Задача с яйцом

Глава 7. Козлёночком станешь

В комнате, куда Северина зашла переодеться, на постели ждал сюрприз: записка от брата, нацарапанная отлично знакомым небрежно-кривым почерком. «Вернусь, как разбирусь с Василисой. Она сама не справиться, прападёт. Прадержись».

— Что любовь с людьми делает: Север грамоту вспомнил! Как смог, — проворчала девушка и, бросив записку обратно, пошла отмываться.

Было обидно. То он её к Кощею не отпускал — беспокоился, видишь ли, на слово не верил, что тот хороший. А как ему надо — сорвался в неизвестность, бросил беспомощную сестру на произвол чудовищного злодея из страшных сказок. А всё почему? Потому что зазноба взаимностью ответила!

Северина мстительно пообещала себе влюбиться и тоже начать творить ерунду — не одному же Северьяну! — но всё упёрлось в отсутствие подходящей кандидатуры. Да и Кощей с его головоломкой были гораздо интереснее романтических глупостей, даже если эти глупости совершаются с благой целью: позлить брата.

К Бессмертному она после и направилась — отмытая, немного взбудораженная, в чистом сарафане, с головоломкой и запиской в руках. Предпочла бы, конечно, начать с обеда, но если Василисы больше нет — этот обед ей и готовить, потому что не Кощею же! Насущные дела интереснее.

Нашёлся он в привычном месте, среди зеркал, но занимался непривычным делом: рассматривал какие-то большие листы с рисунками, а не сидел с безучастным лицом посредине.

— Что-то ещё случилось? — насторожилась Северина. — Что ты такое делаешь?

— Пытаюсь найти способ сузить сектор поисков недостающих частей. Это настроечные таблицы малого зеркала.

— Ого! А можно мне тоже глянуть?

— Нужно. Я не смогу этим воспользоваться.

— А зачем смотришь тогда?

— Разобраться это не мешает, — он повёл человеческим плечом. — Что это? У тебя в руке?

— Где? А! Вот…

Кощей забрал протянутую записку.

— Я вижу четыре ошибки. Верно?

— Ну, грамота — не сильная сторона Севера, он другим берёт, — хмыкнула Горюнова. — Считает он лучше, хотя… Погоди, что ты меня сбиваешь! Я не об этом. Ты же не собираешься его преследовать, правда?

— Зачем? — он удивлённо приподнял брови.

— Твоя хвалёная инструкция, — не без удовольствия ткнула она, — говорит, что похищение Василисы Кощей не одобряет.

— То есть преследовать всё-таки надо?

Вот теперь он отчетливо улыбался, пусть и слабо.

— Зачем? — вредно передразнила она.

— По инструкции.

Пару секунд они мерились взглядами, потом Северина фыркнула от смеха, а улыбка Кощея стала немного, но — шире.

— Я поняла, ты не собираешься следовать правилам и гоняться за ним, так что леса и озёра… Погоди! — осенило её. — А вот это всё в сказках — вроде гребня, из которого лес вырастает. Твоя настройка механизма к такому не приводила?

— Иногда.

— И зачем я спросила? — вздохнула она и плюхнулась на свободный стул, которого раньше тут не было. Значит, Бессмертный принёс специально для неё?.. — А я вот ещё что подумала. Василиса же тут без памяти, она, может, и не Василиса вовсе! Как Северьян планировал решать этот вопрос?

— Он намеревался познакомиться с ней вновь и разобраться с её роднёй. Был настроен весьма решительно…

— Постой! — перебила она. — Откуда ты всё это знаешь?

— Северьян разговаривал со мной. Есть несколько механизмов попадания сюда существ и вещей с разных Колёс. Кто-то приходит со своим временем — через технические ходы, на гусях-лебедях, через те переходы, откуда явилась Фиккарика, кого-то я могу перенести специальным устройством. Любой способ позволяет провести в месте пребывания ограниченное время, но — разное. Тот, который подразумевает выключение из потока и влечёт за собой повреждение памяти, рассчитан на семь лет. Независимо от того, где она будет находиться всё это время, в конце срока она будет выключена из потока и вернётся к состоянию, которое было до перехода. Если бы Северьян сглупил и увёл её другим путём, через некоторое время она бы вернулась в свой дом и забыла его, став другим человеком. Сейчас он поступил разумно: знакомы они слишком мало, и будет проще начать всё с начала.

