Я назову твоим именем сына (СИ)

ГЛАВА 9

На следующий день, суматошная лагерная жизнь захлестнула Максимилиана, отвлекла от невесёлых мыслей. Лишь изредка, воспоминания подсмотренного свидания Риты и Макса, лёгким уколом где-то в глубине чуть ноющего сердца, напоминали о себе.

— Максимилиан! — услышал он громкий шёпот за спиной, сремительно обернулся — Милка! Рыжие волосы пламенели в ярком солнечном свете. Максимилиан поморщился:

— Милка! Чё ты в такой бешенный цвет выкрасилась, жутковато смотреть — на сбежавшую из сумасшедшего дома смахиваешь!

— Что бы понимал! Сам ты из дурдома! Тебя не спросила! — Милка упёрла руки в бока, недовольно взглянула на Максимилиана, — наша договорённость в силе? Или ты заднюю передачу включаешь?

— Чё за тупые намёки! Ты это! Давай без оскорблений и дурацких намёков, а то у нас с тобой ни чё не получится!

— Нежный какой! — проворчала Милка, — а ты мне дурацкие указания не давай: в какой цвет мне волосы красить, как одеваться и так далее.

— Как хочешь, — длиннющая нескладная фигура согнулась, наклоняясь к Милке.

— Ты что? — изумилась она.

— Нам надо попытаться поцеловаться, но ненормальный цвет твоих волос меня раздражает, как красная тряпка бесит разъярившегося быка.

— Не торопи события, мальчик! Никто не собирается целоваться с тобой раньше времени. Может быть, и вообще…, — она замолчала.

— Ещё и дерзкая! Не нравятся мне дерзкие девчонки!

— Ну, всё понятно! — Милка повернулась, собираясь уходить и через плечо, недовольно бросила, — так и знала, что ты в последний момент откажешься.

— Эй! Подруга! Я не отказываюсь! Договорённость есть, и мы приступаем к её реализации. Нам надо научиться, не обращать внимания на то, что нам не нравится друг в друге, иначе ни чё не выгорит.

— Перестань критиковать МЕНЯ! — она выделила голосом «меня».

— Ладно! — пожал костистыми плечами Максимилиан, — как скажешь. Слушаюсь и повинуюсь!

— Вот так-то лучше! — она слишком часто слышит критику о цвете волос. Так часто, что даже решила перекраситься в более натуральный оттенок. Но природная гордость не позволяет это сделать, по крайней мере, здесь в пионерском лагере.

— А ты, это! Не будь такой дерзкой! И ещё — ни какой Милаи, милая, Милочка — пожалуйста! Можно Милочка — копилочка, но только не Милая. Жуть, а не имя!

— Попробую, — буркнула Милка, — если не будешь в занозу лезть — я буду мягкой и пушистой. Мягонькой такой и пушистенькой — препушистенькой!

— Чё, пойдём в радиорубку — о танцах объявим?

— Пойдём!

Они пошли в сторону радиорубки, Максимилиан положил руку Милке на плечо. Она недовольно дёрнулась:

— Убери! — огрызнулась она.

— Ты чё! Не даёшь в образ войти!

— Рано ещё! Вечером начнём в образ входить!

— Э! Я так не могу — «по щелчку». Щёлк — влюбился! Щёлк — разлюбил!

— Придётся привыкать!

— Если так будешь разговаривать со мной, я, при всём желании, не смогу безумную любовь изображать, так что давай поаккуратнее.

Милка, нервно передёрнула плечами и ничего не ответила. Подошли к радиорубке, Максимилиан отпер ключом дверь — затхлый запах каморки, пыль, покрывавшая всё вокруг толстым махровым слоем. «В прошлый раз с Марго здесь был» — нахлынули воспоминания на Максимилиана. Он вздохнул.

— Ритку вспомнил? — поняла Мила.

— Ну! В прошлый раз мы были здесь вместе с ней. Если бы не Макс, может быть, у нас бы с ней что-то получилось.

