Я назову твоим именем сына (СИ)

ГЛАВА 13

— Строимся! Строимся! Быстрее! На завтрак опаздываем! Голодными останетесь! — подгоняла Ритка ребят, представляя: вот она появилась в столовой, Максим сидит на излюбленном месте — около окна, их взгляды встречаются. «Ты всё ещё дуешься на меня?» — безмолвно, глазами спрашивает она. «Да!» — укоризненный взгляд его прозрачно-серых глаз, заставляет залиться её щёки румянцем, припоминая то, что произошло между ними — дни и ночи полные любви, нежности и страсти.

— Рита-а-а! А, Рита-а-а! Нас торопишь, а сама замерла, уставилась в одну точку и не реагируешь!

Ритка тряхнула головой, отгоняя наваждение:

— Ой, ребята, задумалась! Погнали быстренько!

Ритка вошла в столовую, за ней, точно, птенцы за наседкой, тянулись парами ребята. Она чуть посторонилась, пропуская их, и исподволь, стараясь, чтобы никто не заметил, взглянула туда, где обычно сидел Максим — его нет. Кусок не лез Ритке в горло, она выпила стакан кофе с молоком, отщипнула кусочек булочки, посматривая в сторону входа, надеясь, что вот-вот, через несколько секунд, чуть вразвалочку, войдёт Максим, «выстрелит» взглядом в её сторону и пройдёт на излюбленное место. Он не появился. Завтрак закончился, ребята «вывалились» из столовой, она — следом за ними, чуть замешкалась на крыльце, тайно надеясь, но, не признаваясь в этом даже себе, что он ждёт её неподалеку. Вот сейчас, он увидит её: «Марго!» — шагнёт в её сторону, остановится на мгновение, как бы раздумывая подойти к ней или нет, и порывисто пойдёт ей навстречу, подойдёт, сожмёт её маленькие ладошки в руках, поднесёт к губам, как бы пытаясь согреть их дыханием, чуть коснётся губами: «Ну, что ты, крошка! Всё у нас хорошо!» Его не было! Сейчас она с ребятами из отряда, пойдёт в беседку, обсудить план на сегодняшний день. Она, на время, отвлечётся от невесёлых мыслей, забудет о размолвке с Максимом и, вдруг, совершенно случайно, поймает его пристальный взгляд — он терпеливо ждёт её. Потом, когда она освободится, подойдёт, возьмёт её за руку и прошепчет: «Соскучился по тебе ужасно! Не дожил бы до вечера, если бы не увидел тебя! Пойдём, покажу тебе что-то!» — и, как в прошлый раз, заведёт её в разросшийся кустарник, возьмёт в ладони её пылающее лицо и поцелует её жарко и страстно, от чего у неё закружится голова и, ещё чуть-чуть, и земля уплывёт из-под ног. Нет, он не появился.

— До обеда личное время, — блёклым, безжизненным голосом произнесла она, и первая вышла из беседки.

— Рита-а-а! Вы с Максом поссорились? Да? — заглядывали девчонки ей в глаза и сочувственно вздыхали, — а почему?

— Ой, всё! Идите, занимайтесь своими делами и не лезьте в мою личную жизнь — она вас не касается!

— Ну, Рит! Мы же за тебя переживаем! — заныли девчонки.

— Всё-всё! Всем гулять, дышать лесным воздухом! За территорию лагеря ни-ни! Ни ногой!

Она бесцельно послонялась по территории лагеря, надеясь на случайную встречу с Максимом, ну, не идти же к нему в комнату! Девушке, наверное, это не прилично — бегать следить за парнем! А, может быть, ну его — прилично, неприлично! Какая разница! Ей необходимо понять, что происходит в их отношениях — разрыв или просто небольшая размолвка, только и всего, а у кого не бывает размолвок? Пошла на обрыв реки, туда, где у них всё началось. «Точка отсчёта!» — она грустно улыбнулась возникшей в голове мысли. Села на огромный плоский валун, вспоминая ту первую ночь, бурлящую речку внизу, приглушённо-тревожный оклик Максима: «Осторожно!» Посидела недолго, поднялась, подошла близко-близко к краю обрыва, как бы надеясь услышать: «Осторожно, Марго! Крошка, отойди от обрыва подальше!» «Ху-ху! — послышался глухой голос кукушки, — хуху!»