— С ума сойти, — пробормотала Северина. — А мне, значит, рассказать нельзя!

— Он был уверен, что управится быстро.

— О да, узнаю Севера! С бабами он и правда справляется скоро, — недовольно проворчала она. Вздохнула. — Ладно, леший с ним! Ушёл и ушёл, мне же спокойнее, а он заслуживает наконец влюбиться удачно. Дадут боги, женится и успокоится. Что я ещё вспомнила! А история про лягушачью шкурку Василисы — она не с этим ли связана?

— Вероятно.

— Вот не зря я сказкам не очень-то доверяю! Переврали всё, а нам мучайся. Тьфу на них! Расскажи лучше, что это за таблицы и как работает зеркало?

***

Тричетвёртое царство было самым холодным на Третьем колесе. Гористая местность, смешанный хвойно-медный лес и суровые морозные зимы, часто малоснежные, что диктовало свои правила. Жили тут небольшими тесными общинами, гораздо ближе принимали суеверия и выбирали в каждом поселении своих, наиболее почитаемых, богов.

Василису Сорок седьмую на самом деле звали Волей, права на фамилию она не имела — как сирота и приживалка, дочь пришлого, но отца её звали Иваном Берестовым. Приняли его как хорошего охотника, да только удача отвернулась от мужчины, и умер тот во цвете лет, не успев устроить судьбу единственной дочери.

В маленьком лесном селении поклонялись Яриле и Карачуну — тёмного бога, хозяина стужи, боялись и всячески задабривали.

Всё это Северьян узнал благодаря Кощею. Поначалу-то хотел просто увезти Василису, но грызла его мысль о том, что имя у девицы ненастоящее, а прошлого своего она не помнит. Он бы от неё не отказался независимо от семьи и истории, но всё равно — нехорошо это. Для неё нехорошо в первую очередь. А ну как вспомнится всё в какой-то момент, аукнется и принесёт неприятности? Сестра сумела заронить в голову сомнения в злокозненности Бессмертного, и Север расспросил его.

Хорошо, что переступил через подозрения. По всему выходило — поступи он так, как хотел, добром бы не кончилось. Да оно и сейчас-то вызывало сомнения…

Изначально Северьян думал отпустить девушку домой, потом явиться честь по чести — со сватами, и пусть ехать от Тридевятого далеко, но уж как-нибудь управился бы по такому случаю. Но когда узнал, что Кощей подобрал девицу, которую селяне оставили зимой в лесу в одном платье в жертву Карачуну, передумал. Боги знают, как селяне отнесутся к возвращению девушки!

Кощей ещё отговаривал брать приданое, потому что всё равно никто его приживалке не отдаст. Сошлись на том, что собственноручно и с любовью сшитые вещи Василиса… то есть Воля оставит, чтобы забрать потом, а с собой возьмёт ларец с сокровищами. Богатств у Бессмертного сколько угодно, особенно золота и каменьев, так что он не поскупился.

Даже теперь Север не собирался идти к будущей жене сразу. Неразумно это, да и не по-людски: она его не вспомнит, а тут — явится какой-то, здравствуйте. Лучше бы присмотреться, познакомиться вновь. На всякий случай выкуп за неё приготовил — кое-где на Третьем колесе и такое практиковалось, и сыграть на жадности людской было надёжной идеей. Но Горюнов решил проследить, как возвращение его зазнобы примут близкие.

Девушка с узорчатым ларцом в руках по волшебству оказалась аккурат перед воротами подворья дядьки Хладомира, в семье которого жила прислугой — и Северьян, стоявший поодаль под деревьями, едва не ругнулся.

