XXI век не той эры

Глава 13. Судьба

Говорят, как вы лодку назовёте, так она и поплывёт. Правило очень надёжное, работающее не только с кораблями, но и с людьми, и со всякой живностью.

Жеребец носил звучное гордое имя Бьёрн, или, проще говоря, Медведь. Кто догадался так назвать коня, история умалчивала, но конь Ульвару понравился сразу, именно непримиримым упрямым характером и откровенно злобным нравом. За этот нрав сын Тора его и выбрал, найдя общий язык с животным очень примитивным, но от этого не менее действенным методом: держа за горло, завалил голыми руками на землю и держал до тех пор, пока у животного кончились силы к сопротивлению. На это зрелище прибежал смотреть весь персонал конезавода, и в конце концов сын Тора мог бы забирать добычу бесплатно: сила полубога повергла людей в трепет и ужас.

Когда глупая девчонка из прошлого полезла к незнакомому животному, Ульвар хотел… проучить её, что ли? Нет, он в любом случае был быстрее, и конь не успел бы причинить вреда; да и вряд ли попытался, скажем, ударить копытом, потому что рядом был хозяин, которого Бьёрн скрепя сердце признал. А куснуть мог, да. То, что Ольга приняла за страх, было как раз раздражением, что какое-то мелкое двуногое…

А вот дальнейшее развитие событий очень озадачило сына Тора. Через какие-то пару минут злобный демон в лошадиной шкуре, которого боялись почти все конюхи, снисходительно позволял маленькой женщине висеть у себя на шее, обнимать, гладить, благосклонно внимал её ласковому бормотанию и клянчил угощение.

Если бы Ульвар догадался сопоставить собственное поведение с поведением этого коня, его ждало бы неожиданное открытие. После того, как у гостьи из прошлого получилось приручить и непостижимым образом привязать к себе самого сына Тора, было бы уже не с руки удивляться покладистости обычного животного. Но мужчине подобное сравнение в голову не пришло, поэтому он просто удивился, и даже почти восхитился. А ещё испытал странное чувство удовлетворения; как будто это он сам только что достиг высоких успехов на поприще дрессировки четвероногих друзей человека, а не Ольга. Но последней эмоции абсолют не придал значения; может быть, напрасно.

А гостья из прошлого, похоже, решила побить все рекорды по выведению мужчины из душевного равновесия и совершению неожиданных поступков. Сначала конь, потом сцена на скале…

Её совершенно искреннее и добровольное желание доставить ему удовольствие таким желанным любому мужчине способом приятно удивило именно тем, что было её инициативой. А осторожные бережные прикосновения тонких пальчиков, нежных губ и языка, да и общий вид рыжей лохматой макушки в подобном положении возбуждали до полной потери самоконтроля.

Потом были слёзы в ответ на его слова, которые обычно вызывали страх. Причём слёзы жалости, и вот это уже не радовало, а, скорее, раздражало: не привык Ульвар сын Тора, чтобы его жалели. Не привык, никогда не испытывал подобного и не знал, как на это реагировать. И потому — злился. Жалость — удел слабых, а чувствовать себя слабым мужчина не умел, и не желал учиться.

Потом ещё платье… Спору нет, выглядела Ольга в подобном наряде по-настоящему привлекательно, что был вынужден признать даже далёкий от эстетизма сын Тора. Только этот факт опять не обрадовал и не добавил хорошего настроения. Отчего-то ужасно не хотелось, чтобы кто-то посторонний видел, насколько хороша его женщина. И эта эмоция тоже была непонятна, и тоже раздражала.

Впрочем, по дороге Ульвар всё-таки сумел её растолковать. Это чувство было сродни тому, что по милости Её Величества он испытал совсем недавно, просто менее острым. Страх потерять женщину, только теперь не в случае её смерти, а в случае её гипотетического желания уйти.

Решение нашлось быстро, а реализовать его было совсем нетрудно. К тому же, очень удачно сотрудник сертифицированной организации по работе с кацалиоцли и некоторыми иными полезными и распространёнными приборами перепутал настройки, и у Ульвара появилась возможность добраться до свежевыданного женщине удостоверения личности, чтобы спокойно уладить все формальности. Подключиться к чужой цале было делом техники: полубог был всё-таки очень грамотным и разносторонним человеком, а Ольга совсем ничего не понимала в окружающих реалиях и подобному произволу не пыталась противиться даже инстинктивно.

Явление собственного кузена вызвало раздражение, не больше того. А вот его поведение откровенно разозлило. Впрочем, здесь уже не было ничего удивительного и неожиданного: оскорбление женщины — это оскорбление сопровождающего её мужчины, если он, конечно, мужчина. Это была установка откуда-то из давних, ещё довоенных времён, когда сын Тора был просто молодым аристократом.

