Три дня пролетели мгновенно и вот уже Рита и Максим стоят у ворот пионерского лагеря «Орлёнок» поджидая, когда появится водитель служебной маршрутки, откроет двери и повезёт сотрудников лагеря в город на выходные.
Максим ещё издали увидел приближающуюся Риту: шортики из джинсовки голубого цвета симпатично обтягивали изящный девичий задок, безрукавая кофточка-стрейч на тон светлее, подчёркивала безупречную талию и невысокую грудь. «Хороша!» — полыхнуло пламенем сердце. Он пришёл первым и ждал её появления, беспокоясь — вдруг передумает. Он видел, прекрасно видел, её сомнения. Посоветовалась с подружкой — это он тоже понял, потом, вдруг, успокоилась. «Наверное, Юлька посоветовала начать сексуальную жизнь. Ну, и правильно! — подумал он. — Громадное спасибо тебе, Юля, помогла мне. Не успела в лагерь приехать — с Юркой роман закрутила — долго не раздумывала. Марго тоже уже пора начинать — полных восемнадцать, созрела девушка! Тем более, хорошенькая!» Он помахал ей, она улыбнулась в ответ, тряхнула головой, отчего каштановые волосы сверкнули золотом в солнечном свете, налетел ветер, игриво взъерошил её волосы, набросил на лицо, залепив глаза и рот. Она остановилась, достала из кармана шортиков заколку, вскинула руки вверх, забирая спутанные волосы в хвост. Ветер разочарованно перебирал чёлку, оставшуюся на свободе, потеребил волосы, забранные в хвост, и затих, потерял интерес к юной девушке. Она подошла к Максиму.
— Не мог на тебя налюбоваться, — шепнул он ей на ухо, чуть-чуть, чтобы окружающим было незаметно, касаясь губами её ушка, она вздрогнула, по шее рассыпались мурашки, как при ознобе, — ты что, Марго? Что-то не так?
— Люди, — беззвучно, одними губами произнесла она, — неудобно.
Он не успел ответить, появился водитель, открыл двери в маршрутку, загрузил работников лагеря и тронулся в город. Рита села у окна, Максим рядом.
— Заедем ко мне, прыгнем в машину и ко мне на дачу, хорошо?
Они кивнула, чуть дрогнули ресницы:
— Да.
— Там нам никто не помешает. Ты, я, и наша любовь! — он положил руку на её узенькое запястье. — Всё будет хорошо, обещаю!
Снова чуть дрогнули ресницы.
— Да, — прошелестел еле слышно её голосок.
За окном маршрутки мелькал сосновый бор, корабельные сосны устремляли вверх, к солнцу, мощные ветви. «Интересно, по сколько им лет? — некстати пришла мысль в голову Риты, — люди приходят в этот мир, сюда на землю, рождаются, живут и умирают, а сосны как стояли, так и будут стоять, наверное, вечно».
— О чём задумалась, крошка? — Максим погладил запястье её руки.
— Так, ни о чём, просто любуюсь мелькающим за окном пейзажем.
— Да, красиво! — согласился Максим, — но ты красивее, — он взял её ладонь, поднёс ближе к лицу, рассматривая тоненькие, почти просвечивающие, пальчики с голубыми прожилками вен.
Сосновый бор сменился берёзовой рощей, затем потянулись засеянные золотые поля. Через какое-то время маршрутка выскочила в город и помчалась по пропылённым, изнывающим от жары улицам.
— Притормозите здесь! — крикнул Максим шофёру.
Маршрутка недовольно фыркнула, жалобно взвизгнула тормозами и замерла.
— Заранее надо говорить! — сквозь сжатые зубы, зло бросил через плечо водитель.
Максим не слушал его:
— Марго, идём! — он первым выскочил из маршрутки, подал руку Рите, — приехали!
Максим закинул свои и её вещи на плечо, взял Риту за руку и повёл во двор. Открыл дверцу автомобиля:
— Прыгай!
Рита послушно проскользнула внутрь автомобиля. Максим забросил их вещички в багажник. Сел за руль:
— Поехали! Не забудь пристегнуться. За городом, в полузаброшенной деревушке, автомобиль остановился около покосившегося от времени, потемневшего от непогоды, забора. Максим вышел из автомобиля, открыл ворота, загнал машину в большой хозяйский двор. Закрыл ворота, подошёл к автомобилю.
— Выходи, Марго! Приехали! — он открыл дверцу авто.
Рита вышла, удивлённо рассматривая деревенский дом:
— Я только в кино видела деревенские дома или на картинках.
