— Отряд строиться! — гаркнула Ритка и схватилась за горло: «Сколько раз запрещала себе громко орать. Так и без голоса можно остаться. Кха-кха», — покашляла она, всё также держась за горло.
— Рита, а что ты в тихий час делала? — ехидным голоском спросила одна из девчонок.
— «Много будешь знать — скоро состаришься!» — знаешь такую народную мудрость?
— Знаю! — протянула она, — а всё равно интересно.
— Засунь свой интерес, знаешь куда? — произнёс мальчишеский голос.
— Разговорчики! — рыкнула Ритка негромко, решив беречь голосовые связки, — чтобы я не слышала некультурных выражений.
— Ладно, — понуро опустил голову пацан, — не буду больше.
— Вот и хорошо, а сейчас шагом марш в столовую, сегодня на полдник чай и шоколадные вафли, кто не любит вафли, может отдать мне свою порцию!
— Все любят! — вразнобой отвечали ребятишки.
— Ребята, напоминаю, что сегодня вечером, на эстраде будут показывать кинокомедию, кто хочет, может прийти и посмотреть.
— А ты, Рит, придёшь?
— Наверное, приду.
— С Максимом или Максимилианом? — спросил всё тот же ехидный девичий голосок.
— Та-а-ак! Кто-то, за свой длинный язык, вместо киносеанса, останется в палате, — она, конечно же, не собиралась этого делать, но приструнить никогда не помешает, — некоторые девчонки позволяют себе задавать нескромные вопросы!
— Сейчас скромность не в моде, — философски вставил в разговор, услышанную от взрослых фразу, один из мальчишек.
— А что сейчас модно? — задала вопрос Ритка, просто так, её, абсолютно, не интересовал ответ паренька. Она рассеянно выслушала ответ, но не поняла, не вникла в его суть. Сейчас её интересовало только одно — увидит она на полднике Максима или нет.
Нет! В столовой его не было. «Уж не случилось ли с ним ЧП, — вдруг, обеспокоилась Ритка, — нет, всё тихо, никаких разговоров». Ей оставалось только гадать, где он и что произошло. «Так вот, с первого свиданья, начинаются страданья!» — вспомнила она строчку из стихотворения Агнии Барто, и решила больше о нём не думать, «выкинуть» его из головы и даже из жизни, если получится: «Может быть, он пожалел о своих словах и теперь старается не показываться мне на глаза. Кто знает!»
Она собиралась на кинокомедию, как на последний шанс увидеться с Максимом. Перебрала содержимое сумки, выбрала джинсы приглушённо — розового цвета и обтягивающую, в тон джинсов, водолазку. Чуть подкрасила реснички, поднесла к губам бледно-розовый блеск, на мгновенье, в голове мелькнула шальная мысль — намазаться кроваво-алой помадой, как Милка, и посмотреть на кого или на что она будет похожа. Алой помады не было, поэтому, она провела кисточкой с бледно-розовым блеском по губам, распустила каштановые волосы, глянула в маленькое зеркальце — хороша! И пошла на киносеанс. Народу набилось много, почти все кресла были заняты. Рита высмотрела несколько свободных мест, в первых рядах, справа, и села, тайно надеясь на то, что как только начнётся фильм, Максим тихонечко сядет рядом с ней, на свободное место. Она, конечно же, сделает вид, что безумно увлечена действом, происходящим на экране и, совершенно, ну, совершенно, не заметила его присутствия на соседнем кресле. «Привет, Марго! — произнесёт он еле слышно, а она не услышит его слов — вся увлечённая фильмом. Он осторожно возьмёт хрупкие пальчики её правой руки своей большой мужской рукой, и она вздрогнет, очнётся от грёз, точно заколдованная принцесса: «О, Максим! Привет! — шёпотом произнесёт она, — извини, я не сразу заметила, что ты сел рядом». «Ну, что ты, крошка! — шепнёт он, — не извиняйся! А, может быть, ну, его этот фильм? Пойдём лучше туда, где мы были вчера? Только дай мне слово, что будешь осторожна! Не подходи к краю обрыва! Хорошо?» «Обещаю!» — ответит она, вкладывая в это слово всю нежность, что переполняет её, всю нерастраченную любовь. «Улизнём от всех?» — шепнёт он, слегка касаясь губами её маленького ушка. От поцелуя его губ, электрический разряд вонзится в неё тысячами сладких уколов, разольётся блаженством по каждой клеточке её юного тела. «Да!» — ответит она, закрыв глаза, чтобы не пропустить ни одного счастливого мгновенья, — «Да!» — ещё раз растерянно — счастливо отзовётся она. Она открыла глаза — его не было рядом.
