Замуж за монстра

Глава 3

Я даже не сразу понял, что меня отключило. Вскинувшись, разбудил и Ринку, лежавшую у меня в руках.

— Ты как слон в фарфоровой лавке, — сонно проурчала она.

— Медведь, — прохрипел я, настораживаясь.

Что-то было не так.

Я приподнялся на локте, прислушиваясь.

Дождь… дождь оставил не только запах свежести в нашей спальне. Через открытое окно в занавески бился свежий ветер. И это мешало запаху гари полноценно расцвести у нас в спальне. А когда слух уловил слабый характерный треск, я подскочил с кровати и бросился в гостиную. Но тут же застыл, завороженно глядя, как наша с Ринкой картина тлеет на глазах и разгорается изнутри жрущим её пламенем. Пожарная сигнализация безмолвствовала.

— Что? — изумленный спросила Ринка. — Что происходит?!

И она едва не кинулась мимо меня по лестнице, но я не пустил. Огонь в это мгновение прорвался через плоть холста и ярко вспыхнул, озарив гостиную целиком. И не сказать что не реальный — жаром от него перло вполне осязаемо. Но когда я уже собрался эвакуировать Ринку через спальню, пламя вдруг вспыхнул ярче… и погасло, не оставив дыма.

Ведьма растерянно обмякла в моей хватке, и я оттащил её в спальню и усадил на кровать.

— Ни шагу из спальни, — обхватил её лицо и посмотрел в глаза. — Ты поняла?

— Куда ты? — спросила она хрипло, хватаясь мокрыми ладонями за мои запястья.

— За мобильником. Сейчас вернусь.

***

Много всего пугает ведьм.

Но самое страшное — остаться бессильной перед угрозой чужой силы. Я забыла об этом на секунды, когда попыталась броситься вниз к картине. Хотелось отбить ее голыми руками, лишь бы не отдать кому-то. Кто-то решил, что ему можно подобраться вплотную и уничтожить то немногое, что хранило хорошие воспоминания о моем детстве. В этой картине был весь мой путь к Стерегову. Мне так хотелось быть достойной его, уметь видеть хоть толику так же, как видит это он, и дать ему понять, что для меня это ценно. Я будто учила незнакомый мне язык без учебников и подсказок, потому что было жизненно важно уметь разговаривать на нем. С ним. Это для бездушных ученых не было ничего особенного в том, какая искра горела в подопытном мальчишке-оборотне. Для них он был всего лишь одним из многих. Я же умирала каждый раз вместе с ним, когда он не мог часами подняться с кровати.

Но я никогда не могла дать сдачи за него. Пока была маленькой — не было сил. Сейчас — смелости.

— Оденься, — вошел Михаил в спальню, сосредоточенно глядя в экран мобильного. — Сейчас Иса с Ханом вернутся. — Он поднял взгляд на меня, замер… потом прошел к кровати и опустился в моих ногах. — Испугалась?

Я тяжело сглотнула, сжимая коленки обручем из рук.

— Тебе не стоило надевать мне ошейник… — прошептала.

Он задержался на моем лице пронзительным взглядом, но тут снизу донесся стук в дверь, и Михаил поднялся, подхватил штаны с пола и снова вышел из спальни.

Вот зачем я сказала ему про ошейник? Он же не поймет, что мне в ошейнике страшно и что я действительно испугалась своей беспомощности. А если бы мне нужно было защитить нас обоих? Вдруг бы кто-то решил, что можно уничтожить не только дорогую мне картину, но и Михаила?

Внизу зазвучали взволнованные голоса, а я подскочила с кровати, сгребла разбросанные вещи и бросилась в ванную. Наскоро приведя себя в порядок, отважилась высунуть нос на лестницу. В гостиной уже собралась знакомая компания, только без Стриженного. Суровый ведьмак Хан стоял перед картиной и хмуро на нее взирал. Иса со Стереговым — в центре комнаты. Батист расхаживал туда-сюда между ними.

— Я ему башку оторву! — выругался он приглушенно, но тут же вскинул голову и встретился со мной взглядом.

