Глава 3. Дорога

От Земли до Беты — восемь дён,

Ну, а до планеты Эпсилон

Не считаем мы, чтоб не сойти с ума.

Вечность и тоска — ох, влипли как!

Наизусть читаем Киплинга,

А кругом космическая тьма.

В.С. Высоцкий, «Песня космических негодяев»

Во время перелётов время тянется очень медленно. Это может подтвердить любой человек, не занятый непосредственно в пилотировании корабля и его техническом обслуживании. Заняты были пилоты, техники, навигаторы, командиры кораблей, связисты и… пожалуй, всё. Некоторые особо ответственные триарии и центурионы занимались таким милым офицерскому сердцем делом, как «муштра», некоторые особо скучающие устраивали планёрки, в отдельных случаях перетекавшие в стихийные, но без размаха, попойки. За размах можно было нарваться на серьёзные проблемы, да и достать алкоголь в открытом космосе проблематично, тем более — в таких количествах.

Как решали свои проблемы старшие командиры, алый центурион Лиходеев не знал. Сам же он, оставив своих бойцов самостоятельно разбираться с проблемой ничегонеделания, большую часть времени проводил в тренировочном зале. Чем развлекались многие: слишком хорошей физическая подготовка не бывает.

Несмотря на угрозы чёрного трибуна и стойкое молчание ребят из роты Алексиса Канариса, уже к концу первого дня только ремонтные роботы не знали, что в карцере появился какой-то то ли мутант, то ли просто человек в карантине, чудом спасённый со Скальда. Которого приволок трибун Наказатель лично (!!!!). К концу второго дня мутант оброс конечностями, чешуёй, перьями и крыльями и начал дышать огнём.

В перелётах привыкшим к активным действиям десантникам было действительно очень скучно, в перелётах ничего не случалось. Ну, поспать можно, да. Только сколько того «поспать» в одного человека влезет, да и на завтрак-обед-ужин ходить надо, и размяться в тренировочный зал, чтобы совсем не закиснуть. По дороге неизбежно общение с товарищами, но товарищей и так видишь каждый день, и морды всё те же, и проблемы тоже. А тут — такая новость!

В общем, к середине третьего дня, когда весь балласт «Северного ветра» считал минуты до прибытия на станцию базирования, где можно будет пару дней отдохнуть от всего и обменяться новостями с большим миром, алый центурион Лиходеев наконец-то придумал себе интересное дело. В отличие от большинства людей на борту флагмана, он точно знал, что именно поселилось в одной из комнат карцера. А ещё, и это было самое приятное, у него был повод заглянуть внутрь. Да и действительно было очень интересно, что же там такое с этой женщиной, если она, конечно, вообще женщина.

Пропуск в медико-научный комплекс на этом корабле могли дать несколько человек. Во-первых, старший командный состав: легат легиона, чёрный центурион — командир «Северного ветра», трибуны и Наказатели. Эти варианты отпадали сразу, потому что пошлют они алого центуриона с его просьбами далеко, надолго и известным всякому космодесантнику маршрутом. Тут даже не надо было разбираться в их личностях, чтобы предсказать ответ.

Во-вторых, разрешить подобное мог «начлаб» Нобоюки Исикава и «начмед» Кичи Зелёное Перо. И если пожилой ямато мог упереться в букву устава, особенно если какой-то эксперимент не ладился, то патологически честный и справедливый тольтек просто не мог отказать озабоченному жизнью и здоровьем спасённого человека алому центуриону.

Поэтому Олег, пройдя в зал ожидания, присел на диван и принялся вызывать при помощи цали начмеда. Который откликнулся, на удивление, сразу.

— Что случилось, кириос центурион? — прозвучал как обычно спокойный голос тольтека.

— Кириос доктор, я хотел попросить вас о небольшом одолжении, — замялся Лиходеев. Это на поле боя он был бравым и бескомпромиссным солдатом, а вот когда проблему надо было решить словами, тем более попросить кого-то о чём-то личном, алый центурион терялся. — Видите ли, именно мои бойцы нашли на Скальде ту… объект, который находится сейчас в карцере. И мне бы хотелось узнать, хотя бы с ваших слов…

— Где вы? — устало оборвал мучения Лиходеева доктор.

— В зале ожидания.

