Меня разбудил запах…
Пахло лесом и гелем для душа. А ещё — влажной кожей. И этот запах творил что-то невообразимое — пускал сладкую волну по мышцам, заставлял дышать быстрее и забываться. Рот наполнился слюной, а на языке набухло горчинкой колючее возбуждение… Я вздохнула глубже, окончательно просыпаясь, и испуганно заморгала. Стерегов же почувствует…
Но в комнате было пусто.
— Ну и где он? — прошептала я хрипло, зябко ежась.
Разгоряченное тело выстудило в миг, и я простуженно кашлянула. За окном уже день. Может, решил не будить?
Как оказалось, и да и нет.
Все, что осталось мне от Стерегова сегодня — несколько капель воды на полу. Ни в кухне, ни в мастерской его не было. Я застыла, глядя на свою картину в дневном свете. Нет, мне не хотелось работать над ней самой. И мне не хотелось больше остаться в одиночестве. Мне нужно, чтобы Михаил посмотрел на картину, сказал своё веское слово, подсказал что-нибудь… Но неужели для него ничего не значит то, что я просидела тут всю ночь, рисуя? Куда он делся?
Я оделась и вышла на веранду, решив сначала осмотреться и только потом звонить Стерегову. Но меня неожиданно встретил Дзери. Он расположился за столом, обложившись рисунками, и смешивал масляные краски. Услышав меня, он обернулся, приветливо кивая, и принялся сгребать палитры.
— Подожди, ты из-за меня?.. — И я тронула его за плечо, забыв, что нельзя.
Дзери дернулся так, будто моя ладонь обожгла его, и замер, хмурясь. Вместе мы застыли, будто натворили что-то непоправимое. Я — от оглушительного осознания, а он — вынужденный пережить что-то ужасное снова просто потому, что я не подумала.
— Прости, — прошептала я. — Прости, я просто хотела, чтобы ты остался. Не уходи, ладно?
Он закивал, зажмурившись, но тут же вскинул на меня взгляд, смущенно улыбаясь.
«Дело не в тебе», — указал на меня пальцем и отрицательно покачал головой.
— Я знаю, знаю… Ты останешься?
Он кивнул.
— А что делаешь?
Дзери опустил взгляд на палитру, указал на неё и обнял себя руками, качаясь из стороны в сторону. «Это его успокаивает», — догадалась я.
— Что-то случилось?
Он качнул неопределенно головой, замирая взглядом на столе. Потом поднял голову, всмотрелся в мое лицо… и подтянул к себе чистый лист.
«Я иногда чувствую себя… так, что хочется мешать краски», — проступили на нем буквы.
— Будешь что-нибудь? — подняла я глаза от листка. — Позавтракаем?
Он кивнул, улыбнувшись, и я поспешила на кухню. Хотелось быстрее сменить его впечатления от этого утра. Такие, как Дзери, дольше других оправляются от физического касания. Понятно, что Михаила искать смысла уже нет — его просто нет по близости. Видимо, принял душ с утра и уехал куда-то. Но скандалить перехотелось. Я быстро собрала в тарелку все, что могло сгодиться на завтрак, сделала чайник чая и накрыла стол.
Дзери не ушел, как и обещал, хотя держался напряженно. Краски сложил в коробку, оставив небольшой блокнот с карандашом. И белый лист. Хороший знак.
«А где Дали?» — проступило на листе.
— Спит, — улыбнулась я. — Странный он, да?
Дзери пожал плечами и вопросительно посмотрел на меня.
— Я нашла его на улице, но ведет он себя очень доверчиво.
Чай сегодня пах особенно вкусно. Я поставила чашку перед парнем, и он улыбнулся, делая более глубокий вдох.
— Мне очень нравится жить за городом, — заметила я. — Но я давно никуда не выезжала…
«Я живу за городом», — погрустнел он.
При этом его губы то трогала грустная улыбка, то он хмурился вновь. Будто пытался быть вежливым, но проваливался в воспоминания, которые я всколыхнула своей неосторожностью…
— Слушай, — решилась я, — Дзери… я могу помочь…
Нет, конечно, так это всё не делается. Я ему никто. Не друг, не врач… Но сейчас ему плохо. И неважно, что там ещё помимо этого.