Василиса была скромной, но милой и улыбчивой. Лишнего не позволяла, но тёплые взгляды из-под ресниц грели и волновали Северьяна больше иных жарких поцелуев. Поцеловать тоже хотелось, не без этого, но ясно же — тут потерпеть стоило, хоть бы даже и до свадьбы. Тем слаще будет после, когда уже с уверенностью сможет назвать любушку своей.

Воля, державшая в руках ларец, была и той — и не той одновременно. Взгляда не поднимала, сгорбилась, голову в плечи втянула, широченному грязному мужику, который вышел навстречу, — в ноги кинулась. Когда тот бранить девушку начал, мол, куда припёрлась, — это Север ещё стерпел. Когда отобрал ларец и через губу начал цедить, что больно мало её услуги Карачун оценил — это витязь тоже сквозь зубы проглотил. А вот когда за косу девицу взял и куда-то поволочь собрался — тут уже Горюнов на все прежние планы плюнул.

— Здрав буде, добрый хозяин! — выступил он из тени. Здоровяк скривился — но косу девичью выпустил, и Воля сжалась, не смея двинуться с места.

— Здоровее видали. Чего тебе, путник, надобно? Чьих будешь? — неприязненно заговорил Хладомир. Но, внимательно оглядев витязя, откровенно грубить не посмел.

Северьян оказался на голову его выше, и хотя хозяин был не жирдяем, а человеком немалой силы, но добрый меч с потёртой рукоятью и в дорогих ножнах оценил верно. Шитый золотом кафтан оценил, сапоги хорошие, сафьяновые.

— Из Тридевятого царства я, царя Владимира сотник Северьян Горюнов. Царь узнал, что любимого его егеря Ивана Берестова жизнь в эти края завела, вот и разыскиваю, — выдумывал он на ходу.

— Помер твой Берестов, — поморщился Хладомир. Представляться не спешил, да Северу это и без надобности.

— А дочка его красавица?

— Да уж красавица, одна коса вон и есть, — сплюнул он себе под ноги. — Оторвать бы, дуре безрукой, да позор на семью. На кой она тебе?

— Невеста она моя по отцовскому сговору, — рассудив, что терять нечего, Северьян врал напропалую. Хозяин дома растерянно крякнул, и даже забитая девушка бросила короткий неверящий взгляд. — Батька мой с Иваном Берестовым дружбу водил, да потом уехал егерь. А тут слухи дошли, я и отправился отцовскую волю выполнять. Жениться-то пора, а ни одна по сердцу не приходится. Вот и решил отцовский завет исполнить.

— И что же я тебе, по слову девку отдать должен? — подбоченился Хладомир.

— На слово не веришь — так у меня бумага имеется.— Он сдёрнул с пояса кошель и бросил мужчине. — И вот ещё вещица, матушкой Воли в залог оставленная. Признает дочь материнскую руку? Возьми, красавица.

Платочек вышивала Василиса. Север взял его с надеждой, что свою работу мастерица признает — если уж сердце не дрогнет. Прежде чем взять вещицу, девушка с опаской глянула на хозяина, тот нехотя кивнул. Заглянул в полный золота кошель, сжал губы недовольно.

На Волю Северьян старался вообще не смотреть: боялся не сдержаться. Внутри при виде Хладомира клокотала такая лютая злоба, что витязь едва сдерживался. Понимал, нельзя в свару лезть, а то чего доброго всё поселение вырезать придётся, куда это годится! Но — ярился, видя запуганную девушку на коленях и с трудом отгоняя мысли о том, что ещё мог сделать с ней этот боров.

— Признаю… — два слышно проговорила Воля. — Не я это шила, но стежки знакомые… Верно, и правда матушка, она меня учила.

— Рабочие руки заезжему отдавать за просто так?

Север скрипнул зубами, но заставил себя ответить:

— Выкуп за девицу имеется. Отдашь — твой будет. Каменья самоцветные, шкатулка целая, — он выразительно тряхнул сумой.

— А что мне мешает тебя тут мёртвого положить да всё себе оставить? — осклабился Хладомир.

— А то, что я один десятка стою. — Северьян положил суму к ногам, взялся за рукоять меча. — Вояк бывалых, а не лесорубов да кузнецов. Оно, может, селом и одолеете, да сколько я рабочих рук до того отрублю?

