Я всегда знал, что миру на меня плевать. Впрочем, как и на всех. Это когда тебе есть что пожрать и где выспаться кажется, что заслужил чью-то благосклонность… Но это не так.
Вот и сегодня…
Я стоял у окна и смотрел на равнодушный мир. Такой же, как и всегда. Ничто его не трогало. Ни смерть, ни мучения…
Как и меня.
До недавнего времени.
Давно я не испытывал эмоций. До появления Марины мне вообще перестали быть доступны страх за кого-то, восхищение, трепет надежды… А ещё — настоящее желание, от которого тлеет тело и трещит выдержка.
Когда теряешь ту единственную, которую видел рядом с собой на всю жизнь, все эти чувства будто загнивают, рождая какие-то извращенные потребности. Только сколько их ни утоляй — насытиться невозможно…
Поверил ли я в то, что сегодня произошло?
Я медленно обернулся и снова взглянул на изможденную ведьму в моей постели. На темных простынях она казалась белым пятном, и только ярко-красные волосы искрили в скудном свете окна. Контрасты, режущие взгляд. Сложно было поверить, что она — та самая женщина, по которой я сходил с ума. Или страшно?
Ринка изменилась. Повзрослела, овладела силой и приобрела множество других качеств, которые я бы у неё с удовольствием изъял. Эта её смелость и уверенность в безнаказанности повергала в бешенство. Думала, что сможет у меня под носом пройтись незамеченной, ещё и приказывать, как дрессированному?
И ведь права оказалась — смогла. Лапы чесались с нее за это кожу содрать!
Но это лишь часть того, что я испытывал.
Все мои симпатии к Марине выцвели на фоне сумасшествия, которое охватило пожаром, стоило моей ведьме угодить мне в лапы. Ринка ещё и выглядела так, что хотелось сожрать без жалости. И при мысли о том, что все эти годы она была с кем-то, рассудок затягивало кровавым туманом. Дать зверю волю — и мы встретим с ней рассвет за медленным выпытыванием имени того, кого она предпочла мне. Тахир не в счет.
Я тяжело вздохнул и снова отвернулся в окно. Даже таблетки не помогали, хоть я и превысил все допустимые дозы, лишь бы не отшлепать ведьму по щекам и не заставить снова кричать подо мной.
Не любит, сука…
Вот как её не убить за всё?
Единственное, что ее продолжало оправдывать — я убил ее родителей. Когда Ринку у меня забрали после нашей первой ночи, я обезумел. Помню, как просил эту стерву, ее мать, вернуть мне мою избранную, но она только смотрела на меня холодными жабьими глазами и даже не снисходила до ответа. Как она вообще могла быть ее матерью? Мне всегда казалось, что эта тварь уже давно мертва, и я лишь упокоил ее ходячий труп. А отца я даже не помню — все смешалось в бойне: крики, кровь… и боль. Много боли… Я тогда думал, что не выберусь. Но каким-то чудом уцелел. Будто миру вдруг стало не всё равно…
Я решительно оттолкнулся от окна и направился вниз — хватит себя изводить запахами. Главное — у меня есть надежда, что когда ведьма снова заговорит, я не заткну ей рот через слово и не верну в постель. Хотелось сбросить с себя это оцепенение, и я принял душ, потом направился в кухню.
А там уже ждал нервный мобильник.
— Миш, твою мать! — рявкнул в трубке Иса. — Я только узнал!
— И? — вопросил я устало, хмуро глядя на неторопливую струю кофе.
— Ты серьёзно сейчас? — усмехнулся друг. — Ринка? Правда она?
— Правда, — хрипло ответил я и прикрыл глаза. — Ты где?
— Пока что я тут задаю вопросы, — недовольно огрызнулся он.
Да, ему можно. Потому что только благодаря ему я уцелел в ночь побега. Иса был таким же подопытным, как и я, только мы не виделись с ним раньше. Он был особенным. Полуведьмак-полузверь, которого пытались изучать и заставить размножаться в том же качестве. А когда я устроил разнос, он извернулся сбежать сам и ещё одного оборотня прихватить. Тогда им повезло больше. А мне повезло с ними обоими. Сам бы я ноги не унес. И теперь Иса беззастенчиво пользовался той привязанностью, на которую я остался способен.
