Замуж за монстра

Глава 11

— Катя, можно отпускать, — послышалось тихое, и я с трудом разлепила глаза. — Хирурги готовы, пациент под наркозом.

Сил почти не осталось. Я слышала, что Дзери уже подключен к приборам, но всё будто через сон. Не уснуть в полете стоило последних сил.

— Вовремя, — с трудом произнесла я и отняла руку от грудной клетки Дзери.

Попыталась осмотреться, но тут же сползла в чьи-то руки, и меня уложили на каталку. По телу пошла вибрация от движения, похожая на стук колес…

…поезда. Как же хочется спать…

Пришла я в себя в светлой палате. Но когда собралась просто потупить, глядя на белую стену, мои холодные пальцы неожиданно согрели в теплой ладони:

— Ринка…

— Привет, — повернулась я к Мише, улыбаясь, и встретилась с ним взглядом. — Сколько я спала?

— Шесть часов, — устало улыбнулся он. — Я так понял, что этого мало.

— Как Дзери?

— В порядке. Ты спасла его.

Я прикрыла глаза и облизала пересохшие губы.

— Давно ты здесь?

— Часа четыре. Сдал Сбруева врачам.

— Тахира? — раскрыла я удивленно глаза.

Миша недобро усмехнулся:

— Да. Он, оказывается, тоже в это влез.

— И что с ним? — осторожно поинтересовалась я, чувствуя, как между нами снова сквозит холод.

— Ранили в плечо, и кровь все не останавливалась, — спокойно сообщил он. — Но сказали, жить будет. Я как раз оставил его с твоим дедом и попросил того стрелять на поражение, если волчара дернется куда-то свалить.

Я сдавленно выдохнула, вероятно, не сумев скрыть облегчения. Михаил же продолжал смотреть на меня слишком холодно.

— Нужно Марине позвонить, — поежилась я. — Ей лучше знать.

— Это его дело, Ринка. — И он выпустил мою руку. — Ты, оказывается, так за него переживала, что решила сделать его равным мне по силам. Он сказал, что теперь такой же монстр, как и я. Ты готовила его к стычке со мной.

Я тяжело сглотнула, проследив, как он выпрямляется на стуле.

— Я тогда думала, что ваша бойня неизбежна. Что ты будешь защищать Марину, а Тахир её не отдаст.

Михаил нахмурился, понимающе кивая.

— А сейчас ты почему так дергаешься?

— Мне страшно узнать, что их история закончилась трагично. Я слишком близко принимаю их обоих.

— Вы со Сбруевым похожи, — поднялся он. — Оба не моргнув глазом врете тем, кто рядом.

— Я не должна перед тобой оправдываться. Все это было раньше.

— Я знаю! — рявкнул он. — Но хочу убить вас обоих!

— Это глупо, Миша, — обняла я коленки, прижимая их к груди. — Я сейчас ни в чем перед тобой не виновата. Мне было жутко там, когда начали громить твой сад. Я боялась, что не увижу тебя. И если про Тахира я могу сказать, что боюсь его гибели, то про твою мне даже думать страшно.

Он застыл, мрачно глядя на меня сверху.

— Прости, — выдохнул сдавлено, опуская голову. — Я все не могу простить тебя за то, что была рядом все то время… но была рядом с ним.

— Расскажи, пожалуйста, как ты, — попросила я тихо.

— Нормально.

— Ты вернешься на стул или спешишь?

— Я спешил только к тебе. — Он сел и отнял мою руку от коленки. — Прости. Но мне сложно понять, как мы с тобой до такого докатились.

— Ты просишь прощения, но считаешь виноватой меня. А ещё ты мне не доверяешь. Думаешь, что я снова предам.

Теперь, когда он знает, как может быть хорошо, боится ещё больше, что это снова кончится. А мне как-то стало вдруг холодно. И тяжело. Я снова устала. Мы оба устали. Михаила подкосило произошедшее, меня — спасение Дзери.

— Ты призналась, что боялась меня всегда. И ты в этом не виновата. — Он тяжело вздохнул. — И мне это тяжело принять, да… Каждый раз, когда Сбруев путается под ногами, я думаю, что его ты не боялась. Почему ты не боялась его?

— Почему ты думаешь, что я его не боялась? Много раз я думала, что он меня убьет.

— За то, что ты ему вколола инъекцию?