— Сейчас подойду, — пообещал вежливый тольтек и отключился.

Ждать снова пришлось очень недолго: начмед (по документам он, конечно, «начальник медицинской службы», но люди любят всё сокращать) буквально через минуту вышел из какого-то коридора, пройдя сквозь едва заметное марево защиты.

— Слава Императрице! — поднявшись, отсалютовал волнующийся Лиходеев. Зелёное Перо скрестил кулаки на груди в ответном жесте и прохладно поинтересовался:

— Так что вы хотели, кириос центурион?

— Узнать, как она, и вообще… — вздохнул Олег.

— Не сожрал ли её чёрный трибун? — улыбнулся уголками губ тольтек, а взгляд его несколько потеплел. — Тогда пойдёмте, сами у неё и спросите.

— То есть, она действительно нормально всё пережила? То есть, я хотел сказать, не положено же…

— Не положено, но можно, — махнул рукой Зелёное Перо, уже вполне дружелюбно улыбаясь, и поманил гостя за собой. Лиходеев одёрнул китель и решительно направился за начмедом. — Ей всё равно кроме пустой болтовни заниматься нечем, так что она будет рада гостям. Да и интересно будет… — пробормотал он себе под нос, но бросил взгляд на центуриона и замолчал.

Идти было недолго; медико-научный комплекс в принципе занимал очень небольшую площадь, особенно научная его часть.

— Оля, а я тебе поклонника привёл, — весело проговорил Кичи, проходя в какую-то комнату.

— Поклонники хорошо, поклонников я люблю, — также весело ответил звонкий голос, и вошедший за начмедом Лиходеев едва не запнулся на пороге, разглядев свою давнюю находку. Веселье на симпатичном лице женщины сменилось настороженностью и опасением, а брови удивлённо взлетели.

— Знакомьтесь. Алый центурион космодесанта Олег Лиходеев, именно он нашёл тебя на Скальде. Ольга Высоцкая.

— Здравствуйте, — ещё сильнее робея и не зная, куда деть взметнувшиеся было в уставном приветствии руки, смущённо улыбнулся Олег, коротко поклонившись.

— Здравствуйте, — медленно кивнула Ольга. На её лице граничащее с шоком удивление вытеснило все прочие эмоции, и женщина бросила беспомощный взгляд на тольтека. А тот только насмешливо улыбнулся и ответил:

— Ну, я вас оставлю, общайтесь, — и действительно вышел, оставив наедине смущённого космодесантника и полностью деморализованную гостью из прошлого.

— Присаживайтесь, — очнувшись первой, кивнула женщина на нары рядом с собой. — Извините, чаю предложить не могу, — нервно усмехнулась она.

— Так и я незваным пришёл, — развёл руками Лиходеев, осторожно присаживаясь на краешек нар. Уж очень хлипкой выглядела конструкция. Нет, умом он понимал, что койка выдержит и в два раза больший вес, и вообще-то в каютах самих десантников они такие же, разве что пошире. Но тут всё было такое невесомое, даром что белый цвет давно уже ассоциировался с титанидом, а не с облаками! Наверное, виной тому была худенькая обитательница комнаты, в широкой типовой рубашке выглядевшая по-детски трогательно. — Я не хотел вас беспокоить, думал, у кириоса начмеда… то есть, доктора узнать, как у вас дела. Как вы себя чувствуете?

— Живой, — странно усмехнулась женщина. — А так у вас вся карательная медицина удивительно щадящая, чувствуешь себя как в санатории. Только вот из-за этих штук, — она выразительно потрясла запястьями в воздухе, а потом обеими ладонями коснулась головы, — говорят, читать нельзя вообще ничего, а я очень рассчитывала на письменные источники, — Ольга недовольно поморщилась.

— Зачем они вам… это? — потрясённо проговорил Лиходеев, разглядывая незамеченные поначалу широкие узорчатые браслеты на тонких женских запястьях и тяжёлый металлический обруч на голове.

Высоцкая же заметно растерялась, обнаружив на вытянувшемся и побледневшем лице десантника почти испуганное удивление, после чего недоверчиво нахмурилась.

— Вообще, мне сказали, что при правильной настройке это совершенно безвредно.

— А… да, простите, — алый центурион быстро взял себя в руки. — Я не подумал, там же, наверное, разные степени воздействия есть.