— Видишь как интересно! — Они поднялись на крыльцо. Максим открыл большой навесной замок, толкнул дверь, — проходи, крошка, я за вещами.
Она вошла в дом, пахнуло сыростью, прохладой. На полу лежал деревенский полосатый половик, у окна стоял круглый стол, покрытый льняной скатертью с плотно приставленными к нему стульями из светлого дерева. Справа у стены стоял старомодный диван напротив него горделиво возвышался старинный буфет. Чистенькие ситцевые занавески весёлой расцветки создавали уют и игривое настроение. Максим тихонько подкрался к ней сзади, обнял за талию и поцеловал в шею, за ушко:
— Как тебе здесь? — прошептал он, ища губами её губы.
— Необыкновенно, непривычно. Откуда у вас этот дом?
— Родители по дешёвке купили. Приезжаем сюда иногда — набегами. Здесь есть второй этаж, ты не заметила?
Она помотала головой:
— Нет.
— Пойдём, покажу.
Они прошли через дверь, ведущую в смежное помещение, оказавшееся крошечной кухонькой, часть её занимала небольшая чисто выбеленная белой извёсткой печка — очаг, тут же стоял небольшой кухонный столик, покрытый клеёнкой со сложным орнаментальным узором, окно зашторено занавесками в тон клеёнки. Рядом со столиком стояли четыре небольших табурета, на стене две полочки для кухонной утвари — вот и вся обстановка. За печкой, вела вверх крутая лестница. Максим осторожно взял за плечики Риту и подтолкнул к лестнице:
— Поднимайся, только держись за перила.
Они поднялись на второй этаж. Две маленьких комнатушки, расположились друг напротив друга. В одной поместилась широкая двуспальная кровать, рядом с ней тумбочка. Во второй комнате — диван с множеством подушек (в восточном стиле) рядом с диваном стол, накрытый цветастой скатертью из плюша, на столе шкатулка старинной работы.
— Как здесь всё интересно! Я будто попала в прошлый век.
— Так и есть, здесь жили старики, дети перевезли их к себе в город, а дом продали. Мы специально ничего не стали менять?
Рита кивнула:
— Ага! А это что за шкатулка? Старинная?
— Открой, увидишь!
Она нерешительно взяла шкатулку тоненькими полупрозрачными пальчиками, осторожно открыла — зазвучала нежная музыка. В шкатулке, выстланной алым бархатом, стоя на одной ножке, танцевала под музыку, малюсенькая балеринка. Белая полупрозрачная пачка вокруг талии, на голове корона с крохотными блестящими камушками.
— Какая прелесть! Это музыкальная шкатулка!
— Да! Старинная! Она была неисправна, я почистил, отремонтировал и теперь она в полном порядке.
— Да ты что! Отремонтировал! Вот это да! Какая она! — Рита замолчала, подбирая слова, чтобы выразить восхищение, — необыкновенная, нежная!
— Шкатулка немецкая, посмотри, на дне указан изготовитель.
Максим закрыл шкатулку, перевернул её вверх дном, и, правда, на дне, на немецком языке был указан производитель шкатулки.
— Как она прелестна! — Рита ещё раз осторожно открыла шкатулку, вслушиваясь в нежнейшую музыку.
— Твоя! Забирай!
— Как забирай! Она же, наверное, очень дорогая?
— Ну, и что! Я хочу подарить её тебе, в знак нашей любви! — он закрыл шкатулку, обнял Риту за плечи, — спустимся вниз, откроем шампанское, поедим, в холодильнике должно быть полно продуктов. И положи шкатулку в сумку, чтобы не забыть.
— О, Максим! Спасибо! Спасибо! — Рита, совсем как девчонка, запрыгала от восторга.
— Не спасибо, а горячий, страстный и сладкий поцелуй, — он развернул Риту к себе за плечи и поцеловал её, с прижатой к груди шкатулкой, — всё! — выдохнул он, — спускаемся вниз, а то я за себя не отвечаю — ты такая сладкая, Марго, крошка моя!
Они спустились вниз. Максим быстренько накрыл на стол: разогрел замороженные котлеты с овощами, порезал сыр, достал шоколадку.
— Самое главное забыл! — он хлопнул себя по лбу — шампанское! — Достал запотевшую бутылку, два старинных гранёных фужера, открыл шампанское, налил:
— За нас с тобой! За нашу первую ночь любви!
Она чуть пригубила шампанское, ковырнула вилкой в тарелке.
— Что с тобой, крошка? Ты нервничаешь? Почему ничего не ешь?
— Да! Нервничаю! — призналась она, — у меня же это в первый раз.