О том, что Ольга может возражать против его решения, мужчина просто не подумал. Когда она высказала свои претензии, он в глубине души признал их справедливость: поступок был грубый и даже незаконный (наверное, впервые в жизни Ульвар сознательно и цинично нарушил что-то кроме морально-этических норм; можно сказать, памятный день). Только женское недовольство всё равно меркло на фоне собственных вдруг обнаружившихся страхов. Бояться сыну Тора очень не понравилось.

Что касается сцены в леталке… К обучению маленьких абсолютов во все времена подходили очень ответственно. Уже к году слишком сильные малыши умели соизмерять силу и не причинять вреда окружающим даже в очень эмоционально возбуждённом состоянии. Поэтому случаи, когда полубоги вдруг оказывались неспособны себя контролировать, были очень редки. А уж ситуации, когда при этом по их вине страдал кто-то из окружающих людей, и вовсе можно было пересчитать по пальцам. Основополагающее, самое главное и самое сильное «табу» в жизни абсолютов: соразмерять силу.

В общем, Ольгу Ульвар вряд ли ударил бы, даже если бы она не вызывала в нём столь странных и непривычных эмоций. Но то, что он всё-таки не сдержался, было показательно.

Правда, и на этом неожиданности не закончились. Сын Тора и правда очень не любил разговаривать и кому-то что-то объяснять, и делал это только в крайнем случае. И его полностью устраивало, что окружающие не жаждали получить разъяснения именно у него, предпочитая выяснять интересующую информацию иными, менее нервными способами. Так что желание Ольги поговорить было очень некстати, но почему-то раздражало гораздо меньше, чем могло, и он даже не рявкнул на неё, как делал обычно. Ворчал, но всё равно рассказывал. Хотя и обрадовался прилёту эвакуационной службы.

Проще говоря, поступок Императрицы запустил целую цепочку событий, быстро и беспощадно пинками загоняющих полубога в неотвратимое светлое будущее.

А пока Ульвар сын Тора занимался устройством своего быта и личных отношений на Терре, можно сказать — наслаждался заслуженным отдыхом, в окружающем мире продолжала кипеть жизнь. Поместье Йенсен действительно было очень тихим уголком в глубочайшей глуши; туда не доносились отзвуки взрывов.

Обстановку в Империи и быт её жителей сложно было назвать безоблачными, но Ульвар знал, о чём говорил. Здесь действительно не умирали от голода, и действительно не было непроглядной нищеты. И большинство жителей Империи действительно искренне клало свою жизнь на алтарь общей войны.

Но всегда находились те, кому хотелось больше, причём чужими руками и задарма, и легионам порой приходилось выступать против собственных граждан. Так отдыхающий и проходящий доукомплектовку «Гамаюн» успел за это время совершить вылазку из системы звезды Центурион-альфа в соседнюю систему Центурион-гамма, где на одной из планет вспыхнул мятеж, и оный мятеж подавить.

На передовой же привычно и почти обыденно полыхало. Девятый гвардейский легион «Чончон» в тяжёлом бою отстоял Скальд, а одиннадцатый легион «Джатаю» в противостоянии с лиепчи успел потерять и вернуть обратно сразу две системы пятого сектора.

К слову, секторов было как раз пять. Это была наиболее крупная форма административного деления Империи, и системы относились к секторам по «территориальному» признаку. На каждый сектор приходилось по два легиона, отвечающих за их безопасность, за исключением первого сектора, в котором и находилась Терра; там, в самых старых колониях, покой граждан охранял первый легион «Феникс».

А Императрица… О, у неё действительно было много дел. И стало большой удачей, что её консорт Муэто Перо Совы взвалил на себя заботу о тех сферах жизни Империи, в которых Её Величество не то чтобы не ориентировалась; скорее, просто не любила копаться. Хотя разделение в итоге получилось нестандартным: в военной стратегии и технике женщина разбиралась гораздо лучше своего супруга, главным интересом которого была так нелюбимая ей экономика.

Жизнь Императрицы сложно было назвать спокойной. За это время она успела не по одному разу облететь почти все обитаемые миры (которых было сравнительно немного), нанести визиты всем легатам легионов, разобраться с проблемами в нескольких аристократических родах помимо Йенсенов… Много чего успела. Кроме отдыха.

Такие вечера, когда можно спокойно повозиться на ковре с младшими детьми и никуда не спешить, в её жизни выдавались очень редко. И Муэто очень любил наблюдать свою решительную супругу в подобные моменты.

Правда, сейчас Императрица мыслями явно была далеко.