Остальные тоже меня заметили.

— Это снова мы, — попытался смягчить атмосферу всеобщего напряжения Иса улыбнувшись, но Хан при этом так на меня посмотрел, что ноги осязаемо приморозило к полу, и я поежилась.

— Иди в спальню, — недовольно приказал Стерегов, и я прикрыла глаза, будто от пощечины.

Препираться с ним и отстаивать свое достоинство не время. И я, развернувшись, выполнила приказ. Но, переступив порог, тут же опустилась на пол и обняла коленки, вжавшись спиной в дверной проем.

— Ну что ты там бровями водишь? — громко спросил Батист. — Это Сааг, что там ещё думать?!

— Вряд ли, — тихо заметил Хан, вздыхая.

Не хватает кислорода. А значит он следовал путем огня и искал источник его питания. Интересно, и куда огонь его завел? Со мной вряд ли поделятся такой информацией.

— Я ничего не чувствую. — А это сказал Иса. — Будто не было тут никого.

— Пожарка не сработала, — мрачно заметил Стерегов.

И казалось, что это его напряжение про меня. Они что, правда думают, что это я?

— Хотели бы тебя убить — подожгли бы что-то по-настоящему, — бурчал Батист.

— Ну это понятно. — Судя по тому, как изменилось эхо голоса Хана, он отвернулся от выгоревшей картины.

Непродолжительная тишина дала понять, что в моем присутствии он больше ничего не расскажет.

Я вжала голову в плечи. Ну почему вдруг стало так важно, чтобы мне тут кто-то поверил? Они уже нацепили на меня ошейник, как на преступную ведьму. Только стало вдруг физически больно. В грудь будто кусок льда положили, и он обжег внутренности. Я сжалась, пытаясь перетерпеть, и прикрыла глаза. Меня вдруг коснулись и, не успела я дернуться, подхватили на руки.

— Что такое? — тихо спросил Стерегов, вскинув меня к груди и коротко прижав к себе. — Тебе плохо?

— Это — не я. — Голос дрогнул, хоть я и пыталась заявить об этом твердо.

— Я знаю. — Он вернул меня на кровать и выпрямился. — Твои шмотки вернули. Собираемся и едем.

— Куда? — растерялась я.

— Ты хотела к врачу. Я тебе устроил встречу.

— Я сама…

— Рот закрой, — беззлобно приказал он. — Ты не будешь себя лечить.

— Я буду спорить с твоими врачами, тебе будет стыдно, — процедила я.

— Плевать. Спорь, сколько влезет.

— Мне неприятно, что ты мной командуешь перед друзьями, — проследила я за ним, когда он направился из спальни.

Михаил даже глазом не моргнул. А когда вернулся с моими вещами в пакете, зыркнул на меня недовольно.

— Я не хочу, чтобы все тебя лицезрели такую! — прорычал, швыряя пакет на кровать.

— Какую?

— Растрепанную, зовущую и ещё не остывшую после секса со мной. — Он навис сверху, ввинчиваясь в меня злым голодным взглядом. — Я хочу посадить тебя в комнате и трахать с утра до вечера, а не носиться с этим всем и выворачивать свою личную жизнь на всеобщее обозрение! Поэтому спасибо, что не встала снова в позу!

— Я не виновата, что тебе приходится носиться!.. — зачем-то пререкалась я.

А всё оттого, что его откровенные разговоры о желании, всякое отсутствие деликатности и полное бесстыдство вгоняли меня в ступор. Я понятия не имела, что делать с этим раздевающим догола взглядом и физически осязаемым требованием подчиняться каждую секунду. Даже в одежде я ощущала себя перед ним не просто раздетой, а разложенной на кровати с раздвинутыми ногами.

— Ты виновата! — рявкнул он вдруг на мою попытку подтянуть к себе вещи в пакете. — Виновата в том, что носиться мне пришлось только сейчас, а не десять лет назад!

— Потратил ты их так себе! — взвилась я.

— Зато есть, что тебе предложить! — усмехнулся он зло. — Дед твой теперь суетится меня представить в качестве твоего избранника перед всем высшим кагалом! Нет чести теперь больше, чем явиться перед ними в наморднике и, как он выразился, с чистыми руками! Понимаешь?

