Дажьбога — подателя ласкового солнца, тепла, созидательного огня и кварца — почитали особенно. Больше в Трисемнадцатом царстве, где располагались богатые залежи ценного минерала, но и в остальных государствах Третьего колеса начальника всех богов крепко уважали. Конечно, над ним ещё имелся Великий Механик, сам Сварог, но тот в незапамятные времена собрал мир и оставил детище на помощников, к нему бесполезно взывать, это все понимали. Толку его славить, коли не слышит?
Северьян витязем был до глубины души, даже в увлечениях, поэтому больше любил Ярилины гулянья, с кулачными боями и воинскими состязаниями, но огненные пляски середины лета тоже были ему по нраву. Пробежать босым по углям, вечером — через костёр прыгать, сквозь горящие кольца проскакивать, не подпалив бороды, — тут тебе и удаль молодецкую показать можно, и посмеяться, и покуражиться. И с девицей какой-нибудь ласковой уединиться после — как такое не любить!
Правда, всё это для вящей красоты начиналось после захода солнца. С полудня тянулась обрядовая часть, где участвовали волхвы, старики и дети, днём все приносили идолам требы, а потом веселье понемногу разворачивалось. С бойкой музыки, с лихих танцев... Всё это Северьян тоже любил.
— Север, пляши! Север, иди к нам!
Залихватский посвист, и каблуки отбивают дробь по твёрдой сухой земле под звон балалаек и восторженное улюлюканье. А там и кувырком, и вприсядку, а потом ещё кто-то из девиц не удержится, и завихрится вокруг алый подол сарафана, открывая стройные ноги. Поймать тонкий стан, подхватить, закружить на весу — под радостный визг…
На изменение тона возгласов вокруг — с восторженного на испуганный, — Северьян отреагировал моментально. Выпустил девушку, с которой отплясывал, схватился за пояс, тщетно нашаривая рукоять меча, цепко огляделся вокруг.
Вблизи всё было обычно, но взгляды поднимались к небу, пальцы указывали куда-то в сторону города — отсюда, с другого берега реки, он отлично виделся. Трудно было не заметить огромных сверкающих птиц, кружащих над одним им ясным местом.
Северьян приставил ладонь ко лбу, вглядываясь. Предпринять что-то со своего места он не мог, но хоть рассмотреть и понять, что происходит!
Птицы немного покружили, потом три из них, одна за другой, пали вниз, к земле — и поднялись уже с ношей. Кого-то одна несла в лапах, другой человек вцепился в её хвост. Ненадолго, подоспела ещё одна, перехватила поперёк туловища. В сравнении с человечьими фигурками летуны выглядели поистине огромными, размах крыльев — в пяток саженей, не меньше.
— Гуси-лебеди, гуси-лебеди! — испуганной волной прокатилось по толпе.
Птицы двинулись прочь влево, забирая немного к капищу.
— А кто там ещё? Нешто царевич Елисей?!
— Сенька… — севшим голосом выдохнул Северьян, разглядев тёмную цветастую юбку и медную длинную косу.
Сердце оборвалось и рухнуло вниз.
К реке он скатился почти кубарем, с берега рыбкой вошёл в воду — как был, в сапогах и рубахе. Погрёб сажёнками, не замечая бойкого течения. Брод был в стороне, до обхода ли! На городской пригорок — взлетел, промчался по улице...
Изба встретила Северьяна тишиной. Он остановился, шумно дыша и озираясь в поисках… хоть чего-то! Лучше бы сестры и уверения, что огромные серебряные птицы с жуткой ношей почудились, но если нет — то хоть подсказок, что случилось.
На подоконнике возлежал ленивый соседский кот Дымок, равнодушный к судьбам людей, на столе поблёскивала знакомая коробочка — «то — не знаю что». Утром это была груда деталей, значит, Северина успела собрать. И завести?..