— Всё будет хорошо, не переживай! Я же тебе обещал — так и будет! Почему не пьёшь? Невкусно? — он подвинулся ближе, подлил в фужеры шампанское. Подал ей фужер, — пей, крошка, это поможет тебе расслабиться, но только один фужер, больше не надо.
Она послушно, малюсенькими глоточками, выпила шампанское.
— Теперь поешь! — он разговаривал с ней точно с маленькой девочкой, и отчего-то ей было это приятно.
Она помотала головой:
— Не могу!
— Ну, и ладно, потом поешь, когда аппетит появится, — он встал из-за стола, сел на старомодный диван, — иди ко мне, крошка, — он распахнул руки, призывая её.
Она, на несколько секунд, замешкалась, разгладила несуществующие складки на скатерти, встала и подошла к дивану, не решаясь сесть. Он взял её за руки и потянул к себе, усаживая рядом.
— Марго! Всё хорошо! Расслабься, крошка! — Максим осторожно поглаживал её плечико, — ещё капелька шампанского тебе не помешает.
Он поднялся, налил в фужеры шампанского, сел рядышком с Ритой, подал ей фужер. Тоненькие пальчики коснулись стеклянной ножки фужера, перебирая её, точно лаская. Он придвинулся к ней совсем близко, левой рукой обнял за талию, прикоснулся губами к виску:
— За нашу любовь! — он выразительно кивнул, — пей, Марго!
Они выпили до дна. Он прикоснулся губами к её губам, прошептал, еле сдерживаясь, чтобы не начать её раздевать прямо сейчас, — до чего же ты сладкая, Марго! Ты меня сводишь с ума! «Терпение! Терпение! — внушал он себе, — не торопись, не спеши! Больше нежности!»
Она закрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Подожди, Марго, — он поднялся с дивана, поставил фужеры на стол, вернулся к ней, неистово и нежно прижал её к себе так, что у неё закружилась голова, — Люблю тебя! Как же я люблю тебя! — шептал он, еле сдерживая огонь страсти. «Не спеши! — твердил он себе как заклинание, — не спугни! — уговаривал он себя».
Чуть дрогнули ресницы, она глубоко вздохнула:
— Я тоже люблю тебя! Если бы не любила, разве я бы пришла сюда! — шептала она, зарываясь лицом в его грудь.
— Так что же мы ждём, Марго? Поднимемся наверх, там будет удобнее!
— шептал он, осыпая её поцелуями, — пойдём?
Она кивнула, он легко подхватил её на руки:
— Какая ты… — он помолчал, прижимая её к груди, — какая ты хрупкая! Я ещё ни одну девчонку не любил, так как люблю тебя!
Она правой рукой обвила его за шею, левую положила ему на плечо, заглянула в глаза:
— Это правда? — безмолвно, взглядом, спросила она.
— Люблю тебя по сумасшедшему! — огонь полыхал в его груди, обжигая, испепеляя, заражая её страстью.
Он донёс её до лестницы, осторожно поставил на пол:
— Боюсь уронить тебя, — он коснулся губами её маленького изящного ушка, легонько подтолкнул за талию.
Она поднялась, не очень отчётливо понимая происходящее, точно это происходило не с ней или не наяву, а во сне. За окном плескалось солнце, ослепляя лучами, Максим сел на кровать, потянул её за руки, усадил к себе на колени:
— Марго, крошка моя! — шептал он, пытаясь высвободить её вздрагивающие плечи из обтягивающей кофточки.
— Задёрни шторы, Максим! — шептала она, стыдливо прикрываясь руками.
— Как скажешь, любовь моя! Как скажешь!
Она соскользнула с его колен, он задёрнул шторы, опустился на колени рядом с диваном, поднялся, лёг рядом с ней, помогая раздеться.
— Максим! — вдруг, спохватилась она, вспоминая Юлькины наставления, — у тебя есть противозачаточные средства?
— Конечно, крошка! Конечно, есть! Но не сегодня, не в первую ночь любви! Потом — да, но не сейчас.
— День, — уточнила она.
— Что, Марго? — не понял он, осыпая её жаркими поцелуями.
— Сейчас день, а не ночь…
Закончились выходные, полные любви, нежности и безудержной страсти. Они прыгнули в машину Максима, приехали к нему во двор, дошли до остановки, поджидая служебную маршрутку. Город суетился, захлёбываясь пылью, плавясь от зноя. Люди, изнывая от жары, пытались укрыться, спрятаться в тени деревьев. Подкатила служебная маршрутка, опахнула жаром раскалённого кузова, подняла столб пыли, недовольно фыркнула в сторону «голубков» держащихся за ручки и раздражённо распахнула перед ними автоматическую дверь. В маршрутке работал кондиционер, приятная прохлада разливалась по салону. В самом конце маршрутки нашлись два свободных места. Рита села у окна, Максим рядом.