— Что? — задохнулась я, раскрывая глаза. — Какой намордник? Он не мог…

— Конечно, не мог! — зло скалился он. — Он же не высший, которому позарез надо мою голову на блюде показать ради выслуги. Вот я и думаю: ему так сойдет, или он все же предпочтет меня обезглавить для надежности?

— Ты думаешь, это мой дед сделал? — понизила я голос.

— Если он полезет, я его убью, — смешался с рычанием голос.

Михаил выпрямился и скрылся в ванной, громко хлопнув дверью.

Я насупилась.

Захотелось броситься за ним, вломиться в ванную и продолжить ругаться, желательно с битьем чего-то хрупкого и звонкого на голове твердолобого медведя! Только Стерегов меня либо убьет, либо снова выдерет до радуги перед глазами. А у него там полная гостиная народу. И ничего я все равно не добьюсь.

И когда меня в последний раз хлестало такими эмоциями, что умные мысли и близко не мелькали даже в слепой зоне? Я пошарила взглядом по комнате в поисках чего-то успокоительного — вазы, к примеру, или лампы. Но в интерьере из подходящего был только пышный зеленый цветок на окне, а его мне стало жалко.

Я походила туда-сюда, потирая ладони. Какие же они были холодные! Взгляд вернулся к пакету с одеждой, и я направилась к нему, намереваясь быстро переодеться. Только в пакете не нашлось моего белья. Черт его знает, что с ним сделал Стерегов. Порвал? Выбросил? И как я…

Только тут тихо щелкнули двери, и я замерла с натянутой на голову футболкой. Стерегов сразу сузил глаза на моей голой груди и напряженно вздохнул. Я же задергалась в футболке, запуталась в горловине и едва не задушилась, пытаясь натянуть ее на себя.

— Ну и что я там не видел? — хрипло потребовал он за спиной и взялся меня выпутывать. И, когда я решила, что мне под силу вспомнить, что я взрослая женщина, а не трепетная малолетка, он добавил: — Хотя, я бы ещё посмотрел, конечно…

— Господи, да что б тебя!.. — дернулась я, и вместе мы, наконец, спрятали предмет его внимания под футболку. Но меня уже взвинтило. Он что, решил, что так удобнее, если с меня не придется стягивать трусы?! — Где моё бельё? Как я буду носить это?! — Я развернулась и указала ему на грудь, неприлично обтянутую в месте торчащих сосков, но понимания проблемы на его морде не обнаружила. Наоборот, Стерегов повернул голову на бок, изучая открывшийся вид с нездоровым интересом.

— Твоё бельё не вывезло вчерашнего дня, — нахмурился он и тяжело сглотнул, поднимая взгляд к моему лицу. — Если бы я не боялся того, что ты тоже можешь не вывезти, я бы тебя сейчас снова выдрал…

Я замерла на пару вдохов, раскрыв глаза и сжав плечи, чтобы хоть как-то спрятаться от его горящего взгляда, и быстро удалилась в ванную. Стерегов проследил за мной с раздражением. Но меня испугало не то, с каким голодом он смотрел. Наоборот. Мне даже захотелось этого сейчас. Секс с ним не оставлял вопросов. А вот жизнь пугала до чертиков. Идиотизм, конечно, для той, которая собиралась отправиться на расправу вчера. Но Стерегов прав — я совсем запуталась, и это глупое решение показалось мне самым умным. Теперь же жизнь продолжилась. И то, что мне нужно одеться и куда-то сейчас выйти, сбивало дыхание, путало мысли и будто стирало меня в пыль.

Кто я теперь?

Я вообще никуда не выходила последние годы, кроме как на работу. А тут вдруг не стало ежедневной рутины. Нет пациентов, которые давали самый простой и важный смысл. Нет Тахира, которого я вымоталась спасать и любить. Даже Артура у меня нет, потому что Стерегов ему не доверяет и обещает убить. И теперь меня ждала какая-то неизвестная жизнь там, за порогом, единственная определенность в которой — Михаил. С его необузданными страстями и почти безграничной властью. Что мне делать с ним? А что мне делать с собой? Лучше всего мне удавалось жить в одиночестве. Я слишком долго была одна. Тем временем, даже у Стерегова были друзья.

