Забвение

ГЛАВА 19

— Ты все вспомнил?

Хоуп побледнела, напряглась. Он опустил глаза. Жилка у основания ее шеи бешено билась, пальцы сжимались и разжимались. Она все еще что-то скрывает, понял ошеломленный Слейтер. Причем не просто скрывает, но и чего-то боится. Увидев это, Клейтон Слейтер принял неожиданное решение.

На несколько минут он утаит от нее правду. Пока не сведет концы с концами.

Он взял Хоуп за подбородок и заглянул в глаза, желая, чтобы она слышала каждое его слово.

— Не все, — почти честно ответил он. Ибо не мог вспомнить, почему эта прекрасная незнакомка лжет ему. А то, что она лжет, не вызывало сомнений. Они совсем не знали друг друга.

— Не все?

Черт побери, у нее дрогнул голос! Из темных глаз исчез страх. Почему? Она что, боится его? Эта мысль причинила ему такую боль, что гнев тут же вырвался наружу.

— Нет, моя маленькая будущая миссис Слейтер. Я ничего не помню. Например, не помню, как мы познакомились.

Она сдвинула брови и посмотрела на него с искренним недоумением.

— Но… мы уже говорили об этом. Мы не знали друг друга.

— Не лги. — Черт побери, она уморит его! Хотя Клейтон злился на нее за обман и возможное соучастие в покушении на его жизнь, в глубине души он все еще тосковал по этой женщине. — Я потерял память, а не мозги. Слово не воробей.

— Что?

Он чертыхнулся, провел рукой по волосам, повернулся к Хоуп лицом и заговорил нарочито громко, чтобы она могла все слышать:

— Ты сказала, что мы знали друг друга, но не занимались сексом.

Она поморщилась. Что ему не понравилось? Выбор слов или?..

— До того, как ты потерял сознание, я сказала тебе правду. Я говорила, что в ту ночь сидела дома и размышляла о своей невеселой жизни…

— Ты вовсе не говорила, что мы не были знакомы.

— Я сказала, что до того, как ты появился в этом доме, у меня были только моя клиника и мои животные. — Она говорила быстро и не слишком внятно, но Клейтон уже привык к этому и понимал каждое слово. — Я сказала, что той ночью увидела тебя в первый раз, — добавила она.

— Нет, — покачал головой Слейтер. — Ты не говорила, что это было в первый раз.

— Но имела в виду именно это. — Хоуп смотрела на него широко раскрытыми глазами. — Я не собиралась обманывать тебя… Ты сердишься?

Он изобразил удивленный смешок.

— По-твоему, у меня нет для этого причины?

— Но… ты говорил, что не будешь…

— Посуди сама, — сказал Клейтон, пытаясь перехватить инициативу, — я не знаю, что здесь происходит, но…

— Ты вспомнил? — По выражению глаз Хоуп было видно, что она чувствует это. — Вспомнил, кто ты такой?

Ее лицо оставалось бесстрастным. Хоуп сидела так близко, что пряди ее волос падали на плечо Клейтона. Стоило немного наклониться, и он мог бы притронуться к ней. Господи, как ему хотелось это сделать! Он дорого дал бы, чтобы этих осторожных глаз и крепко сжатых губ вновь коснулась улыбка — та страстная, чувственная улыбка, которую он мог вызвать у нее одним взглядом!

— Клей…

Слейтер хотел верить ей, он чувствовал, знал, что его жизнь в опасности, причем в очень серьезной опасности. И пока не выяснится, кто его враг, возможно все. Абсолютно все. Даже совершенно невинная с виду, самая обворожительная женщина на свете может иметь отношение к его врагам.

— Ты помнишь? — снова спросила она.

— Нет, — хрипло солгал Клейтон. Солгал женщине, которую хотел прижать к себе и снова уложить в постель. Он откашлялся. — Нет, не помню.

Хоуп сокрушенно закрыла глаза и откинулась на подушки. Она чувствовала жалость к себе, к Клею и одновременно облегчение. Но вскоре облегчение сменилось острым чувством вины.

Если к Клейтону не вернется память, он не уйдет. Во всяком случае, пока. Он будет принадлежать ей чуточку дольше. Ох, она не имеет права так думать. Как врач, она обязана обследовать его, проверить функционирование жизненно важных органов…

То, что сначала было притворством, превратилось в мечту. Мечту, с которой ей не хотелось расставаться. Клей — отец ее будущего ребенка. Если бы это было правдой… Абсурд. Такой мужчина, как Клейтон Слейтер, не может ее любить.