— Что-то не так? — не отстала женщина.

— Ну, — вновь смутился центурион. — Просто это же… мозголомки. Не знаю, как оно правильно называется. Оно может за пять минут вывернуть человеку мозг наизнанку, скопировав информацию как с какого-нибудь кристалла, только человек потом слюнявым идиотом остаётся, — отозвался бесхитростный русич. — Извините, мне, наверное, не стоило вас так пугать? Кириос доктор, надо думать, всё контролирует.

— Да вы не напугали, пуганая уже, — глубоко вздохнула она. Потом глаза вдруг блеснули азартом, и, вперив внимательный взгляд в космодесантника, женщина решительно спросила: — Скажите, центурион, а вы хорошо знаете законы?

— В какой-то мере, — растерянно пожал плечами мужчина. — А что вы хотели?

— Возможно ли лично встретиться с Её Величеством Императрицей? — даже подавшись вперёд от возбуждения, спросила Ольга.

— А вам зачем? — совершенно опешил Лиходеев.

— Очень уж жить хочется, — недовольно скривилась она.

А пока расчётливая и хитрая гостья из прошлого пользовалась застенчивостью и наивностью бравого космодесантника, за ними, разумеется, следили две пары знакомых глаз.

— Кичи, твоя привязанность к девочке ни к чему хорошему не приведёт, — наблюдая не столько за происходящим в камере, сколько за своим соседом, проговорил Исикава.

— А почему ты решил, что я к ней привязался? — спокойно и без вызова поинтересовался Зелёное Перо. Он вообще был очень спокойным и мирным человеком, что было редкостью как среди абсолютов, так и среди их детей. Нет, они не всегда были несдержанно-агрессивны, но определённая порывистость не покидала их до самой смерти, порой именно к ней и приводя. В большинстве своём они всю жизнь оставались детьми. Кто-то добрыми и отзывчивыми, кто-то жестокими и эгоистичными. Такая вот расплата за могущество; впрочем, некоторые полагали это ещё одним плюсом их бытия.

Так вот, Кичи Зелёное Перо был ребёнком благородным. Из тех, кто играет в рыцарей, зачитывается приключенческими романами и до последнего верит в добро. Обычно такие дети, вырастая, превращаются в очень несчастных взрослых. А начмед «Северного ветра» нашёл себе место в жизни и без взросления.

— Ты слишком нежно на неё смотришь, — вздохнул ямато. Он переживал за своего младшего товарища, слишком сильно Кичи напоминал Исикаве его покойного младшего брата. Потому что в отличие от Зелёного Пера в добро, чудеса и хороший конец Нобоюки не верил. Девочку устранят, с этим ничего не поделаешь. А ещё немного, и Кичи попытается её защитить, и ни к чему это не приведёт, кроме ещё одного покойника.

— Она смешная, — задумчиво улыбнулся тольтек. — Умная маленькая трусишка. Боится, но всё равно пытается бороться. Может, именно это называется храбрость, а, Нобо? А в моём случае имеет место не храбрость, а фатализм?

— Это демагогия. Пообещай мне, что ты не полезешь под руку чёрному трибуну, ладно? Потому что тогда он убьёт и тебя, и будет по закону прав.

— Нобо, когда я заставил тебя посчитать меня идиотом? — Кичи, удивлённо вскинув брови, перевёл взгляд на коллегу. — Я не буду совершать глупости, я уже вышел из того возраста. Но почему нельзя немного поддержать девочку, которой и так пришлось несладко? Она ведь тоже всё понимает, и не рассчитывает на то, что кто-то из нас её спасёт, но не теряет веры в лучшее.

— А этого ты зачем туда привёл? — вздохнул Исикава.

— Для смеха, — улыбнулся он. — Пусть посмотрит, как на неё реагируют нормальные мужчины, а то всё с недоделками вроде нас общается. Тебе это не кажется забавным?

— Мне это кажется печальным, — ямато поджал губы. — И надеюсь я только на то, что эта война подходит к концу, и скоро всё вернётся на круги своя. Или боги решили оставить всё вот так?