— Как она?
Я тряхнул головой, напряженно выдыхая.
— Слушай, я поэтому и звоню — может, тебе помощь нужна? Я же знаю…
— Я знаю, что ты знаешь, — перебил его нетерпеливо. — Я в норме. Ринка отрубилась после метки. Я вымыл ее и уложил спать. Даже не задушил. Так что все прозаично.
— Хреновый из тебя прозаик.
— Спасибо за диагноз. Но не время теребить мне нервы.
— Прости, но я хотел предупредить, что Сааг недоволен, — сообщил он нехотя.
Слышал — он куда-то шел.
— Сааг? Ему какое дело?
— Не знаю. И Харук Хан мрачнее обычного. Но он же тебе и помог…
Оба ведьмака — важные союзники. Илья Сааг — ведьмак со связями. Колдун из него так себе, а вот он умел как никто другой находить способы провернуть любое дело и справиться с любой задачей. Но характер у него был полное дерьмо.
Харук Хан… Про него сложно говорить, красноречивей всего промолчать. Очень сильный и опасный ведьмак. Мало кто представлял, на что он на самом деле способен. Ринку он нашел молниеносно — я только и успел что выйти из гостиницы, как получил адрес. И обезвредил ее тоже Харук. Доверял ли я ему? Да. Потому что он мне должен. И то, что он там чем-то недоволен, никогда не поставит выше наших договоренностей.
— Да, он помог, — задумчиво протянул я. Ведьмаки не беспокоили, а вот о том, что Иса, возможно, и сам бы не хуже справился, подумалось с запозданием. Но я позвонил Хану. — Ну пригласи на встречу Илью. Обсудим, что его не устраивает.
— Может, я…
— Не надо. Я справлюсь. Лучшего времени в ближайшем будущем все равно не будет, а они должны быть уверены, что я в себе.
— Ладно.
— Сегодня днем.
Я отбил звонок и тяжело оперся на столешницу. Чувствовал себя вымотанным настолько, что хотелось… завалиться на кровать и прижать к себе чертову ведьму. Аж руки дрожали. Кофе с душем не очень помогли. Стало жарко, и я опустился на холодный каменный пол в гостиной и растянулся на нем, запрокинув голову. Бывало такое. При сильных нервных встрясках особенно. Или после убийства… Будто лишь тело могло ещё чувствовать в полной мере, тогда как в душе чаще всего царило равнодушие.
Но не сегодня.
Сегодня мне было хреново внутри и снаружи.
С одной стороны, ну а как ещё могло случиться присвоение? С цветами и вином?
Я тихо рассмеялся.
С другой, Ринка не заслуживала этого. Я убил ее родителей. То, что она испытывает ко мне лишь страх — нормально. Так и должно быть. Была ли ее жизнь счастливой до меня? Непохоже. А была ли надежда на будущее? Тоже нет. Письмо красноречиво об этом говорит.
Тем временем холод пробирался все глубже в тело, сердце успокаивалось, жар уходил. Я дышал всё спокойней. Вскоре мысли стихли, остались лишь воспоминания о прошлой ночи…
***
Я пробовала проснуться несколько раз, но глаза слипались, и я снова проваливалась в сон. Понятия не имела, с какой попытки мне это удалось. За окном светло, вокруг тишина. И запах Стерегова повсюду.
Я перевернулась на живот и застонала. Тело болело, голову не повернуть, а во рту пересохло так, что я закашлялась. Бегло оглянувшись, обнаружила стакан воды на тумбочке и бросилась жадно пить. Сколько же я проспала? А где мой рюкзак? И что мне вообще теперь делать?
Шея заныла немым ответом. Что тут поделаешь? Попробовать дать деру от Стерегова без ведьминой силы? Бесполезно. Он устанет меня возвращать живой и в конце концов прибьет.