— Что за думы омрачают твоё чело, моя Императрица? — с ироничной улыбкой подал голос мужчина, вот уже пару минут стоявший в дверях комнаты и до сих пор не замеченный.

— Вам обязательно так подкрадываться, мой Император? — проворчала Ариадна, вздрогнув и испуганно вскинувшись.

— Не ворчи, я не подкрадывался. Ты просто слишком погрузилась в мысли. Что случилось? — поинтересовался он, подходя ближе и присаживаясь рядом с частью собственного семейства на корточки, с рассеянной улыбкой слушая лепет и восторженные визги облепившего отца потомства.

— Да ничего нового, — поморщилась женщина. — Мне, видишь ли, одно дело не даёт покоя… Помнишь, я рассказывала тебе про ту милую девочку, предначертанную Ули?

— Как он относится к тому, что ты его до сих пор так по-домашнему сокращаешь? — усмехнулся Муэто, не сразу сообразив, о ком речь.

— А он не знает. Хотя, подозреваю, он просто недовольно поморщится, и этим вся его реакция ограничится. Мне кажется, он уже совсем превратился в механизм, и надежды на излечение нет. Вот зачем это нужно было отцу, скажи мне? Сын Тора никогда не был таким уж милым и человечным, но это всё-таки слишком. Я, конечно, кое-что предприняла… Но пока результат не проверяла, боязно как-то. Да и не об этом речь, — оборвала она себя.

— А о чём? — подбодрил запнувшуюся супругу он. Эту её привычку он отлично знал: если Ариадне в голову глубоко запала какая-то идея, то вытряхнуть её оттуда довольно трудно. И так и будет Её Величество думать серьёзную думу, мучиться, страдать бессонницей и отвлекаться от всего на свете. А у Муэто тоже каким-то чудом выдался относительно свободный вечер, и провести он его хотел во вполне определённой компании. Поэтому выход был один: подобно расспросить и обсудить с супругой её Важную Мысль, дабы изгнать эту неприятную императору особу.

— Не нравится мне эта история, — обрадовавшись возможности выговориться, оживилась Её Величество. — Нет, к девочке никаких вопросов, она честно не в курсе. Но даже после всех исследований наши учёные не смогли высказать внятных предположений относительно самого важного вопроса: как она переместилась во времени на столько веков?

— А боги что говорят?

— Боги… — насмешливо усмехнулась Императрица. — Во-первых, они такого не умеют, и никогда не умели. А, во-вторых, у них нынче другие проблемы.

— Какого рода? Мне кто-то жаловался, что они в последнее время не откликаются ни на какие призывы. Пока особого беспокойства не наблюдается, но всё равно странно.

— О-о, это чудесная история, — довольно прижмурилась Ариадна. — Они теперь пытаются обрести смысл жизни. Ну, ты же в курсе подоплёки с этой их предопределённостью и Хаосом? Кроме того, и это ты уже вряд ли знал, они бессмертны только за пределами Ирия, а на нём вполне уязвимы. То есть, планета каким-то хитрым образом на них влияет, я пока ещё не знаю, каким: на планете они полностью материальны, а вот за её пределами переходят в полностью энергетическую форму. И размножаться они могут только в пределах родной планеты, в материальной форме, причём наследование у них совсем не генетическое, да ещё размножаться они умеют не только половым путём, но ещё и делением. Как они при этом абсолютов умудряются делать, не спрашивай, сама так и не разобралась. Нет, мне пытались объяснить, но там такая математика, что всякое желание разбираться пропадает. Точнее, так дела обстояли раньше: их жизнь была проста, понятна и расписана на много веков вперёд. А когда наши бойцы захватили Ирий, случилось… что-то. Что именно — пока выясняем. Вроде бы, планета почти не пострадала, но почему-то в механизме существования наших богов произошли странные изменения. Во-первых, они внезапно зависли где-то на полпути между своими формами существования, и сами теперь не имеют представления не то что о механизмах собственного размножения, но и о том, кто они теперь есть. Во-вторых, они разом забыли свою судьбу, и у них в связи с этим лёгкая паника. А, в-третьих, они теперь могут перемещаться не только в так называемые «места силы» и к большим скоплениям верящих в них людей, но в любое место, где раньше бывали или которое хорошо представляют. Мгновенно и на любое расстояние. Но этот процесс с его странными ограничениями нашим учёным был непонятен и раньше, так что почти ничего не изменилось. Короче, им не до нас и не до гостьи из прошлого.

— А это не может быть как-то связано?

— То есть, ты предполагаешь, что именно её визит всё испортил? — улыбнулась Императрица. — Это было бы забавно.

— Не обязательно, возможен обратный эффект. События на Ирие поспособствовали её перемещению.