— Не только. Я прятала от него правду, когда он потерял память. Потом он узнал, что я ему вколола инъекцию, да… Миш, он ни на секунду не задумался, приставив мне к виску дуло пистолета. И он бы разменял меня на Марину, если бы я не привела его тогда к вам в палату.

— Но я пугал сильней.

— Я не знаю. Наверное. Наверняка. Но больше не пугаешь.

— Нет?

— Нет.

Он посмотрел на меня пристально.

— Я бы боролся за тебя так же. Разменял бы все, что у меня есть.

— Ты и разменял, — догадалась я. — Ты едва не потерял всё и всех. Из-за меня. Теперь ты зависишь от милости моего деда, который пришел тебе на помощь и встал на твою сторону.

— Он бы не встал, останься ты с Тахиром, — невесело усмехнулся Михаил.

— Я бы не осталась.

Он сильнее сжал мою руку и притянул к себе в объятья. Не было сейчас большего удовольствия, чем уткнуться ему в шею. С губ сорвался хриплый стон, когда по телу прошла волна тепла, и я обмякла в сильных руках. Показалось, что я отключилась, провалившись в это тепло. А когда в двери постучали, подкинулась и заморгала на горевший на стене торшер. Вечер. Или ночь? За окном темно. А я все так же в руках Михаила. Он сидел на моей кушетке, оперевшись спиной на стену, и прижимал меня к себе. Видимо, тоже спал, потому что над ухом послышался хриплый вздох.

— Простите, что разбудил, — бесшумно возник Артур рядом. — Хотел знать, как вы.

— Достаточно бодро, чтобы уложить тебя на койку. — И я зевнула.

Михаил поддержал меня молча, поцеловав в висок. И черты лица Артура расслабились, когда он смотрел на нас.

— Хорошо, — улыбнулся он. — Я как раз на грани воспользоваться твоим предложением.

Он подтянул стул и тяжело на него опустился.

— Но, чувствую, что вырублюсь на пару суток, а прежде хочу рассказать тебе о твоем отце.

Я замерла, чувствуя, как снова слишком быстро выстужает меня изнутри, и тело бросает в привычную дрожь. Миша прижал меня к себе крепче, подтягивая к груди:

— Всё хорошо, я рядом.

— Ты звонила мне вчера, и я чувствовал, что с тобой случилась беда, — начал Артур.

Я вспомнила выжженную поляну и поежилась в руках Миши. Его объятья и правда защищали. Меня больше не трясло, мне не грозило сорвать снова.

— Почему ты раньше не рассказывал? — хмуро спросила я Артура.

— Мы с твоей матерью закрыли эту тему, когда ты была маленькой. Я с тех пор и не лез.

— Вы поругались? Почему?

— Твой отец участвовал в экспериментах Института добровольно. Я знал его, виделись часто. Он работал в моем отделе, вырос в городе и был одним из немногих лояльных Высшим. Когда ему предложили участие в программе, он согласился. Так они и познакомились с Улианной...

Услышав имя мамы, я поежилась, а объятья Миши ослабли. Но если не смотреть прошлому в глаза, оно так и будет отбрасывать нас друг от друга. Страх, что он снова перестанет держать, шевельнулся в груди и набух тяжелым комом.

— ...Ули забеременела, — продолжал дед. — Но почти одновременно у твоего отца начались побочные эффекты от инъекций. Он начал страдать неконтролируемыми оборотами, его зверь претерпел сильные изменения и больше походил на… — Он кинул взгляд на Мишу и нахмурился ещё больше. — Она не сказала ему, что ждет ребенка. Его выписали из программы, реабилитировали по мере сил, но ничего не помогало. И тогда твоя мать решила искать лекарство. Но чтобы иметь доступ к кафедре, ей никак нельзя было связывать жизнь с оборотнем. И она порвала отношения с твоим отцом.

Я только презрительно усмехнулась, вспоминая того мужчину, которым она подменила мне настоящего отца.

— Значит, она вышла замуж, просто чтобы остаться в должности, — скривилась я.

— Да. На этом мы с ней и перестали общаться. Она стала одержима поиском спасения для того, от кого сама же и отказалась.

— Но так и не нашла, — закончила я разочаровано.

— Я не знаю. К делам Института у меня нет доступа. Но знаю другое: твой отец через десять лет нашел любимую женщину. И она стала его лекарством.

— Я знаю об этом случае, — встрепенулась я. — Он описан в статье.

— Твоя мать не смогла пережить своей ошибки, — кивнул Артур.