Натягивая джинсы на взмокший голый зад, я думала о двуличии Михаила. Интересно, друзья в курсе, какой Стерегов бездушный монстр временами? Естественно. Закрывали глаза? Предпочитали не лезть? А, может, содействовали? А кто их осудит? И не все ли мне равно?

Я выпрямилась и глянула в зеркало. Давно не видела у себя такого цвета лица. Губы искусаны, глаза блестят, от привычной бледности не осталось и следа…

Не все ли мне равно?

А что от него было ожидать? Зверь, вырвавшийся на свободу, усеял свою дорогу трупами. Что он выучил за свое детство за решеткой, полное боли и издевательств? Удивительно, что, продолжая удовлетворять амбиции, Стерегов нашел время свету в своей душе — учился, стал художником, открыл благотворительные школы искусств для приютских детей.

Он разделил в себе две ипостаси не только потому, что оборотень. Это спасало ему рассудок. Только человеческая его часть несла смерть и опустошение, решая вопросы силой и устрашением. А звериная хранила мягкую кровоточащую сердцевину, скрывая настоящего Стерегова. Того самого, которого я знала с детства. И каждая ипостась ему жизненно необходима. Не зря у него два имени. Ведьмаки сами вырастили эту угрозу, сами дали ей силу. А теперь пытаются обуздать, усмирить, сотрудничать… Видимо, прибить не выходит.

Когда-то ненависть к ученым и высшему свету стала самым главным моим смыслом. Но Стерегов никогда его не поощрял. Я злилась, рыдала, готовилась биться за него со всем миром, а он вручал мне кисть, краски и давал задания… Тогда. А сейчас надел ошейник и поставил метку избранной.

— Ты долго тут будешь сидеть? — прозвучало раздраженное позади, и я вздрогнула, оборачиваясь.

— Мне стоило к тебе вернуться… — прошептала сдавленно и испугалась собственных слов.

И не зря. Михаил медленно приблизился ко мне, не выпуская из своего цепкого внимания.

— Мне плевать, чем ты тут себя оправдала, что решилась высказать мне это в лицо, — заговорил он со злостью. — Если думаешь, что я преисполнюсь радости от твоего запоздалого озарения, то ты — идиотка. Эти твои отложенные сопли-слезы только злят и незатейливо оттеняют твою глупость. Ненавидишь меня за убийство родителей — ненавидь уверенно и непреклонно! А то я теперь вообще не понимаю, какого черта сдыхал по тебе десять лет, когда тебе, оказывается, стоило вернуться!

И какую я там жизнь себе нарисовала? Действительно, идиотка.

— Зато тебе теперь есть, кому бесконечно можно это высказывать, — вздернула я нос. — Зачем мне тогда вообще шмотки, если все твои намерения на мой счет умещаются между двух слов — «унижать» и «драть»?

— Всегда успею, — зарычал он, теряя самообладание.

Это было несложно понять — зрачки его сузились, и на передовую явился медведь — реветь и запугивать меня. Потому что очень боялся, что придется показаться во всей красе, срывая баррикады. А я и забыла, что у Стерегова с этим беда. Мне так осточертело кого-то спасать! Я потратила все силы на Тахира и его семью, а теперь с упоением дергаю чеку гранаты, которую мне вдруг вручили в руки. Я дернула посильней:

— А я? Что я успею между сменой твоих настроений?

— Собраться и направиться к выходу! — рявкнул он так, что могло показаться, что я доигралась. Но самообладание Стерегову не отказало. Он развернулся и вышел из ванной: — У тебя семь минут!