— Прости, — прошептала она, сама не зная, за какой из своих грехов перед ним просит прощения.

Слейтер резко встал, но тут же побледнел и зашатался. Хоуп без промедления вскочила с кровати, подбежала к нему и обвила руками, не давая упасть. Кое-как совместными усилиями им удалось удержать равновесие.

Хоуп стояла неподвижно, прильнув щекой к его обнаженной мохнатой груди. Она забыла самое главное — Клейтон был совершенно голый. Признак его мужественности прижимался к телу Хоуп и вызывал у нее странные реакции.

— Хоуп, — сдавленно пробормотал он и положил руки на ее плечи, собравшись отстранить от себя. — Не надо.

Он не хочет, чтобы я прикасалась к нему, подумала Хоуп. Ему противны мои руки. Она отступила на шаг, но продолжала поддерживать его.

— Не могу, Клей. Ты упадешь.

У него вырвался нетерпеливый стон.

— Черт побери, я в порядке!

Не зная, что и думать об этой внезапной перемене настроения Клейтона, Хоуп неохотно отпустила его. Пальцы еще хранили ощущение его теплой, упругой кожи…

У Клейтона напряглась челюсть. Он взял с кровати плед и завернулся в него. Хоуп в это время смотрела в пол.

Потом она подняла глаза, увидела его сердитый взгляд и уставилась в потолок. Потолок нуждался в побелке. Но для этого требовались деньги, а у нее их не было.

Клейтон прикоснулся к ее лицу и заставил смотреть на него.

— Хоуп…

Она прямо встретила его взгляд. А что ей оставалось? Но читавшееся в этих невероятных зеленых глазах сочетание гнева и желания напугало ее.

— Я слишком долго пользовался твоим гостеприимством, — сказал он. — Пора и честь знать.

У нее упало сердце, желудок свело судорогой.

— Но ведь ты еще не можешь сам позаботиться о себе…

— Я с давних пор забочусь о себе, доктор, — пугающе официально сказал он. — Все будет нормально.

Однако выглядел он бледным и слабым.

— Сейчас ночь, я устал, — резко заявил Клейтон. — И, как ты, наверное, догадываешься, замерз. Я иду спать.

Он больше не хочет быть со мной.

— Но…

Слейтер повернулся и пошел к двери. Хоуп ждала чего угодно, только не этого.

— Ты идешь спать… вниз?

Его губы исказила саркастическая улыбка.

— А где же еще мне спать?

Хороший вопрос. Со мной, хотела ответить Хоуп. Но не посмела это сделать, видя, что Клейтон полностью изменил свое отношение к ней.

— Хоуп… — Он обернулся и демонстративно улыбнулся. — Мы оба знаем, что я никогда не жил здесь. И не спал тоже. Если ты хочешь сказать что-то другое, я охотно тебя выслушаю.

Хоуп отрешенно смотрела на него и думала: как быстро все изменилось. Он уходит и даже не понимает, что разбивает ей сердце. Она знала, что так и будет, была к этому готова, и все же боль оказалась куда сильнее, чем она предполагала.

— Я дам тебе аспирин…

— В этом нет необходимости.

И он ушел.

Она незаметно легла на кровать и снова уставилась в пожелтевший потолок. Когда у Хоуп от слез стали мокрыми волосы на затылке, она сказала себе, что все к лучшему.

Определенно к лучшему.

Оставалось только в это поверить…

Клейтон закрыл дверь спальни и прижался лбом к холодному дереву.

Ему было больно. Но речь шла не о простой физической боли, хотя и ее хватало. Ему не случайно заткнули рот и бросили подыхать. Нет, с иронической улыбкой подумал Слейтер, это было бы слишком большим везением. А везунчиком он никогда не был.

Официально он считался экспертом по сверхнадежным системам защиты компьютерных данных, за которыми гонялись правительства всего мира. Ему платили большие деньги за то, чтобы он проникал в существующие системы, и еще большие деньги, если с его помощью удавалось обнаружить канал утечки.

Неофициально он был одним из самых известных хакеров[3] в Штатах.

До нынешнего дня все складывалось для Слейтера удачно: ему давали работу, он ее выполнял. Ни одного прокола. Он находил дыры в информационных системах по всей стране, обеспечивал сохранность бесценных музейных экспонатов, работал даже в Голливуде, проверяя охранную сигнализацию роскошных особняков, в которых проживали самые знаменитые и богатые киноартисты.