А как такое пережить? Все, что ей нужно было сделать — выбрать отца. Сказать ему, что ждет ребенка, остаться с ним, быть рядом и поддерживать во всем. И он бы излечился. А она… Что выбрала она? Спасать его ценой своей и моей жизней?

— Я помню тот момент, — неуверенно прошептала я. — Мне было около десяти… Она совсем закрылась, стала холодной, жесткой…

И жестокой.

Миша едва не выпустил меня из рук, но я сплела свои пальцы с его и сжала крепче.

— Мы не говорили с Ули до самой её гибели, — продолжил Артур. — И я постоянно спрашиваю себя: мог бы я что-то изменить? Как оказалось, мог. Когда узнал, что твоим избранником стал Михаил.

— Ты узнал, что, помимо всего того, из-за чего ты за мной гонялся пять лет, я убил твою дочь, и задался только вопросом, что ты мог во всем этом изменить? — прозвучал вдруг тихий голос Михаила над головой…

…и он все же выпустил мои руки и поднялся с кушетки.

— У меня был вариант открутить тебе голову, — спокойно парировал Артур, откидываясь на спинку стула. — Но тогда я бы ответил на этот вопрос «нет». А мне важно было хоть что-то исправить. Я отстранился от жизни дочери, допустил её трагедию и не участвовал в судьбе Кати. Что, в свою очередь, тоже едва не привело к трагедии. Не было другого варианта, кроме как свести вас вместе. Вы бы погибли друг без друга.

— Погибла бы только Катя, — усмехнулся зло Михаил. — Она бы стала козлом отпущения для Высших.

— Тебя бы убрали из-за связи со Стрелецким, — с интересом смотрел на него Артур.

Я почти не слушала. Меня снова потряхивало, по коже побежали холодные мурашки… и в груди что-то лопнуло, наконец, согревая.

— Вернись к Кате, — услышала тихое. — Ей снова плохо. Без тебя.

— Не надо, — решительно откинула я одеяло. — Твое чувство вины требует организовать мне надежного мужчину вместо тебя. Чтобы оберегал, присматривал… делал все, чего не сделал ты. Сначала ты решил угнать у Марины Тахира, теперь Стерегова уговариваешь… Хватит, Артур.

— Ринка, — позвал Михаил, и я перевела на него взгляд.

— Не надо, — усмехнулась, стягивая вещи со спинки стула. — Ты не заслуживаешь всего, что с тобой произошло, но я тоже этого не заслуживаю. Я не хочу чувствовать, как ты мечешься, боишься, что тебя снова используют, пока ты привязан ко мне. То ты рядом, то снова сам по себе… Может, ты и прав. Может, тебя снова используют… — Наши взгляды встретились, и в его уже сгустилась самая темная тьма. Стерегов подобрался, делая шаг к двери. Но я лишь улыбнулась на этот его маневр. — Я не хочу платить за прошлое каждый день. Ты никогда не будешь мне верить. А я заслуживаю того, чтобы мне верили. Я заслуживаю, чтобы меня выбирали!

— Я выбираю, — возразил зло Стерегов.

— Нет, — покачала я головой. — Ты выбираешь очередную причину, по которой отодвинешься от меня — то Тахир, теперь Артур… Договорись уже со зверем и признай, что выбрал себя.

— Ринка… — угрожающе покачал головой Стерегов, шагая ко мне.

Но я сделала один шаг в сторону и испарилась из палаты, вылетев в коридор. Послышался крик Стерегова, и стало немного тревожно за Артура. Но дед точно не пропадет.

Я вышла на другом этаже и не спеша направилась по коридору. В груди билось тепло. Мое собственное. Я заглядывала в палаты и чувствовала пустоту и даже раздражение — сколько времени я утешалась здесь, пытаясь быть нужной хоть кому-то! А все потому, что никогда не нужна была ни матери, ни Артуру… Только Стерегову, да и то пока он был заперт здесь. Сейчас он считает такую привязанность ненадежной, пугающей. И он прав. По-своему. За мной всегда будет стоять Артур. А за Артуром — Высшие со своей неизменной непредсказуемостью. Сегодня они решили его убить. А что завтра? Никогда не узнать.

Проходя мимо очередной палаты, я слабо улыбнулась и тихо скользнула в приоткрытые двери.

— И как Марина ещё не тут? — прошептала, приближаясь к койке.

Тахир повернул ко мне голову, виновато улыбаясь:

— Привет, — выдавил хрипло. — Верит, что я все ещё задерживаюсь на работе. — Мы посмотрели друг на друга, и он насторожился на мою улыбку. — А ты что тут делаешь?