На экране мелькали герои, стараясь рассмешить зрителей. Ей стало невыносимо, просто невмоготу, находиться здесь, среди восторженно подвывающих зрителей. Она встала, пригнувшись, чтобы не мешать смотреть фильм другим зрителям и скрылась в темноте деревьев, хорошо, что на улице уже стемнело. Она, постояла чуть-чуть, всё еще надеясь, что вот-вот появится Максим, укрытая тенью деревьев, на этот раз внимательно, осмотрела присутствующих зрителей — его не было, и пошла в сторону корпуса. Зашла в свою комнатушку, села на кровать. Здесь, оказывается, было так же невыносимо, как и в кинотеатре. Она сменила бледно-розовые джинсы на синие, надела футболку, толстовку, кеды и вышла из комнаты, закрыв её на ключ. Села на качели, всё ещё, чуть-чуть, надеясь, что вот сейчас, он подойдёт и осторожно тронет её за плечо: «Привет, крошка! Скучаешь?» И она потянется к нему: «Да, очень! Ты где пропадал?» Она решила пойти туда, где они были вчера — на обрыв реки. Сесть на плоскую поверхность валуна и уставиться в мелкую, но бурлящую речку или в чёрное небо, притягивающее бездонной неизвестностью. Но, она не запомнила дорогу — «топографический кретинизм» — это её «диагноз».
Наконец, фильм закончился. Горн проиграл отбой. И ребята потянулись к корпусам.
— Ребята, умываться, чистить зубы, мыть ноги, да с мылом, а не просто поплескаться водой, и в постель, — она еле дождалась того счастливого момента, когда ребятня улеглась, и наконец-то, переодевшись в пижаму, Рита нырнула в кровать. «Ну, и пусть! Я всё равно буду счастливая! — произнесла она шёпотом вслух, — я так решила! Я буду счастливая! Я обязательно буду счастливая!» Она обняла подушку и мгновенно заснула, совершенно, забыв закрыть окно.
Максим только — только появился в пионерлагере, сегодня его подняли в шесть утра и срочно командировали в город за медикаментами. Он купил всё, что положено по списку, ненадолго заскочил домой, снова за руль и сюда — в лагерь. Лагерь спал. Тишиной и спокойствием дышало всё вокруг, вековые ели и сосны мудро покачивали тёмными кронами. Слышались звуки падающих шишек. Печально заухала сова где-то вдали: «Уфу-бу-фу!» бешено, точно сумасшедшие, трещали сверчки. «Подойду на одну секундочку к её окну и потом, сразу к себе — спать, валюсь с ног от усталости!» В темноте, он подошёл к её окну, шторы были не задёрнуты, её окно тоже излучало тишину и спокойствие. Он не удержался, подтянулся на руках и заглянул в окно (оно было невысоко от земли). Марго мирно спала, обхватив двумя руками подушку: «О, боже! Как бы я хотел оказаться на месте её подушки», — пробормотал он, с жадностью рассматривая, её тонкий, бледный в темноте ночи, профиль, бескровные губы, каштановые волосы, в беспорядке разметавшиеся по кровати. Тут он заметил, что окно просто прикрыто, а не закрыто на щеколду. Одной рукой удерживая себя, другой он осторожно, стараясь не шуметь, открыл окно в её комнату и легко перемахнул внутрь.
Сел на краешек её кровати, всматриваясь в слегка вздрагивающие ресницы. Не удержался и легонько провёл по шелковистой коже её левой руки, дотронулся до волос, осторожно перебирая их, «пропуская» через свои пальцы, провёл по бархатистой коже щеки, опустился ниже — на шею, едва касаясь её кончиками пальцев. Её ресницы затрепетали, она вздрогнула и села в кровати, потом снова упала в постель, решив досмотреть сон, где он такой настоящий, такой реальный — её Максим.