Сбежав по крутой лестнице из светёлки в избу, Северьян снова выскочил на двор, огляделся — здесь тоже всё было обычно. А вот с улицы доносились голоса.
Они там и до того звучали, но оглушённый страхом за сестру витязь ничего не видел и не слышал, теперь — вышел посмотреть. Не удивился, увидев пару знакомых дружинников — те сегодня были в карауле, несли стражу в городе.
— Север! Глянь, — окликнул Ворон, хорошо знавший обоих Горюновых, и протянул знакомый полушалок. — Северины, кажись, вещица?
— Что здесь случилось?! — медленно кивнув, Северьян забрал цветастую тряпку.
— Да боги знают, — вздохнул он. — Мы уж подоспели, когда эти твари улетели. Северину, царевича Елисея уволокли… Что царю докладывать? — он потерянно качнул головой.
Судя по тому, что видел Горюнов, Елисей сам уволокся. Не иначе — погеройствовать решил, девушку спасти. Порыв-то благородный, да только нашёл же время!
— Я с тобой, — решил Северьян.
— Ты бы хоть переоделся, — укорил Ворон, не споря.
Только теперь мужчина заметил, что с него капает речная вода, в сапогах хлюпает, борода всклокочена — вид тот ещё. Самое оно для царских палат.
— Погоди, я быстро.
Северьян собрался в палаты вовсе не от чрезмерного служебного рвения, дружинники и без него бы разобрались. Но — какая-никакая цель, дававшая иллюзию, будто он занят решением проблемы.
За сестру он был готов любого порвать на лоскуты. Сызмала привык её опекать и защищать — острая на язык девчонка нередко нарывалась на неприятности, а у него с детства были крепкие кулаки и готовность пустить их в ход в случае угрозы. Сейчас больше приходилось гонять слишком навязчивых ухажёров — сестра расцвела и похорошела, и Елисей из непонятливых был самым смирным, находились наглецы, которых приходилось учить.
Северьян стал сотником не за красивые глаза и весёлый нрав. Отметили его, когда со своим десятком выследил и вывел жестоких и неуловимых разбойников, лютовавших на Южном тракте, да и потом отличался не раз — и смекалкой, и доблестью. Ни дураком, ни трусом его бы никто не назвал, не покривив душой.
Только проку от этого всего сейчас — никакого. Северьян ощущал растерянную пустоту. Враг есть, с сестрой беда, надо спасать, но… кто, где? Как её искать? Куда эти гуси-лебеди полетели, для чего им Сенька понадобилась? В голову лезли сплошь нелепые сказочные глупости про то, что нужно идти туда — не знаю куда, куда глаза глядят, износить по дороге три пары лаптей железных…
Бабкины сказки. Но как иначе, если гуси-лебеди, уносящие сестрицу, родом из тех же баек?!
Царь выслушал рассказ хмуро, но сдержанно: по его лицу всегда было непонятно, что на уме. На служилых ожидаемо ругаться не стал, не таков он человек, отпустил с миром, а вот Северьяну кивнул задержаться.
— Ты-то, Север, что думаешь о пропаже сестры? Что Елисей случайно с ними увязался — это ясно, а она-то зачем могла понадобиться?
— Думаю, связано это с «тем — не знаю чем», — признался он. — Северина там поломку нашла, чинила всё это время, а тут я в дом после её пропажи заглянул — вещица собрана. Починила, видать завести попробовала. Чего её потом на улицу понесло? Не дома ведь схватили!
— Да уж наверняка, — пробормотал царь, ещё больше потемнев лицом.
— Царь-батюшка, ты, никак, знаешь об этом что-то? — нахмурился витязь.
— Я вообще много чего знаю, — ворчливо откликнулся Владимир. — Да что уж теперь скрытничать, пожалуй, только тебе сестру с царевичем и выручать, — усмехнулся он, грустно и как-то недобро.
— Я вроде и согласен, но… Не томи, богами прошу!
— Не божись, пригодится ещё. Ты про Кощея что знаешь?