Что будет через семь минут, я не стала выяснять. Надела куртку и, застегнув молнию под горло, вышла из спальни. Кеды нашлись внизу у лестницы. В гостиной уже никого не было, и я позволила себе осмотреть место, где висела картина. Ее на стене не было, но и следа от пламени — тоже. Понятия не имела, что это могло быть за колдовство… Проще всего сотворить такое было бы мне. В картине слишком много «меня» — прикосновения, мысли, энергия. Даже спустя годы она хранила концентрацию моих эмоций. Но я этого не делала. Стерегов не мог ввиду очевидных причин — он был со мной. Да и зачем ему?

Судя по его друзьям-ведьмакам, в дом так просто ничего не протащить. Не думаю, что у Хана остались щели, в которые можно просунуть столь убийственное заклинание. Поэтому, думать здесь было можно лишь на тех, кто допущен к Стерегову лично. А круг небольшой. Стриженный? Слишком очевидно, он бы не стал так подставляться. Не дурак же. Раз он в компании Стерегова, то точно не идиот. Остаются трое — Иса, Хан… и снова я. Но я с ошейником, Иса — настоящий друг…

— Это не я, — послышалось рядом, и я дернулась, отскочив к стенке.

Хан стоял рядом, смущенно наблюдая за произведенным эффектом. Но успокаивать меня не спешил.

— И не я, — посмотрела на него исподлобья. — Вы же сами надевали ошейник.

Но что-то его будто не устроило. А ошейник внезапно потеплел и продолжил стремительно набирать температуру. Я раскрыла широко глаза, задержав дыхание, Хан же смотрел безжалостно и непреклонно, продолжая пытать. Когда из горла вырвался сиплый стон, меня вдруг что-то отгородило от ведьмака, и я закашлялась, хватаясь мокрыми ладонями за горло.

— Что ты делаешь?! — прорычал угрожающе Стерегов.

— Я должен быть уверен… — начал было сурово Хан.

— Убирайся! Мне не нужна больше твоя помощь!

— Михаил…

— Уходи!

— Прости, что позволил себе это, — повысил голос Хан, — но никто больше не мог!

— Значит, тем более не нужно быть со мной рядом! — рявкнул Стерегов. — А то вдруг она сможет что-то ещё!

Стерегов обернулся, подхвати меня под руку и поставил на ноги. Его тяжелый взгляд прошелся по моему лицу и спустился на горло. Я задышала чаще и судорожно втянула воздух, пытаясь сдержать прорвавшиеся слезы.

— Тебе больно? — потребовал он сурово. Я мотнула головой. Мне было страшно. До того момента, как Стерегов закрыл собой. — Пошли.

И он взял меня за руку и повел из дома.

— Мы в больницу? — сипло спросила я.

— Тебе плохо? — насторожился он. — Я же спрашивал тебя!..

— Мне не плохо! Ты сам говорил, что записал к врачу! — выпалила я и закашлялась.

Стерегов вывел меня на воздух и, поднеся к уху мобильник, потребовал воды.

— А ты хочешь сегодня? — сощурился, опустив трубку.

— Нет, — мотнула я головой.

На улице было сыро, но воздух пах очень вкусно. Территория дома утопала в зелени с ее идеальными газонами и глянцем вечнозеленой палитры, блестящей от воды. Лишь немногие кусты и деревья поменяли цвета на осенние, разнообразив цветовую гамму, но большинство так и застыло в лете.

Я задержалась на веранде, делая глубокий вдох. Здесь показалась гораздо уютней. В одном ее конце находилась уютная зона с диванами и очагом. Теплые пледы, цветные подушки и жёлтые лампочки казались вообще чем-то чужеродным. Но я вспомнила друзей Стерегова и подумала, что Иса сюда вписался бы отлично.

— Ринка, — притянул к себе Михаил, и я моргнула, с удивлением обнаруживая себя в его руках. Запоздалый мороз прошел по коже. А Стерегов пристально всмотрелся в мое лицо: — Он тебе больно сделал?

Я кивнула.

— Он очень дорожит тобой, что… даже… — блеяла я.

— Я сам буду решать, кто и чем тут будет дорожить. — И он протянул мне стакан воды.

— Ну конечно, — прошептала я и принялась жадно пить.

— Тебя здесь никто больше не тронет, — с нажимом пообещал он. — Этого не должно было случиться.