— Марго, ты делаешь меня счастливым! — он за плечи притянул её к себе.
Ритке казалось, все сотрудники лагеря поняли, что произошло между ней и Максимом и теперь многозначительно переглядываются: «Понятно, что между ними произошло! Хоть бы в транспорте вели себя скромнее и не обжимались на людях!» «Я жалею о том, что произошло? — спрашивала она себя, — нет, не жалею, потому что люблю его, безумно люблю! Я всегда хотела, чтобы моим первым мужчиной был тот, которого я буду безумно любить. Так и получилось».
— О чём, задумалась, Марго? — он обнял её левой рукой за плечо, правой ласково поглаживал её правую руку.
— Мне кажется, что все знают о том, что между нами произошло.
— Откуда они могут знать! Мы знаем! Только ты и я, и больше это не касается ни одного человека. Мы любим друг друга — это главное! Надеюсь, ты не жалеешь ни о чём? — он легонько сжал её руку, заглянул в глаза, — Марго, ты не жалеешь?
Она опустила взгляд, помотала головой:
— Нет.
— Если ты ни о чём не жалеешь, почему грустишь? Или мне это показалось? — он всмотрелся в её лицо, — взгляд отводишь. Что не так, Марго? Скажи, не молчи! Я хочу понять! Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастливой в наших отношениях. Для меня это самое главное, Марго! Поверь, я говорю совершенно искренне!
— Я верю тебе, Максим и безумно люблю тебя, иначе ничего бы не произошло между нами.
— Почему грусть в глазах, крошка? В чём дело? Я сделал что-то не так? Ответь, я должен это знать.
— Я не хочу сплетен, Максим, — призналась она.
— От этого никуда не деться, мы с тобой не на необитаемом острове находимся. Пусть сплетничают, болтают что угодно. Мы любим друг друга, какое нам дело до всех. Обещаю, никого не посвящать в наши отношения.
Она кивнула, благодарно прижалась к его плечу — такому надёжному, такому крепкому. «Я не смогу удержаться, всё расскажу Юльке, — подумала она, — она не проболтается, я точно знаю».
Пионерский лагерь всё также приветливо встретил их, сверкнув на солнце стёклами окон. «Ничего не изменилось, — она по-новому взглянула на лагерную жизнь, — всё те же сосны, пронизывающие безоблачное ярко-голубое небо ветвями, побитыми непогодой. Те же корпуса под крытыми черепицей крышами, гомон ребятишек, стайкой пробежавших мимо. — Изменились наши с Максимом отношения — вышли на другой уровень, уровень взрослых отношений. Хорошо это? Наверное, да. Отношения не могут быть застывшими — или развиваются, или затухают».
— Не хочу! — произнесла она вслух.
— Что не хочешь, Марго? — Максим наклонился, поднимая свою и Ритину сумки и закидывая их на плечо. — Он выпрямился, настороженно посмотрел на Риту.
— Не хочу, чтобы наши отношения затухали и когда-нибудь сошли на нет.
— Ты, что, Марго! Смешная! У нас ещё только-только всё начинается! — он взял её за руку, — провожу тебя, потом к себе.
У её корпуса они остановились.
— Рита вернулась! Ура!
— Рита, Рита вернулась с выходных! — радостно вопили девчонки.
— Марго, ты молодец! Смотри, как девчонки к тебе тянутся! — наверное, ты правильно выбрала профессию.
— Не знаю, — пожала плечами Рита, — не думала об этом.
— До вечера, Марго! Вечером зайду за тобой, погуляем? — и добавил, беззвучно шевеля губами, — люблю свою крошку! Скажи, что тоже любишь меня.
— Я уже говорила миллион раз!
— Скажи в миллион первый раз! Ну, пожалуйста-пожалуйста! Не будь жадиной!
— Люблю, очень-очень! Никогда никого в жизни не любила так сильно, как люблю тебя!
Максим занёс её сумку в комнату, закрыл дверь, подперев её спиной, положил сумку на пол и поспешно притянул Риту к себе, крепко прижал и поцеловал жадно, исступлённо, так будто последний раз в жизни.
— Я не доживу до вечера, если не поцелую тебя! — шептал он горячечно.
— Доживёшь! Ещё как доживёшь! — Марго закрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям.