«Кукушка, кукушка! Скажи, как сильно меня любит Максим?» — прошептала она, почти беззвучно, запрокидывая голову вверх, пытаясь разглядеть птичку. Кукушка замолчала. «Подсчитывает процентное соотношение его любви ко мне!» — худенькие плечики вздрогнули от смеха над, пришедшей в голову, нелепицей. «Ху-ху! Ху-ху! Ху-ху! — вдруг, заторопилась, захлёбываясь птичка. Прочистила горлышко, — Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!» — на одной ноте, размеренно повторяла кукушка. «Да, ну? — не поверила ей Ритка, — неужели, он и правда любит меня так сильно?» «Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!» — подтверждала её мысли птичка. Ритка отошла от обрыва, села на валун, обхватив себя за плечи, посидела недолго, поднялась — надо возвращаться, проверить всё ли в порядке в отряде. Резинка для волос зацепилась за ветку кустарника, растущего рядом с валуном, несколько длинных волосков огненно-рыжего цвета, развивались точно дождь из фольги для новогодней ёлки. Ритка остановилась, негнущимися пальцами отцепила резинку: «Он! Приводил её сюда? На наше место!» Она размахнулась и с силой бросила резинку в реку, повернулась и пошла прочь. «Нет, не может этого быть! — уговаривала она себя, — почему именно он привёл её сюда? Может, они с Максимилианом встречались!»

***

Максим проснулся первым, парни, жившие с ним в комнате, ещё спали. Настроение паршивое, во рту, будто кошки насрали — выкурил перед сном три сигареты подряд, думал нервишки успокоятся. Быстренькоополоснулся в душевой, соскоблил выросшую за ночь щетину, почистил зубы, надел свежую футболку — готов! Первый раз в жизни у него нет аппетита, залпом выпил пол-литровую бутылку воды и пошёл к дверям.

— Чё встрепенулся так рано? — сонным голосом буркнул Максимилиан, повернулся к стене и засопел.

Максим обернулся, на несколько секунд замешкался в дверях, и вышел. Вдохнул полную грудь воздуха, наполненного ароматами леса, подставил лицо только-только поднимающемуся солнцу. Тишина. Лагерь спал сладким утренним сном. Он привычным жестом похлопал по карманам, решил закурить, достал смятую пачку, выудил сигарету, вытащил зажигалку и хотел прикурить, но передумал — снова во рту будет гадко, точно в общественном туалете. Рассовал сигареты и зажигалку по карманам, остановился, не зная чем заняться. Боковым зрением, вдруг, ухватил движение среди, устремляющихся вверх, к солнцу, сосен. Повернулся. Рыжим пламенем мелькнули среди деревьев знакомые лохмы. Милка! Он пошёл ей навстречу.

— Милая! — он специально произнёс её имя так, как она просила, с ударением на «а», ты что не спишь?

— Комары сожрали, спать не дают! — ответила она, почёсывая искусанную шею. — А тебе, почему не спится? — заигрывающим голоском произнесла она, — может, прогуляемся?

— Давай, — кивнул он.

Они пошли по извилистой тропинке, уводящей вглубь леса.

— Давно хотела сказать тебе, Максим, — Милка держала паузу, ждала, что он спросит: «Что же ты хотела сказать? Что-то очень важное? Продолжай! Я жду!» Он молчал, не проявляя интереса к её словам.

— В тот раз, когда мы с тобой оказались наедине, я повела себя глупо! И не объяснила своё поведение. Ты обиделся! Я знаю! Ну, конечно же, ты был прав! Мне очень жаль, что всё так получилось! Я люблю тебя, Максим! Ты, наверное, знаешь об этом?»

— Вот это заявление! — Максим только после её последней фразы, сбросил

оцепенение, охватившее его. Его мысли крутились около Марго, рассматривая то с той, то с другой стороны размолвку, произошедшую между ними.

Я люблю тебя, Максим! — она искоса взглянула — понять как он отреагирует на признание. Объяснение в любви — безотказный приём, она это знала и решила его использовать. Любила ли она на самом деле Максима? Иногда ей казалось, что да — очень, а иногда она о нём и не вспоминала. Просто ей было ужасно обидно, что он так быстро переметнулся к Ритке, и это фраза: «Знаешь, Милая! Когда очень хочется есть, с голоду, можно и корку чёрствого хлеба ухватить!», эта ужасная фраза сводила её с ума. Разве можно говорить такое девушке? Только если она очень понравилась тебе, а потом, когда ты стал настаивать на большем, она отказала — ты разозлился, сказал обидные слова и переметнулся к другой. — Именно так объяснила себе Милка, то, что произошло между ней, Максом и Ритой.

Он молчал и только нервно дёрнувшийся уголок губы, выдал то, что он слышит слова Милки.