— Охолони, пошутил я, — пошёл на попятную хозяин. — Да только, уж извини, а девку я незамужней не отдам. Попортишь её, а там в подоле принесёт — ко мне же. Свадьбу здесь сыграем.

Воля сидела, глядя на витязя снизу вверх с неясным выражением. То ли боялась его больше дядьки, а то ли — с надеждой на чудо. Север предпочёл увидеть последнее.

— Добрый ты человек, заботишься о сиротке, — не сдержал он яда в голосе. — Я согласен. Только свадьбу сыграем немедленно.

— Так дела не делаются, витязь. Столы накрыть надо, гостей созвать…

— Созовёте. Потом. Уж больно мне твоя шутка понравилась. Если хотел ещё пошутить, подпоив вначале, так я такого веселья не понимаю.

— Обижаешь, путник. Девицу просишь, а сам — с недоверием!

— А я тоже... шучу, — оскалился он.

Мнения Воли никто не спрашивал, и по этому поводу Север тоже мог многое сказать. Вот же досталась девице судьба, с таким-то именем… Хотелось обнять её, утешить, сказать хоть что-то ласковое, но приходилось сдерживать порывы. Потом всё. Лишь бы отсюда забрать, а там уж как-нибудь договорятся!

И жаль, что Сеньки нет, уж она бы успокоила невольную невесту, и — к лучшему. Боги знают, чем всё это закончится, а с одной девицей сподручнее спасаться, чем с двумя.

Подвоха он ждал до последнего. То ли от полусотни жителей посёлка, то ли от невесты — неизвестно, от кого больше. Но запуганная Воля лишь затравленно поглядывала на него и Хладомира и не решалась слова сказать поперёк, а мужик оказался хоть и сволочью, но не дураком и угрозу принял к сведению. И суеверия помогли: Север видел, как шарахались от его невесты местные жители, приговаривая: «Карачун вернул, к беде, не нужна нам эта девка!»

Провожали их, мало не плюя в спины. Робкая, оглушённая, девушка шагала налегке рядом со скороспелым мужем в том же платье, в котором вернулась от Кощея. Ей с собой даже смену белья не дали — да Север и не вспомнил об этом. Отошёл немного по узкой дороге, пока деревня не пропала из виду, свернул на неприметную тропку в лесу. Остановился через несколько саженей.

— Воля, я…

— Не убивай меня, добрый человек, я служить тебе буду… — девушка, уже и вовсе ни жива ни мертва от страха, попыталась повалиться ему в ноги, да Север успел поймать. Она сжалась, втянула голову в плечи.

— Ну что ты, милая, какой — служить? Ты жена мне теперь, не выдумывай! — он изо всех сил старался говорить мягче, ласковей и не показывать злости. Хладомира порезать на куски хотелось! Да только не поймёт девица такого пыла. — И убивать я тебя не собираюсь! Ну что ты перепугалась? Красавица моя, теперь всё хорошо будет!

Некоторое действие тон возымел: как минимум Воля поняла, что прямо сейчас её бить и убивать никто не намерен, робко глянула, опять опустила глаза.

— Нешто ты правду сказал? Тебя батюшка мой сосватал? — недоверчиво спросила она, но Северьян посчитал это неплохим знаком: хотя бы говорит.

— Это я соврал, чтобы драться не пришлось, — сознался он, хотя соблазн обмануть был велик. — А платок ты мне вышивала.

— Но… — пробормотала она, нахмурилась. — Ты — Карачун?…

Это она предположила с куда меньшим страхом, и Северьян едва сдержал ругательство. Хорошо они тут живут, если злого бога девица боится меньше, чем «добрых» людей!

— Нет, о себе я не соврал. Человек я, сотник царя Владимира. Ты же не помнишь, что было в последнее время? С зимы той, когда тебя в лесу бросили.

— Не помню.

— Я расскажу, хорошо? Потерпи только немного. Чем хочешь поклянусь, не обижу! Не бойся. Сейчас немного волшебства будет, мы с тобой в другое место перенесёмся и там поговорим, ладно? Держись за меня крепче.