— Не думаю! — «отрезала» Милка подняла тряпицу, валявшуюся на полу, вышла за дверь каморки, встряхнула её несколько раз, отчего в лучах солнечного света, хаотично заплясали пылинки. Вернулась в радиорубку, смахнула пыль со старого, покрытого облезлой искусственной кожей кресла, села на него, выжидательно посматривая на Максимилиана, — ты бы прибрался здесь, пыль стёр, порядок навёл, страшно смотреть — как здесь всё запущено.

— Ну, уж нет, милая моя! Мне за это не платят! Есть желание — приберись!

— Вот ещё! — фыркнула Милка, — делать мне больше нечего!

— Вот и ко мне не приставай с глупостями.

«Внимание! Внимание! — разнёсся по лагерю голос Максимилиана, — сегодня вечером Танцевальная веранда! Приглашаются только красивые девушки! Страшненьким предлагается остаться в корпусах и лечь пораньше спать!»

— Браво! Бис! — Милка похлопала в ладоши, иронично изображая восхищение.

***

— Это кто у нас такой умный и находчивый! — заведующая лагерем услышала объявление Максимилиана. Оторвалась от бумаг, кипой возвышавшихся на столе, вышла из кабинета на крыльцо, постояла, любуясь летним солнечным днём, глубоко вдохнула хвойный аромат соснового бора. Белочка, рыжим пушистым комочком, пробежала по кряжистому стволу сосны, спустилась вниз, подбежала к заведующей.

— Здравствуй, моя красавица! Угощения хочешь? Да? Сейчас — сейчас, подожди, не убегай, поищу для тебя что-нибудь вкусненькое! — она поторопилась в кабинет. А белочка осталась на месте — ждать угощение.

— Светлана Юрьевна! У нас есть лакомство для белочки? — она выдвинула ящики письменного стола в поисках угощения для незваной гостьи — ничего не было. — Пусто! Нечем угостить милую зверюшку!

— Анна Александровна! У меня пакетик семечек завалялся! Кто-то из ребят на скамейке забыл. — Светлана Юрьевна достала хрустящий целлофановый пакетик, и они вместе с заведующей поспешили на улицу угостить зверька.

— Ах ты, красавица лесная! Угощайся, дорогая! — сюсюкались с белочкой женщины. Семечки закончились, белочка вскарабкалась на сосну, понимая, что ждать больше нечего, и они вернулись в кабинет, умилённые контактом с доверчивым зверьком.

— Светлана Юрьевна! Вы знаете, чей голос звучал по микрофону?

— Максимилиана! Кто, кроме него, может сделать подобное заявление, — ответила помощница.

— Это неэтично! Разве можно о девушках говорить такое! — возмутилась заведующая, — придётся сделать ему внушение.

— Не беспокойтесь, Анна Александровна! У нас в лагере некрасивых девушек нет. Никто из девушек не соотнесёт заявление Максимилиана со своей внешностью. Все прекрасно поняли — это всего лишь шутка в духе нашего Максимилиана.

— Думаете? — засомневалась заведующая.

— Уверена! — утвердительно тряхнула головой Светлана Юрьевна.

— Ну, хорошо! — Анна Александровна сняла очки, повертела их, протёрла стёкла ослепительно белым носовым платочком, надела очки, взглянула поверх них на Светлану Юрьевну, — всё-таки вызовите его ко мне, хочу провести с ним воспитательную беседу.

— Хорошо! — помощница сразу же позвонила Максимилиану:

— Максимилиан! Тебя вызывает Анна Александровна «на ковёр»! Ой! — она испуганно прикрыла рот рукой и покосилась на заведующую, — извините, пожалуйста, Анна Александровна! Вырвалось непроизвольно.

Заведующая лагерем ничего не ответила, снова сняла очки, протёрла стёкла и водрузила их на нос.

— Максимилиан! — повторила в трубку Светлана Юрьевна, — Анна Александровна ждёт тебя в кабинете! Сию же секунду, немедленно подойди!

— Ну, зачем уж так безапелляционно, — миролюбиво заметила заведующая лагерем, — это не так уж и срочно!

— А! — беспечно махнула рукой Светлана Юрьевна, — быстрее выволочку ему сделаете, и будете заниматься своими делами, не отвлекаясь на пустяки.