Он с трудом оторвался от её губ — сладких, сводящих его с ума:
— До вечера! Пока, моя сладкая! — он вышел, осторожно прикрыв дверь.
Прошёл мимо её окна.
— Рита-а-а! Выходи! — вызывали её девчонки.
Она вышла на крыльцо:
— Не даёте с дороги отдохнуть, дайте хоть пять минут передышки.
— Рита, это тебе! — Аня — девчонка с тощими косицами протянула Рите букетик полевых цветов, — с возвращением!
— Ой, девочки! Спасибо! А во что я их поставлю?
— Сейчас найду что-нибудь! — Аня метнулась в девичью спальню. И через несколько минут вышла со стеклянной банкой, наполненной наполовину, водой, отобрала у неё букетик, поставила в банку и подала Рите.
— Какие нежные! Как они прекрасны! Скромная и прелестная красота полевых цветов! Спасибо, девочки! Пойду, поставлю на стол.
Рита вошла в комнатушку, хотела поставить цветы на стол, потом передумала — на подоконнике больше света. Поставила на подоконник, залюбовалась — красиво!
«Ой, девчонки-девчоночки! Какие внимательные. Вроде бы пустячок — нарвали полевых цветов, а как приятно внимание! Может быть, и правда — педагог — это моё призвание?»
***
Максим шёл в сторону своего корпуса.
— Чё вернулся с выходных? — раздался за спиной знакомый голос.
— Вернулся!
— Покурим? У тебя есть сигареты?
— Болтались вроде бы в сумке. Может, у корпуса покурим? Я вещи вытряхну, сигареты найду, — Максим перебросил сумку на другое плечо.
— Давай!
В комнате с четырьмя кроватями никого не было, только недовольно гудел шмель, пытаясь вырваться из тюрьмы, и по непонятной для него причине, не мог преодолеть прозрачное препятствие — стекло. Вот она свобода — рядом! А вырваться невозможно. Максим бросил сумку на стул, расстегнул молнию, порылся, выудил из её недр пачку сигарет и зажигалку. Они вышли на улицу, сели на крыльцо, закурили. Максимилиан курил как обычно — жадно затягиваясь:
— Сто лет не курил, сигареты закончились. У кого не спрошу — никто не курит. Ну, народ! В магаз надо идти, не отпускают, ладно ты появился. Дашь парочку про запас?
— На столе будут, надо — бери!
— Лады, лады! — обрадовался Максимилиан, — свои люди, потом сочтёмся.
— Брось! — поморщился Максим, — кури и не заморачивайся!
Максимилиан взлохматил кучерявую голову, потом причесал пятернёй, покосился на молчащего Максима, не выдержал и спросил:
— Марго тоже на выходных была?
Максим кивнул.
— С тобой? — осторожно поинтересовался Максимилиан.
Максим не ответил, докурил, бросил окурок, носком кроссовка забросал его лесным мусором, поднялся с крыльца и пошёл в комнату.
«Не прокатило! — радостно ворохнулось сердце Максимилиана, — он, конечно же, подкатывал к ней, а она: «Нет и точка!» — Кремень! Уж я-то знаю!»
Он посидел недолго на крыльце, выкурил ещё сигарету, всё также жадно затягиваясь, почти захлёбываясь дымом, бросил окурок на землю, и хотел было уже уходить, но спохватился — ковырнул носком сланца ямку, толкнул в неё окурок, забросал хвоёй, жухлой листвой и притопнул для верности, чтобы не раздуло ветром. Толкнул дверь в комнату, пригнувшись, чтобы не долбануться о притолоку, распахнул руки, одной вцепившись в дверной косяк, второй придерживая открытую дверь и застыл в дверном проёме: Максим лежал на кровати, закинув руки за голову и прикрыв глаза.
— Э, спишь чё ли?
— Что тебе надо, Макс? Отвянь!
— Удрыхнешься, потом тебя иметь будут — куда надо и куда не надо!
— Выбирай выражения, Макс! Слушать тошно!
— Я чё те девочка чё ли, выражения выбирать! — Максимилиан пригнулся ещё чуть-чуть, чтобы уже наверняка не задеть притолоку, прошёл в комнату, сел на кровать, — посижу пять минут, и пойду, работать надо.
Максим резко сел на кровати, потёр руками лицо:
— Умоюсь и тоже на работу! — перебросил полотенце через плечо и вышел из комнаты.
«Ясный пень, не прокатило!» — довольно буркнул под нос Максимилиан.