Возвратное кольцо, которое сидело у него на мизинце, должно было и так сработать, достаточно было за руку держать. Но Северьян не удержался от маленького обмана и на несколько мгновений замер, когда девушка боязливо прижалась, вцепившись в кафтан. До смерти хотелось обнять в ответ покрепче, но кольцо Север поворачивал, стараясь не прикасаться лишний раз.

***

Зеркало оказалось не столько сложным, сколько очень необычным, так что с принципом его работы Северина разбиралась долго. Кое-что вроде странного слоёного стекла она бы не взялась повторять и не особенно вникала, но зато в нём нашлась обыкновенная управляющая схема, и вот это было интересно. Ну как — обыкновенная? Такого плетения она раньше в глаза не видела, но тем любопытнее.

Прерываться на ужин не хотелось, но пришлось, и тогда Северина с завистью оценила удобство быта Кощея. Продукты он откуда-то добывал — гадать не хотелось откуда, но яйца с молоком нашлись. Печь топить нужды не было, она тут грелась буквально сама по себе безо всякого топлива. Девушка приноровилась быстро, так что остаться голодными им не грозило.

Почти. Они уже заканчивали есть, когда в комнату ввалилась заплаканная Фиккарика.

— Помогите мне! Вот! — сквозь слёзы взмолилась она. — Я не хотела! Я не знала… Что теперь делать?!

Она прямо на стол взгромоздила свою ношу — маленького хорошенького козлёнка, только отчего-то ярко-зелёной масти, которая будила нехорошие подозрения.

— Елисей таки стал козлёночком? — мрачно озвучила их Северина. — Наконец форма догнала содержание.

— Ме-е-м! — обиженно заявил козлёнок, неуклюже переступив копытцами. — М-ме!

— Нет, ну может, ты не так плох, но копыта говорят сами за себя. И рога, — добавила Горюнова, когда тот угрожающе наклонил голову, на которой рожки только намечались двумя шишечками.

— Как это произошло? — прервал бессмысленный разговор Кощей.

— Случайно! — Фиккарика, всхлипнув, села за стол.

Кощей бросил на Северину откровенно насмешливый взгляд, отчего та прикусила язык, вспомнив собственные приключения, и велел:

— Подробнее.

— Я сказку прочитала. Сказали же, что это сказка. А потом ему говорю — не пей, козлёночком станешь. А он посмеялся, выпил и… вот!

— Зачем он из копытца пить полез? — не поняла Северина, которую это и в сказке всегда изумляло. — Кружки не нашлось во дворце?!

— Он из рога. Ему подарили, — шмыгнула носом Кара. — А я же пошути-и-ила!

— М-ме! — жалобно сказал козлёнок, попытался передней ногой погладить её по руке, но едва не запутался в конечностях и чудом устоял.

— Рог где? — вздохнул Кощей.

— А… не знаю. Наверное, там остался, — она опять шмыгнула носом и обняла козлёнка, отчего тот неуклюже осел на задние ноги.

Северина только вздохнула: настройка зеркала откладывалась на неопределённый срок.

Фиккарика плохо понимала в тонкостях взаимоотношений жителей Третьего колеса, но кое-как объяснила, откуда взялся подарок: в Тридевятое царство приехала делегация от соседей, она и привезла подарки царю и всем его детям. Заподозрить их в злокозненности было сложно, тем более против Елисея. Хотели бы совершить подлость — надо было дарить волшебный рог царю. Зеркало по просьбе Северины показало посланника, при котором всё случилось, — тот явно был в ужасе.

Переложив проблему на чужие плечи, Кара очень быстро успокоилась и оживилась, попыталась играть с козлёнком. Тот, сохранив человеческий разум, куда лучше понимал своё бедственное положение и пребывал в нерадужном настроении, поэтому только недовольно мекал и пытался осторожно уклониться от загребущих рук. Северине даже стало стыдно за свои недавние слова: по совести, ничего дурного ей царевич Елисей не сделал, а она его обзывает. Так что, выкроив момент, она извинилась за обидные слова и была милостиво прощена.