— Ну… Все мы сказки в детстве слушали, — отозвался Северьян осторожно, с подозрением. — Или то не сказки были?
— Да как знать. Одно я тебе точно могу сказать: Кощей — не выдумка, а гуси-лебеди — его слуги.
— Бабы-Яги же…
— Про ту ничего точно не знаю, а вот о Кощее сведения надёжные, записи предков. В былые времена он больше куролесил — и моры насылал, и землетрясения устраивал, и пожары, а с годами всё это его вредительство сошло на нет. Одно теперь осталось, известное доподлинно: девиц ворует. Порой даже, говорят, возвращает, притом как в сказке — с приданым. Уж зачем ему девицы нужны — этого никто не знает, потому что возвращаются без памяти и внятно объяснить, где были, не могут. Вроде без приплода, но сам понимаешь, иную причину, на кой они ему понадобились, придумать сложно. Хоть он и Кощей, но мужик всё-таки.
— А где этого Кощея искать, твои предки говорят? — выцедил Северьян.
— Не скрипи на меня зубами, — недовольно зыркнул царь. — Самому погано. Северина ему хоть живой нужна, а сын мой без надобности.
— Прости, царь-батюшка, о сестре тревожусь, оттого язык мелет, — искренне повинился он. — Учитывая Северину, боги знают, что она отчебучит, украденная! А Кощей, если сказки о нём не врут, такого не спустит… Елисею я зла не желаю, знаешь же.
— Знаю. Не сержусь. Тут, Север, дело такое выходит, что на тебя вся надежда. Я и не знаю, кого ещё из витязей отрядить можно. Храбрые все, да тут не с людьми воевать и даже не с дикими зверями, а ты, знаю, ради сестры и Кощея не испугаешься. Потому дам тебе одну вещицу, что у меня в роду уже, почитай, семь веков хранится. Рассказывают, украл Кощей как-то царскую дочь, за ней женихи отправились. Один спас, женился на ней и сам царём стал. Предок мой. Идём.
— Что за вещица?
— Сказочная, — развёл руками царь. — А как ещё найти дорогу туда — не знаю куда, где Кощей живёт?
— С помощью того — не знаю чего?
— Да пёс его знает, может, и оно так работает. Ты эту хреновину тоже прихвати, авось и она пригодится. А я другую путеводную штуку дам.
Мысль соответствующая у Северьяна мелькнула, но он не ждал всерьёз, что ценная вещица окажется почти настоящим клубочком. Прихотливо намотанная толстая проволока, по виду латунная, конца не имела, но изнутри клубка торчал короткий хвостик из других проволочек, куда более тонких и туго сплетённых в жгут.
— Заводится он просто, надо вот за этот хвост дёрнуть. Скажи, куда тебя привести, заводи да бросай на землю.
— А сработает?
— В теории, — проворчал царь. — Думаешь, я им пользовался хоть раз? Дадут боги, он вообще рабочий! Смотри не поломай, оторвёшь шнур — без проводника останешься. И не спеши, налегке пойдёшь, что ли, на ночь глядя? Утро вечера мудренее, витязь.
Северьян сумрачно кивнул. Как бы ни хотелось мчаться за сестрой прямо сейчас, а по лесам скакать в потёмках — дело гиблое. Шею не свернёшь — так клубок упустишь.
***
Проснувшись, Северина первым делом подивилась необычному сну, который видела: надо же, гуси-лебеди, да ещё механические, которые её похитили! Вот что значит — глубоко нырнула в омут работы.
Сначала насторожила тишина — такой не бывает в городе днём. А ведь уже день, если она так хорошо выспалась. И запах. Чужой, непонятный запах.
Открыв глаза, Северина, не шевелясь, огляделась. Спальня вокруг точно не была её собственной и не походила ни на что знакомое. Тёмно-зелёные гладкие стены, частично закрытые блестящими металлическими панелями на крупных заклёпках — красномедными, начищенными. Для чего они тут — непонятно, но выглядело красиво.