«Тебе Михаил рассказал?»
— Да, — подтвердила я и поспешила добавить, глядя, как он перестает пытаться улыбнуться снова. — В общих чертах. Он очень не хотел говорить. Поэтому я могу только догадываться…
Дзери тревожно ждал. Дыхание участилось, плечи медленно сжались в спазме — ему хотелось закрыться.
— Дзери, я врач. Я работаю с такими травмами, — пыталась не позволить ему ускользнуть в его пугающее состояние. — Позволишь тебе помочь сейчас? Здесь и сейчас?
Он посмотрел на меня с недоверием.
— Мне не нужно ничего знать. Ты можешь ничего не рассказывать. Ты просто можешь чувствовать то, что чувствуешь сейчас… и всё.
«Я не хочу», — проступили буквы на листке.
— Ладно, — пришлось отступить. Да и я, наверное, была не в том состоянии, чтобы кому-то помогать. — Но я не сделаю тебе больно.
«Я знаю».
Пришла моя очередь удивляться.
«Тебе самой очень больно, — объяснил он. — Я слышал, как ты кричала вчера. Михаил очень испугался».
Наши взгляды встретились. Он понимающе улыбнулся.
«А ты привыкла всем помогать», — заметил он, улыбаясь смелее.
— Да, — смущенно кивнула я. — Кто-то считает, что в этом моя проблема.
«Это отец тебе нацепил?» — И он показал рукой на свою шею, имея ввиду мой ошейник.
— А, да, — пожала я плечами. — Заслужила.
«Никто такого не заслуживает».
— Но некоторые вещи делаются к лучшему.
«Уверена?»
— Эта — точно, — закивала я.
Мы помолчали. Лес наполнял воздух запахами и звуками безмятежности. Вскоре к последним добавилось и урчание благодарного кота. Дали выспался и решил присоединиться к нашим посиделкам на веранде. Пахло чаем и дождем. Мне подумалось, что стоит спросить Артура о моем настоящем отце. Хотя… дед же не знал обо мне почти ничего. И я никогда не спрашивала о причине, по которой он предпочитал не вникать в мою жизнь до и после смерти матери. Не поэтому ли?..
«А как ты хотела помочь? — вдруг лег на мои колени обрывок листка из блокнота. Я подняла глаза на Дзери. Он смотрел напряженно, неуверенно, но в то же время решительно. — Мне никто не смог помочь. Кажется, что я навсегда останусь таким…»
Я вздохнула.
— Садись на стул удобно. Руки вот так. — Я скрестила свои на груди так, что ладони коснулись плечей. — И, когда я скажу, ты начинай смотреть из стороны в сторону и похлопывать себя ладонями по плечам…
«И всё?» — вздернул он брови недоверчиво.
— И всё. Никакой магии. Это поможет твоей психике постепенно пережить все, что пришлось испытать. Небыстро, но нам строить всегда сложнее, чем другим — ломать…
Дзери удивленно хмыкнул.
— Готов? Представь, что я снова подхожу из-за спины, как сегодня утром. Только легче, невесомее… Старайся помнить, что ты сейчас в безопасности. Вокруг нас лес, мы дома у Михаила, и нам тут с тобой ничего не грозит. Ты занят любимым делом, ты рисуешь. И я просто потянулась к твоему плечу, но не дотронулась. Почувствуй, пожалуйста, эмоции, которые ты начинаешь испытывать… А теперь смотри из стороны в сторону и похлопывай себя по плечам…
Дзери оказался старательным пациентом. Я видела, как он послушно следует моим словам, сосредоточенно хмурясь. Время от времени я просила его делать глубокий вдох, делиться со мной тем, что получилось ощутить. Ему понравился элемент азарта — а это хороший знак. Буквы на листке проступали стремительно и облетали пеплом, наполняя воздух запахом дыма. А он пускался в эмоции снова и снова. И опять мы обсуждали то, что приходилось ему переживать. Когда с его глаз скатились слезы, я остановила работу.