Для успокоения и отвлечения Фиккарики они перебрались в комнату пещерного вида, где и расселись на траве — держать военный совет. Кара быстро начала отвлекаться на окружающий мир, но от неё никто иного не ждал. Главное, Елисей сознавал себя.

— Раз у нас сказки — единственная инструкция, — заговорила Северина, — и другой нет, я вижу только один вариант. Елисей, тебе надо кувыркнуться через голову. Три раза для надёжности.

Раньше ей казалось, что козьи морды — совершенно невыразительные, но, видимо, прежде знакомым козам не приходилось выражать ничего особенного. Потому что ответ она по зелёной морде прочитала очень отчётливо.

— Это ты ещё скажи спасибо, что я не предлагаю Бабу Ягу искать и переживать все промежуточные приключения, — не поддалась она. — Я точно помню, Иванушка в сказке перекинулся через голову от радости, что все живы, и только тогда вернул себе человеческий вид. Обидно было: столько лишних приключений, а решение такое простое. Давай.

— М-ме! — жалобно сказал он и с надеждой уставился на Кощея.

— Я не знаю, что тут можно сделать, — признался тот. — Я не сталкивался с подобным раньше.

— А как вообще Елисей мог превратиться? Это Фиккарика его?

— Я не могла! — тут же отчуралась девушка, которая, хотя и возилась неподалёку с цветными камешками, выкладывая из них узор, слушала внимательно. — Я же не хотела его превращать! А хотеть очень важно…

— Мог быть этот рог заколдован?

— Теоретически… — протянул Кощей, разглядывая козлёнка, который ходил кругами, осваиваясь с четырьмя ногами. — Для изменения и настройки живого используется живая вода, здесь есть источник и устройство, позволяющее её модифицировать нужным образом. Около тысячи лет назад была утечка, и это могло произвести подобный эффект.

— А мёртвая вода у тебя есть? Для отмены, — оживилась Северина, понимая, что подобный поворот истории даже не удивляет. Зато Елисей замер и уставился на них насторожённо, с подозрением — ему явно не понравилось словосочетание «мёртвая вода».

— Ничего не приходит в голову, — качнул головой Бессмертный. — Предваряя следующий вопрос, модифицировать нужным образом живую воду не получится, установка на это не рассчитана, а пить её как есть… Я бы не советовал.

— Значит, надо кувыркаться! Елисей? Ты, конечно, зелёный, но в траве всё равно видно, хватит прикидываться мёртвым. Ты человеком стать хочешь?

Стать человеком царевич хотел, а вот кувыркаться — побаивался. Он и в человечьем виде не отличался ловкостью и проворством, шумных молодецких забав избегал и осторожничал, а уж теперь тем более.

Следующая пара часов прошла весьма забавно для окружающих и мучительно — для Елисея. Он путался и застревал в ногах, падал на бок и на лопатки, оставался лежать кверху ногами с пугающе вывернутой шеей — Горюновой уже начало казаться, что он скорее убьётся, чем превратится. Вскоре мучений возлюбленного не выдержала Фиккарика и начала страховать его своим волшебством, так что козлёнок заскакал смелее.

Расстраивать его и пугать тем, что Каре доверия немного и со своей рассеянностью она запросто может не успеть, Северина не стала.

Увы, буквальное выполнение сказочного условия не помогло, даже когда всё удалось.

— Может, подряд надо? — с сомнением предположила Северина. — И в прыжке.

— М-ме! — Елисей недовольно наклонил голову и выразительно наставил на неё рожки.

— Сам такой! Я же не виновата, что ты такой неуклюжий и не можешь три раза кувырнуться. Я вот — могу.

— Не думаю, что стоит понимать всё буквально, — примирительно вмешался Бессмертный. — Должно быть другое решение.

— Была какая-то сказка, где заколдованного царевича целовали, чтобы он вернул себе прежний облик, — с сомнением припомнила Северина. — Правда, я всех деталей не помню. Кара, попробуешь?

— Конечно! А что надо делать?

— Поцеловать его. Вдруг поможет?