Клейтон знал себе цену и был уверен, что в игре, которую он считал самой захватывающей на свете, ему нет равных…

Слейтер устало подошел к кровати и лег, не дав себе труда одеться.

Ага, он слегка зазнался. Глядя в облупившийся потолок, Клейтон попытался вспомнить свое последнее дело. И тут же сел. Сердце бешено заколотилось.

Его последнее дело… О черт! Он с трудом напялил на себя джинсы, недавно купленные Хоуп.

Ждать. Думать. Не пороть горячку. Мало тебе прошлого раза?

Последним его делом была работа на лесозаготовительную компанию, одну из крупнейших на северо-западе Тихоокеанского побережья. Компанию отца Хоуп. Большие партии леса начали регулярно исчезать неизвестно куда. В газетах стали появляться сообщения о том, что валится слишком много деревьев и что древесина не доходит до лесопилок. В довершение картины компанией заинтересовалось Управление лесного хозяйства и некоторые экологические группы. Скандал дошел до конгресса.

В общем, фирма оказалась на краю пропасти.

Было ясно, что кто-то пытается очернить ее репутацию и делает это весьма успешно.

Клейтона нанял помощник президента компании — как выяснилось теперь, отца Хоуп — и попросил разобраться в случившемся. После долгих поисков Слейтер обнаружил сложный компьютерный фокус и убедился, что трудности компании создает кто-то из ее сотрудников.

Ключ к разгадке он получил в ту страшную ночь. Слейтер поморщился от болезненных воспоминаний.

За пинком в ребра прозвучало злобное хихиканье и голос: ”Теперь он не найдет дыру в системе защиты. Большой начальник будет счастлив, и мы получим свои денежки”.

Вначале ему было слишком больно, чтобы осмыслить услышанное, а потом он все забыл. И вспомнил только сейчас.

”Большой начальник” не хотел, чтобы Клейтон нашел дыру.

Нанявшей его компанией руководили отец Хоуп и Трент. Кто из них пытался убить его? Человек, который отчаянно стремился сохранить компанию на плаву, или человек, который так же отчаянно стремился захватить ее? Клейтон подписал контракт, но в глаза не видел ни Бродерика-старшего, ни Трента Блокуэлла.

До вчерашнего дня, пока не был представлен отцу Хоуп в качестве жениха его дочери.

Клейтон побрел в ванную, принял три таблетки аспирина и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Наконец-то он узнал свое лицо. Светлые, давно не стриженные волосы. Темно-зеленые глаза, не так легко выдающие мысли владельца. Результат воспитания, догадался он. Его родители, добрые, любящие и очень внимательные, были весьма немолоды и не слишком интересовались тем, что на самом деле представляет собой их сын. Клейтон, с детства увлекшийся техникой, изрядно осложнял им жизнь. Особенно когда портил все электроприборы в доме, пытаясь смастерить из них роботов или бомбы.

Всю молодость он провел в армии, которая дала ему образование и работу. Но, отслужив восемь лет, Клейтон устал от ограничений армейской жизни, вышел в отставку и основал собственное дело, которым успешно занимался… вплоть до самого последнего времени.

Он внимательно рассматривал свое отражение и заставлял себя вспоминать. Губы, подбородок напряжены — видимо, от пережитого стресса. Он похудел и стал выше ростом. Кожа загорелая — это от частых уик-эндов на лоне природы. Мускулы по-прежнему крепкие: значит, занятия в тренажерном зале, который он посещал скорее для развлечения, чем для поддержания спортивной формы, не пропали даром.

Клейтон все смотрел и смотрел в зеркало, но думал только о Хоуп. Хоуп, его спасительнице, прекрасной искусительнице, ангеле-хранителе. Его любимой.

Участвовала ли она в этой истории с компанией? А если да, то на чьей стороне? На стороне отца, пытавшегося найти злоумышленника?

Или на стороне Трента, решившего завладеть компанией с многомиллионным оборотом? И который из них хотел его смерти?

Неужели Хоуп могла так ловко притворяться? Нет, он не хотел верить этому. Она не могла принимать в этом участие. Кто угодно, только не Хоуп.

Она солгала ему только раз, да и то от отчаяния, от полной безысходности. Безысходности, которую он прекрасно понимал. Черт побери, на ее месте он поступил бы так же!

Самым разумным было бы дать стрекача, бросить эту работу и взяться за следующую. Он мог бы и вовсе не работать какое-то время. За годы труда от зари до зари у него скопилась кругленькая сумма, так что можно было устроить себе давно заслуженный отпуск и исчезнуть. Просто взять и исчезнуть.