— Да попроси ты, мать твою, прощения, и поехали уже хоть куда-нибудь! — вспылила я, топнув.

— Смысл?.. — начал было недовольно он, но я перебила:

— А ты попробуй!

Он вздернул бровь и неожиданно покладисто кивнул:

— Прости. Прости, что доверял другу и не допустил мысли…

— Тебе повезло, что ты доверял.

— Ещё раз перебьешь меня… — опустил он голову, устрашая взглядом.

— И что? — сложила я руки на груди.

Стерегов усмехнулся… и неожиданно запустил мне лапы под куртку, легко пробравшись под футболкой до голой груди. Я взвизгнула и попыталась вывернуться, но он лишь удобнее прижал меня к себе спиной и пустился в бесстыдную ласку. Кожу на шее согрел поцелуем, но его следы тут же слизал прохладный ветер, пустив по коже волну мурашек. Соски затвердели, остро реагируя на бесстыдные прикосновения.

— Да пусти ты! — злилась я.

Но ни укусить, ни ударить не выходило. Я только хватала ртом воздух, отчего грудь металась туда-сюда, усиливая ощущения.

— Ну не убивать же тебя за дерзость, — усмехнулся Михаил мне в затылок.

— Представляю, как тяжело тебе это дается, — сопела я недовольно, всем видом демонстрируя неприязнь. — Я уже поняла, что ты можешь везде.

— Ты снова все поняла неправильно, — выпустил он меня и забрал стакан, — но это уже не удивляет.

Я зло одернула куртку, проследив, как он спускается со ступеней, и направилась следом. Кожа все ещё горела под футболкой, и это чувство хотелось стереть! В груди аж пекло от обиды.

— А Марину ты тоже так хватал? — потребовала я, усаживаясь на переднее сиденье машины в открытые для меня двери.

— Я не знал, — склонился Стерегов ко мне, довольно усмехаясь, — что облапать тебя вот так принесет столько удовольствия. Даже то, как ты ревнуешь, не так нравится.

И он аккуратно закрыл дверь, оставляя меня ненадолго негодующе сопеть в тишине. Успокоиться времени не хватило.

Стерегов вывел машину за ворота и направил по узкой улочке, а я принялась рассматривать дома. Понять, нравится ли мне здесь, было непросто. Я разучилась спрашивать себя о том, что мне нравится.

Помнила, что работа доставляла самое большое удовольствие. А ещё нравилось, что мужчины задерживали на мне взгляды. Они считали меня привлекательной, пялились на ноги и нередко терялись, глядя в глаза. Но никто не пытался знакомиться.

Однажды я набралась смелости и спросила об этом мужчину, который показался привлекательным. Он не упускал возможности остановить на мне взгляд, когда я проходила по коридору, но, как и все, даже не пробовал познакомиться. Мужчина тогда растерялся от вопроса, но, подумав, уверенно заявил, что такая женщина просто не может быть одинокой. «Даже вслед вам страшно смотреть. Кажется, что уже за это пристрелят по-тихому», — сказал он, смущенно улыбаясь. Я тогда глупо улыбнулась в ответ и пошла дальше, мысленно поставив мужику диагноз. Но тот мужик будто не ошибся.

Я ни с кем не делилась этим, только с психологом. Но он — не друг, душевной пустоты не заполнит.

— Нравится?

Я моргнула, возвращаясь в реальность.

— Не знаю, — прерывисто вздохнула и тревожно глянула на Михаила.

Он хмуро покачал головой.

— Что ты любишь, Ринка? Начни с чего-то…

И мне стало жизненно важно ответить правильно, будто пришла сдавать Стерегову экзамен за десять лет жизни.

— Люблю пиццу «Маргарита», горячую ванную с солью и розовым маслом и рисовать акриловыми красками на морских камушках…

С его губ слетел изумленный смешок.

— …Я знаю, что ты не любишь акрил, — насупилась я.

— Я не рисовал им на камнях, — покачал он головой, не отрываясь от дороги. — Ринка, ну как ты могла так?

— Что? — насторожилась я.