— Как ты? — улыбнулась ему осторожно.
Дзери задышал чаще, пытаясь понять, что же произошло. Я не мешала.
— А попробуй теперь вернуться к палитре, — предложила через время, дав ему отдышаться. — Посмотри, что хочется тебе сейчас увидеть в цветах…
Он кивнул, разложил снова краски на столе и принес новый альбом, а я откинулась спиной на диван, притягивая к себе кота. Все так быстро произошло! Я вдруг осознала, как испугалась сама. Непривычная обстановка, я — без какой-либо ревизии и с кучей собственных эмоций… Но нам, кажется, удалось.
«А ещё будем заниматься?» — скосил на меня взгляд Дзери, улыбаясь.
— Если захочешь, — вздохнула, но тут у меня зазвонил мобильник. — Прости, я сейчас…
Звонил Артур. Я усадила кота на свое место и прикрыла пледом, а сама спустилась со ступеней и приняла вызов, направляясь в сад.
— Привет.
— Привет, Катя. Как ты?
— Нормально, — бодро доложила я.
— Вот как? — Слышала, удивлен. — Вы решили сегодня не приезжать в город? Я хотел, чтобы вы появились на приеме…
— Мы ничего не решали. Стерегов уехал.
Почему-то не хотелось с ним делиться тем, что у нас с Мишей происходит. Тем более, я и сама не понимала до конца, что случилось.
— Понятно, — озабоченно отозвался он. — Попробую ему дозвониться…
— Артур, я никуда не хочу ехать сегодня, — перебила его раздраженно. — Можно просто оставить нас в покое, а?
— Я этим и занимаюсь, Кать. Но нельзя наворотить дел и просто сбежать, ты же должна это понимать.
Я прикрыла глаза опускаясь в траву с ворохом жёлтых листьев поверх. Как же они вкусно и терпко благоухали, когда сминаешь их в пальцах…
— Да, ты прав, — холодно отозвалась я. — Но я не заставлю Стерегова, а самовольничать он мне не позволит. Да и я не буду.
— Ладно, попробую тогда до него добраться и выяснить. Ты примерно не знаешь, куда он поехал?..
— А ты примерно не знаешь, где мне искать моего настоящего отца-оборотня?
Тишина в трубке разогнала сердце за несколько вдохов. И мне снова стало плохо. Я раскрыла глаза, ежась, и затряслась.
— Катя, нам надо поговорить, — услышала я в трубке голос Артура, но ответить не смогла.
Руки ослабли, и мобильный вывалился в траву. Листья вокруг стали обугливаться и дымить, а картинка перед глазами подернулась туманом. Кажется, я закричала… А потом меня кто-то схватил в охапку и прижал к себе крепко. Запах знакомый, но в то же время не особо. И я не сразу сообразила, что меня держит Дзери. Сил у него было недостаточно, и нас потряхивало обоих. А в мозги ввинчивался голос Артура. Он звал меня из валявшегося рядом мобильника тревожно, с надрывом… Ну почему я не могу?… Почему так сложно посмотреть этой правде в глаза?..
Я не знаю, сколько времени прошло. Я пошевелилась, вздохнула глубже и прохрипела:
— Спасибо…
Дзери выпустил и тревожно глянул мне в глаза, а я растерянно заморгала на выжженную вокруг поляну. И стало страшно. Почему-то не думалось, что Харук Хан мог дать слабину в своем заклинании ошейника…
…Но я его расшатала.
— Дзери, — прошептала я, переводя взгляд с поляны на парня, — напиши отцу. Скажи, что… что-то не то с его ошейником… или со мной…
Он тяжело вздохнул, хмурясь, потом решительно обхватил меня за плечи и помог подняться.
«Пошли», — кивнул на дом.
А я переставляла трясущиеся ноги и думала о картине, которая сгорела у Миши в доме. Получается, это я ее сожгла? Меня снова затрясло. Я, получается, опасна. Со мной не то что-то. Если даже ошейник не сдерживает…
Дзери усадил меня в кресло, сунул мне в руки кота и приказал гладить, а сам начал разводить огонь. Охрана не заставила себя ждать — прибежало два мужика, но Дзери быстро их разогнал одним взглядом, мол, сам разберусь. Потом принес мне большую чашку чая, что-то поворожил над ней и поставил передо мной на стол.