— Ты же знаешь, дед до меня редко снисходит, — спокойно пожал плечами Кичи. — Но, насколько я могу судить, им не нравится текущее положение вещей. Оно искусственное, и это не нормально. Но их тоже можно понять, и они тоже страдают, и хотят увидеть свою родную планету. Ты где родился? На Серенити? Её ведь не сдавали Альянсу никогда. А теперь представь, что ты там родился и вырос — а потом пришли они, и ты вынужден бежать. Хуже того, и Терра тоже в руках тех, кто не оставляет никого живого. Ты смирился бы? Или боролся до конца любыми подручными средствами, пусть даже руками других людей?

— Не надо читать мне морали, Кичи, — отмахнулся Нобоюки. — Я не утверждал, что изменить всё нужно прямо сейчас.

— Прости, — повинился Зелёное Перо. Потом вдруг усмехнулся и, кивнув на экран, спросил: — А ты случайно не знаешь? Ну, вот таких случаев, когда простой человек может обратиться к Императрице лично, и попросить о выполнении его желания?

— Беспримерное личное мужество и подвиг, спасший от уничтожения обитаемый мир или, в крайнем случае, большой корабль, — раздался голос за их спинами. Оба мужчины дёрнулись и обернулись к незаметно вошедшему третьему. — Также у аристократов, легатов и трибунов есть право требовать личной аудиенции Императрицы. Ну, и личный интерес Её Величества, — с мягкой улыбкой закончил Синг сын Шивы. Увидев, что внимание обоих руководителей медико-научного центра сконцентрировалось на нём полностью, кивнул на экран. — Бедный мальчик, — заметил он. — Алому центуриону восьмой центурии первой когорты Лиходееву последнее время крайне не везёт. Ну, чего расселись, двигайтесь, мне тоже интересно. Там сейчас такое начнётся! — с мальчишеской проказливой улыбкой заявил Наказатель и пододвинул себе ещё одно кресло, вклиниваясь между ямато и тольтеком, тем самым прерывая разговор и заставляя обоих сосредоточиться на происходящем в карцере.

Кичи Зелёное Перо, в отличие от остальных, не боялся Ульвара сына Тора. Норманн был грозен и суров, но обычно очень прямолинеен. Сказал глупость — сразу получи в лоб; примитивно, но зато результат виден сразу. Чёрный трибун не любил долго ждать, хотя в некоторых случаях и делал исключение.

Сильнее начмед опасался сына Шивы. Потому что в отличие от прямого и на взгляд тольтека простого как лом Ульвара, этот Наказатель был хитёр. И Кичи знал, что через сотню лет Синга нужно будет обходить дальними дорогами. Потому что у того был длинный-предлинный счёт к каждому смертному, и как в этом счёте сойдутся дебет личных заслуг с кредитом доверия хитрого абсолюта, предсказать было невозможно. Равно как и момент, в который Синг пожелает предъявить этот счёт.

А вот сейчас Синг вёл себя нехарактерно. Нет, не потому что был взволнован и горел азартом, а потому, что эти эмоции были настоящими, и он их показывал всем желающим.

Но причина такого поведения стала совершенно понятна, когда в расширенную (поскольку больше постояльцев в карцере не было, а сама Ольга вела себя примерно, ей прибавили соседнюю камеру, убрав между ними стенку) камеру вошли ещё двое гостей. И если первого из них, Ульвара сына Тора, начлаб и начмед внутренне готовы были увидеть, тем более что сегодня как раз день прибытия, к которому чёрный трибун обещал прийти за результатами, то сопровождавшая его женщина заставила обоих синхронно потрясти головами и протереть глаза. Потому что это могло быть только галлюцинацией. Далеко не сразу оба неглупых мужчины сообразили, что шествующая под руку с грозным чёрным трибуном полная (а, точнее, глубоко беременная) женщина — просто голограмма, слишком уж хорошего она была качества. Впрочем, сложно было ждать от Императрицы чего-то другого.

Самому чёрному трибуну второго легиона «Гамаюн» его спутница тоже не доставляла удовольствия. Нет, против Императрицы, как уже говорилось, он ничего не имел. Он имел что сказать против её упрямства и самоуправства.

Точнее, это он сейчас имел. А вот полчаса назад, буквально сразу после выхода из надпространственного прыжка, когда с ним на связь вышла лично Её Величество и начала с категоричного «где эта девочка из прошлого?!», он только открывал и закрывал рот. Потому что вежливые слова в лексиконе сына Тора были, но нашлись не сразу, а только когда сошла пена из возмущённой ругани. Которую вслух высказать в лицо Императрице не мог даже он при всём своём наплевательстве и цинизме.