— Светлана Юрьевна! — заведующая постучала кончиком ручки по столу, — это не выволочка! Максимилиану надо разъяснить, что такие, с позволения сказать шутки, недопустимы среди интеллигентных людей.

— Хорошо! Хорошо! Анна Александровна! Как скажете!

***

Максимилиан прикрыл ладонью телефон и прошептал Милке:

— Заведующая чё-то вызывает. Чё ей от меня надо? — убрал ладонь с телефона и громко произнёс, — понял, через несколько минут буду!

— Что так орать! — Светлана Юрьевна поморщилась, потрясла головой, будто ей в ухо попала вода, — оглушил! — проворчала она, покосилась в сторону заведующей, зарывшейся в бумаги, и произнесла, — через несколько минут подойдёт.

— Спасибо, Светлана Юрьевна! Я слышала! Очень громкий голос у Максимилиана. Оригинал он у нас! Ничего не скажешь!

— Что в нём оригинального? — не согласилась помощница, — дикость одна!

— Что вы, Светлана Юрьевна! Одни стихи что значат! Как там у него звучало: «Она реальная была!» — кажется?

— Я вас умоляю, Анна Александровна! Не сам же он их сочинил! В интернете нашёл.

— Хорошо — хорошо! — заведующая снова углубилась в бумаги.

Максимилиан вышел из радиорубки, Милка следом за ним, закрыл пропылённое помещение на ключ, повернулся к Милке:

— Извини, не успел тебя позажимать — заведующая вызывает. Чё ей надо от меня? — повторил он снова.

— Я так огорчилась! — съязвила Милка.

— Ты это! Не огорчайся! Я же извинился! Потом наверстаем, если чё!

— Что? Если что?

— Если захочешь! Ты же меня знаешь! Я это! Принуждать не буду! Всё должно быть красиво, полюбовно, ну, или по договорённости! — он подмигнул Милке, — я пошёл.

— Вот чудо природы! — Милка закатила глаза вверх и покачала головой.

— Я пошутил, милая! — Максимилиан выделил голосом «и». — Пока! До нашей первой романтической встречи!

— О! — с надрывом произнесла Милка, — не знаю, на сколько, меня хватит!

— Крепись, моя девочка! — Максимилиан беспечно помахал рукой.

— Войти можно? — Максимилиан два раза стукнул в дверь кабинета заведующей лагерем и вошёл.

Анна Александровна подняла взгляд поверх очков, удивлённо посмотрела на него, как бы задавая вопрос, по какому поводу явился, — здравствуй, Максимилиан! Проходи, присаживайся! — она указала на стул, стоящий напротив её стола.

— Здрасти! — Максимилиан бухнулся на стул, отчего тот скрипнул тонким надрывным голоском.

— Вот что, уважаемый Максимилиан! — заведующая поднялась из-за стола, прошлась по небольшому кабинету с двумя, еле-еле уместившимися в нём, рабочими местами для неё и помощницы, подошла к окну, посмотрела в безоблачное небо пронзительно — голубого цвета, прижала руки к груди, задумчиво постучала кончиками пальцев обеих рук, повернулась к Максимилиану. Он сидел, понуро опустив голову: «Чё ей надо? Может, в командировку решила отправить, как Макса, за лекарствами? Если так, то наш с Милкой план, откладывается на неопределённое время».

— Максимилиан! Это вы объявили, что сегодня состоится танцевальный вечер?

Максимилиан кивнул:

— Я! Кто ещё кроме меня может это сделать, ключи от радиоузла только у меня, — он выудил из-под футболки ключ, висевший на шее.

— Максимилиан! — мягко произнесла Анна Александровна, — нельзя говорить, что на танцы приглашаются только красивые девушки. Ну, нельзя этого говорить! Я, конечно, списываю это на вашу молодость и неопытность. — Я же просто пошутил, Анна Александровна!

— Я поняла это! Максимилиан, есть шутки к месту, а есть не к месту. Ваша шутка относится к последнему варианту. Не повторяйте её больше! Никогда!