— Ты все же дай им знать, — подняла я на него взгляд. — Со мной что-то не то…
«Я дам, конечно, но с тобой все в порядке, — положил он передо мной альбомный лист, на котором стремительно проступала целая тирада. — Ты очень особенная. Чувствительная. Ошейники не все могут сдержать. Это не значит, что с тобой что-то не то».
— Я не спец в ошейниках, — призналась я.
Это искусство изучалось в основном боевиками. Блокировать противника — самое то. На гражданских ведьм, конечно, ошейники тоже применялись, но не в бытовых ситуациях.
— Я сожгла картину в доме Миши, — посмотрела я в его глаза. — То есть, никто не знал сначала. Но, выходит, это я.
«Ну, значит, за дело сожгла».
Я хмыкнула, вспоминая тот день. А, может, он прав? Мы тогда с Михаилом оба были на грани. Могла я?.. В горле стал ком, и все похолодело внутри. Если меня даже ошейник не может сдержать, и Михаил узнает об этом… Он же… Никто в своем уме не станет жить с ведьмой, которая сама не ведает, что творит. Руки затряслись, все похолодело внутри…
«Рина, не поддавайся!» — расплылись буквы перед глазами.
Но я только заморгала часто, пытаясь остаться в реальности. А реальность уже разлеталась чёрными мушками перед глазами, втянула запахи и звуки, словно когти…
— Рина…
— Ринка! — послышалось вдруг хриплое.
И мне зарядили пощечину.
Я мотнула головой, широко раскрыв глаза, и осознала, что мне в лицо смотрит Стерегов.
— Ринка, что случилось?
Михаил переводил взгляд тревожный с меня на Дзери. Парень быстро «рассказывал» ему, положив перед ним альбом.
— Что б его! — зарычал Михаил и подхватил меня на руки. — Пошли.
— Куда? — схватилась я за его плечи.
— В ванную. Замерзла вся снова, трясешься…
— Миш, тебе надо Харук Хану позвонить, — блеяла я, стараясь не дрожать голосом. — Это я спалила картину — он был прав, слышишь?
— Зато новую начала, — огрызнулся он.
Дали бежал следом, громко переживая.
— Ты видел картину?
— Конечно видел.
— Не сказал ничего…
— Ты спала.
Он оставил меня на кровати и направился в ванную, находу расстегивая рубашку.
— Миш, это серьёзно, — потерла я устало виски, проследив, как Дали устремился в ванную за ним. — Кот по тебе соскучился что ли…
— Что тебе? — послышалось сердитое. — Иди маму лечи, она у нас раскисла.
Маму? Я моргнула, тяжело сглатывая.
— Миш, мне нужно поговорить с Артуром, — хрипло выдохнула я, но он услышал. Вышел из ванной голый по пояс и присел в ногах, внимательно глядя в глаза. А мне вдруг так захотелось дотронуться, что аж пальцы закололо. Но я сжала ладони, растирая их. — Я была права. Он знает, что у меня — другой отец…
Он нахмурился:
— Ринка, мне не нравится, как тебя начинает трясти от всего этого. Я не хочу, чтобы ты вдруг не выдержала…
— А ещё дед говорит, что нам нужно сегодня…
— Я послал его к черту, — перебил он меня. — И тебе советую. Хоть ненадолго. Рин, у него какая-то своя игра. Мне тут сказали, что никаких сложностей по твоему вопросу нет — тебя просто вызывали на допрос, как и других ведьмаков, работающих в Институте. И тебе достаточно просто дать рядовые показания…
— А если нет? — обескураженно мотнула я головой.
— А другого я не позволю, — отрезал он. — У Артура какие-то свои планы! Он решает большие дела, не говоря при этом ни слова нам. Вынуждает участвовать в этих его интригах! Я — та ещё красная тряпка для некоторых кругов высших, и он взялся мной мельтешить перед всеми! Теми, кто «за», теми, кто «против»…
— Слушай, он не может желать мне зла, — решительно возразила я. — Уверена, он хочет защитить.