Лениво допивая воду, я вдруг осознала, что размышляю обо всем произошедшем довольно хладнокровно, а ведь вчера чувствовала себя так, будто медведь порвал меня насквозь — тело, душу. При воспоминании о прошлой ночи по коже прошла волна озноба, и я едва не вернулась под покрывало. Стерегову я, кажется, пока больше не нужна, а он мне — тем более…
Губы сжались от обиды, захотелось запустить стакан в стенку.
«Не любишь больше?»
Взгляд застыл на темном проеме открытой двери.
Не люблю?
Нет. Это не любовь. Мои чувства к нему похожи на уродливое дерево, выжженное когда-то от удара молнии. Оно застыло так, как цвело за день до этого. Мертвое или живое — откуда мне знать? Я предпочитаю не вспоминать, что оно где-то ещё есть. Сил вырвать его с корнем у меня нет.
Когда-то я безумно любила. Так, что была готова отдать за него жизнь. Я ненавидела ведов, которые делали ему больно и с которыми невозможно было бороться. Я росла в этой ненависти. Мишка это видел и старался отвлечь. Мы вместе рисовали, сидя по разные стороны решетки. Я нередко ломала кисточки, замечая под его футболкой новые заплатки.
Мама говорила, что такие эксперименты — необходимость; что это жестоко, но кто-то должен обеспечить безопасное будущее; что оборотни опасны, и нам нужно быть готовыми, если снова начнется война. История векового противостояния между зверями и ведами преподается целый семестр на любом факультете. Но зачем мне эта история, если глаза Михаила напротив говорили обратное?
— У меня для тебя сегодня новое задание, — встретил он меня у прутьев с холстом.
А я вцепилась в него так, что решетка между нами накалилась.
— Ринка, ну что ты? Тише, девочка, тише… — Он прижался губами к моему лбу, а я зашлась рыданиями.
Отчетливо помню то отчаяние, с которым мне захотелось выдрать его из этого места. И другого смысла в моей жизни не стало…
Сейчас в его глазах я видела что-то, чего не в силах понять. А может, мне было страшно. Только Стерегов не предложил ничего обсудить. Ему это не нужно. Оборотни вообще редко спрашивают, чего хотят их женщины. Михаилу не нужен ответ. Скажи я ему вчера «да», он бы все равно не поверил и сделал то же самое.
Тишина начинала нервировать. Может, Стерегов уехал? Оглядевшись, я не нашла одежды и беззастенчиво направилась из спальни голяком. Не мои проблемы, что мне не во что одеться. А если он оставил меня с охраной — тем более плевать. Пусть быстрее осознает, что я не планирую прожить остаток жизни в его спальне. Ну, разве что эта жизнь планируется очень короткой.
Я добросовестно поискала поблизости гардеробную с целью откопать в ней хотя бы футболку. Но мне не повезло.
В доме было все так же тихо. Стопы неприятно жёг холодный камень, пока я спускалась вниз. Взгляд зацепился за стенку над лестницей, и я замерла, встретив среди прочих картин мою. Но не ту, которую рисовала ему для передачи препарата.
Эту картину мы рисовали вместе много лет назад, передавая ее друг другу через некоторое время… Много синего неба, городских улиц, зажженных фонарей и нас. Я рисовала его, он — меня.
Я оперлась на перила и съежилась. Захотелось накрыться одеялом, чтобы ни с кем не разделить этих эмоций и не выглядеть ободранной. По щекам катились слезы, пока я следовала взглядом по картине, вспоминая каждый день, что я над ней работала.
Наверное, после неё я поняла, что влюблена в Мишу по уши.
Отвернувшись, я бросила взгляд вниз и увидела Стерегова на полу в гостиной. Он лежал, запрокинув голову и раскинув руки, будто его убили. И я, вытерев слёзы, бросилась по ступеням к нему. Когда опустилась рядом с ним, мои руки уже окоченели и тряслись, но я принялась искать признаки жизни. Только страх охватил такой, что я даже чувствуя биение его пульса, интерпретировать это в разумный вывод не могла.
— Раз, два, три… — принялась считать, тяжело дыша, чтобы хоть как-то прикинуть частоту, когда Михаил вдруг накрыл мою ладонь своей и вздохнул глубже. — Какого черта?!