— Ладно, не буду. Можно идти?

— Идите, Максимилиан, и, пожалуйста, помните о нашем разговоре.

— Хорошо!

Максимилиан вышел на крыльцо, осмотрелся по сторонам — неподалеку, поджидая его, прогуливалась Милка. Налетел ветер, взлохматил ей волосы огненным вихрем, залепил лицо. Максимилиан подошёл к ней, убрал волосы с лица.

— Что-то новенькое! Что бы это значило?

— Вхожу в роль безумно влюблённого! Не поняла?

— Теперь поняла! Зачем тебя вызывала заведующая?

— А! — отмахнулся Максимилиан, — так, не о чём!

— Скажи! Клещами из тебя вытягивать информацию, безумно влюблённый в меня Максимилиан?

Максимилиан ковырнул носком сланца землю, сунул руки в карманы:

— Нехорошо, грит, девушек страшненькими обзывать! Вот и всё! Больше, грит, так не делай! Всё! — он посмотрел на Милку — устроило её объяснение или нет.

— Самому догадаться-то, не дано было?

— Милая! Ты снова ехидничаешь! И мне это не нравится! Если мы с тобой партнёры в нашем мероприятии — давай уважать мнения и пожелания друг друга.

— Как культурно заговорил, на тебя не похоже, у Макса научился?

— Я, может, универсальный солдат — могу и так и так! Ну, всё, до вечера, милая! Разбегаемся по делам!

— Пока! — вяло согласилась Милка, — не хочется мне в эти игры играть, но, приходится приспосабливаться.

— Ну! — согласился Максимилиан.

Из окна кабинета за ними наблюдала Анна Александровна.

— Ох уж эта молодёжь, Светлана Юрьевна! Одна любовь на уме!

— Не только, Анна Александровна! Ещё танцы-манцы-обжиманцы!

— Вот и я об этом! Сама такая же была в юности — влюбчивая!

— И я! — согласилась Светлана Юрьевна! Тоже влюбчивая была как кошка!

— Кошки очень влюбчивые?

— Ну, да! Очень! — рассмеялась Светлана Юрьевна, перебирая бумаги на столе.

***

Смеркалось, ребята небольшими стайками подтягивались к эстраде, украшенной разноцветными огнями. Максимилиан зашёл в радиорубку, подключил аппаратуру:

— Танцевальный вечер объявляю открытым! Сидеть на зрительских местах запрещается! Всем на эстраду и танцевать!

Грянула музыка, Максимилиан вышел из радиорубки. Танцующих не было:

— Чё за дела? Почему никто не танцует? Если так — я сворачиваю музон! — он решительно направился в радиорубку.

— Нет, Максимилиан! Не выключай! — зазвенел девичий голос. Девушка пробиралась сквозь толпящихся ребят, сумерки слегка приглушили огненный цвет волос, приблизив его к натуральному.

— Милка! Молодец! Давай подгребай сюда, на эстраду! — Максимилиан протянул ей руку, помог подняться, — мы открываем дискотеку! — прокричал он, делая руки рупором.

— Ты же говорил танцевальный вечер! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Одна Караганда! — Максимилиан длинными худющими руками облапал Милку, рывком прижал к себе и прошептал на ухо: «Молодец, в теме!»

— Ты их видел? — она посмотрела на него снизу вверх.

— Не-а! Не могу понять здесь они или нет! Жамкаются, наверное, где-нить!

— Твой жаргон уже надоел! Что за выражение: «Жамкаются!»

— А как ещё это назвать? Обнимашечки?

— Ну, да! — согласилась Милка, — «Жамкаются» для них более подходящее определение.

— А я чё говорю! Ладно, не отвлекайся, нам надо изображать безумную любовь! Забыла?

— Нет! Не забыла! Для правдоподобности, надо делать это постепенно, сейчас мы с тобой танцуем, потом, когда народ начнёт активно отрываться, сядем на зрительские места рядом.

— Ага, и будем ворковать, как голубок с голубицей.

— С какой голубицей, Максимилиан! С голубкой, а не с голубицей!