Девушка села на широкой постели, чтобы оглядеться внимательнее. Комната просторная, с горницу дома, но почти пустая. Кровать широченная и посреди комнаты, только изголовьем к стене. С одной стороны низкий широкий шкафчик с ящиками, с другой — дверь и рядом красивый расписной столик с зеркалом. Низкий стульчик с мягкой подушкой перед ним — как игрушка резная. Со стороны изножья нашлась ещё одна дверь, тоже закрытая.
Ни одного окна при этом, хуже, чем в темнице, и отчего кругом так ясно— непонятно, светильников Северина не нашла. Немного покрутив головой, поняла, что дело обстоит ещё более странно, чем показалось в первый момент: прямо перед глазами всё видно, а на краю зрения — меркнет. Неприятно.
Постель была хорошая, чистая, тонкого полотна, и лежала на ней девушка в собственной рубашке. Спустила босые ноги с кровати — пол тёплый, словно солнцем нагрет. Выложенный большими квадратами разных тёмных оттенков — бурого, серого, синего, — он оказался очень приятным на ощупь.
Если она тут гостья — отчего света белого в горнице не видно, если пленница — уж слишком комната роскошная! Впрочем, уважаемых пленников цари нередко держали в нарядных покоях по нескольку комнат, может и здесь так?
Дверь вдруг бесшумно открылась, и Северина дёрнулась от неожиданности, заозиралась в поисках оружия. Кроме стульчика, ничего на глаза не попалось, а там стало ясно, что воевать не с кем: в комнату шагнула обыкновенная, совсем не жуткого вида девица. Даже напротив, очень красивая: пшеничная коса не хуже, чем у Северины, глаза большущие и голубые, губы полные — на такую парни должны заглядываться. Одета тоже обыкновенно: рубаха да синий сарафан.
— Здравствуй, — улыбнулась она приветливо. — Хозяин сказал, ты проснулась уже, велел одежду принести. Твою юбку я отмыть не сумела, да и рубашку гуси заляпали, смазка у них больно едкая. Вот погляди, тебе должно подойти. Идём, покажу ещё, как отмыться…
— Постой, постой! А ты-то кто такая? И что за хозяин?
— Я Василиса, а хозяин… он тебе сам лучше всё расскажет, — улыбка стала вымученной, смущённой. — Я тут по хозяйству только, ничего не знаю.
— Просто Василиса? — недоверчиво уточнила Северина. — Не ведьма какая-то?
— Просто Василиса, — пожала плечами красавица. — Сорок седьмая.
— А где остальные сорок шесть? — опешила она.
— Не знаю, я тут одна, сколько себя помню. И хозяин. Идём, его расспросишь.
— Ладно, — решительно кивнула гостья — считать себя таковой было приятнее, несмотря на странный способ приглашения. — Я Северина, кстати. Показывай, что тут как!
За другой дверью обнаружилась мыльня. Вода наливалась в большую каменную бадью, дырка в которой затыкалась обычной пробкой. Похожую диковину Горюнова видела в царских палатах, её полвека назад один умелец собрал, и вода туда почти так же нагонялась, как здесь. Правда, видеть-то она видела, даже знала, как работает, да кто же ей воспользоваться в своё удовольствие даст?
Вот и здесь тоже. Кем бы хозяин ни был, заставлять его долго ждать — глупо. Северина со своим царём могла себе такое позволить, и то не всерьёз и редко, а тут… Боги знают, насколько этот человек сердитый! Пока обращался он гостеприимно, не хотелось за просто так всё испортить.
— А что с Елисеем? Парнем, которого со мной похитили.
— Спит, наверное, — повела плечами Василиса. — Если твой жених будет вести себя хорошо…
— Не жених! — поспешила отчураться Северина. — Знакомец просто, обычно смирный. А зачем он-то твоему хозяину?