— Проведываю пациентов, — пожала плечами, вытаскивая его карту и углубляясь в ее содержимое.

— Стерегов сказал, что ты улетела с раненными.

— Да, — рассеяно отозвалась я. — Тебе лучше позвонить Марине и сказать правду. Такая рана быстро не затянется, Тахир. Так ты её не убережешь. Только оттолкнешь.

Хотя кто я такая, чтобы учить его?

— Она же ребенка ждет, — поморщился он.

— Она все выдержит. Даже без тебя. А с тобой — тем более.

Он помолчал, хмуро глядя перед собой.

— Да, ты права, — кивнул наконец. Я улыбнулась и, сложив карту на место, направилась к двери. — Кать? — позвал Тахир настороженно. — Почему у меня такое чувство, что тебя сейчас нельзя отпускать? Что ты тут делаешь?

— Вот ты всегда знаешь, когда нельзя отпускать, — обернулась я, улыбаясь. — За это я в тебя и влюбилась.

— Кать… — хмурился Тахир.

Видела, как он подобрался.

— Не нашелся ещё тот, кто меня и в самом деле бы не отпустил.

— Катя!

Но я снова скользнула тенью в коридор, вытирая злые слезы.

***

— Ну ты и дурак, Стерегов, — проворчал Тахир, исподлобья глядя на меня, застывшего растерянно у входа в его палату.

— На себя посмотри, — огрызнулся я.

След Ринки остывал аккурат за его дверью. Чертова ведьма!

— Сигарету дай, будь добр, — попросил он, и я прикрыл глаза, цепляясь за его просьбу.

Нужно было признаться себе, что я снова ее потерял. Но отчаяние подождет. Хотелось замереть в этой секунде. А больше всего — отмотать время вспять, когда Ринка ещё хваталась за мои руки, а я не придал этому значения.

— Ты, придурок, Марине позвонил? — прорычал я, глядя, как тяжело он усаживается на кровати.

— Да, — прохрипел Сбруев и протянул руку к сигарете.

Вместе мы выползли на балкон и закурили.

— Едет?

— Да.

— Тебе повезло, твоя к тебе бежит. Пока что.

— Повезло, — выдохнул Тахир облако дыма в ночной воздух. — Мы оба придурки, Стерегов. Я свою тоже не удержал, но она чудом осталась рядом.

Ринка с Мариной были похожи. Обеих никто не любил с детства, обе сами по себе. Наверное, поэтому Марина так напомнила мне Ринку, когда я встретил ее и узнал ближе.

— Ну, удержал бы ты ее ненадолго, — усмехнулся я невесело. — Потом я бы тебя похоронил.

— Ты себе льстишь, — оскалился он. — Но мы оба обязательно проверили бы друг друга на прочность, если бы не Катя.

Разве не шел я тогда на чужой привязи?

— Не исключено, что Серый и об этом знал, — позволил я себе размышления вслух. — И вполне мог рассчитывать, что ты меня убьешь, когда мы столкнемся за Маринку на моей территории. Может, конечно, когда узнал, кто я такой, изменил намерения… Либо врал нам обоим сегодня.

— Он не знал, кто ты, — возразил Тахир. — Я был рядом, когда он пытался спасти Катю моими руками. Такое не сыграть. Да и вообще, Серый — вполне нормальный, хоть и немного взбалмошный тип. Ценности у нас общие. А это главное.

Пожалуй, Тахир был прав. Я настолько запутался в ненависти к ведьмакам, что был не в состоянии отличить одно от другого. А ведь Серого я мог бы даже понять. Он — не беспринципная тварь. Да, ответственности на нем много, и такой никогда не будет образцовым семьянином. Но то, что он встал сегодня на мою сторону, значило гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. Для него это решение было ударом по репутации, а Высшие любят надежных партнеров. Неизвестно, чем это все в итоге закончится. Но он рискнул.

Только Ринки во всем этом снова не было. Были все — я, Сбруев, Серый и даже Марина. А Ринка скользнула тенью по нашим со Сбруевым жизням и исчезла. Хотя очень старалась остаться. Насколько вообще может остаться та, которая всегда была одна.