Фиккарика без лишних разговоров осыпала зеленоватую мордочку поцелуями. Козлёнок зажмурился в ожидании, остальные тоже подобрались — но снова ничего не случилось. Вздох разочарования вырвался у всех разом, даже, кажется, у Кощея.

— Мне кажется, речь в сказке шла о девице, — нахмурилась Горюнова. — Может, в этом дело? Кара, ты девица?

— А что это? — с любопытством уточнила она.

— Это… Ну… — проклиная свой длинный язык, попыталась подобрать слова Северина. Но посмотрела на прижавшего уши козлика, на Кощея, в уголках губ которого отчётливо обозначилась насмешливая улыбка, и вздохнула: — Забудь. Давай я попробую. Имей в виду, это — первый и последний раз, только для эксперимента! — она выразительно наставила палец на козлёнка.

— М-ме! — ответил тот, и девушка предпочла посчитать это знаком согласия.

Впрочем, Северина больше вредничала: ничего страшного в том, чтобы поцеловать маленькое и весьма миловидное животное, она не видела. По необходимости и самого Елисея можно было бы, не ядовитый же он!

Не помогло, конечно. Или сказками вообще не стоило руководствоваться, или каждая подходила для отдельного случая, не Елисеева.

— Больше идей нет, — подытожила Северина.

— Для начала стоит взглянуть на рог, из которого пил царевич, — предложил Кощей. — Если он стал таким не из-за воздействия Фиккарики и она ничего не может с этим сделать, вероятно дело в сосуде.

— Иванушка не смог обернуться человеком и из его рога после смерти сделали кубок? — мрачно предположила Горюнова и поспешила успокоить Елисея: — Не смотри так! Не думаю, что это на самом деле необратимо.

После Северина наконец увидела, как Кощей таскал из мира нужные ему вещи и людей. Предназначалась для этого закрытая клетушка, обшитая медными листами, размером с большой сундук. На единственной двери имелось зеркало знакомой уже конструкции, которое позволяло задать предмет. Одна команда — и всё нужное в ящике, хочешь тебе очередная Василиса, хочешь — сапоги. Удобно!

Сразу стало интересно, где Кощей воровал продукты, но их творило другое устройство, работавшее примерно по тому же принципу, что и Фиккарика. Отсюда и ограничения: не приготовленные сложные блюда, а только исходные продукты, в лучшем случае измельчённые. Самым сложным из доступного были куриные яйца.

Зеркало показало нешуточный переполох в царском дворце. Рог уже лежал на столе у Владимира, и Северине стало жаль хмурого правителя. Только-только он пережил первое исчезновение сына и его возвращение с весьма своеобразной невестой, причём неизвестно, что из этого хуже, и тут — новая напасть. Северина нацарапала короткую записку, на которую поменяли подарок. Вряд ли это могло полностью его успокоить, но хоть что-то...

Рог оказался козлиным, что не добавляло воодушевления. Крупный, изящно загнутый, обрамлённый в серебро с чеканным узором и янтарём — красивая вещь, дорогой подарок.

— В нём что-то такое ощущается, я и не заметила поначалу, — признала Фиккарика. — Сила странная. Незнакомая. Жутковатая…

— Можно на источник живой воды взглянуть? — спросила Северина. — Кара сравнит.

— Отчего бы нет, — согласился Кощей.

Одно Горюнова могла сказать точно: ей бы не пришло в голову не то что пить эту воду, с ней даже рядом находиться было страшно. Не только потому, что Бессмертный выдал при входе в зал защитные намордники, чтобы не надышаться лишним.

Из стены по жёлобу стекала вода — густая, как жирное молоко, полупрозрачная и испускающая зловещий зеленоватый свет, так что несуеверная Северина не удержалась и сотворила охранное знамение. Жидкость собиралась в большой чаше, венчавшей внушительный ящик, из которого торчало великое множество разнообразных рукояток и рычагов. Определённая комбинация их положений позволяла придать воде требуемые свойства, и тогда нужное количество жидкости выплёскивалось в колбу, которую надлежало подставить под краник. Куда сливалась остальная вода из чаши — девушка спрашивать не стала, слишком хотелось поскорее оказаться подальше. Тяжело было находиться в этой маленькой тёмной комнате с каменными стенами, расположенной где-то на нижних уровнях.