Что царевича не убили — хорошая новость, но откровенничать о нём девушка не спешила. Сперва надо разобраться, где она и для чего, а потом уже решать, рассказывать о родне или нет Елисея.
— Так он же сам себя украл. Я видела, хозяин разрешает за Колёсами наблюдать. Елисей этот тебя отбить пытался, я и подумала — жених…
— Что на него нашло? — пробормотала Северина. Полбеды — что нашло, главное, чтобы сейчас геройствовать не стал! Думается, с тем, кто гусями-лебедями повелевает, шутки плохи. И тут она ещё за одно слово уцепилась, мигом забыв о царевиче: — Ты говоришь — Колёсами. За всеми пятью?!
— Да, за всеми. А почему нет?
— Знать бы, кто этот умелец, что такую тарелочку сотворил! — не без зависти проговорила себе под нос Горюнова.
— Тарелочку?
— Ну, через что ты за Колёсами смотришь? Тарелочка.
— У хозяина зеркало, — возразила Василиса.
— Идём знакомиться с хозяином!
За время разговора она успела обмыться приятно тёплой водой, обтереться и натянуть свежую рубашку. Едва не помчалась смотреть на чудесное зеркало прямо так, хорошо, Василиса успела перехватить и всучить сарафан.
Когда они двинулись прочь, Северина обратила внимание на ещё одну мелочь, которую поначалу не заметила: если дверь в уборную была почти обыкновенной, не считая медного вида, то на второй отсутствовала ручка. Когда Василиса коснулась её ладонью, внутри что-то щёлкнуло и коротко стрекотнуло — открылся хитрый замок.
«Всё же пленница», — решила Горюнова и постаралась собраться. Всеведущее сказочное зеркало — вроде того, через которое боги наблюдали за людьми, — жутко интересно увидеть, но не хотелось, чтобы это было последнее впечатление в жизни. Да, пока не похоже, что её собираются убить, но всё же! И домой бы хотелось вернуться, Северьян там с ума сходит…
Ох, вот кто точно дров наломает, так это брат! Лишь бы её отпустили до того, как он примчится спасать. А он ведь примчится, тут и гадать нечего, где бы она ни находилась — из-под земли вынет. Если сам не сгинет по дороге, сохрани его Ярила и дай дорогу Стрибог!
Дверь вывела в большой сводчатый коридор, утопающий в сумраке: странного свойства видеть без света то, на что смотришь, хватало всего на несколько саженей вперёд. Жуткое ощущение, и если бы не спокойствие проводницы, Северина бы здорово струхнула. Ей и сейчас-то было не по себе.
Из коридора они свернули в высокие двустворчатые двери и шагнули в огромный пустой зал неясного назначения, следом прошли в ещё один — ещё больше и оттого кажущийся темнее, но захламлённый неведомыми грудами, прикрытыми серыми полотнищами.
— А здесь что? — Собственный голос, гулко раскатившийся под сводами и прилетевший дробью осколков со всех сторон, заставил испуганно шарахнуться
— Не знаю, — отозвалась Василиса, которую жуткое эхо пощадило. — Что-то железное. Это надо у хозяина спрашивать.
— И что, во всех этих громадных палатах одна ты с уборкой управляешься?! — Северина постаралась говорить тише, и эхо в этот раз прокатилось лёгким шорохом, не напугав.
— Здесь нет пыли, так что и убираться не надо. Приготовить еду — невелик труд, а хозяин ест мало. Стирается всё само собой, есть у него устройство хорошее, сохнет там же, гладить не надо. Починить вот или пошить взамен истрепавшегося, но тоже нечасто. Поговорить только не с кем, уж прости меня, если вдруг что не то ляпну с отвычки.
— А хозяин с тобой не разговаривает?
— Хозяин мало разговаривает.