— Какая разница! Главное, ты поняла мою мысль! — он нагнулся и неуклюже чмокнул её в висок, — интересно, видели они это или нет? Как думаешь?

— Откуда я знаю!

Ребята, да и пионервожатые осмелели и тоже вышли на эстраду танцевать.

— Ну, всё, народ набился, можно нам пойти поворковать! — Максимилиан потянул Милку за руку.

Они спустились с эстрады, сели рядом на самое видное место, исподволь, пытаясь увидеть Риту и Максима. Их не было.

— Чё будем делать? Дальше изображать безумно влюблённых?

— Конечно! Пусть сплетни поползут по лагерю.

— Пойдём подрыгаемся! Чё сидеть! — Максимилиан поднялся, сильно дёрнул Милку за руку, так, что она чуть не упала с сиденья, — ой, милая моя, извини, не рассчитал свою силу богатырскую, — Максимилиан продемонстрировал хилые бугорки бицепсов.

— Максимилиан, не смеши меня! Ладно, пойдём, подрыгаемся, как ты выражаешься. Нет, лучше включи медленную и печальную песню, про любовь.

— Чё всплакнуть захотела? Чтобы я тебя утешал? Лады! — он ушёл в радиорубку. «По заявке одной девушки, с волосами цвета а-ля морской маяк, звучит эта музыка — медленная и печальная. Девушки, приготовьте носовые платки! Парни, не забываем утешать девушек, и вытирать слезинки! Танцуем! Но только медленно и печально!» — Максимилиан, скорчил горестную гримасу, подошёл к Милке, рывком притянул её к себе и повёл в круг танцующих.

— Пришли! Пришли! Появились! — Милкин голос потонул в звуке музыки.

— Марго и Макс? — Максимилиан завертел головой, пытаясь их увидеть.

— Да не крути ты головой, как сумасшедший! Они у тебя за спиной. Веди меня из середины на край эстрады, чтобы они нас увидели, повернёшь меня к ним спиной и увидишь их.

Максимилиан так и сделал — они с Милкой танцевали у самого края эстрады, не заметить их было невозможно. Марго и Макс стояли неподалеку от эстрады, равнодушно посматривая на танцующие парочки. Вдруг, они оживились — увидели отчаянно прижимающихся друг к другу Милку и Максимилиана.

— Разверни меня к ним лицом, — прошипела Милка, — я хочу посмотреть на их реакцию.

— Как скажешь! — Максимилиан стремительно развернул Милку, лицом к Марго и Максу.

Рита помахала ей рукой, обозначая, что увидела их с Максимилианом. Тихонько толкнула локтем Максима, указав на них. Максим увидел их парочку, рассмеялся! Поднял большой палец правой руки вверх — одобряя, потом сжал ладони как при рукопожатии, поднял вверх и потряс ими — подтверждая свой первый жест. Они ещё постояли немного, рассеянно наблюдая за танцующими и ушли.

Прошло примерно часа два, Максимилиану уже надоело танцевать,

— Всё! Лавочка закрывается! Всем спасибо! Все свободны! — он выключил музыку, погасил освещение.

— Максимилиан! Ты что распоряжаешься! Время ещё детское! Включай музыку! Мы хотим танцевать!

Недовольные возгласы не смутили Максимилиана.

— А вы и есть дети! Быстро разошлись по корпусам! — он закрыл радиорубку на ключ, подошёл к Милке, — чё будем делать? Я знаю место, где они обжимаются, если хочешь, можем сходить туда.

— Откуда ты знаешь? Подсматривал за ними?

— Нет, — соврал Максимилиан, — случайно мимо проходил, слышу: «Чмоки-чмоки! Ути-пути! Сюси-муси!». Пошёл на звук, а там они сидят на камушке — обжимаются.

— Жамкаются! — поправила его Милка, — дальше-то что?

— А, ну да! Жамкаются! Точно! Ну, постоял, покурил, да ушёл. Не буду же я ему рожу бить! Чё? Пойдем, посмотрим?

— Пойдём!