«Не нравится мне настроение Марго, — Максим открыл кран, горстями плескал холодную воду в лицо, на шею, на грудь, — то грустит, то веселится. Непонятно! Вроде, всё хорошо, а она: «Не хочу!» И не факт, что это то, о чём она говорила, может быть, о другом. Не понравилось? Но я же старался, был нежным, ласковым и страстным». Он выключил воду, до красноты растёр лицо, шею и грудь шершавым махровым полотенцем, надел чистую белоснежную футболку и пошёл на работу. «Не хочу!» — звучал у него в голове нежный голосок Марго.
Максимилиан шёл в сторону кабинета заведующей лагерем, привычно свернул около корпуса, где жила Рита, прошёл мимо окна и замер: на подоконнике в стеклянной банке стоял маленький букетик полевых цветов. «Подействовало! Не зря мы с Милкой спектакль разыграли. Марго знак подала!» Он подошёл к окну, прижал ладони к вискам, загораживая глаза от света, пытаясь рассмотреть, в комнате Рита или нет. В комнате никого не было. Он, на всякий случай, обошёл корпус, может быть, она на площадке с ребятами. Нет, на площадке тоже никого не было. Максимилиан свернул на тропинку, ведущую к кабинету заведующей, вдали мелькнул знакомый силуэт Максима, белоснежная футболка ярким пятном выделялась среди корабельных сосен. Максимилиан дождался, когда Максим сравняется с ним, легонько, по-дружески, толкнул его плечо:
— Слышь! Мне Марго знак подала! — его глаза горели от возбуждения, — созрела, значит!
— Что-о-о? — Максим дёрнул ворот, вдруг, начавшей давить на горло футболки, — какой ещё знак?
— Ну, помнишь, ещё в первый день, ты с рыжей обжимался, а я пошёл Марго провожать! Вспомни! Я же тебе говорил — она сказала, как будет готова, даст знать — поставит букет полевых цветов на подоконник. Сёдня смотрю — стоит, родимый! Хорошенький такой, маленький, аккуратненький букетик! Я так и думал — ты на выходных будешь к ней подкатывать, а она…
— Будет мечтать о тебе! — ехидно продолжил Максимилиан, — ты сам-то веришь в то, что говоришь? — он, конечно же, не поверил словам Максимилиана, но почему-то резко вспотели ладони, и ворот футболки душил всё сильнее и сильнее.
— Я сам удивился, — Максимилиан, в возбуждении, не уловил сарказма в голосе Максима, — факт налицо! Я знаю тебе охота с ней покувыркаться, но я не собираюсь упускать свой шанс, вечером сообщу ей: «Готов!»
— Только попробуй подкатить к ней! — зло прищурился Максим.
— Э, Макс! Девушка выбирает! Забыл?
Желваки вздулись на скулах Максима, он резко развернулся и пошёл в противоположную сторону, крепко сжимая и разжимая кулаки, почти до крови, до ногтей, отпечатавшихся на ладонях. «Ерунда! Нелепая случайность! Или Максимилиану это привиделось — выдаёт желаемое за действительное, так иногда бывает — человек мечтает о чёт-то, о ком-то, — поправил он себя, — и ему мерещится всякая херня!» — выругался Максим.
Он издали, из-за кустов, взглянул на окно комнатушки Марго — на подоконнике, играя солнечными бликами, горела на солнце, стеклянная банка, а в ней нежный букетик простых полевых цветов.
«Не может этого быть! Херня! Херня! Херня!» — ругался Максим, будто этим он мог что-то исправить, громко сглотнул комок, образовавшийся в горле, в очередной раз, дёрнул ворот футболки, пытаясь ослабить его хватку. Сел тут же на землю, потёр виски: «Может это и означало её «Не хочу!» — внутри, вдруг, образовалась пустота. Сердце, казалось, остановилось. Там, где буквально несколько минут назад, расцветала, пусть тревожная, но любовь, теперь стало пусто и муторно. «Пойду и спрошу у неё прямо, пусть ответит. А, если, это правда? Херня!» — не хочу даже думать об этом. Он поднялся с земли, отряхнул от лесного мусора джинсы, и двинулся на поиски Риты. Около корпуса её не было, на стадионе тоже, он увидел её в беседке, в той самой, где они укрывались от дождя — она сидела в окружении девчонок, парни сидели на перилах, на крыльце. Он неслышно подошёл, встал за стеной беседки, передумал, вошёл внутрь:
— Марго! — произнёс он дрогнувшим голосом, — можно тебя на пять минут!
«Что случилось?» — безмолвно, глазами спросила она.
— Есть разговор, — ответил он, спустился с крыльца беседки и отошёл в сторону.