Отчаяние все же медленно парализовывало тело — расползалось холодом и покалывало кожу снежинками, внезапно сорвавшимися с неба. Когда мы с Тахиром докурили, город уже накрыло снегопадом. Было ли это дело рук моей ведьмы, заметавшей следы, или это просто осень решила набросить занавес на мою неприглядную попытку что-то изменить в своей жизни — я не знал. Я снова в неведении. Все, что мне осталось — остывшие следы, отголосок легкого запаха, который я добил сигаретным дымом, и воспоминания.

— Она стоит того, чтобы ее искать, — вдруг послышалось тихое.

Я перевел взгляд на Тахира… и потянулся за очередной сигаретой, чтобы не сжать лапу на его горле.

— Вот ты бы заткнулся сейчас на эту тему, — прорычал, тяжело дыша. — Или может оказаться, что наша с тобой бойня впереди.

— А ты бы поговорил, пока я готов послушать, — усмехнулся он. — Между нами ничего не было.

— Она тебя любит.

— Я тоже ее люблю, — вдруг спокойно ответил он. — Она слишком много сделала для меня. Бывали дни, когда в себе меня держала только Катя. Я обязан ей жизнью.

— Пушку к ее виску приставлял тоже от любви? — зло щурился я на него.

— Мне сложно себя за это простить, но не мне тебе рассказывать, как легко нас загонять в ловушки без права выбора. — Не поспоришь. Показалось, что появилась возможность пошевелиться и никого не убить. И я чиркнул зажигалкой, поджигая сигарету. — Пока не поймешь, что мир не делится на чёрное и белое, на любовь и ненависть, не сможешь быть с Катей и не делать ей больно на каждом шагу.

— Ты, смотрю, научишь, — огрызался я.

— Я старше.

— Ты врешь Марине.

— Я не предлагал на меня молиться.

— А что ты предлагаешь?

— Научиться различать, где прошлое, а где будущее. Перестань жить прошлым. Мной, Серым и прочим дерьмом, которого пришлось хлебнуть.

— Да с чего ты взял, что я живу прошлым? — проворчал я, щурясь на снег.

— У тебя на морде написано. Ты же снова сделал что-то такое, что Катя сбежала.

— К тебе…

— Как же хочется тебя удавить, — закатил он глаза и вытянул у меня пачку из руки.

— Это бы многое решило.

— Не решило бы главного. Ее будущее — с тобой. А моё — с Мариной.

Позади тихо щелкнули двери, и с волчары сползла самоуверенность. А потом послышался мат. Да такой забористый, что не знай я Марину, охренел бы. Сбруев тоже охренел. Обернулся, не решаясь втянуться в эпицентр праведного гнева своей женщины. И так мы и замерли вдвоем плечом к плечу. Когда Марина выдохлась и заметила меня, я выбросил сигарету, тихо усмехаясь:

— Я бы на твоем месте наизнанку вывернулся, чтобы она больше такого не произносила.

— На это и расчет, — насупился волчара.

— Она у меня умница, — не отказал я себя в удовольствии подергать ему нервы в ответ.

— Вали давай.

***

Две недели спустя

Найти его было несложно, хотя ехать пришлось довольно долго. Заповедники Карелии — не то же, что поселения в Подмосковье. Кажется, у всех, кто был близко знаком с Институтом, наступает такой момент, что хочется убраться от него как можно дальше.

Артур дал адрес отца без каких-либо проволочек. Даже не спросил, когда я намереваюсь поехать к нему. А я и правда долго собиралась. Сначала сидела в Москве, все ожидая, что Стерегов придет и сомкнет пальцы на горле. Но он не пришел. Не звонил, не искал встреч — только снился. Каждую ночь во сне я видела его, стоявшего в мастерской над картиной, которую мы начали рисовать вместе. И столько горечи было в его позе и застывшем взгляде, что мне казалось — это я во всем виновата. И снова неслась коридорами больницы кого-то спасать, теряя Стерегова и себя в нескончаемых лицах.

Когда я решилась уехать из города, даже не пряталась. Никакого колдовства, никаких любимых мной мороков. Но никто не остановил.

Несколько дней я гуляла по Питеру, потом доехала на автобусе до Сортовалы, пожила на базе отдыха... Я словно подкрадывалась к прошлому, пытаясь не привлечь к себе его внимание. А вдруг не смогу посмотреть ему в глаза и сбегу? Нет, я понимала, что не виновата в том, что мать бросила отца. Но я боялась другого. Страшно было представить, что он вдруг меня не примет, не подпустит и вообще не поверит в то, что я существую. А как ему доказывать? В мыслях роились сотни вопросов. Зачем я отцу, если он счастлив? За тем, что я несчастна? Но он мне ничего не должен — он же обо мне не знал.