Они пошли, взявшись за руки, как и положено влюблённой парочке. Расчёт оказался верным, послышалось шушуканье, приглушённые смешки ребят. Один из мальчишек подскочил к ним:

— Что это вы за ручку пошли? Влюбились? Да?

— Да, влюбились! А ты обзавидовался? А ну, брысь! Быстро разошлись по корпусам! Кому сказал!

Ребята, нехотя, повиновались и начали расходиться. Уже совсем стемнело, Милка и Максимилиан подошли к любимому месту Максима. Осторожно выглянули из-за кустов: парочка была на месте. Рита и Максим сидели, обнявшись — он обнимал её за плечи, она его за талию. Максимилиан мотнул головой, прошептал:

— Ну, их! Пойдём!

Милка кивнула. Они ушли, по привычке держась за руки. Молча шли по лесу. Луна, сквозь просветы в облаках, нечётко прорисовывала контуры вековых сосен, тянущих чёрные, крепкие ветви в небо. Темно и тихо! Чувствовалось, что за обманчивой тишиной, кроется, бурлящая жизнь лесных обитателей. «Уфу-бу-фу!» — заухал ночной филин, зашуршала трава под чьими-то крадущимися шагами.

— Страшно, Максимилиан! Пойдём быстрее в лагерь.

— Ты же со мной! Видела мою мускулатуру? Не бойся!

— Ага! Ага! Видела! Вместо бицепсов — два маленьких бугорка.

— Были бы кости — мясо нарастёт! — знаешь, милая, надоела мне эта чехарда! Бегай за ними! Подсматривай, а они и внимания не обращают. Бесполезно всё это!

— Быстро же ты сдался, Максимилиан! Всего на один вечер тебя хватило!

— Я понял, что это бессмысленно! Неужели ты не понимаешь?

Она пожала плечами.

— Если хочешь, милая, сделаем ещё одну попытку, сегодня. Хочешь или нет?

— Хочу! Только уйдём отсюда быстрее. Здесь темно и жутко!

— План такой: будем сидеть на скамейке, недалеко от корпуса, где живёт Марго. Увидим их издали — Макс пойдёт провожать Марго, и выйдем им навстречу, как бы совершенно, случайно. Они нас увидят и…, — он замолчал.

— Увидят нас тобой! И что дальше?

— Не знаю! — честно признался Максимилиан, — может быть, приревнуют и начнут за нами бегать, — он снова помолчал, потом добавил, — мы же с тобой не дураки, Милка! Мы понимаем, что это бесполезно? Или нет?

— Попытаться можно!

— Хорошо! Чё не попытаться, в самом деле!

Они сели на скамейку в неосвещённой части территории лагеря и принялись терпеливо ждать.

— После того, как они появятся на горизонте, мы с тобой, обнявшись и прижимаясь, друг к другу, идём им навстречу, упорно их не замечая, потому что смотрим друг на друга безумно влюблёнными глазами! — Максимилиан втолковывал свой план Милке.

— Почему безумными, Максимилиан? Можешь объяснить?

— До чего ты непонятливая, милая! Не безумные глаза, а безумно влюблённые! Мы сталкиваемся с ними: «О! Извините! Мы были так увлечены друг другом, что не заметили вас! Простите — извините! И мы с тобой в обнимочку удаляемся, растворяемся в темноте леса.

— А они? Плачут и бегут следом за нами? Да, Максимилиан?

— Да, милая моя! Именно так!

— Идут! — шёпотом вскрикнула Милка, нервно заметалась — вскочила со скамейки, села снова, уставилась на Максимилиана, испуганно вытаращив глаза.

— Спокойно, девушка! Приступаем к реализации одного из пунктов нашего плана: обнимаемся, прижимаемся, смотрим друг на друга влюблёнными глазами и сталкиваемся с ними лоб в лоб. Поехали! Они поднялись со скамейки, обнялись, натянули на лица влюблённые улыбки и пошли, глядя друг на друга, навстречу Рите и Максиму.

— Какая встреча! А что это вы тут делаете? — голос Максима звучал приглушённо, он будто оберегал от ненужных свидетелей ту нежность, что возникла между ним и Ритой.