— Не ори, — хрипло выдохнул он, поворачивая ко мне голову.
Но одернуть руку не дал — наоборот, сцапал меня и усадил на себя.
— Я думала, ты умер! — сипло воскликнула я, и не подумав сопротивляться.
Он хрипло рассмеялся:
— Многие мечтают, чтобы я так просто умер.
— Зачем ты тогда тут выглядишь мертвым? — уперлась я растерянно в его грудь.
— Видимо, охочусь на ведьму. — Стерегов сжал пальцы в моих волосах, быстро напоминая, что мое основное место теперь — на его члене.
Я попробовала состроить равнодушие, пока он медленно толкался в меня, но сдалась почти сразу. Михаил при этом так смотрел в глаза, что я зажмурилась, не в силах выдержать ни его внимания, ни напора. Я даже не почувствовала, когда он выпустил меня и обхватил бедра. С первых движений я уже послушно выгибалась, вплетаясь в его ритм. Когда он сел со мной и приподнял свои бедра, усиливая ощущения, тишина его логова взорвалась от моего стона.
Голод охватил нас обоих. Приятно чувствовать, что тоже способна пользовать медведя. И пусть это удовольствие не заполнит пустоты внутри, мне стало легче, когда вцепилась ноготками ему в волосы и прикусила губу. По небу разлился металлический привкус, и это последнее, что я отметила холодным разумом.
Стерегов быстро перенял инициативу, вскинул меня на руки и вжал животом в кресло. Все, что я теперь могла — царапать кожаную обивку и сжиматься внутри от его напора. Голос охрип, спина взмокла, а в ушах звенело от хлесткой пульсации наших тел, бьющихся друг о друга. Я нелепо засучила ногами по полу в предвкушении разрядки и едва ли не благодарно выгнулась, когда он схватил меня за горло. И мир разлетелся в водную пыль, оставив меня в невесомости. Ни тяжести воспоминаний, ни стыда, ни сомнений… как же хорошо может быть всё же. Только не у меня. Я пришла в себя всё ещё прижатая к Стерегову. Его тело тоже дрожало, а сам он сжимал пальцы на моем горле, но не душил — притягивал к себе, не давая пошевелиться. Горячее дыхание оборотня опаляло затылок, и я привычно замерла загнанной жертвой, позабыв о том, как было хорошо вот только что. Мокрые ладони заскользили на его запястье, но он проигнорировал, тяжело дыша.
— Пусти, — просипела я, не готовая к тому, что он сразу послушает. Без его опоры я сползла по спинке кресла на дрожащих ногах. — И перестань в меня кончать!
— Ты считаешь, что можешь продолжать меня воспитывать? — усмехнулся он и обошел меня, направляясь наверх.
Я беспомощно проследила за ним, давясь воздухом и потирая шею. Нет, она не болела больше. Горло сжалось от обиды и пренебрежения. Хотелось кинуться за Стереговым, сорвать портрет со стенки и разбить у него на голове.
— Ты трус, Стерегов! — бросила я ему в спину.
— Да, Ринка, да, — не повелся он и скрылся где-то в глубине этажа, а я сползла на пол за кресло и съежилась, подтянув колени к груди.
Как же больно от его равнодушия… Когда-то он был всем моим миром. И пусть все это осталось далеко в прошлом, оно продолжало поддерживать, давать смысл… Только теперь, глядя на все, что происходило между нами, я начала терять опору. Голова закружилась, ноги будто провалились в желе, и я испуганно раскрыла глаза, тяжело дыша.
Не знаю, сколько времени так просидела. Все хотела встать, выпятить груди, пойти к Стерегову и потребовать одежду… но не хватало сил. Его безразличие убивало. Я терялась, распадалась на части и пылала от гнева, еле сдерживаясь, чтобы не удариться в банальную женскую истерику.
— Что такое? — прозвучало вдруг задумчивое рядом, и я вскрикнула, закрывая лицо ладонями.
— Я все пытаюсь проглотить тот факт, что ты сделал из меня шлюху, — прошептала.