— Я уже не уверен.
И он принялся снимать с меня вещи.
— Слушай, я сама могу, — заерзала раздраженно. — Артур хочет дать понять, что мы — под его защитой…
Он толкнул меня на спину и прижал обе руки к кровати над головой.
— Пусть плакаты напечатает и развесит в коридорах инквизиции, — навис сверху.
— Миш, — глянула я на него исподлобья.
— Ты не выдерживаешь, — прорычал он. — А я не позволю ему усугублять твое состояние. Нужен тебе отец — я тебе его найду.
Я застыла от этого его обещания, и он смог беспрепятственно меня раздеть до белья. А потом выпрямился и стянул с себя штаны.
— Пошли, — подхватил на руки. — Погреемся, выпьем, поужинаем… А потом пойдем рисовать. Или хочешь гулять по лесу? Или кино посмотреть…
— Я все хочу, — прошептала я.
— Отлично. И я хочу все. Снимай бельё.
Я потянула с себя трусы нетвердыми пальцами, потом лифчик, попыталась собрать волосы в узел, запоздало соображая, что нужно было с этого начать… Михаил уже сидел в ванной и любовался мной. Но не так, как обычно. Его взгляд был встревоженным.
— Я был в своей прокуратуре. Договорился, чтобы показания ты давала там, а не у ведов, — сообщил напряженно. — И подал документы на твою мне принадлежность. Если Артур не затормозит это дело, ты станешь официально моей. А ему я смогу прислать открытку…
Я закатила глаза и залезла в ванную.
— А мы сегодня с Дзери проводили терапию, — решила сменить я тему. — Он — хороший очень. Мне так жаль…
— Ну ты не можешь не показывать доктора, — посетовал он беззлобно. — Скучаешь по работе?
Вопрос застал врасплох.
— Не знаю. Может…
— Иди ко мне.
Я испуганно посмотрела на него.
— Миш, я опасна, — выдавила с трудом. — Я сожгла целую поляну в твоем саду…
Он не стал слушать. Дернул меня в свои руки и прижал к себе, устраивая на груди:
— Не выдумывай.
— Да не выдумываю я! Я даже через ошейник…
— Тш, — обхватил он мои щеки ладонями и осторожно поцеловал. — Что бы с тобой ни было, мы это преодолеем. Если захочешь.
— Я захочу, — выпалила я и сразу испугалась, не веря ушам. — Миша, я могу причинить вред…
— Ну это вряд ли, Ринка, — улыбнулся он. — Давай так. Я позвоню Хану, он приедет, и поговоришь с ним. Он мужик умный. Думаю, с тебя нужно просто снять ошейник…
— Нет.
— Вот ты вредная, — процедил он, скручивая меня в объятьях. — Угомонись, успокойся. Я не брошу тебя. Останусь, если попросишь. Ты выйдешь за меня, Рин?
— Нет, — не задумалась я и снова испугалась.
— Выйдешь, — усмехнулся он и поцеловал в шею. — Ты же любишь меня.
— Люблю, — осипла я.
— И я тебя люблю. Мы справимся…
И я размякла в его руках, вжимаясь всем телом в него. Ну вот что такого он сейчас сделал? Ах, да! Предложение, которое мне всегда хотелось. Мне захотелось снова что-то сказать, но я захлопнула рот. Наверное, хватит. Это все и так слишком…
Но Миша доказал, что всего этого недостаточно.
— Я так скучал, — поцеловал он меня в шею. — Хотел отпустить, представляешь…
И он прикусил кожу, вынуждая прикрыть глаза и замереть в его уверенных руках.
— Отпустить? — прошептала я на судорожном вдохе, когда он сжал грудь обеими руками.
— Отпустить… — соблазняюще охрип его голос, и его пальцы сжались сильнее, а я застонала.
От его рывка к шее и рычания в груди взорвалась пустота, будто бы я рухнула с высоты и тут же была счастлива обнаружить себя в надежной хватке. Как же свободно стало в голове!