— Спи, спи, крошка! — прошептал он ей, — отдыхай. Я просто немножко посижу рядом и уйду. Ужасно соскучился по тебе, — он снова коснулся её каштановых волос.
— Я тоже, — сонно пробормотала она, — а тебя нет и нет, — продолжала она, не открывая глаз.
Он тихонько рассмеялся:
— Соня! Такая смешная соня! — также шёпотом произнёс он, — отдыхай, а я пойду к себе, завтра увидимся.
Он выпустил её волосы и отошёл к окну, намереваясь выйти из комнаты, точно так же как и вошёл — через окно.
— Максим! — Рита поднялась, села в кровати, отбросив одеяло в сторону, ещё не полностью осознав, что происходящее сейчас — это не сон.
— Всё-таки, я разбудил тебя, — он покачал головой, — честное благородное слово, я не хотел.
— Как ты попал сюда? — Рита попыталась пригладить ладонями, взъерошенные после сна, волосы.
— Это было, совершенно, не трудно, — улыбаясь, произнёс он, — кто-то не закрывает на ночь окно. А если бы это был не я, а другой?
Её, вдруг, зазнобило. Резко, без причины, зазнобило. Дрожь, с ног до головы, сотрясала её хрупкую фигурку.
— Марго! Ты что? Холодно?
— Да, — она натянула одеяло до подбородка, думая, что, наверное, её знобит от нервов.
Он шагнул в её сторону, сел рядышком, прикоснулся губами к её лбу — лоб прохладный, температуры нет.
— Мерзлячка! — протянул он, — мерзлячка и соня! Согрею тебя, — он обнял её поверх одеяла и крепко прижал к себе.
— Где ты был? — прошептала она, уткнувшись ему в шею, — я так ждала, а тебя всё не было и не было.
— В шесть утра подняли и отправили в город за лекарствами, — он неловко чмокнул её куда-то в макушку, — только что приехал, не смог дождаться утра, решил, всего на одну секундочку, взглянуть на тебя.
— Правда? — она подняла лицо и посмотрела ему в глаза, как бы пытаясь понять, обманывает он её или нет.
— Конечно же, правда! — он ещё крепче прижал её к себе, прижался щекой к её щеке и замер, наслаждаясь моментом, потом нашёл её губы и поцеловал. Она неумело ответила. «О, боже! — мелькнуло у него в голове, — она даже целоваться ещё не умеет!»
— Я не умею целоваться, — шепнула она, как бы извиняясь. Ей отчаянно хотелось, чтобы эта ночь продолжалась до бесконечности долго. Кружилась голова от их смешавшегося дыхания. «Целуй меня! Ещё! Ещё!» — мысленно просила она его. Но! Она девушка серьёзного поведения, а не какая-нибудь рыжая ехидна, поэтому, она легонько отстранила его, — дай отдышаться!
— Не дам! — ответил он так страстно, — что она почти перестала себе принадлежать.
Он осторожно, будто она фарфоровая балеринка, стоящая на одной ножке, опустил её на кровать и лёг рядом, укрыв её и себя одеялом.
— Не надо, Максим! — взмолилась она, — не сейчас! Я не готова!
— Ну, что ты, крошка! Я не настаиваю! Пусть всё идёт своим чередом, я просто хочу полежать рядом с тобой обнявшись, почувствовать губами, как пульсирует голубая ниточка — венка на твоём виске. Ни о чём не беспокойся! Ни о чём! Всё будет только так, как ты захочешь и тогда, когда ты захочешь. Ей, вдруг, вспомнилась её шутка Максимилиану: «Нарву букет полевых цветов и поставлю на подоконник — это и будет тебе знак». Она еле сдержалась, чтобы не захихикать.
— Устал? — она провела пальчиком по его щеке, — колючий!
— Не успел побиться, — оправдываясь, ответил он.
— А мне нравится!
— Что нравится? Марго? — шептал он, исступлённо целуя её.
— Всё! — закрыв глаза, выдохнула она ему прямо в ухо, оглушив его, — всё, абсолютно, всё!
Он, вдруг, резко поднялся:
— Всё! Не могу больше! Я пошёл или я за себя не отвечаю!
