Я (не) твоя: Невеста поневоле

Глава 2

— Ну, будет-будет, — гладила Фёкла дочку по голове, когда Касьян ушёл, — стерпится-слюбится. Вон я тоже супротив воли пошла, — призналась, и Ульяна подняла на мать заплаканные глаза. — Отец решил — ослушаться не посмела, а там оказалось, что Касьян человек неплохой. Вишь, какая семья добрая вышла?

— Не люблю его, не люблю, — зареванная Ульяна смотрела снизу вверх с мольбой в глазах, будто могла ей чем-то помочь Фёкла.

— Дак чего я могу? — сокрушалась та. — Слова поперёк сказать не смею, а тут и подавно.

Заголосила Ульяна, уронила лицо в материнский подол, и сердце у Фёклы защемило, что не описать. Себя так жалко не было, как дочку.

— Неужто така любовь? — задалась вопросом и почувствовала, как кивает девчонка быстро — быстро. — Ох-ох-ох, — вздыхает женщина и на иконы смотрит. — Смилуйся, Господи, над рабой твоей. Только зря слёзы льёшь, может, твой Назар ближний жребий (1) вытащит!

— Верное средство знаю! Натереть иконку полотенцем, а потом парня обтереть, — затараторила Ульяна. — Господь защитит. А ещё упросить батюшку нашего, чтоб за него помолился. Или мылом покойника помыться, он от Назара жребий и отведёт.

— Молодая ты, глупая, Улька. Коли судьба твоему Назару ляжет, никакая икона не поможет, а уж мыло тем более.

Каждый год в ноябре месяце все мужчины, которым в январе исполнялось 20 годов, должны были явиться на жеребьёвку в назначенное место. Государство само определяло, сколько душ мужского пола потребуется в этом году на воинскую службу, а потому осень для парней была волнительна, забирали не всех. Каждому хотелось вытянуть число поближе к концу, чтоб в рекруты не попасть.

Никто не хотел покидать дом на 6 лет, а то и на 7, ежели во флот призовут. Ни одна девка столько ждать не станет, родители не позволят, да и коли война начнётся, в любой момент призвать могут даже после службы, пока не выйдет девятилетний срок. Потому никто из крестьян не желал такой участи ни себе, ни соседу. Только всё ж кому-то жребий выпасть должон. Потому лучше соседу, чем себе.

А решал всё обычный случай. На бумажках писались цифры, и каждый парень подходил и тянул из колеса жребий, на котором и был написан номер. А после комиссия решала, годен молодец для службы или нет.

Иногда бывало и несколько дней приходилось ждать, пока набор не закончат. Волнительно было иметь номер недалеко от того, на котором всё кончится должно. И вот пришел черед Назара в этом году судьбу испытывать. Коли упасет Господь, значит свадьбу сыграют. Только не ведал он, что Касьян уже с Зосимом по рукам ударили.

Плачет Ульяна, а Назар и не знает, что его суженая слезы проливает по их призрачному счастью.

Открылись двери, вошёл Петька, и мать поправила занавески. В избе нигде не спрятаться, одна на всех. Только бабий кут может укрыть от чужих глаз. Самое грязное место в доме, где утварь хранится да обеды готовятся, а только тут можно бабе поплакать и укрыться. Мужчинам сюда ход заказан, не говоря уж о чужих. И дети на свет тоже тут появляются, ежели баба дома рожать начнёт.

— Мать, — зовёт Петька. На отца похож сильно, только бороды такой нет, и чует Фёкла — хороший из него хозяин выйдет.

— Сиди, сейчас я, — шепчет Фёкла дочке. С места поднимается, а Ульяна влагу солёную по лицу растирает. Не охота, чтобы кто, окромя матери видал.

— Чего тебе? — выходит Фёкла, поправляя занавески. Лушка сбежала, носа не кажет, Ваньку сама полотенцем отходила, чтобы знал, как родную сестру выдавать. Хоть и отец, а всё ж нельзя.

— Воды дай!

— А у самого, что ж, руки отсохли? — кряхтит, только подходит к кадке и черпает кружкой. Впитала тепло избы вода, зубы хоть не сводит.

Напился сын, усы мокрые утёр, только не уходит, будто что сказать ещё хочет.

— Ну, — кивает мать.

— Да ничего, — махнул рукой, собираясь уйти, только видит Фёкла, гложет его чего — то.