— Миш… — только и успела всхлипнуть я, когда его член преодолел тесное сопротивление, и он ворвался в меня до упора.
Его хватка ослабла, сменившись нежными объятиями, и мы слились в жажде друг друга. Михаил будто ослеп — одержимо касался моей кожи пальцами, губами, покусывал и снова сжимал грудь. Он заполнил весь мой сложный мир, стал воздухом, шелестом воды и порочным стоном, срывавшимся на крик.
Я забыла, что он меня пугал…
Столько всего вдруг защелкнулось между нами, стало суставами в кости… что и страху не стало больше места. Что же он сделал? Может, то, что хотел отпустить? А может то, что не сделал этого и привязал к себе навсегда?
Я не знала.
Все случилось как-то само собой.
— Да…
— М? — хрипло выдохнул мне на ухо, когда нас обоих развезло в воде.
— Я выйду за тебя…
Он усмехнулся и нежно поцеловал в мокрый висок:
— Я знаю.
***
Меня раздирала злость. Я думал, разнесу что-нибудь к чертям, когда вышел от Стрелецкого! А когда узнал, что он прав насчет Артура Серого, у меня перед глазами аж кровавой пеленой все затянуло. Вот же старый ублюдок этот Серый! И стоил же из себя заботливого дедушку на голубом глазу, пользуясь осиротевшей внучкой просто как поводком для меня и своих политических игрушек!
Хорошо, что зверь утащил меня обратно в свою глушь! Я несся как сумасшедший, спеша вернуться из всей этой свинцовой грязи домой. А когда Дзери написал, что Ринке плохо, выжал мощность двигателя на максимум.
Ты посмотри, старый гад! Я не поднял трубку, так он Ринку довел!
Я бережно закутал ее в полотенце, любуясь, как раскраснелась. Она казалась мне стеклянной.
— Согрелась? — прошелся взглядом по ней, наконец чувствуя по-настоящему, насколько все под этим полотенцем — мое. Вся она моя. Теперь — по согласию. И даже чему-то большему… Доверию? Надежде? Да, все сойдет. Я снова притянул ее к себе, зарываясь носом в макушку, зарычал сыто и вскинул на руки. — Не могу от тебя оторваться…
Ринка трогательно вздохнула, и я испугался, что снова боится. Но она тут же обняла и прижалась ко мне. Наверное, не было большего удовольствия за все эти годы, чем то, которое я испытывал сейчас. И дышалось свободно. И радость казалась чистой, как в детстве.
Мы оделись, наведались на кухню, и я попросил ее рассказать о лечении Дзери, пока разбирал пакеты из магазина. Придется смириться, что ведьма моя цветет от своей работы. Она сначала недоверчиво, но все же рассказала мне о методике с этими… глазами и похлопываниями себя по плечам. В общем, оказалось, что все вполне научно. И даже несмотря на то, что эксперименты проводились людьми, на нас они действуют также.
— Никогда бы не подумал, — удивлялся я искренне, — что просто ходить туда-сюда успокаивает.
— Ну ты вот сегодня медведем что делал? — глянула она на меня, подхватывая кота с пола.
— Ну, я больше лежал. Что мне совсем не свойственно.
— А что тебе свойственно?
— Ломать деревья и наводить прочий разрушительный шорох по округе, — нехотя признался я. — Тебе меда в чай класть?
— Да.
— Я продолжаю завидовать коту, — глянул я, как Дали напрашивается на ласку, подставляя подбородок и довольно урча. — Какой прошаренный! Понимает, что симпатичный пушистик.
Ринка улыбнулась.
Вечер мы встретили в мастерской.
И это было, как открыть давно закрытую темную комнату в доме. Да, когда-то мы из нее не вылезали, но давно забыли к ней дорогу. И я очень переживал, что будет сложно. Так и вышло. Ринке было тяжело показать мне свою работу и посмотреть в глаза, ведь между нами была ее ложь в картинах, да и вообще много всего. Но теперь это был шаг навстречу.