— Иди! — вскинулась она к нему, и пошутила, не удержавшись, — ты в окно?
— Она ещё шутит! — он наклонился к ней, впился губами в её губы, как будто хотел навсегда запомнить их вкус, с трудом оторвался, перемахнул через окно, чуть задержался, — до завтра, слабость моя! До завтра, сладость моя! — он спрыгнул. Она метнулась к окну. Он оглянулся — её лицо бледным пятном выделялось на фоне чёрного окна. «Закрой окно на щеколду!» — помаячил он ей. Она послушно кивнула, закрыла окно. Он кивнул и пошёл к себе. «Но, почему? Почему? — стучало её сердце, — что почему, глупое? — спросила она его, — почему мне нельзя, а другим можно? — наконец, чётко сформулировала она вопрос. — Потому что мне можно только по любви! Но, ты же его любишь? — вела она мысленный диалог сама с собой, — да? Да! Люблю, ну, или он мне очень нравится, что, наверное, одно и то же. И что дальше? «Пусть всё идёт своим чередом», — вспомнила она его слова. Она рухнула в кровать — теперь, уже точно, не усну до утра, — уверилась она и в ту же секунду заснула.
Утром она проснулась с ощущением безграничного счастья: «Я люблю! — хотелось ей кричать всему миру, — Он меня любит! Я самая счастливая на всём белом свете!»
— Отряд, умываться, причесываться и строиться на завтрак! — гаркнула она, стараясь беречь горло.
А сама метнулась в свою каморку, надела самый нарядный сарафанчик, чтобы быть перед Максимом, уже с утра, в самом неотразимом виде. Ах, да! Чуть подкрасить реснички, мазануть губы блеском, красиво распустить каштановые волосы по плечам.
Она и её отряд пришли на завтрак. Он был уже там, взглянул на неё, в восхищении поднял вверх большой палец правой руки: «Красота неописуемая!» — прочитала она по его губам. Ему было безразлично — кто что подумает. Были только он и она — его крошка Марго, остальное не имело значения, не имело ни какого смысла.
— У тебя сегодня днём будет личное время? — подошёл он к ней.
— Не знаю! — нерешительно произнесла она, — мы с Юлькой договорились во время тихого часа загорать.
— Я к вам присоединюсь, хорошо?
— Не знаю, как к этому отнесётся Юлька.
— Я не доживу до вечера, если не увижусь с тобой, — сказал он так искренне, что она поверила ему. Поверила и всё!
— Ладно, приходи на поляну, — она махнула рукой, показывая, куда ему надо прийти.
Он кивнул:
— Буду! А вечером пойдём на обрыв?
— Да!
«Ты меня любишь?» — безмолвно подняла она на него взгляд. «Люблю! — также взглядом ответил он ей, — или ты всё ещё сомневаешься?» «А как же рыжая ехидна? Она больше не интересует тебя?» «О ком ты? Ах, об этой! Нет, не интересует и никогда не интересовала! Просто, тогда я не знал, нужен я тебе или нет! Сейчас, когда я знаю, что нужен тебе — всё по-другому!» «Но, я не готова…» «Да, знаю я! Знаю! — он досадливо поморщился, — можешь не напоминать. Я не тороплю, и ты это прекрасно знаешь! Да? Знаешь?» «Да!» — всё также безмолвно ответила она.
Максим ещё издали увидел красный огонёк сигареты, кто-то курил сидя на крыльце корпуса. Сигарета, щелчком, отлетела в сторону. Долговязая фигура поднялась с крыльца:
— О! Макс! Откудова ты? — Максимилиан резким движением руки скинул капюшон, сунул руки в карманы и спустился с крыльца навстречу Максиму.
— Откуда! А не «откудова»! Учишь тебя грамотной речи, учишь — результат ноль! В город за медикаментами сгоняли меня сегодня с самого утра! Недавно вернулся. Умотался ужасно! Еле живой! Спать хочу! Умираю! — Максим поднялся на крыльцо, толкнул дверь, подошёл к своей кровати и, не раздеваясь, повалился на неё спиной.
Через несколько мгновений, вслед за ним, в дверном проёме появился Максимилиан. Он, не вынимая рук из карманов, небрежно привалился плечом к дверному косяку:
— Чё? У неё был?