Рассматривая огромные залы, убранные узорчатыми каменьями и кое-где даже золотом, все — без единого окна, тёмные, даже несмотря на самоцветы, мрачные и хмурые, Северина приготовилась увидеть злого колдуна. Сколько их в детских сказках было! И сидеть он должен был в самом большом и тёмном зале, на троне уж если не из черепов, то из мечей поверженных воинов.
Тем неожиданнее оказалось, что путь завершился не в тронном зале, а в сравнительно небольшой комнате. На стенах висели огромные овальные зеркала — аршин в ширину, зато в высоту добрых две сажени, от пола до потолка, и отражали они не комнату и даже не пейзажи Пяти Колёс. Это был взгляд изнутри на какие-то механизмы неведомого назначения, и плотно уложенные шестерёнки крутились в монотонном беге. Не понять, то ли они в действительности были такими огромными, то ли зеркала увеличивали. Картинки сменяли друг друга без видимого порядка.
Посреди комнаты стоял большой стол в форме надкушенного бублика, не то заваленный железками и обломками механизмов, не то они торчали прямо из его поверхности. Возле него имелось несколько странных стульев на маленьких колёсиках, и Северина задумалась, а не нужна ли ей такая интересная штуковина домой?
Дальнюю стену занимал очень сложный и непонятный узор — не то лоскутное одеяло, не то кто-то прихотливо разбрызгал цветные краски. От взгляда на эту мешанину закружилась голова, поэтому девушка поспешила отвести глаза. Перед цветной стеной стоял на высоком одноногом узорчатом столике невероятной красоты резной каменный ларец — единственная вещь, которая имела привычный и понятный облик и оттого казалась здесь чужой.
А хозяин всего этого, поднявшийся из-за стола при появлении девушек…
На чёрного колдуна он походил если только цветом одежды, худобой да бледной кожей, но это и немудрено, если он здесь живёт и света белого не видит. Одежда странная, ни на что не похожая. Совсем узкие, тесные на вид штаны, заправленные в сапоги несерьёзного, женского вида — тонкие, мягкие, до середины голени, на частой шнуровке. Узкую чёрную рубашку без рукавов утягивала на талии шнуровка с обеих сторон, а прямой воротник-стойка казался жёстким. Высокому, костистому, жилистому мужчине такой странный наряд был неожиданно к лицу. Как и странная крупная серьга в левом ухе — разлапистая, шипастая, с черепами.
Ещё мужчина этот был без бороды, огненно-рыжим со странным металлическим отблеском, подстриженным коротко и неровно — с одной стороны висок выбрит, с другой слегка оброс. На безволосой части блестела латунная пластина — украшение, что ли.
Не бывают тёмные колдуны рыжими, да ещё такими. И настолько ярких, что почти светящихся синих глаз у них не бывает. Вот разве что постное выражение лица его могло бы подойти сказочному злодею, но и то вряд ли: тому стоило зловеще хмуриться или ухмыляться.
А самое главное, за что Северина зацепилась взглядом и буквально прикипела, — его правая рука. Рука эта быламеханической, но двигалась столь непринуждённо, словно сам мужчина этого и не замечал. Он поднялся, подошёл, скрестил руки на груди... Сквозь металлический скелет ладони просвечивал окружающий мир, маленькие латунные «косточки» шевелились с едва уловимым пощёлкиванием, ходили шатуны.
— Спасибо, Василиса, можешь идти, — велел хозяин сипловатым ровным голосом. Та коротко поклонилась и, не поднимая на хозяина взгляда, выскользнула прочь, а Северина подобралась и заставила себя отвести взгляд от необычной руки.
— К тебе, Василиса, у меня есть дело… — заговорил рыжий.
— Я не Василиса, — не утерпела девушка. — Я Северина.
— Неважно, — едва заметно поморщился он. — Ты нужна мне как хороший механик…
— А кому — тебе? — снова не сдержалась она. — Кто ты? И почему ты думаешь, что я подойду?
— Я? — Он растерялся, даже постное лицо утратило неподвижность — вопросительно поднялись густые рыжие брови. — Я Кощей Бессмертный.