— Так она же не на Ирие нашлась. Хотя… — задумчиво пробормотала женщина. — Мы же понятия не имеем, где именно она нашлась. Да нет, вряд ли. От Скальда до Ирия всё-таки далековато, у них и поближе есть развитые планеты, зачем было так далеко тащить?

— Может, как раз на развитую планету не хотели? — провокационно уточнил Император.

— Тоже верно, — тяжело вздохнула женщина. — Да ладно, тут бесполезно гадать. Как бы выяснить, где всё это было?

— А расшифровка добытого на Ирие ничего не дала?

— Во-первых, там много что утрачено; но это неизбежные потери, СВОРа поработала на славу, без них мы бы могли и не победить. А, во-вторых, на рассмотрение того, что нашли, уйдёт ещё не меньше полугода.

— А тебе настолько горит разобраться с этим прямо сейчас? — рассмеялся Муэто.

— Хотелось бы поскорее. Говорю же, не нравится мне эта история.

— Чем именно?

— Перемещением во времени! — раздражённо буркнула она. — Ладно, хоть вперёд провалилась! Если бы она из будущего явилась, я бы вообще не знала, что делать; это всё-таки считается невозможным.

— Всё равно не понимаю, чем тебя это так озадачило. Нет, странно, конечно; но не до такой степени, чтобы ты тут сидела, погружённая в уныние. Тогда что?

— Да, ты прав, — женщина состроила недовольную гримаску. — Я подозреваю злой умысел. Нет, я, конечно, понимаю, что это скорее всего глупости, и даже почти паранойя, но ничего не могу с собой поделать.

— Какой злой умысел? Против кого? — нахмурился Император. — Погоди, ты имеешь в виду, что это диверсия циаматов? Они решили нанести удар через прошлое? — недоверчиво разглядывая супругу, уточнил он. Прочитав всё, что надо, по её хмурой мордашке, радостно расхохотался, опрокинувшись на спину; благо сидели они на полу. Двое из трёх детишек (которые были самоходные; младший пока лежал в небольшой переносной люльке и не слишком осмысленно что-то угукал) решили, что папа так играет, и тут же этим воспользовались, попадав на него сверху. Расстраивать отпрысков Император не стал и с удовольствием принялся их тискать и щекотать, параллельно выговаривая любимой жене. — Возлюбленная моя Императрица, не пыхти как сердитый ёж. Я говорил тебе, что твоё увлечение фантастической литературой не доведёт до добра; вот они, плоды. Ты ещё вспомни мозговых паразитов и всяческие истории про иные формы жизни, вселяющиеся в людей.

— Да с формами жизни всё понятно, — вздохнула женщина, вытягиваясь на ковре рядом с мужчиной и пристраивая голову ему на плечо. — Там с точки зрения биологии всё невозможно. Но вот это перемещение…

— Ариш, ты не хуже меня понимаешь, что это глупости. Поэтому и хмуришься, поэтому данная мысль и не даёт тебе покоя. Если бы не понимала, давно бы уже пол Империи на уши подняла. Успокойся. Я не удивлюсь, если циаматы даже не поняли, что она из прошлого. Скорее всего, наткнулись на неё на своей планете и встревожились, после чего точно также, как мы, попытались выяснить, что она из себя представляет. Тем более, насколько я понимаю, она была не вполне вменяема.

— Но как она всё-таки сюда попала? — уже исключительно из упрямства проворчала женщина.

— Разберутся. Или не разберутся. Я понимаю, что любопытно; мне тоже любопытно. Но не настолько, чтобы на этом зацикливаться. У тебя для этого целый институт работает, расслабься. Или ты по какой другой причине не можешь отвлечься?

— Не знаю, — вздохнула Ариадна. — Наверное, мне просто её жалко. Может, напрасно я тогда не удержалась и пошла сама на неё посмотреть? А теперь вроде как чувствую себя ответственной. Нехорошо получилось, бросили её как слепого котёнка в горную речку…

— Ты её ещё удочери! — засмеялся мужчина. — Не думаю, что там всё так фатально.

— Да я на самом деле тоже не думаю. Просто странно. Ты бы видел, как она поначалу от сына Тора в угол жалась, смотрела на него с ужасом, а тут я её ему вроде как на съедение отдала. Предначертанная там, или нет, с Ульваром ей будет очень тяжело. С ним кому угодно будет тяжело, — мрачно фыркнула Ариадна.

— Слушай, я точно сейчас начну ревновать, — весело фыркнул Перо Совы. — Смотри, вызову твоего Улю на дуэль!

— Вот то ли ты правда дурак, то ли успешно притворяешься, — вздохнула женщина. — Он тебя прибьёт и не заметит, а мне что прикажешь потом делать?

