняется, провозя чемодан внутрь, а я гляжу за её спину, высматривая Рустама.

— Ты про вашего друга? — понимает сразу. — Он уехал. Доставил меня, как посылку, и уехал.

— Вы поругались? — не сразу понимаю, что лежит в основе её слов, но она качает головой, снимая сапоги, а я прикрываю дверь.

— Он у вас такой, что с ним вообще нереально поругаться. Не понимаю, почему от него ушла жена. Сумасшедшая баба. Или он маньяк, у которого дома в подвале кто-то сидит.

— Он не наш, Лиз. Он свой. И не неси чепухи. В двушке на третьем этаже просто не может быть подвала.

— Да-да, — опускается грузно в кресло, будто у неё уже последний месяц беременности. — Будешь спрашивать, как всё прошло?

— Если хочешь — можешь ответить. Иногда не с руки, когда кто-то пристаёт с расспросами.

— Он там был всё же, лежал в гробу тихий и спокойный, — говорит явно уже о фотографе и смотрит в стену, а её нижняя губа подрагивает.

Тяжело провожать в последний путь того, кого любишь. Последние похороны были у родителей. У Лизы была истерика. Сейчас она выглядит сносно. Но я вижу на лице глубокую морщину скорби. Она не играет, когда говорит о своих чувствах.

— Всё кончилось, — пытаюсь согреть сестру словами и объятьями, хотя в комнате комфортная температура.

— Да. Всё, — согласно кивает. — Теперь я точно мать-одиночка, — её голос срывается, и она снова принимается плакать, но тут же шумно втягивает воздух носом, будто вспоминая о своём обещании.

— Я рядом, Лиз, — шепчу ей на ухо. Мы две сестры, две подруги по несчастью, две души в поисках тепла и веры в других мужчин.

— Знаешь, он мне реально помог! — вытирает слёзы, укладывая голову мне на грудь. — Рустам. Он будто создан для того, чтобы быть полезным. Стоял рядом, держал за руку, дал выплакаться в жилетку.

Звучит очень неприятно, и меня коробят её слова.

— Не пользуйся добротой человека, если не намерена ничего давать взамен.

— Предлагаешь мне с ним переспать? — фыркает Лиза, и тут же в дверях появляется Кир. Я не имела ввиду это!

Доброе утро, что называется. Не хватало объяснять сыну, что такое переспать. Наверное, это всё отражается на моём лице, потому что Кир тут же говорит.

— Мам, расслабься. Я в курсе, что это такое, — а потом обращается к Лизе. — С прилётом.

Мои глаза не могу сомкнуться, смотря, как девятилетка, которому скоро десять, но это не добавляет ему прям сильно возраста, спокойно проходит к холодильнику, чтобы познать его содержимое.

— Когда ты говорила, что дети быстро растут, я не думала, что настолько, — усмехается сестра, а я поднимаюсь с места, желая задать вопрос.

— Откуда, Кир?

— Из спальни, — не сразу понимает он.

— Нет, откуда ты знаешь такие вещи?

Он смотрит на меня взглядом: мам, ты сейчас серьёзно? Но всё же отвечает.

— Гаджеты, — разводит руками в стороны, — ребята. Разговоры. А тебе сколько было, когда ты узнала?

Лиза давится смехом. Вот такая трагикомедия. Сперва слёзы, потом ржач. Мы сейчас серьёзно будет говорить с третьеклассником во сколько я узнала, что такое секс? Я даже не задумывалась ещё над вопросом, когда поговорить с ним на эту тему. А тут вышло наоборот. Наверное, мои щёки становятся розовыми, и я увожу глаза.

— Приготовлю завтрак, — подхожу к чайнику и занимаю себя работой, чтобы сбить настрой покраснения. Дожили. Меня вгоняет в краску собственный сын. И даже не подросток! Акселерация нынче семимильными шагами идёт.

— А ты почему в масляной краске? — Лиза решает сменить тему, спасая меня с одной стороны. Только теперь придётся признаваться в другом.

Поднимаю рукав, смотря, насколько он испачкан. Да и сама кофта на груди требует стирки.

— Ещё на лице, — возникает рядом Кир, протягивая руку, чтобы коснуться моей щеки. И его глаза такие большие и добрые, такие открытые. Ресницы обрамляю коричневые озёра, в которых плещется забота. Не насмешка. И я улыбаюсь, понимая, как мне повезло с моим мальчиком. Он всегда будет мне опорой и поддержкой.

— Просто рисовала, — признаюсь ему, обнимая и поворачиваясь к сестре.

— Работа, да? — подсказывает он мне выход из ситуации.

— Да, — тут же соглашаюсь.

— И кому нужны краски? Сейчас же век технологий, — пожимает он плечами.

Может, он прав, и стоило рисовать портрет на планшете? Почему-то вчера мне захотелось нечто осязаемого. Как бумажная книга. Так и обычный портрет, который можно повесить на стену. Только нужно ли это Роману?

Сегодня вчерашняя идея уже не кажется такой превосходной, и настроение спускается градусами по шкале вниз. Может, есть ещё время до нашей встречи?

Быстро взбиваю яйца с молоком для омлета, потом жарю тосты с сыром, выжимаю сок и апельсинов и яблок. Дом устроен так, что здесь есть абсолютно всё. Жаль будет терять удобство. Но реалии таковы, что мне его просто-напросто не потянуть.

Кир знает, что надо переезжать. А ещё я говорила про отца. Иногда так бывает, что родители расходятся. Он принял стойко. Не было криков, упрёков, неприятия. Просто фраза.

— У меня много друзей, у кого разошлись родители. Мам, я понимаю.

Вот так он в свои девять меня понял, когда я так и не смогла до конца привыкнуть к мысли, что теперь у нас всё изменится.

Рассказываю новости по поводу дома, и эти двое слушают меня удивлённо.

— Реально? — переспрашивает Лиза. — Тебе вот так взяли и вернули дом?

— Мам, но это же круто! — горят глаза Кира. — Мы можем остаться тут? Правда?

— Нет, Кир, — качаю головой. — У меня нет работы, которая покроет настолько большие расходы.

— Ясно, — вздыхает мой понимающий ребёнок. — Ладно, пойду к себе.

Он хватает завтрак и спокойно отправляется наверх. А на меня смотрит сестра.

— Кажется, не только у меня новости, — хмыкает. — Давай с твоих начнём. Кто этот меценат, что подарил тебе целый дом?!