Когда я уставала от мыслей об отце, становилось просто пусто. И все внутри замирало на какое-то время.

И вот одним ясным заснеженным утром я всё же нашла в себе силы подкрасться к отдаленному двору на берегу лесной реки. Машину я отпустила за несколько километров до въезда в поселок. Если ничего не выйдет, мне нужен будет этот путь назад пешком, чтобы прийти в себя. Хватит ли его? Вряд ли. Но я хотя бы пойму, как жить дальше.

Я мялась у калитки в мрачных мыслях, все не решаясь постучать. Вокруг стояла такая пронзительная тишина, что все больше хотелось так все и оставить…

Только двери вдруг открылись сами. Да так неожиданно, что я замерла, вылупив глаза на…

…отца.

Ну как тут можно сомневаться? Рыжий, с ясными синими глазами и легкой сединой на висках. Он улыбался. Смотрел на меня с таким восторгом, будто ждал всю жизнь, а я забыла как дышать. Когда он шагнул ко мне и сгреб в руки, меня парализовало. Я раскрыла рот, хватая воздух, и прикрыла глаза, пытаясь сдержать поток горячих слез.

— Привет, Ринка, — выдохнул на ухо хрипло и выпустил, жадно вглядываясь. — Какая ты… Какая ты взрослая.

Его шершавые пальцы приятно закололи кожу на щеках, а запахи еды и выпечки казались такими желанными, будто я не ела неделю. Но я все же зацепилась за главное…

— Ринка? — переспросила, чувствуя, как немеют ноги.

Он кивнул, улыбаясь. А из калитки позади него вдруг вышел Стерегов.

— Привет, — выдохнул хрипло и кивнул на отца. — Мы оба очень ждали тебя.

— Когда Михаил рассказал о тебе, я все порывался броситься за тобой, — кивнул отец, улыбаясь шире, — но он просил дать тебе время. Это было очень тяжело.

А я переводила взгляд с одного мужчины на другого и обратно и не понимала, что чувствую. Возмущало, да. Я должна была сама рассказать о себе отцу! А Стерегов что? Я встретилась с ним взглядом и… выдохнула, сдаваясь. Он боялся, что я не найду здесь того, чего так хотела. Примчался сам, убедился, что меня здесь ждут.

— Ты за мной следил, — констатировала я.

— Конечно, — как ни в чем не бывало согласился он.

— Дети, вы поговорите, и я подожду вас в доме, — понимающе улыбнулся отец. — Но недолго!

Когда он скрылся во дворе, я нахмурилась, глядя на Стерегова:

— Снова всё решаешь сам… — начала было я, и в воздух взметнулись огненные искорки.

Только Михаил вдруг сгреб меня в объятья и прижал к себе:

— Набегалась? — вплел пальцы в волосы и уткнулся в висок, жадно дыша.

— А если нет? — прошептала я упрямо.

Он отстранился и посмотрел серьёзно:

— Что-то решила? — Я молчала. — Хочешь меня испытать? — вздернул он бровь.

— Я хочу… — начала и тяжело сглотнула. — Я хочу быть свободной. И не хочу носить твоих ошейников. Мне нравится, когда ты решаешь не отпустить, но лишь потому, что я надеюсь на твою любовь. Что, может, среди всех обид и претензий ты вспомнишь о ней…

— Хорошо, — неожиданно согласился он, хоть в глазах и бесновались злые искры.

— Я люблю тебя. Но себя я хочу любить больше.

— Хорошо, — снова согласился он.

— Хорошо? — вздернула я брось.

— Я люблю тебя больше, — спокойно посмотрел он мне в глаза. — Мне будет несложно тебя научить.

Моего отца зовут Раднар. Семья у него оказалась шумная, большая. Жена его не была ведьмой, но столько в ней чувствовалось силы и любви к отцу и семье, что у меня впервые возникло ощущение надежности. Той самой, которую всегда хотелось мне маленькой. Двое моих братьев работали в городе и собирались приехать вечером, а днем у Раднара гостили два внука и ставили дом на уши. Любознательные близнецы все время путались под ногами, но особое удовольствие доставляло смотреть, как они вьются вокруг Михаила.

Он держал меня за руку весь день. Утаскивал на колени при любом случае, притягивал к себе, пока мы стояли на веранде дома, и преследовал долгими взглядами, когда я оказывалась вне его досягаемости. Ощущение было странным. Я будто нашла здесь не только отца.