— Я-то, может, и дурак, а ты зануда, — рассмеялся Муэто. — И шуток не понимаешь.

— Ах так, да? — возмущённо прошипела она.

И на ковре в императорских покоях образовалась радостно визжащая куча-мала.

Тем же, кто называл себя богами, было не до радостей. Жизнь этого немногочисленного народа действительно кардинально переменилась. Непривычные к переменам существа впали не то чтобы в панику; всего лишь в прострацию и безнадёжность. Наверное, благодаря тому, что какое-то место случайности и выбор в их жизни всё-таки занимали всегда. Предопределённость и предсказанность касались только важных, поворотных эпизодов, а какой наряд сегодня надеть или что съесть на ужин — было всё-таки в воле самих ирийцев.

Разумеется, вечно в этом апатичном состоянии жить не стоило, и рано или поздно нужно было определиться с дальнейшей стратегией бытия.

Коренных обитателей Ирия во все времена было немного. Таких городов, на какой наткнулся на планете Ульвар, было всего семнадцать. Каждая маленькая пирамида служила обиталищем одному-единственному ирийцу; по той простой причине, что в основной своей ипостаси они обладали весьма внушительными по человеческим меркам габаритами, достигая роста порядка десяти метров. Даже до столкновения с циаматами их вид насчитывал не больше четырёх тысяч особей, а сейчас и вовсе осталось меньше двух сотен.

Изменения, произошедшие на Ирие, повлекли за собой перемены во всех сферах жизни тех, кто именовал себя богами. Даже их облик претерпел изменения. Проще говоря, они застряли в том виде, в котором пребывали последние годы большую часть времени. Теперь этот внешний вид стал для них естественным, а для всего прочего приходилось предпринимать определённые усилия.

Так что когда в просторной зале Общего Дома собрались остатки этого странного народа, зала казалась пустынной и гулкой. Слишком много было в ней теперь пустого места.

— В общем-то, проблема у нас одна и общая, — нарушил тревожную тишину мелодичный голос той, кого в последние века не называли иначе как Аматэрасу. — Предлагаю высказаться тем, кто имеет, что сказать, — тонко улыбнулась солнечная богиня ямато. Ей, одной из немногих, этот новый облик нравился гораздо больше прежнего: в таком виде она казалась себе значительно изящней.

— Да что тут высказываться, — проворчал тот, кого звали Одином. Единственный глаз его пытал раздражением. У него, к слову, и раньше, от природы был один глаз, но — в середине лба. А теперь облик его окончательно «очеловечился», и, под стать собственноручно написанным легендам, вторую пустую глазницу закрывала повязка. — По-моему, мы со всем этим экспериментом окончательно зашли в тупик. Можно сказать, провалили, как и было предначертано, только по иным причинам.

— По собственной дурости, — ехидно фыркнул Локи. Он, к слову, был одним из немногих «богов», чей нрав почти полностью соответствовал выбранному образу.

— Возможно, — пожал плечами Теояомкуи, один из богов смерти тольтеков, заодно разделявший функции Аматэрасу. — Только причины не отменяют нашего текущего положения.

— Не знаю, а, по-моему, неплохо получилось, — заметил, пожав плечами, его «коллега», тоже бог смерти, Миктлантекутли. — Во всяком случае, мы ведь живы. Кроме того, мне уже давно нравится жить с людьми, они получились очень забавные. Так почему не признать очевидное и не смириться: то, что когда-то началось как эксперимент, стало для нас смыслом жизни?

— А мне они уже надоели, — прорычал рыжебородый гигант Дагда. — Что ни сделаешь — всё не так поворачивается! Сколько можно, все труды насмарку?

— Ты несправедлив к ним, — тихо возразил Плутон-Аид (боги эллинов и романцев были одними и теми же личностями, о чём знали очень немногие, но многие подозревали). — Если бы не они, и нас бы сейчас не было. Так что, может, и к лучшему, что они всё поворачивают по-своему?

— В общем, давайте я выскажу то, что большинство из нас уже поняло, но пока не решается принять, — прервал попытавшегося было возразить Дагду вкрадчивый голос Ганеши. Который, к слову, был одним из основателей и идейных вдохновителей всего проекта «люди». — Никуда мы от них не денемся. Я, например, не могу их так подвести: во-первых, они слишком многое для нас сделали, во-вторых, мы слишком много прожили среди них и уже переняли многие их привычки, да и привычки собственных обличий; мне вот, например, имя «Ганеша» гораздо ближе того, что я осознал при явлении. В-третьих, мне стала близка их мораль, и теперь я просто не могу бросить их на произвол судьбы после всего того, что с ними сделали мы: надо как минимум дожить до конца войны и вернуть на круги своя их мировосприятие и инстинкты. Да и, в конце концов, без нашего присмотра они могут скатиться обратно в то безобразное состояние, в котором мы нашли их прежде, и мне просто жалко бросать давший такие чудесные плоды проект, который уже давно можно назвать смыслом моей жизни. Так что, какое бы решение ни приняли мы по результатам встречи, я всё равно останусь с ними.