— Макс! Не приставай! Говорю — устал, жутко спать хочу! — он поднялся с кровати, разделся и залез под одеяло. — Блаженство! — он вытянулся во весь рост, — потом повернулся в сторону Максимилиана, приподнялся на локте, как бы раздумывая отвечать ему или нет. — Да, — нехотя произнёс он, — ненадолго зашёл к Марго, поговорили, то-сё.
— Чё значит то-сё?
— То и значит, Максимилиан! Что это не твоего ума дело! Хоть ты мне и друг, но твоё дело — сторона! Это касается только нас двоих — меня и Марго. Я нравлюсь ей! Можешь не сомневаться!
— Ладно, врать-то!
— А, — махнул рукой Максим, и отвернулся к стенке, — с тобой разговаривать бесполезно! Слышишь только самого себя!
— Чё, так прям и сказала: «Люблю, — грит, — не могу!» — ехидно произнёс Максимилиан в сторону Максима, но тот уже не слышал — крепко спал, положив кулак под левую щёку.
«Чё лезет к Марго! Баб ему мало! Нет надо, обязательно, к той пристраиваться, что мне понравилась! Только, вроде, в мою сторону начала интерес мало-помалу проявлять, так нет же, лезет, куда его не зовут. Урод!» — выругался вслух Максимилиан.
— Кто урод? — донёсся сонный голос с кровати, стоявшей у той же стены, где кровать Максимилиана.
— Никто! — раздражённо буркнул Максимилиан, — спи, давай, не твоё дело!
На следующий день Ритка еле дожила до тихого часа. Часы, минуты тянулись бесконечно, и ей казалось, что долгожданная послеобеденная сиеста уже не наступит никогда. Приказала ребятам не шуметь, не высовываться из корпуса, переговариваться только вполголоса и уж, точно, не «ржать!» Метнулась в комнатёнку, надела купальник, сунула полотенце в сумку. Тихонько выскользнула из комнатушки, бесшумно прикрыла дверь, осторожно, чтобы не заскрежетал, повернула ключ в замке на два оборота — авось, ребята не услышат и будут думать, что она здесь в корпусе, через тонюсенькую перегородку от них. На цыпочках спустилась с крыльца и прямиком на поляну. На поляне никого не было, если не считать розовые и белые головки клевера, приветливо покачивающиеся ей навстречу, от лёгкого тёплого летнего ветерка. Она бросила полотенце на примятую, ещё со вчерашнего дня, траву и легла, подставив жарким солнечным лучам юное тело, едва тронутое золотистым загаром. Солнце яростно слепило, она, сделав правую руку козырьком, прикрыла глаза, стараясь не озираться по сторонам, отыскивая взглядом Максима. «Я не доживу до вечера, если не увижусь с тобой», — явственно звучал в её голове голос Максима. «Ну, и где же он? — она ждала его и в тоже время, боялась встречи с ним. Вдруг, всё то, что произошло между ними этой ночью — фальшь или бред её воспалённого воображения? Может быть, ей всё это просто почудилось? Привиделось во сне? «Совсем уже? — одёрнула она себя, — так и свихнуться недолго!»
— Ритуль! Привет! — услышала она за спиной жизнерадостный Юлькин голос. Рядом с ней топтался белобрысый.
— Юрий, иди в тень, — заботливо, почти по-матерински, выпроваживала она белобрысого.
— С вами посижу! — не соглашался он с «мамочкой».
— В тень иди, говорю! Сгоришь, сляжешь, а за мной другие парни приударят и вуаля! — она оглянулась по сторонам как бы в ожидании толпы поклонников, только и жаждущих Юркиной погибели под палящим солнцем. Он сгорит, попадёт в лазарет и Юлия вновь обретёт статус свободной девушки.
— Ладно, — вяло согласился белобрысый, — внимательно рассматривая свои руки, уже покрасневшие под обжигающими солнечными лучами, — ты права, Юленька, пойду в тень. Вы, девочки, тоже не очень-то усердствуйте с загаром!
— Иди, иди! — выпроводила его Юлька, — ей не терпелось поделиться новостями с подружкой.
— Максим хотел сюда к нам подойти, позагорать вместе с нами, — предупредила Ритка подружку.