— Тоже, чё и вы! Вы жамкаетесь, ну, и мы не прочь! Да, милая моя?

Милка чуть кивнула, посмотрела на Максима, пытаясь найти в его взгляде, услышать в его голосе нотки ревности. Он смотрел на неё равнодушно! Нет-нет! Она не собирается этому верить! Ей просто показалось! Если присмотреться внимательно и задуматься, почему Максим смотрит на неё равнодушно? Он всё ещё злится за тот злополучный вечер, когда она сбежала? Зачем она это сделала? Останься она с ним в тот вечер, может быть, сейчас на месте Ритки была бы она?

— Макс, а почему у тебя такой несчастный голос? — она попыталась, как бы невзначай, найти подтверждение своим мыслям.

— Тебе показалось! — резко ответил Максим, убрал руку с Риткиного плеча, взял её за руку и потянул за собой. — Пойдём?

Рита подняла на него взгляд: «Да! Уйдём!» Они обошли Милку и Максимилиана, точно случайное препятствие, встретившееся им на пути, и скрылись в темноте леса.

Милка и Максимилиан растерянно смотрели вслед удаляющейся парочке.

— Это надо обсудить, — еле слышным голосом выдавила из себя Милка.

— Чё обсуждать и так всё понятно!

— Что тебе может быть понятно? Что? — взвилась Милка, — разве ты можешь чувствовать, хоть капельку того, что чувствую я?

— Э, девушка! Чё за наезды! Счас обижусь и уйду, ходи одна среди ночи, а здесь за каждым кустом по пять маньяков с топорами — сидят тебя поджидают!

— Иди ты со своими шуточками! Без тебя на сердце тоска!

— Ну! Мне тоже тоскливо! Ладно, пойдём на скамейку — быстро обсудим, я тебя доведу до места и к себе — спать. Нет! Не спать — заливать горючими слезами подушку, причитая: «О, Марго! Марго! Почему ты выбрала его! Этого урода Макса! А не меня такого умного, красивого и кудрявого! Почему! Он бухнулся на колени, поднял вверх сложенные вместе, как при молитве ладони, и страдальчески всхлипнул.

— Клоун! — фыркнула Милка, — тебе в цирк надо идти работать! Какой талант пропадает! В педагогическом нечего делать ТЕБЕ!

— В жизни всегда есть место празднику! — Максимилиан поднялся, поморщился, держась за колени, — ударился коленками, — пожаловался он.

— Не празднику, а подвигу!

— Чё? Не понял, о чём ты?

— В жизни всегда есть место подвигу! А не празднику — как ты сказал.

— Я сказал, чё хотел сказать. Пойдём на скамейку — обсудим или здесь будем стоять — перепираться?

— Пойдём? — вздохнула Милка.

— Не вздыхай! — миролюбиво произнёс Максимилиан, — чё тебе вздыхать, у тебя есть я! А это значит, что повода для огорчений нет!

— Что-что? Что-то новенькое! — изумилась Милка, делая шаг в сторону скамейки, туда, где они поджидали Макса и Риту, — ты меня всё больше и больше удивляешь!

— Я счас подумал, а что нам мешает попробовать начать отношения по-настоящему? Вернуть их — у нас с тобой перспектив нет, абсолютно, никаких! Видно же, что между ними возникла любовь неземная! Или ты ещё этого не поняла?

— Я даже думать не хочу об этом! — она села на скамейку, Максимилиан примостился рядом, сел вполоборота к ней.

— О чём, девушка, вы не хотите думать? Об их неземной любви или о том, что я вам предлагаю?

— А что ты мне предлагаешь, Максимилиан? Что ты можешь мне предложить, Максимилиан? Что? — с надрывом воскликнула Милка.

— Спокойно, девушка! Не надо истерик! Повторяю! Предлагаю нам с тобой попробовать начать отношения — не получится, значит, ошиблись! Только и всего — расстанемся друзьями! А может и получится! Только ты это! — он замолчал.

Она с интересом посмотрела на него:

— Что это, Максимилиан?

— У меня одно условие!

— Не рано ли ты начинаешь диктовать условия, Максимилиан?

