Летел Петька, как мог, скакал на лошади, пока рядом другая неслась во весь опор. Отродясь того дохтура не видал, но ничего, спросит, вызнает. Хоть бы Бог Ульянку упас, а про Лушку и знать ничего не знает, так торопился, что поспрашать забыл как и что. И лежат сестры на лавках: одна в одной избе на родителей смотреть не хочет, вторая во второй, страху натерпелась и во сне пребывает невиданном.
Ходит взад-вперёд Зосим, места найти не может. Девчонка с ним осталась, да и куды тащить её вдовке с собой, коли болото там, места дикие, да и сама не ведает, в какую именно бечь.
Рассказывали, что как из деревни выйдешь, к лесу ближе держаться надобно, а как дерево большое да сухое ветви пред тобой раскинет, повертать прямёхонько за него. Поначалу деревья не сильно смыкаться будут, а уж потом всё ближе друг к дружке, корявее, будто застыли фигуры искалеченные с корявыми ветвями. И как путь перегородит большой дуб, неизвестно кем выкорчеванный, надобно от него левее взять и по тропиночке тонкой идти, что бабы уж до тебя протоптали, к ведунье хаживая. А как пойдут досочки, брошенные поверх болота, ни в коей не сходить с них, иначе затянет враз, поглотит и не воротишься. Только ворон твою душу оплакивать станет каркая, и разнесёт над лесом весть горестную.
Подобрала юбки Анна, чтоб бежать было легче. Морозен нынче воздух, обжигает нутро, да не того ей. Поспеть бы, каждая минуточка дорога. Вот и дерево большое, что ветвями ввысь тянется, только мёртвое оно, а всё стоит супротив собратьев живых. Нынче пора такая, и не понять, кто живой, а кто мертвый. Нет листьев ни на одном.
Забежала за него Анна и встала, как вкопанная. Страшон лес. Обернулась, светло на поле, солнышко высоко стоит, а впереди тьма непроглядная. Закрыли дерева' макушками свет Божий, стоят без листвы, не проклюнулась ещё. А кой где сосны ввысь тянутся. Перекрестилась вдовица, крест святой поцеловала, вздохнула и бросилась в лес.
Меж ветвей корявых продирается, одёжа за сучки цепляется, тяжело идти. Подвернулась нога, упала Анна, зашипела от боли, да не про неё сейчас разговор. Боль терпимая, дальше пошла. А как ступила на дощечки, чуть в болото не угодила. Поднялась доска, будто живая, отпрянула Анна, только в сердце сила трепещет: надобно Ульяне ведунью привесть.
А как избушку увидала, вырвался стон. Сдюжила, добралась. Как теперича старуху уговорить с ней пойти? Застучала в окошко.
— Бабушка-бабушка, Марфа.
Тишина да гладь, будто и нет здесь никого. Поднялась на крылечко, что давно мужских рук не видало, дверь тронула, а та и открылась.
— Марфа, — сызнова кличет Анна, только пусто тут. Колотится сердце, неужто и впрямь не найдёт старуху. Ходили слухи, что не один век ей. Может, враньё и наговоры, кто знает. Только что одна живёт — верное дело.
Сделала пару шажочков Анна, может всё ж тут хозяйка, придремала и не слышит?
— Марфа…
А внутри всё серое, травы с потолка свисают, горшки какие-то, бутыльки', одной старухе ведомо, что к чему.
— Зачем пришла? — голос позади раздался. Обмерла Анна, повернулась к старухе. Стоит та в дверях, а рядом с ней волк зубы скалит.
— Чего пожаловала? — повторяет Марфа, а у самой взгляд такой, что смотреть страшно.
— Девке помочь надобно, — говорит Анна. — Пришла к тебе с поклоном, — низко кланяется, — помощи просить.
— И где ж девка? — прищуривается, на клюку опираясь, пока волк выход сторожит.
— В деревне, — машет Анна в сторону, а сама глаз от животины не отводит. — Убрала бы ты, бабушка, собачку свою.
— А она хороших людей не трогает, — вошла в дом Марфа. — Вот и поглядим, с чем ко мне пришла.
Заходится сердце, не считает себя Аннушка дурной, а всё ж страшно. Зверь дикий, кто ему в нутро заглянёт?