— Ваше Величество, что вы здесь делаете?! — были первые слова, которые чёрный трибун легиона Гамаюн проговорил вслух.

Дело в том, что кацалиоцли, конечно, была полезным приспособлением, но не всемогущим. И вот такая прямая связь могла вестись только в пределах одной системы, и то с ограничениями, а для дальней или специальной связи использовались совсем другие средства, требовавшие других мощностей. То есть, если Императрица вышла на прямую связь со своим верным солдатом, значит, находилась она в этой самой планетарной системе. И, судя по качеству связи, очень недалеко.

— Я тебе ещё отчитываться буду? — иронично хмыкнула Её Величество.

— Ваше Величество, это в настоящее время самый опасный сектор! — раздражённо рявкнул трибун Наказатель, отшвыривая гантель. Двадцатикилограммовый кусок металла с размаху впечатался в стену, оставив на прочном пластике едва заметную вмятину.

У Ульвара сына Тора была небольшая слабость. Точнее, скорее привычка. Он очень не любил всевозможные современные тренажёры, несмотря на всю их эффективность, удобство и простоту. А спорить с ним никто не пытался: кому оно надо?

Вот именно за утренней разминкой Императрица своего подданного и застала. Немного поздней, но чёрный трибун с вечера засиделся за документами (да-да, и этим приходилось заниматься грозному сыну Тора!), поэтому поднялся несколько позже, чем это полагалось по корабельному расписанию.

— Я полагала, мои легионы смогут защитить свою Императрицу, — в голосе отчётливо прозвучала насмешка.

— Девчонка! — с бессильным раздражением выдохнул трибун. По его мнению, кое-кого в детстве мало пороли.

И нельзя сказать, что он был так уж далёк от истины. Родителям Ариадны было не до воспитания единственной поздней дочери, и хотя образование все дети Императора получали достойное и одинаковое, но все они росли немного сами по себе. А когда Императрица, а вслед за ней через десяток лет и правящий Император, друг за другом ушли в историю, внезапно оказалось, что именно ей предстоит взвалить на свои плечи тяжелейшую ношу. Но Ариадна справилась, и консорта себе нашла, мало того, что достойного, так ещё и любимого. Вот только характер у неё получился какой-то… детский. Но у каждого свои недостатки.

— Ты на вопрос-то отвечать собираешься? Где эта девочка из прошлого, я хочу на неё посмотреть, — абсолют абсолютов невозмутимо проигнорировала неуместное и, честно говоря, оскорбительное восклицание.

— Зачем тебе это? — раздражённо процедил чёрный трибун, утирая пот. Он уже понял, что с планами на день можно попрощаться.

— Мне любопытно, — терпеливо пояснила Императрица. — Я вообще вас не понимаю, тут живой человек из прошлой эпохи, родившийся до Пришествия Древних, а всех волнует только то, что с ней могли сделать циаматы!

— При всём моём почтении, — решительно проговорил Ульвар, и в голосе его почтения не было на йоту. — Я не позволю вам с ней общаться, пока исследование не окончено. Потому что программа точно есть, и об этом уже доложил начлаб. И откуда вы вообще про неё знаете?! — поморщился он.

— Ладно, уговорил. Тогда найди спекул поприличней, на этот счёт возражений нет? — бодро переключилась Её Величество. Кажется, именно это и был изначальный план.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — с трудом переступив через себя, смирился Ульвар. Ему действительно было нечего возразить против подобного решения, а спекулов на борту «Северного ветра» было в количестве. Нечего возразить логичного, а эмоции и личное мнение для Императрицы аргументом не были. Не тогда, когда она увлечена собственной идеей.

И вот теперь Ульвар сын Тора с крайне благообразным видом (он тоже умел изображать нужное настроение) сопровождал Её Императорское Величество. Величество сегодня предпочла римский стиль в одежде, что на восьмом месяце беременности было вполне оправдано. И задрапированная в складки кремового шёлка, с уложенными в высокую причёску блестящими чёрными локонами, она на фоне холодных бесстрастных стен внутренних помещений корабля смотрелась очень неуместно и особенно трогательно. Особенно рядом с огромным чёрным трибуном легиона Гамаюн, которого она держала под руку, и которому макушкой едва доставала до подмышки.