— Перекрась волосы в нормальный цвет! Маленькое такое, малюсенькое и очень легко осуществимое условие.

— А если не перекрашу, твоё предложение отменяется?

Он помотал головой:

— Нет, я должен любить тебя всякую и если ты хочешь испытать мой характер на прочность, можешь даже выкрасить волосы в зелёный цвет. Тебе зелёнку принести?

— Максимилиан, мы хотели обсудить Макса и Ритку, а обсуждаем, всякую фигню!

— Милая моя, если мы займёмся нашими отношениями, тебе будет легче. Ну, влюбились они! Нам с тобой это не изменить!

— Где я тебе краску в лагере возьму! Мне и самой этот цвет уже надоел, в лагере магазинов нет!

— Торжественно клянусь, в первый же выходной, купить тебе краску, только напиши какую и сколько!

— Ладно! — Милка поднялась со скамейки, — проводи меня. Я спать хочу!

— Чё означает «Ладно!» объясни двоечнику! Ладно — купи краску или ладно — давай попытаемся начать строительство наших отношений, или ладно — пойдём спать? Какой из трёх вариантов правильный? Любишь ты, милая моя, загадывать ребусы, кроссворды, блин!

— Объясняю тебе, двоечнику! Все три варианта принимаются! Уточняю: проводи меня — я спать хочу! При случае — купи краску для волос, мне и самой это цвет уже надоел!

— Ну! Что молчим? Третий вариант не озвучиваем?

— Ох и въедливый ты, Максимилиан! Я согласна на «стройку»!

— Молодец, на лету схватываешь, милая моя девочка! — он потянул её в тёмный уголок леса, подальше от случайных глаз, прошептал в ухо, обжигая горячим дыханием, — а сейчас я хочу аванс, маленький такой авансик в виде жаркого поцелуя, не поцелуйчика, а горячего 45 градусов по Цельсию, страстного, улётного поцелуя.

— Ладно, но только один раз!

— Строгая моя! Правильная вся такая! — Максимилиан впился губами в Милкины губы.

***

Макс тихонько проскользнул вслед за Ритой в её комнатушку. Они сели, обнявшись на кровать. Целовались исступлённо, до одури, до появления у Ритки в глазах зелёных фосфоресцирующих точек-вспышек.

— Дальше поцелуев, мы с тобой продвинемся когда-нибудь? — прошептал он, из последних сил сдерживая обжигающую страсть.

— Да! Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной!

— Так в чём же дело, Марго? Мы можем сделать это, в любую минуту, когда ты дашь добро! — задыхаясь от поработившего его желания, шептал он исступлённо.

— Я не могу так, Максим! — она мягко высвободилась из его рук, — не могу, извини!

— Что надо сделать, чтобы ты смогла? — произнёс он пылко и так решительно, точно собираясь немедленно, сию секунду, исполнить её желание.

— Помещение. Закрытое от посторонних глаз, помещение и без сумасшедшей слышимости. Иначе я не смогу расслабиться. Я это знаю.

— Хорошо, Марго, крошка! Будет тебе помещение! До чего же ты сладкая! — он вновь уронил её на кровать, навис над ней на правом локте, левой перебирая её волосы и осыпая её тысячами страстных поцелуев. — До чего же ты сладкая, Марго!

— Максим! Тебе пора! Уже светает! Не выспимся!

— В старости отоспимся! — Максим в последний раз поцеловал Риту. — Можно сказать, за уши отдираю себя от тебя, моя сладкая! — Он вышел за дверь, легко сбежал с крыльца.

Она порхнула к окну — махнуть ему на прощанье. Он встал напротив окна, постоял несколько секунд — её лицо за стеклом, глаза на пол лица, как бы умоляющие его статься, как бы говорящие: «Не уходи! Побудь со мной ещё! Ну, хоть чуть-чуть!»

— Пока, Марго! — прошептал он. — Пока, любовь моя! Моя нежность! Моя жизнь! Я и не предполагал, что знаю такие слова. Он, помахал ей рукой и пошёл к себе.

— Пока! — беззвучно шевельнула она губами.