Но и его.

Мы вышли с ним на веранду, когда начало вечереть.

— Сколько ты уже здесь? — поинтересовалась я.

— Неделю, — усмехнулся он мне на ухо. — Меня не отпустили, поселили в домике для гостей ждать тебя. Ты не представляешь, как тут тихо! Чего только в голову ни лезло за эту неделю! Много всего передумал, и с отцом твоим говорили тоже много. Он очень хороший, Ринка. Ну, ты и сама видишь…

— А если бы был плохой?

— Я бы не пустил тебя.

— Снова ты… — закатила я глаза.

— Да, — усмехнулся он с грустью. — Но я не считаю, что это неправильно — не желать тебе разочарований.

— Это правильно, конечно. Но разочарования, если они мои, все равно случатся.

Он только сжал меня крепче.

— Я немного сходил с ума…

— Спасибо, что дал время побегать. Знаю, что это стоило тебе многого.

— Спасибо, что признаешь это.

— Я не буду пользоваться этим часто.

— Договорились.

А мы и правда договорились. Вот так незаметно, само собой. Просто он меня отпустил, но продолжал ждать.

— Дети, привет, — послышалось вдруг хриплое от калитки, и во двор прошел Артур, оглядываясь. — Ого, какой дом!

Я вытаращилась на деда. Михаил сжал меня крепче:

— Ты же виски захватил?

— Как и обещал, — кивнул Артур.

На белом снегу дед показался неуместной чёрной вороной… но я вдруг поняла, что очень рада его видеть.

— Привет, — шагнула я к нему в объятья, когда он поднялся на веранду.

— Привет, — улыбнулся он и поцеловал в волосы. — Ну как?

— Хорошо.

Меня затопило любовью близких по самую макушку. В груди щекотали бабочки, в носу постоянно щипало, но было так уютно и тепло, что я просто забыла думать о чем-либо. Все потом.

На ужин приехали мои братья, и я неожиданно осознала себя старшей сестрой в большом семействе. Жена отца искренне улыбалась мне, когда наши взгляды встречались. Я ждала всякий раз чего-то, что приведет меня в чувства, отрезвит, вернет привычный холод в сердце, но этого не происходило. Все говорили друг с другом настолько непринужденно, будто знали друг друга всю жизнь.

И холод наконец отступил. И пусть за окнами кружил снег, у меня ещё никогда на душе не было так по-настоящему тепло.

Но поговорить о главном все же пришлось.

— Я слышал о трагедии с твоей мамой, — глухо заметил отец, когда мы вышли во двор вместе с детворой, решившей погонять в снегу. — Несмотря на то, что мы не виделись давно, было больно…

— Да, — опустила я взгляд, хмурясь.

— Я в курсе, — глянул он на меня, не оставляя более вопросов между нами. — Михаил рассказал, при каких обстоятельствах это все произошло… Знаешь, я рад, что тебе не пришлось обо всем этом мне рассказать. Он молодец, что взял это на себя. Я не виню его.

— Мне не хватало тебя... очень, — смущенно глянула на него, запоздало соображая, будто пустилась в обвинения. — Я не виню! То есть я рада, что ты вообще есть… Это так важно…

— Я знаю, — ответил он на мою улыбку. — Я тоже… тоже очень рад и… очень жаль, что нам не дали шанса тогда. Слушай, но теперь все наладится. — Он осторожно убрал мне волосы со лба, намокшие от снега. — Ты такая талантливая. Врач, художник… Михаил так любит о тебе говорить и так светится в эти моменты… Я не знаю, что между вами произошло, но, думаю, вам стоит попытаться ещё раз. Ты особенная. Для него. И для меня тоже.

Я прижала папину ладонь к своей холодной щеке и шмыгнула носом. Хотелось плакать без остановки.

— Спасибо, — просипела я, и он, притянув меня к себе, согрел в руках. — Мы попробуем обязательно. Я замуж за него выхожу.

— Это здорово.

— И мы ребенка ждем.

— О… А он знает?

— Нет ещё. Я никому пока не сказала, кроме тебя.

— Спасибо, — шептал он хрипло. — Думаю, он будет очень рад.

— Думаю, да. Но как же хорошо, что тебе можно рассказать!

— Я рад это услышать первым, — погладил он меня по волосам.

А я не могла насмотреться, как в уголках глаз отца собираются длинные лучи-морщинки, когда он улыбается. Они давно оставили на его коже длинные борозды, но от этого он казался ещё теплее.