— Ну, от тебя сложно было ожидать чего-то иного, — иронично улыбнулась Афина-Минерва. — Ты на них ещё с прежних времён зациклен, и вернуться к ним тоже было твоей идеей. Но, увы, поспорить с тобой я не могу. С ними действительно гораздо интересней, чем без них. И я окончательно согласна принять их поговорку «Что ни делается, всё к лучшему». Страшновато, конечно, не знать, что будет дальше; но, учитывая, что все наши знания уже неоднократно оказывались бесполезными, и всё в итоге поворачивалось совершенно иначе, можно сказать, ничего толком не изменилось.

— Я бы предпочёл остаться здесь и вернуться к прежней жизни, — недовольно возразил Сусаноо. — Согласен с Дагдой, люди уже поднадоели.

— А что тебе мешает остаться здесь, и навещать их под настроение? — опять подал голос Один. — Вообще, Ганеша прав, у нас и выбора-то особого нет. Мне, например, будет уже скучно без человеков. Я уже толком вспомнить не могу, как мы без них жили и чем занимались!

— Короче, я всё понял, — хохотнул Тор, полюбившимся жестом звучно хлопая себя ладонями по коленям. — Надо налаживать контакты с человечками. Если кроме этого варианта и идеи с «забиться на Ирий и замуроваться тут» других предложений нет, я тоже за божественное бытие. И вообще, кстати, надо проверить: наше новое состояние, случайно, не позволит нам как-нибудь более активно поучаствовать в большой войне?

— Позволит, — произнёс доселе молчавший Рос, возглавлявший «делегацию» богов русичей. — Тут Перун уже попробовал, шарахнул молнией по какому-то кораблику иных, он почти испарился. Хотя подробности надо выяснять.

— Ха! Да это отличная новость, — оживились ещё несколько богов, доселе сидевших с мрачными лицами. Даже Дагда как-то подобрел.

— В общем, думаю, принято единогласно? — предложил старейший из них, Шива, которого уважали все без исключения боги. — Остаёмся с людьми. Мне тоже понравилось быть богом.

Под сводами огромного зала раскатился согласный гул. Идея понравилась не всем, но даже те, чьи лица были мрачны, понимали: это наилучший выход. Для всех.

Обитателей же родового гнезда Йенсенов все эти разговоры пока не касались. После судьбоносных событий прошла неделя, и нельзя сказать, что что-то в этом доме радикально изменилось. Может, только чуть легче стала общая атмосфера: новоявленная хозяйка после разговора на повышенных тонах, выжав из Ульвара своеобразное признание, несколько успокоилось. Любой женщине спокойней и приятней жить, когда она знает, что любима, а не в попытках убедить себя, что эта любовь ей совсем не нужна. И это всё произошло очень кстати, потому что выяснилось: её присутствие в институте больше не нужно, дальше разберутся и без неё, а потом будет необходимо пару раз приехать для окончательного «разминирования». Что бы делала Ольга, если бы жизнь не наладилась, большой вопрос. От скуки бы, надо думать, полезла на стену.

Для сына Тора изменения тоже оказались, к его удовольствию, минимальными. Некоторое время Ольга ещё подёргала его своими вопросами, но довольно быстро освоилась с получением информации при помощи кацалиоцли. А потом…

К собственному удивлению мужчина осознал то, чего не мог заметить несколько месяцев: ему хотелось возвращаться в этот старый скрипучий дом. То есть, родовое гнездо вновь примерило на себя это странное и давно забытое слово — дом. Место, где хорошо, спокойно, где тебя ждут и рады видеть. Пожалуй, впервые за свою очень долгую и очень насыщенную жизнь Ульвар за делами не терял счёта времени: у него появилось что-то кроме этих самых дел.

Например, радость в ярко-зелёных глазах Ольги, когда он вечером находил её или в гостиной, или на веранде, или в кухне. Или совместные верховые прогулки; сын Тора и так их всегда любил, но в компании удобно устроившейся у него на коленях женщины они стали почему-то ещё приятней. Хотя и непонятно было, почему? Ведь вроде всё то же самое: тот же лес, те же фьорды, те же скалы, та же живая лесная тишина, пахнущая морем и хвоей. Да и «игры на свежем воздухе», как окрестила этот процесс Ольга, не были обязательной частью программы и никак не сказывались на прочих ощущениях и впечатлениях.