— Торопиться надо, — молит гостья. — Муж тебе вдоволь чего хошь даст за супружницу свою, слегла она, а что такое — не ведаем. Идём со мной, бабушка, — говорит ласково.
— Ежели б за всеми бегала, ноги сбила, — усаживается тяжело на стул. — Сюда веди, — стукнула клюкой о пол.
— В беспамятстве горемычная, Господь Богом прошу, идём со мной!
— Не хозяин он мне, — смотрит прищуром ведьма.
— Чего хочешь? — не знает Анна, как старуху убедить с не пойти.
— Всё равно не дашь, чего надобно, — машет рукой на гостью.
— Ребёночек в ней! — чуть не кричит Анна, и волчок сильней рычать принимается.
— А мне кака нужда?
— Бабушка, — бросилась в ноги Анна, и волк тут же рядом оказался. Чует вдовица, как в затылок жар дышит, повернуться боится.
— Принял тебя волчик, — скрипит Марфа. — Отдашь мне за девку твою, что радеешь, девочку?
— Какую девочку? — отшатнулась Анна.
— А хошь ту, что есть уже, или ту, что внутри.
Обхватила Анна живот, смотрит со страхом. Девочка, значится, дочка у них с Петрушей будет. А Марфа хохочет.
— Да не пужайся так, — поднялась с места, принимаясь травы собирать. — На кой мне дочки твои? Мне бы помощницу, чтоб веданье передать, не могу уйти иначе. А твоих пока вырастишь! Ежели знаешь такую, что захочет — место подскажи. Чего с девкой твоей приключилось?
Рассказала Анна всё. Собрала сумку ведунья, и пошли через лес. Торопится Анна, думала медленно старуха пойдёт. Оглянётся, а та на ноги почти наступает. А волчик рядом с ними бежит, хозяйку охраняет.
Явились на порог — нет ещё Петьки. Прилетел за дохтуром, а тот в другой деревне врачует, и бросился он за ним снова, коням копыта сбивая.
— Она? — кивает Зосим в сторону Марфы. Стоят они с вдовицей на пороге, а волчик за воротами воет, собака на него брешет на цепи.
— Я, — отвечает та. — Выйти тебе надобно да иконки свои унесть.
— Не оставлю жену с ведьмой старой.
— Да, чай, не я к тебе в гости напрашивалась, — кривит рот.
— Зосим, — смотрит Анна, головой качая, и прикусывает язык Рябой. — Что делать станешь?
— Так не ведаю, — плечами жмёт. — Поглядеть надобно.
Подошла ближе, принюхалась, пригляделась. Анна на лавку встала, Рябому иконы подаёт, а тот их в тряпицы заматывает.
Приложила ладони к лицу Ульяны Марфа, потом на груди подержала да на живот перевела.
— От тебя почала? — обернулась к Зосиму.
— Муж я, муж!
— Да ежели б каждая от мужа дитя имела, — усмехнулась, а сама на Аннушку смотрит.
Видит всё ведьма, ничего от нее не скрыть, теперь и вдовка поняла, что не Зосим отец. Тогда кто ж?
— Что мне отдашь за работу? — о цене Марфа заговорила.
— Проси, что хошь! — сразу отзывается Рябой.
— Зерна да мяса мне на полгода положишь?
— Будет тебе, старая, врачуй!
— А коли попрошу дом новый справить⁈
— Дом⁈ — ахнул Зосим.
— Уж не нужна жена тебе стала⁈
— Уууу, — зарычал Рябой. — Змея подколодная. На чужом горе наживаешься⁈
— Дак с тебя пример и беру, — усмехнулась Марфа. — Не ты ль зерно возил крестьянам продавать в год неурожайный?
— Так я не принуждал их!
— Так к чему ж тебя я принуждаю⁈ — смотрит хитро старуха.
Стоит Анна на лавке, икону к себе жмёт. Агафья от старухи в бабьем куте прячется.
— Поставлю тебе дом, — сжав зубы отвечает Зосим. — Совсем совесть потеряла.
— Ты говори, да не заговаривайся, — предупреждает старуха.
— Делай уж чего-нибудь!
— Обоих у смерти забирать али супружницу токмо?
— Чего мелешь, старая! Сынка моего хоронить надумала⁈ Обоих люблю больше жизни!
— Обоих, говоришь? Так ребетёнок-то не твой!