— Ты всё ещё сердишься на меня? — она вкрадчиво заглянула ему в глаза.

Он презрительно дёрнул уголками губ, пожал плечами:

— Нет, я и думать забыл об этом.

Если бы я видела, что между тобой и Ритой есть чувства, я бы никогда не призналась тебе в любви.

— Интересное заявление! Я вроде тебе ничего не говорил о наших чувствах с Марго, — он разозлился: «Видела — не видела! Какое тебе дело! Да пошла ты… куда подальше и со своей любовью и со своими выводами!» — но не произнёс грубые слова вслух, только иронично хмыкнул, — любишь, значит?

Она испуганно кивнула, услышав недобрые нотки в его голосе: «Вот тебе и безотказный приём!»

— Докажи, если любишь!

— Но как, Максим? — жалобным голоском простонала Милка.

Максим остановился, повернулся к ней лицом, отметив про себя, что её история любви к нему, всего лишь, её история, и он к этому не имеет никакого отношения.

— Ты знаешь как! — жёстким голосом произнёс он.

Пронзительный звук горна заставил их вздрогнуть, испуганная резким звуком птица, вспорхнула высоко над ветвями деревьев.

— Пора ребят поднимать на завтрак! — Милка проводила взглядом испуганную птицу и взглянула на Максима, — это то, о чём я думаю?

— Да! — резко ответил он, — если девушка объяснилась в чувствах — это приглашение в постель! Любой нормальный парень понимает это именно так! Приходи после завтрака на это место — разберёмся, есть у тебя ко мне чувства или нет!

— А у тебя? — после секундного молчания, произнесла она.

— Я тебе в любви не объяснялся! — он шагнул в сторону от неё, собираясь вернуться к себе в комнату.

Она суетливо перебирала пояс простого хлопчатобумажного халатика, накинутого утром, впопыхах, очевидно, принимая решение.

— Придёшь? Или для чего ты затеяла этот разговор?

Она пожала плечами:

— Так сразу — в постель?

— В постель не обещаю. Постели здесь нет, а места, чтобы заняться сексом предостаточно! Я же у тебя не первый, так что ломаться, девочку из себя строить!

Милка хотела «взбрыкнуть», обидеться, наговорить кучу неприятных слов, ну, да — не первый! И что теперь? Она сразу должна бросаться в его объятья? Но вместо этого, произнесла:

— Не первый! И даже не второй! Но, я же не какая-нибудь «прости господи», чтобы только пальчиком поманили, сразу ложиться на спину…

— Мила, я пока ещё в здравом уме и твёрдой памяти! И это ты меня поманила, а не я! Ладно, мне пора идти, да и тебе тоже. Если надумаешь — приходи сюда — разберёмся! — он пошёл прочь так, будто ничего особенного и не произошло в разговоре — так, сухая, деловая договорённость и ничего больше.

Она осталась в замешательстве, растерянная: «Если бы я знала, что он так ответит, то не начала бы этот разговор. А, ведь и в самом деле — я призналась, что люблю его и что дальше? С его стороны всё логично — любишь, идём дальше, начинаем сексуальные отношения! Почему нет?» Милка пошла в сторону отряда, мучительно раздумывая как быть — пойти на сближение с Максимом или послать его куда подальше: «Пусть я и не девственница, но не такая, чтобы сразу же заниматься сексом, без романтических встреч, без цветов и красивых слов любви. Красивые слова любви были! Но только с её стороны!» Она подошла к корпусу, распахнула двери в спальни мирно посапывающих ребят: «Подъём! Вставайте, ребята! Умываться, бегом на зарядку и завтракать!» «Пойду!» — окончательно решила она, допивая кофе с молоком и вертя головой по сторонам — Максима в столовой не было. После завтрака, она незаметно улизнула, заставив ребят заниматься уборкой территории около корпуса. Переоделась в джинсовый сарафанчик, надела кружевное бельё и пошла на условленное место. Максима ещё не было. Прошло минут десять, она начала заметно нервничать, обдумывая — ждать или вернуться в отряд, к ребятам.

— Мила! — она ждала его, но почему-то вздрогнула от его оклика.

— Привет, Максим! Как видишь, я пришла!

— Вижу! — буркнул он, — не слепой! Сразу сексом займёмся или погуляем немного для приличия?

— Погуляем! — они пошли поодаль друг от друга.

«Хоть бы приобнял или за руку взял!» — тоскливо щемило сердце у Милки, но она не подала виду:

— Тебя, почему на завтраке не было?