В общем, неизвестно, сколько тянулось бы это неторопливое и расслабленное благоденствие без вмешательства извне. Оно пока устраивало всех участников событий: и мужчину, и женщину, и даже проникшегося симпатией к хозяйке Бьёрна.

Коню нравилось, что его порой баловали сахаром, яблоками и морковкой (к счастью гостьи из прошлого, все эти продукты в новом мире тоже нашлись). Ульвару — что к нему не приставали с дурацкими вопросами и вообще не беспокоили по пустякам. А Ольге…

Ольгу всё устраивало по той простой причине, что она была очень занята. Дорвавшись до условно-письменных источников, она запоем изучала всё, что попадалось под руку, начиная с истории и языков и заканчивая правилами этикета. Вернее, в обратной последовательности: во-первых, тема была самая простая и короткая, а, во-вторых, самая опасная. В смысле, опасная, если её не знать: коль уж вляпалась в мир, где есть понятие аристократии, и, более того, угодила в ряды этой аристократии, удостоившись повышенного внимания Её Величества Императрицы, следовало разобраться, как в этом обществе функционировать. Слишком всерьёз Высоцкая восприняла заявления Ариадны по поводу продолжения общения и обещания про подаренные наряды.

И проявила Ольга тем самым предчувствие, поистине достойное абсолютов в лучшие их дни. Потому что через неделю случилось страшное.

То есть, наверное, в сравнении с предыдущими приключениями ничего объективно страшного не произошло. Но настроения полубогу это событие всё равно не прибавило.

Собственно, через ту самую неделю после внезапного обретения Ольгой официального статуса законной супруги Ульвара сына Тора, ярла Йенсена, вышеуказанный ярл заявился домой ещё до полудня в мрачном и задумчивом настроении.

— Что случилось? — всполошилась Ольга.

— Её Императорское Величество… — сквозь зубы процедил мужчина. Потом всё-таки взял себя в руки и пояснил. — Объявлен небольшой приём в честь имянаречения сына императорской четы. И Ариадна не поленилась приложить к обыкновенному приглашению личное.

Ольга, уже немного разобравшаяся в местной системе чинов, званий и поощрений, сразу сообразила, чем так недоволен её угрюмо-хмурый муж. Поводом для отказа в этом случае могло быть что-то совсем уж чрезвычайное. Например, если бы она вдруг через пару дней вознамерилась рожать; но до этого момента было ещё больше четырёх месяцев.

— И когда нас ждёт сие мероприятие? — вопросительно вскинула брови женщина. При виде спокойной реакции супруги и Ульвар почему-то быстро сумел взять в ежовые рукавицы собственное раздражение. Подошёл, присел рядом на диван, и с удовольствием почти привычно обнял поднырнувшую под локоть Ольгу.

— Завтра.

— Ну, переживём как-нибудь, — осторожно проявила оптимизм женщина. — Или ты меня туда не возьмёшь? — последний вопрос должен был быть насмешливым, но получился откровенно грустным.

— Я вообще не понимаю, зачем тратить на это время. Но идти придётся и мне, и тебе — тем более, — недовольно скривился мужчина. Не вполне понимая причины подобного недовольства, гостья из прошлого рискнула уточнить.

— Почему мне — тем более? И почему тебя этот факт гораздо больше напрягает, чем необходимость идти самому? Тебе за меня стыдно что ли? — нервно хмыкнула она, тщательно пытаясь держать себя в руках и судорожно вспоминая: приняла сегодня успокоительное, или опять забыла?

— Потому что на этом Императрица особенно настаивала, — проворчал сын Тора и замолчал.

— Ульвар, я тебе два вопроса задала, — напряжённо проговорила женщина. При этом голос её заметно дрожал. Покосившись на неё, ярл с удивлением поймал тревожный и очень грустный взгляд влажных глаз, наполненных готовыми пролиться слезами. — Ты меня боишься людям показать что ли? — вымученно усмехнулась она.

— Я… — начал он раздражённо, но осёкся. Проснувшаяся интуиция вдруг в панике заголосила, что фраза «я вообще никому не хочу тебя показывать» будет истолкована совершенно неправильно. И большое ей, интуиции, за то спасибо. — Нет, — наконец буркнул сын Тора и опять недовольно поморщился.

— А что тогда? — не отставала женщина, похоже, совсем не поверившая сказанному. Понимая, что ответить всё равно придётся, Ульвар решил отвечать прямо, как делал обычно. Почему-то вариант просто отмахнуться и проигнорировать интерес Ольги уже не рассматривался. Наверное, необходимость порой давать этой любознательной леди пояснения вошла у него в привычку.