В глазах защипало от подступивших слез, но я невероятным усилием перетерпела жгучий спазм и посмотрела на Стерегова. Он сидел рядом на корточках, задумчиво хмурясь.
— Я не делал из тебя шлюху. Я сделал тебя своей избранной.
— Я — не твоя избранная.
— Ты всегда все знаешь лучше, — усмехнулся он, недобро щурясь. — Хочешь со мной поспорить? Только спорить тут не о чем — мы не заслужили с тобой другого шанса, кроме вот такого.
— Правда хочешь сейчас завести от меня детей? Ничего глупее мы сделать уже не сможем.
— Пожалуй, — подтвердил он с горечью в голосе. — Завтракать будешь?
Я отвернулась:
— Мне нужно в больницу. Иначе все самое глупое случится, учитывая мое везение…
— Правда? — вкрадчиво потребовал он. — То, что ты у меня, а не в камере под следствием, считаешь неудачным стечением обстоятельств?
— Я не хочу умирать, ты прав, — мотнула я головой. — Только жить так тоже не хочу.
— Хорошо. Так чего же ты хочешь?
Я замерла, тяжело дыша, но не выдержала его взгляда.
— Я… — пыталась выдавить нечто простое до тех пор, пока с губ не сорвался смешок. — Не знаю…
И это признание парализовало. Я растерянно пялилась перед собой, широко раскрыв глаза. Стерегов молчал. Но недолго:
— Вставай, хватит сидеть задницей на холодном полу. — Он поднялся и замер в ожидании. Я не стала выделываться. Пока я разберусь, что мне делать дальше, у Стерегова есть хоть какой-то план. — В ванной полотенца и одежда. Пока мужская, уж прости. Твою вернут из прачечной к обеду.
— А что в обед? — поднялась я.
— А что ты хочешь? — усмехнулся. И, не получив ответа, кивнул мне в сторону лестницы. — Иди подумай. Жду к завтраку.
Я знала, что он продолжал смотреть. Между лопаток пекло все сильней, пока я не скрылась от его взгляда за дверью ванной.
***
Я всё пытался понять, что же изменилось. Ринка вроде бы и в руках, но утекала сквозь пальцы обжигающим огнем. А ведь когда-то даже прутья клетки не мешали мне любить и чувствовать её всю. Внешне такая, что взгляд не оторвать — фигура, волосы, глаза… Но внутри — излом на изломе. Она как ослепшая крыса, прожившая в подвале всю жизнь и не видевшая мира. Ее глаза атрофировались, а заставить ее смотреть кажется невозможным. У девочки кончился смысл жизни. Тахир ушел к другой, и она осталась ненужной — некого стало спасать.
И дом мой звучал всё так же глухо…
Если бы не мобильный.
Я не спеша направился в кухню и глянул на экран аппарата. Незнакомый. Все интереснее. Незнакомцы мне звонить не могли. Но сегодня возможно всякое.
— И кто ты? — поинтересовался я, ответив на звонок.
— Артур Серый. Приветствую.
Вот как. Сам Серый по мою душу с утра. Я знал, что он за мной гоняется. Его интерес даже делал честь, хотя Харук Хан не любил противостоять ему — слишком много силы приходилось тратить. В одиночку даже не старался, подключал всех — своего сына Дзери и Ису. Хотя мне казалось, что больше натаскивал их на серьёзное сопротивление.
— Какая честь…
— Как Катя? — проигнорировал он мой сарказм.
— Это вы бы мне рассказали…
— Что ты хочешь знать?
— Как ты довел ее до самоубийства.
Он помолчал.
— Я был непростительно невнимателен, — отчеканил наконец.
— Трогательно, — поморщился я. — Ей плохо. Как и положено после ночи со мной против воли. Или ты думал, что у нас тут радость воссоединения?
— Я понимаю, ты имеешь право злиться, — задумчиво отозвался он. — Но на меня выплескивать злость бесполезно. Ничего уже не изменишь.
— Это ты науськал Тахира сдать мне Ринку?
— Я решил, что тебе должно быть не все равно.
— Мне не все равно! — разозлился я. — Я бы воскресил всю твою семейку и снова похоронил!