— Ну, зачем! С ним не поговоришь! Зачем ты его позвала?
— Да, не звала я его! Он сам попросился, сказал, что не доживёт до вечера, если не увидится со мной. У нас только-только всё начинается, тьфу-тьфу-тьфу, как бы ни сглазить! Ну, не смогла я отказать ему.
— Может и правильно сделала, — согласно тряхнула головой Юлька, — то нельзя, это нельзя, парню станет неинтересно и он отвалит к другой, с которой можно то, что с тобой нельзя!
— Ты о чём? Что ты имеешь в виду?
— А ты не поняла! Не смеши меня! Говорю прямо, ничего завуалированного. Слушай, Ритка, — она снова оглянулась по сторонам, облизнула чуть припухшие губы, — у нас с Юркой уже было!
— О! Когда успели? И где? Я и смотрю, что он за тобой как хвостик бегает. И губы у тебя опухли. От поцелуев?
— Ну, да! От чего ещё! Не пчела же ужалила!
— Быстро у вас с ним закрутилось! У меня мелькнула мысль, что между вами что-то произошло, но я не придала ей значения.
— А я придала! — захихикала Юлька, — и материализовала, — мне нравится, когда мои мысли материализуются! Ой! Всё! Молчок! Макс идёт!
А он — ничего, симпатичный!
— Добрый день, красавицы! Не помешаю вам? — Максим присел на корточки рядом с девчонками.
— Как может такой красавчик нам помешать! — кокетничала Юлька.
«Может быть, она себе поставила цель — переспать с наибольшим количеством парней в лагере? Кто её знает!» — Ритка тревожно взглянула сначала на Юльку, строящую глазки Максиму, потом на него. Максим, как ей показалось, не замечал Юлькиных заигрываний.
— Марго! Осторожнее с солнцем! Обгоришь! Шли бы вы, девчоночки, в тень!
— Всего часик полежим! Ничего не будет! — Рита посмотрела на Максима как бы со стороны, как бы другими глазами — глазами её подруги Юльки. Красавчик? Она не могла понять, красив он или нет. Что-то было в нём притягательное именно для неё. Но что? «Какая разница, что в нём меня притягивает или почему он мне нравится!» — она тряхнула головой, отчего каштановые волосы полыхнули на солнце, отливая золотом.
— Еле вырвался на свободу, — он залюбовался игрой солнца, запутавшегося в Риткиных волосах, подсел ближе к ней, взял прядь её волос и перебирал между пальцев, — думал, не доживу до вечера, если не увижу тебя. — Его ничуть е смущало присутствие рядом с ними другой девушки.
— Сегодня после полдника конкурс самодеятельности, — Юльке надоело быть третьей лишней — это не в её характере, ей надо обязательно быть в центре внимания, — вы подготовились?
— Мои — да! Мы отрепетировали, кто что может. Как уж получится.
— А ты, Максим?
— У меня подопечных, слава богу, нет. Я больше по хозяйственной части. Поэтому буду присутствовать только в качестве зрителя. Зрители артистам нужны, наверное, не меньше, чем артисты зрителям, а может быть и больше.
— Ну, да! — кокетливо закатывая глаза и облизывая губы влажным язычком, произнесла Юлька, — ты прав, Максим! Ложись на травку! Она такая мягкая, такая шелковистая, такая изумрудная! Что ведёшь себя как неродной! — она рассмеялась над собственной шуткой и похлопала ладошкой по траве, как бы предлагая ему примоститься рядом с ней.
— Такая изумрудная, шелковистая и сочная травка, что так и хочется её похрумкать! — пошутил Максим и с наслаждением растянулся на траве, но не около Юльки, а рядышком с Ритой:
— После отбоя погуляем, как договаривались? Всё в силе?
— Да, — еле слышно ответила она и покосилась в сторону Юльки.
Та, не обращая внимания на то, что Максим явно отдаёт предпочтение Ритке, не сводила глаз с Максима. Капельки пота прозрачными бисеринками покрыли кончик её носа и верхнюю губу.
Жарко! — смахнула она ладонью капельки пота с лица.
«Надо будет с ней объясниться. Подруга ещё называется! На шею ему, можно сказать, вешается! — Ритку взбесило Юлькино поведение — ещё одна ехидна появилась! Не слишком ли много вешающихся ему на шею!»
