Он проводил Бернелла в хозяйскую спальню. За ними следовал слуга Бернелла Дилкин, худощавый старик с согбенными плечами и страдальчески-терпеливым лицом. Дилкин тащил кипу одеял. К облегчению, но не удивлению Гаррона, он увидел, что Мерри успела убрать и вычистить большую комнату, которая теперь была абсолютно пуста, отчего шаги эхом отдавались от каменных плит. Дилкин привык спать на полу, он всегда проводил ночи у кровати господина. Гаррону вдруг показалось, что слуга и господин с совершенно одинаковым выражением лиц обводят взглядом комнату.
Когда он вернулся в большой зал, к нему подобралась Миггинс. Рядом тут же оказался Таппер.
— У вас счастливый вид, милорд.
— Полагаю, я счастлив.
Гаррон представил большой зал таким, каким он будет к Михайлову дню. Настоящим залом большого замка: на полу свежестью пахнущий тростник, полный набор раскладных столов и скамей, даже резной стул для лорда и господина!
Он услышал сопение и храп спящих и улыбнулся.
Старуха нерешительно переминалась с ноги на ногу.
— Что тебе, Миггинс? Таппер, почему вы не спите? Что-то случилось?
Таппер и Миггинс переглянулись. Старуха кивнула и, набрав в грудь воздуха, произнесла:
— Незадолго до смерти вашего брата я слышала, как он рассказывал приезжему рыцарю о вас. О том, как вы схватили убийцу за горло, оторвали от земли и сломали шею, прежде чем он смог подобраться к королю на шесть шагов. Он гордился вами, милорд. Очень гордился.
Откуда Артур об этом узнал?
В этот момент Гаррон видел двенадцатилетнего брата. Он показывал шестилетнему Гаррону, как управляться с мечом.
— Я не знал, Миггинс. Спасибо, что сказала.
— Вы считаете, что смерть брата была трагедией, — помедлив, продолжала Миггинс. — Что он умер по непонятной причине. Но мы с Таппером не верим, что его сердце просто перестало биться. Все было так странно: лорд Артур весело смеялся и в следующую минуту просто упал головой на стол. Мертвый. Мы… мы считаем, что лорда Артура отравили.
— Но беда в том, что никто не может этого доказать, — добавил Таппер.
Мир Гаррона покачнулся. Яд? Брат умер, потому что кто-то его отравил?
Он вспомнил истории о том, как многие правители в Святой земле боялись яда больше, чем меча. И сейчас чувствовал, как сердце забилось болезненно медленно, словно вот-вот остановится.
— Но почему?!
— Если он был отравлен, милорд, может, тот, кто его убил, знал о серебре и хотел его заполучить? — предположил Таппер.
Маггинс осторожно положила руку на плечо Гаррона.
— Не только мы с Таппером уверены, что он был отравлен. Есть и другие. Мы всего лишь хотели, чтобы вы знали. И держали ухо востро, особенно здесь, в Уореме. Проверяйте еду и эль.
Гаррон слепо уставился в пустую кружку. Неужели кто-то попытается отравить и его? Но по какой причине? Он даже не знал о серебряных монетах!
Проклятое серебро!
Голова Гаррона раскалывалась. Подняв глаза, он увидел, что за ним наблюдает Мерри. О да, они обо всем рассказали ей, еще до того, как решились подойти к нему. Это она посоветовала во всем признаться? Чтобы он был поосторожнее? Чтобы защитить его?
— Спасибо за то, что сказали мне, — кивнул Гаррон, поднимаясь. — Я последую вашему совету.
Наверное, стоит обо всем сообщить Бернеллу, но пока что у него не хватало сил осознать все по-настоящему. Нужно время подумать.
Он поманил пальцем Мерри, и они вместе пошли к открытым дверям зала, в которые лился прохладный вечерний воздух.
Гаррон впервые осознал, что девушка рядом с ним не маленькая, семенящая мелкими шагами особа. Нет. Она была высокой. Макушка доходила почти до его носа. Длинноногая, стройная… и держится с достоинством, которое больше не пытается от него скрыть.
Они вместе подошли к лестнице, ведущей к узкой дорожке вдоль стен, окружавших внутренний двор. Внешние стены были толщиной в восемь футов. Эти — фута на два уже. Когда они добрались до верха, он взял ее руку и помог подняться.
Мерри расправила юбки леди Анны и подняла лицо к полумесяцу, висевшему над Гленским лесом, и к звездам, усеявшим небо. Воздух был тяжелым, что предвещало грозу. Она вдохнула запах моря и ощутила соль на языке.
— Удивительно, что они не уничтожили лестницы. Смотрите, лестницы, ведущие на внешние стены, тоже нетронуты.
— Я тоже об этом думал, — кивнул Гаррон, прислонившись к стене и задумчиво глядя на девушку. — Я мог бы пригрозить сбросить тебя на землю, если ты не скажешь мне правду. Здесь высоко, сама знаешь. Или отдам тебя Алерику. У него просто дар убеждать мужчин — и женщин, полагаю, — честно излагать все, что он хочет узнать. Что ты об этом думаешь?
— Думаю, это было бы крайне расточительно с вашей стороны, милорд.
«Расточительно?!»