— Потому что от этого будут одни проблемы, а я не хочу испортить Её Величеству праздник, — он состроил гримасу, которую при определённой фантазии можно было растолковать как насмешливую скептическую ухмылку.

— Чем? — продолжила недоумевать Ольга, озадаченно хмурясь.

— Я понял. Подробно, — вздохнул он. — Во-первых, эти люди в большинстве своём меня боятся. Многие презирают, но от этого боятся почему-то ещё сильнее. Кое-кто ненавидит, но при этом боится ещё больше, чем прочие. Есть несколько идиотов, которые мне почему-то завидуют, но эти не отличаются особым умом в принципе. И оставшейся паре процентов наиболее умных людей я интересен как своеобразный опасный, но очень необычный зверь, — улыбка его стала до крайности злорадной.

— Мне кажется, или тебя это радует? — с выражением недоверия на лице женщина слегка склонила голову к плечу.

— Меня это забавляет, — пожал плечами Ульвар. — Точнее, забавляло, когда я жил во дворце и интересовался их интригами. Сейчас мне на них по большому счёту плевать.

— Но это всё равно не объясняет, почему тебя так коробит от необходимости туда идти, если тебе плевать на это отношение.

— Потому что если я пойду туда один, максимум, что они рискнут себе позволить, это тихо перемыть мне кости. Если я пойду с тобой… Постоянно находиться рядом вряд ли получится, следовательно, в какой-то момент ты останешься в одиночестве, и непременно найдутся желающие отыграться на тебе. Ничего конкретного они не предпримут, но ты скорее всего опять разревёшься. Кто-то непременно возжелает громко высказаться на эту тему, и вот тогда праздник будет испорчен окончательно. Потому что в лучшем случае я сломаю этому гостю челюсть, — ухмылка его вдруг стала мечтательной. — Впрочем, это тоже может получиться забавно.

Ольга смотрела на своего космического варвара круглыми от удивления глазами, не зная, стоит ли ей умиляться готовности за оскорбления в её адрес крушить черепа, возмущаться этой же самой не слишком мотивированной агрессии, обижаться на подозрения в её моральной нестойкости и неизбежной истерике, удивляться категоричности прогноза (ей казалось, что сын Тора здорово сгущает краски) или пугаться кровожадности собственного мужа.

Последнее, впрочем, даже при большом желании не получилось бы. Пуганая уже.

— А почему ты думаешь, что я обязательно разревусь? — наконец задала она самый простой вопрос.

— Потому что ты всегда это делаешь, — поморщился мужчина.

— Ну, ладно уж, так уж и всегда, — смущённо пожала плечами Ольга. — Я обычно не реагирую на гадости, сказанные посторонними людьми.

— Ну да, ты реагируешь без всяких гадостей, — недоверчиво хмыкнул он.

— Вот неправда, — совсем смущённо проворчала гостья из прошлого, отводя взгляд и нервно теребя рубашку мужчины. — Я при тебе всего три раза заплакала, и это, между прочим, были единственные три раза за всё моё пребывание в вашем мире. Первый раз это было, мягко говоря, очень оправдано. Второй раз я просто успокоительное принять забыла, и я тебе, между прочим, об этом говорила. А потом… от облегчения. Знаешь, как тяжело было думать, что тебе на меня плевать, и вообще я тебе совсем-совсем не нужна? И как приятно потом выяснить, что, оказывается, всё не так, а просто любовь у тебя такая, с приподвыподвертом. В общем, ты не думай, что я плакса, — поспешила уйти от темы душевных терзаний Ольга. Потому что если об этом думать, можно было опять расплакаться, что стало бы крахом всего объяснения. — А всякими злопыхателями меня тем более не испугаешь. Ты мне, главное, скажи, кого нельзя совсем уж грубо ставить на место, и ладно.

— Ты действительно думаешь, что сможешь кого-то поставить на место? — ещё более недоверчиво уточнил он.

— Вот хоть бы выяснил, кого себе в жёны записал, — захихикала ярла. — Хороший мой, уж что-что, а говорить я умею отлично, полжизни только этим и занималась. Понимаешь, в наше время языков в мире было очень много, и нормой считалось знать только один, свой. При необходимости общения с кем-то иноязычным прибегали к услугам людей вроде меня, переводчиков. Я по дипломатической части пробиться не пыталась, уж слишком это хлопотно, но последние годы работала в очень солидной конторе, и где только не переводила. И на раутах светских бывать доводилось, и на буровых платформах в заполярье, и на тропических курортах.

— Странная работа, — видимо, не приняв всерьёз заявления женщины, хмыкнул Ульвар. Ему действительно было сложно поверить в то, что подобное может быть профессией; среди многочисленных интересов сына Тора не было древней истории. — Но нам в любом случае придётся идти.