Нам обоим сначала было неловко. Стало понятно, что на этой территории нам придется учиться всему заново. Я молчал. Долго. Снова смотрел на её работу, пытаясь понять, как мне вообще быть рядом с ней в этом процессе. Раньше я ее учил. Мы оба с ней были самоучками. Просто я был за решеткой, а она — на свободе. И мне было несложно погружаться в живопись полностью. Даже не так. Для меня это было жизненной необходимостью. А для Ринки это была возможность разделить эту жизнь со мной. Мы выражали в картинах свои чувства друг к другу, пока не знали, как назвать это словами.
Сейчас же всё изменилось.
— Ты молчишь… — подала она тихий голос.
— Я не знаю, что мне сказать, — улыбнулся я. — Ты… что бы ты хотела?
— Чтобы оценил, конечно, — даже не задумалась она. — Рассказал, что и где поправить, на что обратить внимание… Ну, как раньше.
— Тебе стоит обратить внимание на то, что ты — состоявшаяся художница, — мягко заметил я. — У тебя есть свой стиль, свои предпочтения, своя техника. Мы уже не дети.
Ринка растерялась.
— Тебе не нужна моя оценка, — продолжал я. — Тебе кажется, что это что-то вернет между нами…
— Да, — кивнула она и поджала смущенно губы.
— Нам нечего возвращать. — И я сделал паузу, внимательно глядя на ее реакцию. — У нас — все сначала.
— Ты прав. — Она так напоминала сейчас ту самую отличницу, которая вдруг получила четверку за контрольную и полна решимости исправиться на пять.
— Мне очень нравится, что ты рисуешь здесь у меня. И нравится твоя техника.
— Я думала, мы снова нарисуем эту картину вместе, — смущенно прошептала она.
— Нарисуем. Если хочешь, я с удовольствием к тебе присоединюсь — это будет интересно. Но не буду тебя учить. — Подумав, я добавил. — Знаешь, я даже рад, что ты сожгла ту картину в моем доме. Я бы сам ее сжег сейчас. Она вызывает слишком болезненные воспоминания. — Ринка слабо улыбнулась, а я, довольный всем сказанным и услышанным, потянулся к палитре. — Кого ты мне отдашь?
— Меня, — снова не задумалась она.
— Ну, давай. Но, ты же знаешь, грудь у тебя тогда будет отменная…
Ринка рассмеялась, снова розовея щеками. И натяжение между нами лопнуло и здесь. Я взялся за работу, а она уселась удобней:
— Я хочу посмотреть, раз учить меня отказываешься.
— Я заметил, — улыбнулся я, изучая её холст. — Ты меня смущаешь…
— Я соскучилась по тому, как ты работаешь, — доверительно прошептала она, и я зажмурился от удовольствия.
— Ладно, тогда рассказывай что-нибудь…
— Жаль, у тебя тут нет дивана, — заметила она. — Я бы лежала на нем, смотрела бы на тебя… и кино.
— Как мы заговорили, — довольно скалился я. — Ладно, подумаем и над этим. Правда, с местом тут не очень…
Но даже без дивана и кино время с Ринкой полетело. Я почти не отдавал себе отчета, что я там рисую. Большая часть внимания была собрана на ней. И я уже видел себе десятки картин, которые нарисую — ее с котом, в мастерской, на диванчике и за работой… И пусть это все совершенно не в моем стиле и никому, кроме меня не нужно, я не вернусь к себе прежнему. Я буду рисовать ярко, броско, с жизнью и сочным звучанием красок, наслаждаясь тем, что вдруг повезло удержать…
Когда в мастерской тихо возник Дзери и кивнул на выход, я понял, что друзья пожаловали.
— Сейчас идём, — кивнул я ему.
Ринка вкинулась на стуле и обернулась:
— Хан приехал? — выцвела она.
Дзери виновато ей улыбнулся и вышел.
— Рин, не бойся, — отложил я кисти и взялся наскоро протирать руки, пытаясь поймать ее тревожный взгляд. — Ты помнишь, о чем мы говорили? Мы все решим. Ничего страшного с тобой не происходит.
Ведьма моя вздохнула и тревожно надулась, как грозовая туча, подкидывая мне ещё один сюжет. Я слез со стула, притянул ее к себе и коротко поцеловал в висок.
— Пошли…