— Да ладно заливать! — присвистнула Северина, окинув его новым взглядом. — Кощей? Рыжий?! А скелеты где? А жуткое одеяние? А корона? А трон? И как ты вообще можешь быть Бессмертным?!
Выражение лица мужчины стало сложным и, кажется, неуверенным, он тоже огляделся, когда девушка выразительно развела руками.
— Так получилось, — ответил наконец.
— И что, вот тот самый Кощей? Ты правда насылал моры и землетрясения?
— Это было необходимо, — вновь едва уловимо поморщился он.
— Кому? — нахмурилась Северина. — И почему — было? Если у тебя что-то сломалось, чем ты эти ужасы устраивал, то так и знай — чинить не стану! Можешь меня тут и убить. Или в камень обратить. Что ты там с красными девицами делаешь?!
Он пару мгновений помолчал, ожидая, закончила она говорить или продолжит, и, когда понял, что гостья ждёт ответа, сказал:
— Всё уже починилось. И дело это касается только меня.
— Если ты тот самый Кощей, то с чего бы мне тебе помогать? — Северина тоже скрестила руки на груди.
Почему-то этот полумеханический человек совсем не казался ни страшным, ни грозным, даром что возвышался над ней на добрую голову. Ну не мог он быть тем жутким чудовищем, которое называли сыном Карачуна и воплощённым злом! Рыжий же, как так?!
— Василиса, мне…
— Не Василиса я, а Северина! Неужели трудно запомнить?
— Не знаю. А зачем?
Девушка обескураженно хлопнула глазами.
— Потому что я не Василиса! А если я тебя Иваном называть буду, тебе понравится?!
— Мне всё равно. Иди за мной, — велел он, развернулся и двинулся к пёстрой стене.
Если бы он начал что-то доказывать и убеждать, Северина из одного только упрямства продолжала бы спор, а так любопытство подстегнуло, и следующий вопрос она задавала, уже пристроившись рядом с ним:
— Почему ты не хочешь запомнить имя, но можешь запомнить номер? Василиса же поэтому сорок седьмая?
— Цифры удобнее и понятней, — пояснил Кощей. — В именах меньше смысла. И технически она триста сорок седьмая. Смотри.
Он нажал на какие-то точки ларца, тот раскрылся цветком — и обнажил золотую подставку.
— Ты вот это сейчас серьёзно? — недоверчиво уточнила Северина.
На подставке лежало прозрачное яйцо. Небольшое, с мелкое куриное, оно тускло поблёскивало, и девушка готова была поклясться, что это не кусок стекла, а белый, чистейший кварц, из какого делали сердечники для механизмов, разве что таких крупных и идеально ровных она никогда не встречала. Приглядевшись, девушка заметила, что внутри что-то поблёскивает. Неужто иголка?
— Можешь взять, — разрешил Кощей, заложив руки за спину.
— И в чём подвох? — с сомнением поглядела на него Северина. — Я окаменею?
— Это было бы слишком расточительно — отправлять за тобой гусей-лебедей, а потом просто превратить в камень.
Довод оказался убедительным, любопытство — сильным, а яйцо — самым обыкновенным на ощупь. Прохладный и гладкий кусок камня, бережно отполированного. И иголка внутри была — толстая, серебряная, без ушка, но с заметным утолщением там, где оно должно быть. И отверстие, если приглядеться, удавалось рассмотреть, но не поперёк иглы, а вдоль, в тупом торце.
— А если я его сейчас разобью и тебя убью? — с ещё большим подозрением спросила девушка.
— Попробуй, — великодушно разрешил хозяин. — Но осторожнее, не повреди зеркала.
Внимательно следя за лицом мужчины, Северина разжала руку. Он проводил яйцо задумчивым взглядом, не дрогнув и не попытавшись поймать. Камень глухо стукнул, невысоко подпрыгнул и покатился. Ругнувшись, девушка помчалась догонять ценный предмет — под всё таким же спокойным и равнодушным взглядом Кощея.