При появлении в комнате карцера двух новых лиц пришелица из прошлого, чудом нашедшая общий язык с наконец-то поборовшим своё смущение алым центурионом, настороженно вскинулась. И, уткнувшись взглядом в монументальную фигуру чёрного трибуна, судорожно вжалась в дальний угол кровати, пытаясь спрятаться за стиснутой в руках подушкой. Спутницу трибуна она просто не заметила.

А вот центурион Лиходеев при появлении пары, поперхнувшись воздухом, рывком вскочил, скрестив кулаки перед грудью в уставном приветствии. Слова, правда, застряли в горле космодесантника. В отличие от гостьи из прошлого, свою Императрицу он узнал сразу, и его на этом фоне не смутило даже присутствие страшного чёрного трибуна. Для простого воина, каковым был алый центурион, шанс увидеть Императрицу, пусть и в виде голограммы, был подлинным счастьем.

Офицеры в легионах были двух типов: штабные и боевые. Нельзя сказать, что вторые были храбрее первых, или первые — умнее вторых. Они просто были разными.

Первые, выходцы из аристократических родов Империи, с раннего детства готовились к офицерской службе, изучали тактику и стратегию, учились командовать и планировать операции. Но при этом они были аристократами, и для них Императрица была хоть и первой после богов, но была человеком.

А вот для боевых офицеров, прошедших свой путь с простых рядовых и получивших звание за личную доблесть и боевую смекалку, к числу которых принадлежал Лиходеев, она была даже дальше, чем боги. Что-то запредельное, невозможное и почти не существующее в реальности. За неё, не видя её ни разу в жизни, добровольно отдавали жизни. Это был символ человечества, символ борьбы и надежды на то, что война рано или поздно закончится. В данный конкретный момент Олег Лиходеев чувствовал себя едва ли не самым счастливым человеком во всей галактике, и был готов геройски погибнуть прямо сейчас. За один только тёплый и удивительно ласковый взгляд глубоких карих глаз.

— Алый центурион Лиходеев, а что вы здесь делаете? — рыкнул, напоминая о своём существовании, Ульвар сын Тора. Сжавшуюся в углу женщину он удостоил только мимолётным взглядом и брезгливой гримасой. Он понимал и осознавал, что оказывает гнетущее впечатление на людей, даже поддерживал такое положение вещей. Его действительно боялись, но… нельзя же настолько поддаваться собственным страхам! Эта девчонка из прошлого боялась так, что страх её ощущался на физическом уровне, и от этого ощущения было противно. Как будто не человек перед ним, а какая-то мерзкая слизистая недоразумная инопланетная субстанция. И очень хотелось спалить её Ёрмунганду под хвост, чтобы не отравляла мир своим существованием.

— Я… пришёл узнать, как самочувствие найденной моими людьми женщины, — отходя от потрясения, ответил Олег.

— Чтоб я тебя здесь… — угрожающе начал чёрный трибун. Но его оборвала Императрица, похлопав тонкой ладонью по плечу.

— Не кричи на мальчика, — ласково улыбнувшись алому центуриону, проговорила Её Величество. — Вполне достойное и благородное стремление. Но сейчас кириос алый центурион нас оставит, правда?

— Так точно, Ваше Величество! — просиял Лиходеев, с пылом изображая уставное приветствие.

Дальнейшие события произошли настолько быстро, что среагировать успели далеко не все.

Гостья из прошлого при словах алого центуриона переменилась. Исчез заполняющий всё её существо страх, исчезли мысли и сомнения. Изменились движения, превратив обычную в сущности женщину в стремительный точный механизм, подчинённый одной задаче: убить ту, кого назвали кодовым словом. И скорость её движений, сила и неожиданность броска могли действительно сделать цель достижимой. Потому что Императрица хоть и заметила движение гостьи из прошлого, но не сумела правильно и быстро на них отреагировать: её этому не учили.

Наблюдавший за событиями со стороны сын Шивы, видевший происходящее, только нервно вцепился в подлокотники кресла.