— Говори уж! — сдвинула грозно брови. — Только про свою Аньку, не смей заикаться! — будто догадалась!

— Да хорошая она!

— Мне невестка такая ни к чему! — принялась серчать, уперши руки в бока. — Вон девок сколько вокруг, а тебе старуху с дитём подавай⁈

— Так говоришь, будто прокаженная! Не всё, как ты с отцом до гроба.

— А ты меня не хорони, Петька, сколько надо, столько поживу ещё.

— Ну, поговори с отцом! — не отставал парень

— Ой, — махнула на него рукой мать. — Много он меня слушает. Вон, — кивнула на кут, — осчастливил уж одну. Продал за зерно.

Сказала, да сама же язык и прикусила. Хлеб оно иметь хорошо, и Касьян хотел, как лучше, а потом стерпится оно, сколько баб с против воли замуж шли, сама Фёкла тому пример. Ничего, притирались, мужьёв уважали, детей приносили по девять штук. И Ульянка привыкнет. Любовь она вещь такая, придёт потом.

— Иди, Петька, — прикрикнула на сына. — Дай бабьи дела доделать. Нынче рано тебе о женитьбе говорить. Подумай, как жена ждать тебя станет, коли жребий вытащишь.

— Анька станет!

— Старая она! Не бывать ей невесткой, пока я жива! — топнула Фёкла ногой.

— Против воли пойду тады!

Кровь кипит молодая. Влюбился Петька, и ни в молодую девицу, а в ту, что старше на десять годов. Девчонка у ней трёхлетка, всем рассказывала, что бил муж, что свекровь со свету сживала, что нет боле того тятьки у Агафьи. Только кто знает, может, сама чего с мужем сотворила, а людям пыль в глаза пускала. Прибилась к старой Ефросинье, та её и пригрела. Давно вдовица, дети сами уж по себе, вот решила на старость лет дело доброе сотворить. А Петька, дурак, как увидал Аньку эту — влюбился.

Заикнулся отцу, так тот зыркнул на него раз, понял всё сын. Да сердцу не прикажешь. Рвётся в груди, зазнобу требует.

— Не дадут нам быть вместе, сокол мой ненаглядный, — качала головой Аня, как виделись они. — Не серчаю на семью твою, всё понимаю, — а у самой слезы в глазах стоят. Растопил сердце парень молодой своей любовью, заботой. Как посмотрит, сразу в груди будто что переворачивается.

— Будем вместе, слышишь? — сжимает хрупкие тонкие плечи Петька. — Смертью своей клянусь!

— Не клянись, не клянись, — пугливо смотрит на него Анна, — ой, — прижимается к груди, а у самой внутри всё трепещет.

— Мамка, — зовёт с крыльца Агафья.

— Пора тебе, мой сокол, — отстраняется девка. — Ты не ходи ко мне боле, душу не береди. Не нужна тебе такая.

Бросилась в дом Анна, а в груди тоска. Выдали за нелюбимого, так он ее чуть до смерти не пришиб. Терпела до времени, а потом, как Агафья кричала не своим голосом, когда мать били, поняла: не уйдёт, не видать ей света белого. Забьет её муж. И откуда только сила внутренняя взялась, что сбежала Анна ночью, пока деревня спала. Даже мать и та велела терпеть, потому вернули бы. А так сама не знает, как удалось до деревни добраться. Первые три села пропустила, боялась, что найдут, а здесь остаться решила, да и Фрося, благослови ее Господь, руку протянула.

И выходит, что и Петька, и Улька страдалицы в семье. Только девица поплачет и сделает, как родители велят, а вот у парня характер отцовский. Он придумает, как своего добиться.

Ушёл Петька, дверью сильно хлопнул.

— Не смогу я, мамка, — вышла Ульяна из кута. — Дай хоть с Назаром поговорить, самой ему всё сказать.

— Слыхала, что отец наказал⁈

— Не сбегу, Богом клянусь, не сбегу, — бросилась к иконам, ставя на себе знамение. — Последний разок его увидеть, глаза запомнить, да как сладки губы его.

— Ты мне это брось! Опозоришь нас с отцом на всю деревню. А ну как уже порченная⁈ — округлила глаза Фёкла.

— Вот, вот, — продолжила креститься Ульяна. — Хранила себя. Мамочка, — бросилась на колени. — Дай увидать Назара.