— Ребята, я скоро вернусь! Не расходитесь! Мальчишки, не задирать друг друга и не беситься!
— Что случилось, Максим? — Рита заправила за ухо прядь, выбившуюся из забранных в хвост, волос.
— Максимилиан по ушам ездит — говорит, ты ему знак какой-то подала? Ты в теме? — он постарался придать голосу некоторую небрежность.
Она потрясла головой, вытаращила глаза:
— Не-е-ет! Какой ещё знак? С ума он сошёл?
— Ну, я так и подумал, врёт! Букет полевых цветов стоит у тебя на подоконнике, и он решил — это знак, что ты готова.
— Готова? На что?
— На всё!
Рита вспомнила:
— Ах, да! Я же пошутила, а он поверил.
— Марго, зачем ты поставила букет на подоконник? Ввела человека в заблуждение, — он опустил голову и исподлобья взглянул на неё. — Теперь придётся объясняться.
— Мне мои девчонки подарили букетик полевых цветов! Я просто забыла об этой шутке, сначала поставила его на стол, потом подумала, что на столе ему будет не хватать солнечного света, и переставила на подоконник. Неужели, ты думаешь, что я специально это сделала? Тем более, после того, что между нами произошло. Пусть Максимилиан думает, что хочет. Мне-то что. Сейчас с ребятами закончу мероприятие и переставлю букетик на стол.
— Вечером подвалит к тебе с объяснялками — я его знаю, как облупленного.
— Ну, и пусть, скажу как есть, — Рита пожала плечиками, — Максим, мне к ребятам надо вернуться.
— Хорошо, — Максим понизил голос, взял её за руку, — не могу дождаться вечера. Хочу обнять тебя, прижать крепко-крепко и не отпускать.
— Рита-а-а! Ну, Рита-а-а! Ну, почему ты так долго-о-о! — донеслось из беседки.
— Пока, до вечера, — прошептала она, высвобождая руку.
— Да иду я, иду! — крикнула она в ответ.
— Рита-а-а! Вечером с Максимом будешь зажиматься! — выкрикнул кто-то из парней и спрятался, втянул голову в плечи.
— Это кто здесь такой умный? — Максим, специально, придал голосу суровость, у него не было злости и раздражения на выпад пацанёнка, но тот должен понимать, что можно говорить, а что нельзя.
— Пока, Макс! — она повернулась, шагнула в сторону беседки и вбежала на крыльцо. Обернулась — Максим не уходил, стоял на месте, наблюдая за ней. Она помахала рукой — иди!
Он кивнул и пошёл чуть вразвалочку. «Вот и прояснилось, всё оказалось предельно просто. Пойду, переговорю с Максимилианом, пусть не лезет к Марго». Максим подошёл к корпусу, где находился кабинет заведующей лагерем, сел поодаль на землю, — и, обхватив колени руками, стал ждать Максимилиана. Ждать пришлось недолго. Долговязая нескладная фигура спустилась с крыльца. Максимилиан шёл, беззаботно насвистывая и улыбаясь своим мыслям.
— Эй! Максимилиан! — окликнул его Максим, поднялся, отряхнулся от прицепившейся к джинсам хвои.
— Чё те? — оглянулся тот на звук голоса, — чё надо?
Максим сунул руки в карманы, недолго постоял, как бы собираясь с мыслями, и подошёл к приятелю.
— Минут десять назад с Марго разговаривал, спросил про злополучный букет…
— Почему это он злополучный! Очень даже не злополучный!
— Она случайно, говорю тебе, поставила цветы на подоконник, скоро уберёт, можешь не беспокоиться!
— Э! Приятель, Марго сама решит, как себя вести и с кем, не надо за неё хлопотать.
— Поясняю для непонятливых! — Максим сжал руки в кулаки так, что джинсы вздулись буграми, — Марго — моя девушка! Вопросы есть?
— Есть! Ты чё впендюрил ей? Чё ты так нервничаешь? — Максимилиан сверху вниз смотрел на Максима, всем своим видом показывая превосходство: «Я выше тебя на полголовы!»
— Тебя не касается! Не лезь в наши отношения!
— Вечером спрошу у Марго — нет, так отвяну, на Милку переключусь. У нас с ней, вроде чё-то вырисовывается! — ухмыльнулся Максимилиан.
— Максимилиан! Я тебе, по-моему, всё популярно объяснил. Зачем лезть к Марго с выяснялками! Я тебе говорю (он выделил голосом «Я»), мы с Марго любим друг друга, не лезь к нам! Неужели, это так трудно понять!