— Понимаю. Теперь. Я не знал, что ты — тот самый оборотень, которого любила Катя в юности. И очень сожалею об этом.
— А что бы изменилось, вед? У тебя есть обязанности перед своими.
— Все бы изменилось, Михаил. Но сейчас я звоню узнать, позволишь ли встречаться с Катей?
— Не наглей, Артур. Я не планирую пока что дружбу с ведьмаками.
— Зря. Потому что Катя — моя наследница. И то, что я обычно в пыли и грязи, не уменьшает моего веса в обществе Высших. Я не намерен тебя прятать. И позволить тебе её от меня скрывать — тоже. Она заслуживает большего.
— И что же это «большее»? — усмехнулся я.
— У тебя достаточно мозгов, чтобы решиться смыть кровь с рук в конце концов…
— Ты хочешь сделать меня праведником? — оскалился я и обернулся.
У входа в кухню стояла Ринка в моей футболке и штанах.
— Дай с дедом поговорить, — хрипло попросила она.
— Нет, — даже не задумался я.
— Катя? — оживился в трубке ведьмак.
— До связи, Серый, — процедил я и едва не разбил аппарат о стенку.
— Не нравятся мои родственники? — вздернула Ринка бровь, усаживаясь за стол.
— Не заладилось что-то, — съязвил я.
— Миш, мне надо в больницу.
То, что она вдруг назвала по имени, ударило со всей силы в солнечное сплетение, и я тихо задохнулся воздухом.
— Зачем? — еле протолкнул на язык, отворачиваясь к разделочному столу.
— У тебя тут очень тихо…
— Зачем ты воровала для меня препараты? — обернулся я.
— И дождь слышно по-особенному, — посмотрела она в мои глаза.
Ведьма сводила с ума, но я неожиданно нашел в этом вдохновение.
— Что тебе нужно у врача? Ты же сама врач.
— Мне нужна таблетка. Экстренная. Я не хочу от тебя детей.
— А я хочу тебя нарисовать. Ты кофе пьешь?
— Да. Но рисовать тебя я не хочу.
Она вдруг показалась галлюцинацией. Я часто видел ее в своих приступах именно такой — растрепанной, домашней, теплой… и немного сумасшедшей. Рыжая одичалая кошка, которая шипит на любую попытку приблизиться.
— Боишься показать мне, как угробила свой талант?
Ринка шумно засопела, поглядывая на меня из-под бровей, и я улыбнулся, зачем-то снова открывая холодильник.
— Ты уже достал молоко.
— Хотел тебе сливок подлить.
— Не нравится фигура?
— Нравится. Но тебя нужно реабилитировать, а я не знаю, с чего начать.
— С себя.
— С сахаром, — взглянул на нее, протягивая чашку.
— Тебе ничего так и не сделали из инъекций? — спросила она с неподдельным интересом. Я отвел взгляд и оттолкнулся от стола, возвращаясь к своей чашке кофе. — Не доверяешь? — потребовала она нервно.
— Не хочу расстраивать, — глянул я на нее через плечо.
— Значит, ты нанял для этого кого-то бестолкового! Они реально работают!
— Найми сама.
— Да какого же черта?! — вдруг взвилась Катя, и чашка кофе с молоком покатилась по столу. — Я так рисковала! Была уверена, что ты дашь ума! Но с тобой всегда так!
— Что так? — поднял я на нее взгляд, еле оторвавшись от чашки.
— Ты получил свободу, но продолжаешь ходить по краю ямы! Дразнишь судьбу! Подставляешься! Ищешь смерти!
— Кто бы говорил! — И я смел стол между нами одним взмахом, успокаивая дурочку за один миг. Ринка отскочила в сторону и, пошатнувшись, села на задницу. — Точно не проголодалась? — поинтересовался я, пытаясь втянуть когти.
— Придурок, — откинула она волосы с глаз.
— Идиотка, — с чувством процедил я.
— Проголодалась!
— Вот так бы сразу!
И я сгреб ее с пола и резко выпрямился, наслаждаясь тем, как схватилась за мои плечи.