Яйцо далось в руки, отскочив перед этим от стены. На чистом гладком камне не появилось ни царапинки.
— Это что, обманка какая-то? Ты всех проверяешь на дружелюбное расположение, а настоящее где-то припрятано? — проворчала она недовольно.
— Скорее всего, подлинник, — возразил Кощей. — Я не могу его коснуться.
Прежде чем Северина успела уточнить, что имеется в виду, её ладонь с лежащим на ней яйцом накрыла мужская — и прошла сквозь увесистый, прохладный, отчётливо ощутимый камень. Было очень странно одновременно чувствовать вес и гладкость яйца и тепло чужой твёрдой ладони.
— Со второй то же самое, — предупредил он дальнейшие расспросы, для наглядности поводил металлическими пальцами сквозь камень. — Если в меня им кинуться, результат будет тот же. Его нельзя расплавить, разбить, заморозить. Пробовали.
— Кто? — пробормотала Северина и, от греха подальше, вернула яйцо на подставку.
— Те, кто был до тебя.
— Другие сорок шесть Василис? — ехидно уточнила она. — Триста. Триста сорок шесть.
— Нет. Те Василисы — для приготовления еды и поддержания порядка, — возразил он. — Механики. Правда, ты первая женщина, остальные были мужчинами.
— Иванами? — ещё более едко спросила девушка.
— Четверо, — он кивнул. — Яйцо нашёл третий, но дальше не продвинулся
— И что с ними стало? — опасливо спросила Северина. — С теми, кто не справился.
— Полагаю, они умерли, но я не следил за их судьбой.
— Не следил… То есть не ты их убил? — не поверила она.
— Я вернул их обратно. Предваряя твой следующий вопрос, так же как и всех предыдущих Василис.
— Ну ничего себе! Больше трёх сотен помощниц по хозяйству, и при этом никто там, на Колёсах, не знает, что тут у тебя происходит?! Ни за что не поверю, что они промолчали!
— Василисы не помнят своего прошлого, когда приходят сюда, и не запоминают, что происходило здесь, — всё с тем же бесстрастным спокойствием пояснил Кощей.
— Но я же помню!
— Первые два механика без памяти ничего не смогли сделать, пришлось пересмотреть идею и отправлять за следующими гусей-лебедей. Мне нужен хороший мастер, а значит — в полном сознании.
— И почему ты думаешь, что я хороший мастер? — ревниво сощурилась Северина. — То есть я, конечно, очень хороший, но тебе-то откуда знать?
— Ты разобралась с головоломкой. Кажется, вы называете эти вещицы «то — не знаю что».
— Я с ней разобралась? — тупо переспросила девушка. — И-и… Что она делает?
— Ты сказала, без этого бы не сработало оповещение.
— Я сказала? — медленно повторила она. — А что я сказала?
— Это приспособление отпугивает грызел, — пояснил Кощей. — Для населения Второго колеса эти существа представляют проблему. Вредители.
— О-бал-деть… И кто же это бесценное устройство изобрёл? Пользуется популярностью?
— Это неважно. Суть в том, чтобы разобраться с нетривиальной задачей. Проверка умений и пригодности.
— Ладно. Может быть. И что ты от меня хочешь как от механика? — решилась она задать самый важный вопрос.
— Поскольку я сам не могу прикасаться к этой вещи, мне нужен кто-то, способный её использовать, — он указал на загадочно поблёскивающее в ларце яйцо. — Если верить инструкции, в руках заинтересованного лица должно сработать.
— Сработать… Подожди. Но если ты — Кощей и тут — твоя смерть… Ты что, хочешь, чтобы я тебя убила?!
— Верно. Это ведь не противоречит твоим убеждениям?
Лицо у него в этот момент оставалось постным и невыразительным, так что ирония в словах наверняка почудилась.