Рустам приезжает один, и я рада, что свекровь не стала устраивать сцен.
— Она говорит, что всё плохо, — Рустам усаживается на диване, а я на правах хозяйки завариваю чай. Несколько раз бегаю туда-сюда прессом, выдавливая цвет и аромат, и устанавливаю на столе рядом с печеньями.
— Её послушать, так всегда всё плохо, — надеюсь не вешать на себя вину, потому что отказала уважаемой Маргарите Павловне.
— Карин, — кажется, сейчас проскользнёт некое нравоучение, и я ощетиниваюсь, готовая отбивать удары. Ершусь, потому что хрен вы на меня повесите это чёртово чувство. — А если реально…
Он не договаривает, а просто смотрит на меня: в самую душу. И от этого его взгляда выворачивает нутро.
— Что реально, Рустам? — увожу взгляд. Лучше бы свекровь сама припёрлась за своими вещами, с ней я другая. А тут не могу, потому что Рустам тоже другой. И вот этот его щенячий взгляд заставляет себя чувствовать очень гадко.
— У меня бабушка была, — быстро соскакивает с темы, и я думаю, что пронесло. Только оказывается он мне так всё на личном примере показать хочет. — Я всё к ней собирался съездить, а с работой плотно было. Ну не срываться же среди недели. Вот думал, закончу дела, вырвусь.
И опять молчит. Тут домыслить на раз-два, только делаю вид, что не понимаю его намёков.
— Вырвался? — тянусь за печеньем, но не для того, чтобы поесть. Он заставляет меня думать о Рубцове. Об этих чёртовых щеках, которые следует подставить. О любви к ближнему, и том, смогу ли я простить себя, если он умрёт. Потому что он звал меня. — Ты же понимаешь, что делаешь? — интересуюсь у Рустама, но он не кивает, он просто смотрит, и я чувствую себя ещё хреновее.
— Один разговор, — вступается он за друга.
— Я была там, если ты не в курсе. Он не узнал ни меня, ни Кира.
— Да, Маргарита Павловна говорила. Но она рассказала ему о вас.
Громко пшикаю, обхватывая голову руками. Интересно, что она там нарасказывала такого? Всё тоже самое, что своим подругам?
— Ты зачем приехал? — сдвигаю брови на переносице, грозно смотря на гостя. Всегда была ему рада, а теперь жалею, что он тут. — Не надо рассказывать, какая я плохая, а Максу нужна поддержка.
— Не буду.
— И что следует простить, потому что у этого мудака не хватает теперь почки. Не я, Рустам, — повышаю голос, — заставила его влезать в эту задницу, из которой он не смог выйти. Он врал мне годами. Ты понимаешь? — округляю глаза. Передо мной не муж, но такое чувство, что я высказываю именно Рубцову. — Вытирал об меня ноги. Таскал любовницу на открытие филиалов. Ты просто представь! — не могу сдержать эмоций. — Они насмехались над моей глупостью.
— Я не считаю тебя глупой, Карина, — пытается он погасить мой гнев.
— Ну хоть кто-то, — хмыкаю, потому что Остапа понесло. — И вот после всего ты хочешь, чтобы я туда пошла?
Я ждала, что он промолчит, что пожмёт плечами, скажет что-то типа. Он последний мудак. Но звучит короткое.
— Да.
— Да?! — переспрашиваю, будто не верю своим ушам, и качаю головой.
— Просто потому, что это тебе тоже нужно.
— Мне?! — слышу собственный смех иронии.
— Тебе легче станет.
Хреновый из него психолог.
— Мам, мы дома, — кричит Кир, и я поднимаюсь с места, чтобы встретить их. По голосу, вроде, всё нормально. За него тоже беспокоюсь, потому что школа может и сломать, вернее те, кто там учится.
— Как дела? — интересуюсь, обнимая сына. Он пахнет вкусно: цитрусами и булочкой, которую, по всей видимости, трескал в такси.
— У тебя гости? — Лиза разувается и смотрит на мужские ботинки.
— Да, — вспоминаю наш разговор с Рустамом. — За вещами свекрови приехали.
— А чего не она сама? — не понимает Лиза.
— Долгие проводы — лишние слёзы, — отшучиваюсь, помогая сыну снять портфель. — Голодные?
Мы проходим на кухню, и Рустам уже стоит, намереваясь сбежать.
— Уходишь? — интересуюсь, пока он поправляет рубашку, будто волнуется, и смотрит куда-то за мою спину. Оборачиваюсь, там Лиза, которая переводит взгляд с меня на Рустама. Вряд ли его помнит. Они виделись на свадьбе больше десяти лет назад. — Кстати, это Лиза, — представляю сестру, и она поднимает руку, чтобы поздороваться. — А это Рустам, друг Макса.
— Который еще девушку раздел ради конкурса, — усмехается Лиза. Надо же, всё-таки помнит, а Рустаму эти воспоминания, как горький мёд.
— Она сама разделась, — решает вступиться за свою честь, тушуясь. — Я не просил снимать юбку.
— Обычно так и бывает, — Лиза улыбается, подходя к столу, и садится на стул. — Покормишь? — спрашивает, заглядывая в глаза. — Что-то такая голодная.
— Я пойду, — на кухне повисает неловкость, потому что Рустам не знает, куда себя деть. — Отдашь её чемоданы?
Я уже у холодильника с кастрюлей в руках.
— Лиз, покажи, — прошу, и она тут же поднимается с места. — Кир, мой руки, — кричу сыну, который успел сбегать наверх и отнести рюкзак.
— Ты подумаешь? — оборачивается уже в дверях Рустам, и я ничего не отвечаю. Просто продолжаю заниматься делами. — Ладно. Спасибо за чай.
Спустя десять минут мы сидим за столом вчетвером. Я, Кир, Лиза и щемящее чувство неуверенности, что Рустам отчасти прав.
— Где была весь день? — интересуюсь у Лизы.
— Нашла врача, который будет вести беременность.
— Ооо, — смотрю на свою взрослую сестру, которая упала, отряхнулась и пошла дальше. Все мы немного Лизы. — Здорово.
— Сдала анализы и сделала узи. Пока всё нормально, надеюсь, проблем не будет. А этот тип чего приходил?
— Рустам, — напоминаю имя. — Решил спасти нас от свекрови.
— Мне она не больно и надоедала, — Лиза накалывает на вилку макароны, отправляя их в рот. Кир берёт руками, но как только натыкается на мой взгляд, тут же хватает прибор. — Как день прошёл?
— Нашла адвоката, — делюсь информацией. Про следователя умалчиваю. Я и не говорила, что кого-то подозреваю.
— Кстати, этот Рустам женат? — внезапно интересуется.
— К чему вопрос?
— Не знаю, наверное, показалось.
— Что? — допытываюсь, и она косится в сторону Кира, который что-то листает в телефоне.
— Между вами что-то есть? — снова вопрос, на этот раз ставит меня в тупик, и я перестаю есть, медленно моргая.
— Ты нормальная? — недоумённо гляжу на неё.
— Он так на тебя смотрел странно.
— Как будто хотел навязать мне встречу с Максом?
— Нет, — отмахивается от моей реплики. — Как будто у него в душе невыносимая тоска.