— Нет аппетита, — он сунул руки в карманы, отчего Милка сделала вывод, что он и не собирается приобнять её, взять за руку, поцеловать.

«Ну, и ладно, — решила она, — после секса он ко мне привяжется сильнее и, может быть, даже влюбится!»

Они поднялись на обрывистый берег реки, туда, где он встречался с Марго, постояли недолго, вглядываясь в бурлящую воду, и пошли, углубляясь, в лес.

Отошли недалеко от тропинки.

— Сядем? — Максим махнул рукой в сторону старой, изуродованной суровым климатом, сосны.

Милка не возражала, она только сейчас увидела у него подмышкой пакет. Максим вытащил из пакета покрывало, расстелил, ухмыляясь:

— Ты-то, конечно, не догадалась прихватить? — он сел, похлопал рукой по покрывалу рядом с собой, — садись!

Она примостилась чуть сзади от него, за спиной, вытянула шею и положила голову ему на плечо.

— Любишь меня, значит? — он покосился в её сторону.

Она тряхнула рыжими лохмами:

— Да!

— А с Максимилианом в обнимочку гуляла! Его тоже любишь? — он осторожно убрал её подбородок с плеча, отодвинулся, взглянул пристально ей в глаза.

— Нет! Мы просто договорились, что будем изображать безумно влюблённую парочку, чтобы вы с Риткой нас приревновали.

— Ну-ка, ну-ка! С этого места поподробнее, пожалуйста!

— Максимилиан в Ритку влюблён, ну, а я… Сам знаешь в кого влюблена. Вот и решили спектакль разыграть.

— Всё дело в том, Милая, что я не люблю тебя! Если тебя устраивает секс без обязательств — я готов.

Милка не успела ответить, хрустнули ветки сосны, отодвигаемые рукой.

— Как интересно! Вы бы хоть дальше в лес ушли! Расположились почти рядом с тропинкой, — всё плыло перед Риткиными глазами — рыжие лохмы, кроваво-красная помада, расползшаяся по губам, взгляд его серых глаз, что в них было? Она не понимала.

— Смешалось всё — кони, люди! — процитировала она слова классика, пришедшие ей в голову. Рассмеялась искусственным смехом, чувствуя приближение урагана в груди: он поднял голову, ощерился и грозно зарычал. Вот и пришёл его час, он будет терзать её сердце, рвать, грызть снова и снова, наслаждаясь победой. Вырвет рыдания из горла, сначала глухие и робкие, затем, мощной волной сокрушающие, девичью грудь. Она нетвёрдой походкой пошла прочь, из последних сил сдерживая натиск разбушевавшегося зверя в груди. Вышла из леса на тропинку, скрывшись от глаз парочки, уединившейся в лесу. Ураган взвыл, торжествуя, запустил острые когти в измученное сердце — его час настал! Она не могла больше сдерживать разбушевавшуюся стихию: вздрогнули худенькие плечи раз, другой и вот она уже сотрясается от рыданий: «Почему! Почему!» — твердила она, одно и то же, точно в бреду. Свернула с тропинки в лес — только бы никто не увидел. Только бы никто! Прошла чуть-чуть, насколько хватило сил, обхватила руками тоненькую молоденькую сосёнку с мягкой, не успевшей ещё затвердеть хвоёй, уткнулась лбом, в светло-коричневый с прозрачными капельками смолы, ствол и, сотрясаясь от рыданий, сползла на землю. Упала навзничь, уставившись невидящими глазами в кружево сосновых веток, устремляющихся ввысь к солнцу. Сердце, искромсанное в клочья, трепетало и билось в груди, точно хотело избавиться от ограничений, обрести свободу, обернуться птицей и полететь туда, где он дарит любовь другой. Налететь на них, исхлестать крыльями в кровь и взмыть высоко-высоко, где нет места печали и боли. Туда, где поёт жаворонок, радуясь жизни. Она поднялась, держась за ствол сосёнки, прижалась к ней, точно к лучшей подружке: «Всё? — произнесла она вслух, — всё закончилось, не успев начаться!» «Всё! Всё! Всё!» — почудилось ей в шелесте деревьев. «Всё!» — горько подтвердила она и пошла в сторону корпуса, стыдливо пряча зарёванное лицо. Незаметно прошмыгнула к умывальнику и долго-долго умывалась холодной водой, как бы пытаясь смыть наваждение, привидевшееся ей в лесу. Насухо вытерлась полотенцем, причесала волосы. Она приняла решение. Стремительно, почти бегом, подошла к корпусу, где находился кабинет заведующей лагерем, резко постучала в закрытую дверь и, не дожидаясь ответа, вошла. В кабинете никого не было. «Тем лучше», — прошептала Ритка, выудила из пачки, лежащей на подоконнике, лист бумаги, отыскала взглядом ручку, написала прыгающими буквами заявление: «Прошу уволить меня по собственному желанию». Поставила число, расписалась, положила заявление не стол заведующей. Вышла из кабинета, осторожно прикрыв дверь, недолго постояла на крыльце, вернулась, взяла лист и приписала: «По семейным обстоятельствам». Подумала и добавила в скобках: «Умерла бабушка». Это была истинная правда, а не ложь, бабушка действительно умерла, но только много лет назад. «Ложь во спасение», — она где-то слышала эту фразу. Положила белоснежный лист на стол и выскользнула за дверь. «Теперь уже точно всё!» — торжественно — печально произнесла она в закрытую дверь и пошла к себе. Торопливо побросала вещички в дорожную сумку, положила ключ на стол и вышла. Она знала, что через десять минут из лагеря выезжает служебная маршрутка. «Опоздала!» Маршрутка уже катила к воротам лагеря.