Мы говорили с ним долго. Он не любил вспоминать прошлое. Как жил в одиночестве. Как десять лет не находил себе места после всего случившегося. Звонил маме, искал встреч, просил вернуться и страдал от страшных последствий своих опрометчивый решений и доверия ведьмакам. Но с появлением Милы все поменялось. Она оказалась врачом, попавшим в поселок по распределению.

— ...Она из тех, кого стоило столько ждать, — улыбнулся он тепло.

Я подняла глаза на Михаила у дверей. Наверняка он слышал последние слова, потому что кривил губы в улыбке, а взгляд его был подернут дымкой.

— Мила зовет, — тихо сообщил он. — Мы с ней заключили пари, кто из нас не вытерпит первым. Я проиграл и должен помыть посуду.

Я прыснула.

— Это было нечестно, — усмехнулся отец, помогая мне подняться, и пошел загонять внуков.

— Я чай тебе сделал, — взял меня за руку Миша. — Замерзла?

— Нет, я же ведьма, — сжала я его пальцы между своими. — У меня для тебя новости… маленькие…

— Маленькие?

— Маленькие.

— Насколько маленькие?

— Ну… — И я показала ему небольшое расстояние между подушечками пальцев. — Вот такие на данный момент.

— Очень интересно, — прищурился он пытливо. — Ну рассказывай.

***

Я не мог уснуть. Смотрел на Ринку, сопевшую в одеяле, и безуспешно стягивал улыбку. Мне было непривычно чувствовать себя таким… спокойным, уверенным, наполненным смыслом. Эта девочка дала мне столько всего и сразу, что сложно было поверить. А теперь мы ещё и ребёнка ждём. И она рада этому. Ринка улыбалась, сообщая мне новость, а я о таком и мечтать не мог.

Когда мобильник задергался, я нехотя перевел взгляд на экран и вышел из спальни, чтобы ответить. Я бросил все дела, и единственное, чем интересовался — здоровьем Дзери и делами близких, оставшихся в столице.

— Что там? — спросил тихо, закрывая за собой двери.

— Я тебя хотел спросить, — отозвался Иса.

На заднем фоне послышалось недовольное ворчание кота.

— Хорошо все. Ринка приехала.

— Рад. Наконец-то. Значит, выдыхаем, да?

— Да, — улыбнулся я.

— Дзери выписали.

— Отличная новость. Как он?

— Со вчерашнего дня ничего не поменялось. Ходит уже уверенно. Ринку ждет.

Я улыбнулся шире. Да, Ринка нарасхват. Раднар уже спрашивал, будем ли мы приезжать почаще. Артур всем поведением претендовал на роль активного прадеда, проникаясь делами семьи все больше, и Ринка этому радовалась. И надо было как-то привыкать делиться ею со всеми… Но я пока даже не начал.

— Мы ещё побудем тут.

— Только не останься.

— Вроде нет, — поспешил заверить его я. — Слишком тихо, слишком спокойно. По сравнению с этим местом в моей глуши жизнь бурлит!

При воспоминании о моем разгромленном доме стало не по себе. Артур привез новость, что ведьмаки взялись за приведение округи в порядок, и через пару недель мне вернут и лес, и сад в том виде, какой они имели до всего этого.

Но идея отдалиться даже от этого дома крепла все больше. Может, мне придется взять декретный отпуск — почему нет? А может, вернуться к живописи, оставить себе только свои школы?.. Я думал об этом всерьёз. Оставлю все легальное парням, если пожелают продолжать. С остальным попрощаюсь. Но сначала Ринка. Как будет себя чувствовать, чего захочет… Захочет работать в своем центре — пусть. Я буду рядом, чего бы она ни пожелала.

— Стрелецкого, кстати, выпустили.

— Да, Серый сказал.

Предложили ему что-то интересное, судя по всему. И он принял предложение. Полноценно разделить власть — вряд ли, но в свой круг его приняли, потому что таких врагов лучше держать поближе. Он звонил, но я не ответил.

И не отвечу больше.

— Береги там кота, — улыбнулся я напоследок, глядя в окно.

К утру наметет прилично, вряд ли вообще сможем выехать. А вот побегать в звере по снегу — чистое удовольствие. Думаю, Ринке понравится идея.

— Это он меня бережёт. Возмущается, что не поужинали.

Мы попрощались.

Я посмотрел ещё немного в окно и вернулся в спальню к Ринке.