А вот сын Тора оказался гораздо быстрее, чем этого можно было ожидать от человека его комплекции даже при учёте его полубожественного происхождения. Короткое движение, и Ульвар прикрыл собой Императрицу, напрочь забыв о том, что рядом с ним простая проекция. Не сумевшая так быстро изменить траекторию прыжка, женщина из прошлого врезалась плечом в плечо чёрного трибуна. И, к удивлению последнего, сила удара была такова, что огромный норманн пошатнулся и отступил на полшага, сохраняя равновесие. Плечо пронзила боль.

На то, чтобы скрутить женщину, ушла ещё пара секунд. И это было не просто много, это было очень много. Но когда сын Тора перехватил горло женщины с намерением придушить проблему, его прервал голос опомнившейся Императрицы:

— Ульвар, не убивай, это приказ!

— Какого… — начал возмущаться чёрный трибун.

— Надо разобраться, как с ней такое сделали, и когда ты смиришь свою ярость, ты поймёшь, что я права, — голос женщины звучал строго, спокойно и рассудительно, и это отрезвило трибуна Наказателя. Жёстко заломив гостье из прошлого руки за спину, уткнув лицом в нары и прижав коленом её бёдра, он проговорил в потолок.

— Ну, вы её отключите, или мне всё-таки свернуть ей шею?

Наблюдатели опомнились, и заключённая потеряла сознание.

— Ульвар, её надо переправить на Терру, — продолжила всё тем же спокойным тоном Императрица. — Здесь недостаточно оборудования и специалистов, чтобы со всем этим разобраться, и ты это прекрасно знаешь. Доставь её на «Золотую стрелу», немедленно, вместе со всей информацией, которую успели накопать Исикава и Зелёное Перо.

— Я бы предпочёл не оставлять её на одном корабле с вами, — проворчал сын Тора, не пытаясь спорить. Хоть ему это всё и не нравилось, но он понимал правоту Её Величества.

— А с чего ты взял, что я на флагмане? — иронично улыбнулась Императрица.

— Хоть что-то полезное в голове отложилось, — буркнул Ульвар. — Хорошо. Привезу.

— И, да, ещё момент, — посерьёзнела она. — Вы бы девчонку хоть одели по-человечески, а? Я бы в таком виде и без программ на людей бросаться начала, — заявила Ариадна и отключилась. Сын Тора иронично хмыкнул и подобрал оставшийся лежать на полу диск спекула.

— Алый центурион Лиходеев, пошёл вон, и больше не попадайся мне на глаза, — рявкнул он. Тот, только-только осознавший произошедшее, и то не до конца, молча отдал честь и, развернувшись через левое плечо, вышел.

— Вот и выяснили программу и ключевое слово, — вздохнул Исикава, обессиленно откидываясь на спинку кресла.

— Да, — поддержал его Кичи, задумчиво созерцая лежащую на койке без сознания женщину. Он пытался понять, как обычный человек вдруг начал двигаться на скорости абсолютов. Потому что до сих пор она проявляла традиционные реакции, и тут вдруг такое.

— Только кажется мне, как-то это всё… банально. Может быть, есть что-то ещё?

— Может быть, — кивнул Зелёное Перо. — А, может быть, они просто долгое время разбирались и экспериментировали, а потом выжали всё, что могли. Потому и оставили. Жалко, что её увезут, но Её Величество действительно права. Ни оборудования, ни мозгов у нас на такое уже не хватит, — усмехнулся он.

— Ладно, — подал голос сын Шивы, поднимаясь с места. — Все всё слышали, все всё поняли, развлечение окончено, — усмехнулся он той самой змеиной улыбкой, которая так вымораживала Кичи.

В малый истребитель Ульвар сын Тора грузился в задумчивости. Поначалу опасный объект он хотел перевозить в зафиксированном и, лучше всего, анабиотическом состоянии, но организовать монтаж нужного для подобного оборудования оказалось слишком трудно, да и нецелесообразно. А от медикаментозного вмешательства решили отказаться; и так было не совсем понятно, как скажутся на вроде бы совершенно человеческом теле произошедшие события. Поверхностные анализы не выявили никаких серьёзных изменений, но в связи с последними событиями начальник медицинской службы не очень-то им доверял, а вместе с ним не доверял и сам чёрный трибун.