— Подождите! — отчаянно закричала Ритка и замахала руками, — ну, подождите же!

Шофёр притормозил, открыл автоматическую дверь, поджидая замешкавшуюся девчонку. Она сунула в дверь сумку, чьи-то мужские руки подхватили сумку, подняли, поставили в сторонку, освобождая место для Риты.

— Спасибо! — не глядя, поблагодарила она и юркнула на свободное место, пытаясь быть незаметной — она своевольно ушла с работы и понимала, что могут быть неприятности. Но она не могла больше здесь оставаться ни одной секунды. Нет, не могла!

Рита открыла дверь. Пусто. Никого. Мать ещё на работе. Оставила сумку в прихожей. Прошла в ванную, открыла на полную мощь смеситель. Вода загрохотала по белому айсбергу ванны. Она легла, ощущая каждой клеточкой тела, что теряет частичку себя. Сейчас она уже не та наивно влюблённая девочка. «И что мне теперь делать? — холодок пробежал у неё между лопаток. Худенькие плечики вздрогнули, сотрясаясь в немом рыдании. Она поднесла просвечивающее запястье левой руки близко-близко к глазам: голубые ниточки-вены. Всего лишь сделать маленький надрез и всё прекратится. Жизнь капля за каплей уйдёт, выскользнет из измученной души и всё прекратится. Не будет ничего, ни страданий, ни боли, только покой и безмятежность. Она с силой зажала большим пальцем правой руки ниточку-вену, та испуганно вздрогнула и забилась учащённо, как бы моля о пощаде, пытаясь остановить от необдуманного поступка. Грохнула входная дверь — с работы пришла мать.

— Ты дома, Ритуль? Вот уж не ожидала! — её голова просунулась в дверь ванной, — на побывку? — звучал за дверями весёлый голос, такой родной, такой самый лучший.

— Нет, — прошептала Рита, пряча зарёванное лицо под струёй воды.

— Что? — прокричала мать, — не слышу! Вода грохочет!

— Закончилась работа! Конец смены! — Рита закрыла воду, чтобы мать услышала её слова.

— Ну, и хорошо! — согласилась мать, — отдыхать тоже надо! Твоя работа сейчас — это твоя учёба!

Рита кивнула, снова открыла смеситель на полную мощь и погрузилась в воду по уши. Хорошо бы ничего не чувствовать! Ни-че-го! Сердце то рвалось в клочья, в хлам, то впадало в оцепенение. «Ну, что ты меня мучаешь, глупое! Ну, перестань!» — уговаривала она его, умоляла, просила.

— Доча, ты скоро? — стукнулась в дверь ванны мать, — выходи я тебе кое-что купила!

Рита вытащила пробку, вода, закрутившись воронкой, стремительно уходила из ванны. «Точно наши отношения с Максимом, — она вглядывалась в тёмное отверстие в трубе, — ещё вчера мы были вместе, а сейчас уже нет». Она накинула махровый халатик и вышла из ванны. На столе лежала маленькая сумочка-кошелёк, именно такая, какую она хотела.

— Нравится? — просияла улыбкой мама.

— Да, — ответила Рита тускло, бесцветно.

— Что случилось, доченька? Что не так?

— Всё нормально, мама! Всё хорошо! И сумочка очень нравится. Спасибо! Просто голова разламывается, трещит по швам! — слабо пыталась она пошутить, — пойду, лягу, устала.

— Ложись, ложись, доченька!