Даже Фиккарика там присмирела и жалась к Северине, после чего подтвердила: ощущения действительно похожие. Оставалось понять, что со всем этим делать.

Думать отправились в комнату, где впервые объявилась Фиккарика: там у Кощея хранились запасы самых разных веществ, не весь их список содержался в постоянной памяти, и стоило внимательно проанализировать архивные записи. Кару отправили развлекать Елисея, которого на всякий случай не брали с собой к источнику — мало ли как скажется близость!

Только заняться поисками снова не удалось: слабо полыхнула белая вспышка, и посреди комнаты возник разодетый по-праздничному Северьян, а с ним — Сорок седьмая в простом сарафане.

— Ой, привет! Василиса, тебя вернули! — радостно шагнула к ней Северина, но девушка испуганно отпрянула, глядя на неё диковато. — Ты что с ней сделал? — растерянно посмотрела она на брата.

— Женился, — мрачно буркнул тот.

— А, ну это, конечно, объясняет, что она так шарахнулась, я всегда говорила, что жене твоей сложно придётся, — захихикала девушка. — Но поздравляю, кроме шуток.

— Она ничего не помнит, — пояснил Северьян.

— Ой, извини, я не сообразила!

— Воля, познакомься, это Северина, она моя родная сестра. Её не нужно бояться, она на язык порой едкая, но не злая. А это Кощей Бессмертный, он…

Василиса, нервно всхлипнув, зажала себе рот обеими руками и испуганно попятилась, прижалась к столу…

— Умеешь ты успокоить! — насмешливо вздохнула Горюнова. Север раздосадованно выругался, сердитый на себя за промах. — Да не тот это Кощей, не бойся. То есть тот, но…

— Она ещё мне пеняет! — проворчал Северьян. Жена его побледнела до синевы и медленно двинулась в обход стола, придерживаясь край рукой и стремясь за него спрятаться.

— Полагаю, мне пока лучше выйти, — самым разумным среди них всех оказался Кощей. — Надеюсь, вам хватит четверти часа на разговоры.

— А после что? — робко спросила Василиса-Воля, когда он прикрыл за собой дверь.

— Да ничего, дело у нас важное, — вздохнула Северина. — И не одно. Не бойся, он не злой, никого убивать не будет и гадости творить тоже. Север, когда вы успели пожениться?!

— Потом расскажу, — выцедил он. — Опекун у неё… Убил бы, да жаль оружие пачкать.

— Где мы? Что происходит? Кто вы такие?! — слабо, замученно проговорила Воля.

— Знаешь, пойдём-ка к озеру, там обстановка больше располагает к задушевным беседам. Там, правда, Фиккарика с Елисеем, и у них тоже проблема, но всё-таки лучше, чем здесь…

Конечно, в четверть часа они не уложились. За это время смогли только объяснить новоявленной родственнице, что происходит, а потом ещё долго убеждали, что не врут. Помогла комната, в которой девушка жила все эти годы и где хранилось её собственное шитьё: это Волю изумило и немного успокоило, хотя вряд ли убедило до конца. Оставалось надеяться, что время поможет привыкнуть и успокоиться.

Северина предлагала брату вернуться с новоявленной женой домой — всё-таки в обычном городе среди нормальных людей она могла бы поскорее прийти в чувство, но тот упёрся, что не может оставить сестру одну. Как будто от него есть какая-то польза! Но спорить быстро надоело, так что Горюнова бросила молодожёнов в компании зелёного козлёнка и Фиккарики, а сама убежала к Кощею, заниматься куда более интересными вещами.

С одной стороны, она бы охотнее вернулась к поискам недостающих частей стопора. Но царевича Елисея было жалко, а ещё — радовала отсрочка. Чем дольше она общалась с Бессмертным, тем меньше хотелось найти его смерть. Происшествие же с козлёнком, которое никак не получалось воспринимать всерьёз, неплохо отвлекало от мрачных дум.