Спокойствие Кичи Зелёного Пера при общении с трибуном Наказателем привело к закономерному итогу: Ульвар сын Тора уважал начмеда и прислушивался к его мнению. Поэтому такое объяснение он скрепя сердце принял, и даже не стал настаивать. В конце концов, до встречи с Императрицей эта женщина вела себя относительно адекватно, и вряд ли теперь начнёт бросаться на чёрного трибуна второго легиона. Если же начнёт… она и так немногое могла ему противопоставить, тем более без оружия, а норманн к тому же по старой привычке корабль не покидал без брони.

Погрузку он контролировал уже при полном параде, в титанидовой броне и с оружием. Тяжёлое вооружение мужчина не жаловал, поэтому у бедра был закреплён ручной энергон, а за спиной — точная и дальнобойная плазменная винтовка.

У этого истребителя не было личного имени; в армии кораблям такого класса доставались лишь порядковые номера по имени крейсера или иного корабля приписки. Все подобные аппараты на борту «Северного ветра» носили название «Северный». Сыну Тора достался аппарат под названием «Северный-19».

Прислушавшись к рекомендации Императрицы, вспомогательные работники действительно переодели объект транспортировки. И женщина, принесённая на руках лично Зелёным Пером, была одета в свободный тёмно-серый комбинезон техника, висевший на ней как на вешалке, ничуть не лучше прежней стандартной медблочной робе. Что поделать, одежды нужного размера на корабле не было, а «универсалки» пока были доступны только богатым гражданским. Ноги женщины были босы.

Ульвар радовался при виде этой картины только двум вещам: тому, что в данный момент гостья из прошлого спит, и поэтому не вызывает такого раздражения своим животным страхом, и тому, что уже очень скоро он сдаст её с рук на руки экипажу «Золотой стрелы», и навсегда забудет о её существовании. И опасность этого объекта экспериментов циаматов для Императрицы будет не его головной болью.

Трибун Наказатель был в курсе процесса исследований. Просмотрел он — без особого интереса — и записи последних воспоминаний женщины, которые не несли ровным счётом никакой полезной информации. Ему было интересно, где и как её нашли, а не где и почему она свихнулась от страха и жажды, но всего этого пребывающий в помутнённом состоянии рассудок не зафиксировал.

Тот факт, что Исикава не сумел расшифровать программу, заложенную в скальдскую находку, чёрного трибуна раздражал, но не более того. Нельзя требовать от людей слишком многого, здесь действительно должны разбираться люди из исследовательских институтов Терры, а не штатный начлаб боевого корабля. Под началом которого, к слову, имелось всего двое лаборантов, и спектр возможностей которого был крайне узок.

А программа, судя по всему, была сложной. Один тот факт, что у полубога после столкновения до сих пор ныло ушибленное плечо, а у женщины кроме небольшой гематомы в месте удара не нашлось никаких повреждений, заставлял всерьёз интересоваться технологией.

«Северный-19» запросил разрешение на отстыковку, получил его в считанные секунды и покинул крошечный по меркам крейсера ангар. Маленькая шустрая машинка имела на борту неплохое вооружение ближнего боя, могла нести до десяти тяжёлых торпед, обладала хорошим бронированием. Платой за всё это была теснота, окончательно определившая невозможность монтажа дополнительного оборудования в виде анабиозной камеры, о которой мечтал абсолют. Два кресла рядом — пилота и стрелка, позади них небольшая камера совмещённого с санузлом шлюза, и, собственно, всё.

Лететь предстояло почти час. Система близкой по классу к Солнцу звезды, Солярины, была обширной. Вокруг небольшой звёздочки вращалось аж пятнадцать планет, половина которых по размеру не превышали Меркурия. Это была одна из давних колоний, почти пятьдесят лет назад отбитая у Альянса. Сейчас начинать заселение трёх планет с подходящим температурным режимом не спешили, зато построили сразу десяток военных базы: одна, самая крупная, на дальней планете, Солярине-15, а остальные — в виде автономных космических станций. Это был удобный перевалочный пункт и, кроме того, Солярина располагалась на пути наиболее вероятного удара со стороны Альянса.

Именно к Солярине-15 шёл сейчас второй легион, от которого отделился Северный-19. А вот «Золотая стрела», флагман первого легиона, ожидал на другом конце системы, возле одной из внепланетных баз, и выходить навстречу не собирался. Да оно и понятно, не гонять же крейсер туда-сюда.

Загрузка...