— И, правда, жарко! Я хочу в тенёк, Максим! — Рита села, натянула футболку, шорты, сунула ноги в сандалии, — я пойду в тень. Вы здесь остаётесь?
— Я — да! — призывно улыбаясь Максиму, ответила Юлька.
— Я — нет! — ответил он, не обращая на внимания, на Юлькины бесстыжие заигрывания, — пойдём в тенёк, Марго.
Он поднялся, подал руку Рите, помог ей подняться и они, сплетя указательные пальцы, пошли в сторону тенистых деревьев,
— Марго, ты огорчена чем-то?
Она пожала плечами:
— Нет, — ответила она, не говорить же ему, в самом деле, что её взбесило Юлькино поведение.
— Я слишком нагло вёл себя прошлой ночью?
Рита, искоса, снизу вверх, посмотрела на Максима:
— С чего ты взял? Совершенно, не нагло! — она опустила взгляд и добавила чуть слышно, — мне понравилось.
— Понравилось? — он остановился, притянул её за плечи к себе, впился взглядом в её глаза. Она смутилась, не зная как себя вести, — да?
— Да! Мне понравилось! И на обрыве… Было так здорово! — сбивчиво продолжила она.
Он отпустил её, они снова сцепили указательные пальцы и побрели. Куда? Какая разница! Просто шли между сосен, протягивающих огромные, бугристо — корявые ветви в небо, к солнцу. Ритка подняла голову вверх — кроны сосен покачивались, задерживая ветвями лучи обжигающего солнца, давая прохладу земле, усыпанной шишками и хвоёй.
— Интересно, сколько им лет? — рассеянно спросила она, рассматривая верхушки деревьев. Его присутствие будоражило её, указательный палец занемел, но она не смела, его отнять. Нет, не хотела. Она искоса, снизу вверх, взглянула на него, но не для того, чтобы услышать ответ на риторический вопрос, заданный просто так. Он смотрел на неё сверху вниз, на бархатистую кожу её щёки, серёжку — капельку, каштановые волосы, небрежно рассыпавшиеся по плечам.
— Много! — он рассмеялся. Она тоже прыснула. Встревоженная шумными незваными гостями, застрекотала сорока и полетела прочь, отлетела на приличное расстояние и заковыляла, припадая на крыло:
— Ой! — всплеснула руками Ритка, указывая на сороку, — она ранена! Смотри у неё крыло повреждено.
Максим махнул рукой:
— Ничего у неё не повреждено! От гнезда нас уводит. Не интересует нас ни твоё гнездо, ни твои птенцы! У нас, может, любовь, отношения, а ты тут со своими глупостями! Лети! — Произнёс он сороке серьёзным голосом, будто думая, что она понимает его слова.
«Может? Или на самом деле, у нас любовь, отношения?» — взглядом спросила она его. «Ну, конечно, на самом деле! Разве ты сомневаешься!» — «прочитала» она в его взгляде.
Яростно заиграл горн, точно пытаясь поднять на ноги не только отдыхающих во время тихого часа, ребят, но и всех обитателей леса. Рита и Максим, одновременно, вздрогнули от резкого звука:
— Как быстро пролетело время, — она взглянула на него, думая: «О, боже! Как не хочется расставаться с ним даже на одну секунду. «Я не доживу до вечера, если не увижусь с тобой!» — мысленно процитировала она его слова.
— Пора возвращаться, вести ребят на полдник!
Он кивнул, соглашаясь:
— Да!
Они вернулись на поляну, Юльки уже не было.
— Ну, я побежала?
Он снова кивнул:
— Беги! До вечера?
Она быстро-быстро закивала и хотела уже припустить к ребятам в отряд. Он задержал её за руку. Быстро резко посмотрел по сторонам — нет ли посторонних наблюдающих, притянул её к себе, прижал и поцеловал так, что она еле устояла на ногах, закружилась голова, и если бы не надо было бежать в отряд, у неё, наверное бы, подкосились ноги и она безвольно повисла в его объятьях.
— Не смог удержаться! — извиняющимся тоном произнёс он.
Она огромными светло-карими глазами с рыжинкой, взглянула на него:
— До вечера! — она помчалась в отряд.