Она неожиданно обняла, впиваясь в кожу пальцами, и мы замерли посреди кухни. Я не хотел спугнуть, она не спешила отталкивать. А потом и вовсе положила голову на плечо и тяжело вздохнула.
— Сливки? — хрипло спросил я. Ответом мне стало громкое урчание в её животе. — Наверное, я отвезу тебя к врачу. Только к другому.
— Теперь ты можешь возить меня, куда хочешь. Тебе только поводок осталось прицепить к ошейнику.
В груди снова взыграла злость. Сучка то возила меня мордой и пинала ногами, то обнимала, прижимаясь всем телом.
— Ты же сказала, что не хочешь умирать, — напомнил я, усаживая ее на столешницу. — Сидеть.
— Лапу давать не буду.
— Переживу.
Я занял себя приготовлением какого-то бестолкового перекуса, не сразу сообразив, что мне странным образом полегчало. Мышцы перестали ныть от тяжести, а в душе будто просветлело. За окном тоже распогодилось.
Пока ведьма грела пальцы о новую кружку с кофе, я вытащил из шкафа блокнот и отдался порыву. Звук грифеля и его запах на бумаге наполнили рот слюной, а грудь тоской. Давно я не чувствовал жизни в руках и желания что-то с этим сделать…
— Тебе не хватает кота, — заметила она и подтянула одно колено к груди.
— Сегодня и заведем.
— Безответственно. Ты не будешь уделять ему внимание.
— Кошки гуляют сами по себе. Им не нужно внимание.
— Это только кажется, — повернулась она ко мне.
— Замри, — приказал я и вперил в неё взгляд.
Ринка сжала зубы, тяжело дыша, но повиновалась.
— А ты у меня, значит, ответственная. — Её черты я помнил наизусть. Пусть она и повзрослела, но, чтобы найти отличия, мне понадобилось всего несколько линий. Пока их немного, кажется, что всё ещё можно изменить. Если бы не ее потухший взгляд. — Ты не придумала, чего хочешь?
И почему такой простой вопрос ставил её шерсть дыбом? Она терялась, начинала беспокоиться и потирать вспотевшие пальцы о футболку.
— Нет ещё.
— Но ведь Тахира ты зачем-то хотела…
Повисла тишина, нарушаемая лишь звуком хриплого чириканья моего карандаша по листу.
— Мечтать не вредно, — отвернулась она в окно.
— Ну а если бы он повелся?
— Он бы не повелся, — настороженно нахохлилась она.
— И это, по-твоему, мечтать? — Я растушевал тени мизинцем и сдул грифельную пыль. — Даже Марине удалось больше…
— Она — не ведьма, — беспомощно спорила Ринка, поглядывая на блокнот в моих руках. — И она — его избранная.
— Ты его не хотела, — усмехнулся я немного разочаровано. Даже такая искра в моей ведьме меня бы устроила. Да, я бы повоевал с ней, убил бы немало столов в своем доме, но это бы имело смысл. — Хотела бы — не отдала никому.
— Я просто не сумасшедшая, — возразила она.
— Ты просто неудачница. Имея такую внешность, потрясающее тело и блестящий ум, ты написала ему прощальное письмо и пошла добровольно умирать. И кто тут ходит по краю ямы?
— А если бы не отдала Марине? — подперла она рукой подбородок.
Критику Ринка всегда воспринимала тяжело. Синдром отличницы.
— Ты отдала, — отвернулся я.
Сил разговаривать о Тахире надолго не хватило. Недоставало мне ещё фантазировать о них с Ринкой!
Входная дверь пиликнула, и на мобильный пришло сообщение, что Иса уже на пороге.
— Чем предпочитаешь заняться, пока у меня деловая встреча? — поднял я на Ринку взгляд.
— А где будет встреча?
— Здесь.
Она красноречиво глянула на перевернутый стол:
— Буду завтракать тут.
Я медленно моргнул, чувствуя, как ясность в голове снова начинает затягивать серыми тучами, стоит представить, как я выношу Ринку из кухни на плече. Она же вернется. Как ребенок, ей богу… Зубы скрипнули от злости, но в двери нетерпеливо постучали, и я, плюнув на ведьму, направился открывать.