Не тупой! — буркнул Максимилиан, а про себя подумал: «Посмотрю, убрала она цветы с подоконника или нет. Вечером спрошу её, пусть Макс хоть на коленках передо мной ползает, всё равно выясню, нечаянно поставила она букет или это знак. Нравится мне она и чё теперь делать?»
Они разошлись, неприязненно посматривая друг на друга. «Что с ним делать? — обдумывал Максим после разговора с Максимилианом, — лезет к Марго, несмотря на мои предупреждения. Рыло ему набить? Ну и пусть он выше — худющий и хлипкий, вместо мышц — кисель обтянутый кожей! — Максим потрогал свои мышцы, — железо! Не зря весь год занимался в качалке. Нельзя! Вытурят из лагеря и выговор влепят, потом на работу не смогу устроиться». Он, на всякий случай, прошёл мимо окна Риты. Цветов на подоконнике не было! Ветер, развлекаясь, играл шторами, вырвавшимися на свободу через приоткрытое окно. В проёме окна взметнулись тоненькие девичьи руки, вернули шторы на положенное место, закрыли окно.
— Марго! — Максим подошёл и тихонько стукнул в окно.
Она распахнула окно. Ветер только и ждавший этого, подхватил шторы, и, взбесившись, пытался сорвать их, заполучить себе.
— Марго! — повторил он, — ты не занята? У тебя сейчас личное время?
— Ага, — кивнула она, — примерно полчаса личного времени. О! Как это здорово!
— К тебе можно зайти?
Она снова кивнула, водворила шторы на место, закрыла окно. На подоконник тут же приземлился пернатый гость — сизый голубь: «Гур-гур-гур» — потребовал угощения незваный гость.
— Извини, ничего нет! — через стекло ответила Рита пернатому незнакомцу.
«Ур-р-р» — недовольно захлопал крыльями тот, скребя когтями по подоконнику.
— Лети в столовую, может, там чем-нибудь разживёшься!
Хлопнула дверь — вошёл Максим.
— Марго, ты с кем разговариваешь? — тревожно вздрогнуло сердце: «Максимилиан подошёл с разборками?» Взгляд, непроизвольно, зацепил букетик полевых цветов переместившихся на подоконник. Я ещё ни разу не подарил моей крошке цветы! — спохватился он, — надо срочно исправляться.
— Пернатый гость заглянул, — улыбаясь, ответила она, — требует крошек. Как бы в подтверждение её слов, сизарь настойчиво долбанул клювом в стекло.
— Безумно соскучился по тебе! — он широко шагнул в сторону Риты, прижал её к себе, осыпая поцелуями.
— Максим, ты что! — Рита попыталась освободиться, — девчонки могут зайти.
— Ах, да! — Максим выпустил Риту, повернул ключ в замке, — теперь ты от меня не выскользнешь, крошка.
— А кто сказал, что я хочу выскользнуть из твоих объятий? — Рита закрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям, — я же люблю тебя!
В дверь громко стукнули:
— Рита-а-а! Ты здесь? — прозвучал за дверью девичий голосок.
— Нет! — крикнула в закрытую дверь Рита, — её здесь нет, и в течение получаса, не будет! У неё личное время! И не надо долбиться в дверь, это бесполезно!
Максим беззвучно засмеялся, резко задёрнул штору, отчего незваный пернатый гость испуганно взмахнул крыльями, но не улетел — требовательно косил то одним глазом, то другим в плотно закрытое окно. Максим сел на кровать, притянул Риту, усадил к себе на колени, запустил руку в золотистый каштан её волос, опустился на шейку, скользнул рукой ниже, лаская бархатистую кожу юной груди.
— Максим! Не надо! — тревожно вздрогнула она, — здесь такая слышимость!
— Я просто хочу обнять тебя, посидеть рядышком, пусть несколько минут, иначе я не дотяну до вечера. Погибну! — произнёс он так убедительно, что она беззвучно рассмеялась:
— Хватит придумывать…
Он не дал ей договорить, поцеловал долгим, полным страсти и нежности, поцелуем. Осторожно спустил её с колен на кровать, поднялся, шагнул к двери:
— Всё! Ухожу! Иначе за себя не отвечаю, я же живой, в конце-концов!
— Уходишь? — она метнулась следом за ним, на секунду задержала его в дверях, — люблю тебя очень-очень!
Он не ответил, только крепко сжал её в объятьях, на секунду окунул лицо в каштановый водопад её волос, отстранился, повернул ключ в замке и вышел. Через секунду, открыл дверь снова:
— Люблю тебя очень-очень! — повторил он её слова.