Гаррон едва не рассмеялся. И все же, кажется, расслышал дрожь в ее голосе. Она его боится? Но ведь она его не знает! Он может быть одним из тех, кто говорит спокойно, даже любезно, прежде чем нанести удар. А может, она вообще его не боится. Кто скажет наверняка?
Он протянул ей руку. Мерри, немного помедлив, взяла ее. Пока они шли по дорожке к выходившей на море стороне замка, Мерри поняла, что не желает рассказывать, откуда пришла.
Он прежде всего человек короля и верен Эдуарду. К чему ему знать, что она наследница Валкорта? Может, король и не принудит ее выйти замуж за Джейсона Бреннана, но, вне всякого сомнения, выберет мужчину, который принесет наибольшую пользу именно ему. Продаст ее сам, как ранее намеревалась это сделать мать. Но ведь таков обычай, верно? Брак — способ приобрести богатство, земли и власть, а также связи и союзников, не более и не менее. Она не хотела возвращаться в Валкорт. Пока не хотела. Не была готова опустить голову, покорно принять ярмо и примириться со своей судьбой.
А здесь, в Уореме, у нее кружится голова от радости и гордости. Здесь она не последний человек. Здесь люди ждут ее приказаний. Полагаются на нее.
«Пожалуйста, Боже, позволь мне остаться хотя бы ненадолго, хотя бы недели на две. И когда все это закончится, я не стану жаловаться».
Она ведь знает себя, не так ли? Она будет жаловаться, но не в молитвах к Господу.
Интересно, жив ли здешний плотник, а заодно и каменщик? Что же, это дело Гаррона, не ее, да будут благословенны кривые зубы святого Леонарда.
— Расточительно, говоришь?
Она взглянула на его профиль, едва различимый в тусклом свете, и вспомнила, как он сражался с сэром Халриком. Уже тогда она знала, что он победит, и это произошло бы, непременно произошло бы, не сбеги сэр Халрик. И он сразу увидел ее насквозь, понял, что она лжет, и потребовал правды.
Он повернулся, и в его ленивом взгляде не было и тени угрозы. Как трудно отвести от него глаза. От его черных волос, которые безжалостно ерошил ветер. От глаз, куда более светлых, чем ее собственные. Так похожих на летнее небо…
— Да, расточительно, милорд. Алерик тоже считает меня полезной. Утром я помогу Пэли набивать матрацы. Может, один из них будет отдан вам… кстати… — Она нахмурилась. — Вы очень молоды.
— Не слишком. Ты уже знаешь, что мне исполнилось двадцать четыре.
— А сколько лет было вашему брату?
— Артур старше меня на шесть лет. Слишком молод, чтобы умереть. Ты согласна с Таппером и Маггинс? Тоже веришь, что кто-то его отравил?
— Откуда мне знать?
Ее лицо застыло.
«Солги, только гладко и без запинки».
— Честно говоря, меня не было в зале, когда это случилось. Я была на кухне и знаю только то, что мне рассказали.
— Ты никудышная лгунья. Тебе нужны уроки. Нет-нет, не стоит больше врать. Это ты посоветовала Миггинс и Тапперу все мне рассказать?
— Конечно. Если это действительно яд, хочу, чтобы вы знали об опасности. У вас есть другие братья и сестры?
Гаррон покачал головой:
— Спасибо, я буду осторожен. Кроме меня и Артура, было еще трое сыновей и две дочери, но все умерли.
— Жизнь очень трудна, особенно для детей, — вздохнула она.
«И для всех остальных».
Он остановился, и оба залюбовались Северным морем, спокойной поблескивающей водой. Внизу находилась дверь в потайной ход, ведущий к берегу.
— Вы хорошо сложены, милорд! — неожиданно выпалила Мерри.
— Молод и хорошо сложен? — уточнил Гаррон.
— Чистая правда, и вы сами это знаете.
— Разве? Пытаешься меня отвлечь?
— Правда не может никого отвлечь. И это не комплимент, а просто наблюдение.
— Может, поделишься со мной другими своими наблюдениями?
— От вас хорошо пахнет.
Она заметила, как смешливо дернулись его губы, но он равнодушно пожал плечами:
— Я всегда ненавидел грязь, особенно на себе. И это все, что ты можешь сказать? Что от меня не воняет?
— Не только. Но если я скажу все, вы так раздуетесь от тщеславия, что не пролезете в двери! А теперь послушайте: я составила список всего, что нужно сделать в замке. Список у меня в голове. Если Роберт Бернелл даст мне обрывок пергамента, я все запишу и покажу вам.
Гаррон глянул на нависшие тучи, несущиеся к морю и уже закрывшие луну, и повернулся к Мерри.
— Хотя твое платье слишком коротко, ты тоже юна и хорошо сложена.
Мерри усмехнулась. Это она хорошо сложена?
— Ты всегда носишь косу, хотя еще не замужем. Мне нравятся маленькие косички, которые ты вплетаешь в большую косу. Я насчитал целых три.
Мерри коснулась волос.
— Мой отец тоже любил косички.
— Где ты спала до того, как пришел Черный Демон?
— В маленькой комнатке, отведенной отцу.
Гаррон рассек рукой воздух.
— Ты слишком умна. Когда скажешь мне правду? Когда откроешь, кто ты? Когда явилась сюда? Каким образом здесь оказалась и почему тебя не убили? И что все это означает?