Он мог бы так поступить, если бы его жизненные принципы не требовали справедливости, а проклятое сердце не сжималось при мысли о Хоуп.

Хоуп. Если она не имела отношение к тому, что с ним случилось — а верить в ее виновность Клейтон не хотел, — то возникала новая, еще более серьезная проблема.

Она нуждалась в нем.

Ужас Хоуп перед набросившимся на нее Трентом был неподдельным. Угрозы этого негодяя она принимала всерьез. Клейтон сам убедился в этом.

Хоуп притворялась только в том, что касалось ее отношений с ним, да и то по необходимости. Думать об этом было больно, но Слейтер очень надеялся, что со временем сумеет достучаться до ее сердца.

Нет, он не уедет. До тех пор, пока не выяснит подлинных чувств Хоуп. Пусть он стопроцентный влюбленный дурак, но уехать он не сможет, пока не убедится, что он ей абсолютно безразличен. Что эта безумная тяга к нему основана лишь на притворстве и чувственности.

Он не уедет до тех пор, пока не убедится что у Хоуп остались и дом, и клиника, то есть то, что она без памяти любит.

Прекрасная докторша еще не поняла, что к нему вернулась память. Но признаваться в этом еще рано. Сначала надо постараться убедить Хоуп, что им не прожить друг без друга.

Он все смотрел на себя в зеркало и размышлял… Сколько времени понадобится, чтобы убедить упрямую и отчаянно независимую Хоуп, что их связывает не просто влечение? Наверное, много…

Будильник не сработал, и Хоуп проспала. Впервые в жизни.

Натягивая на себя одежду после рекордно короткого душа, Хоуп оправдывала себя тем, что уснула только на рассвете.

Сама виновата. Заварила кашу, понятия не имея, как будет ее расхлебывать.

Клей сегодня уедет. История с отцом и Трентом начнется сначала. Ладно, это она как-нибудь переживет. Но как она переживет то, что останется одна? Совершенно одна.

Раньше ее это не заботило, но теперь все стало по-другому. Потому что она больше не представляет себе жизни без Клейтона. Даже думать об этом страшно!

Хоуп распрямила плечи, поправила волосы, вздернула подбородок и решила, что переживет и это Сбежав по лестнице, она направилась прямо в клинику, надеясь встретить Келли еще до того, как та отправится на ее поиски и обнаружит в доме высокого, красивого незнакомца. Этого только не хватало…

Но было слишком поздно.

Войдя в приемную, Хоуп остановилась как вкопанная. У стойки, где обычно толпились пациенты, стояли Келли и Клейтон, погруженные в дружескую беседу.

Должно быть, она непроизвольно издала какой-то возглас, потому что оба обернулись одновременно. Лицо Келли было довольным, но в ее глазах горело столь жгучее любопытство, что Хоуп едва не застонала.

Во взгляде Клейтона было всего лишь смертельное напряжение, которое она видела до этого только однажды — сегодня ночью.

Появившаяся на его губах чарующая улыбка полностью противоречила выражению изумрудно-зеленых глаз. Как и непринужденная поза. Его широкие плечи обтягивала майка с короткими рукавами, босые длинные ноги были скрещены в щиколотках, рука опиралась на бедро.

Поза была довольно легкомысленной, но это ни на секунду не обмануло Хоуп. Потому что взгляд Клейтона был убийственным. Когда Слейтер шагнул к ней, Хоуп едва не попятилась.

Губы его сжались, и Хоуп поняла, что он заметил ее страх. И все же Клейтон двинулся ей навстречу.

Уголком глаза она видела Келли. Медсестра навострила уши и с интересом следила за ними.

Предстояло прощание на людях; именно этого Хоуп хотела бы избежать. А Клейтон приближался, не обращая никакого внимания на то, что за каждым их движением следит Келли.

Хоуп попятилась, но Клейтон без труда догнал ее. Одним движением, заставившим бедняжку ахнуть, он обнял Хоуп за талию и слегка сжал, глядя на нее сквозь опущенные ресницы. Хоуп смотрела на него округлившимися глазами. Она не могла бы отвести взгляд даже ради спасения собственной жизни.

Клейтон наклонился, улыбнулся с таким видом, словно вчерашней ссоры не было вовсе, а затем на глазах у ошеломленной медсестры крепко поцеловал Хоуп в губы.

— Доброе утро, милая, — сказал он тем приводящим в трепет, вкрадчивым голосом, которым говорил, когда хотел, чтобы Хоуп его слышала.