— Почему ты не искала себе никого? — бросил он на меня взгляд. — Тахир не в счет.

— С чего ты взял? — нервничала я.

— У тебя не было никого. Ты занималась сексом с мужчиной один раз в жизни. И это был я.

— Не твоё дело, — сдавленно бросила я, отворачиваясь.

— Тебя послушать, вся ты сплошное «не мое дело», — быстро завелся Стерегов. — Утомила.

— Ну какие мои годы! — бросила зло.

— Мне кажется, или ты пытаешься шутить на тему твоей мне принадлежности?

Я и не заметила, что он притормаживает у обочины. А когда наши взгляды встретились, я только вздернула бровь:

— Правда? А зачем тебе такая дура? Уверена, ты считаешь себя достойным большего.

Взгляд Стерегова стремительно темнел.

— Ты — моя дура, — процедил он.

— Нет, Миш, я лично точно достойна кого-то другого. Мне нравятся мужчины, которые не унижают меня, не ставят под сомнения мои умственные способности при каждом удобном случае. — Стерегов слушал, опустив низко голову, а сам уже дотянулся до моей шеи и медленно обвил ее пальцами. Но я не обращала внимания, машинально перехватывая его запястья. — Сам подумай. Если ты считаешь себя умнее, проницательнее и увереннее в себе, то что мне, такой убогой, делать рядом с тобой?

— Притворяться убогой очень соблазнительно — я понимаю, — он потянул меня к своему лицу, — но соскочить не выйдет, дорогая. И жалости от меня ты не дождешься.

— Куда уж мне… — только выдохнула, как он жадно впился в мои губы.

И так неожиданно трогательно, нежно, внимательно, что я задохнулась от непонятных эмоций и ответила на поцелуй. Как же захотелось принять этот его порыв за утешение и заботу, обмануться, поддаться иллюзии…

Михаил отстранился так же уверенно, как только что целовал. Поставил точку в своем порыве серьёзным долгим взглядом и взялся за руль. А я так и осталась сидеть с горящими губами, не имея шанса стряхнуть с себя оцепенение. Отвернуться стоило сил.

Мы долго ехали молча. Но тишина не давила. Стерегов хоть и обещал не жалеть, но сделал своим порывом что-то такое, что меня успокоило.

«Ты же психолог, Катя!» — шлепала мысленно себе по щекам. Почему все мои ученые степени теряются, когда речь касается Стерегова? Он то погладит, то отхлещет! Банально же все! Хотя… нет. Он просто не пускает меня к сердцевине, опасаясь, что причиню новую боль. Огрызается, ревет, отгоняет. Но тут же притягивает обратно, не желая отпускать от себя далеко. Только знание причин никак не приближает к решению проблемы. Как со Стереговым можно вообще что-то решить?

— А… куда мы? — спохватилась я.

— За котом.

— За… кем?

— Ты сказала, что у меня нет кота, — совершенно серьёзно напомнил он. — Поэтому мы едем его заводить.

Я тяжело сглотнула. Своевременно я вспомнила о своей квалификации. Что не помешало тут же о ней забыть:

— Ты серьёзно? Нам не хватает сейчас кота?

— Ты какую породу предпочитаешь? — сводил он меня с ума.

— Не знаю, — дышала я все чаще. — У меня не было никогда…

— Ты назвала меня безответственным, — перебил он, явно получая удовольствие от того, что я нервничаю.

А я и сама не понимала, почему так завожусь.

— Ну не мстить же мне за это котом! — воскликнула, надеясь его образумить. — Ты все же шутишь…

— Я похож на того, кто шутит? — глянул он на меня, как на истеричку, и надавил на педаль.

— Миша, кот — это как ребенок, — пыталась выровнять дыхание я. — Мы не сможем его выбросить, если что, а если разойдемся, его придется делить…

— Вы оба останетесь со мной. Что тут делить?

— Выбор кота займет время. Нужно изучить все…

Михаил сжал зубы, качая головой:

— Изучим по ходу. Я хочу, чтобы ты научила меня ответственности. И кота.

Он просто лучился довольством. И становилось понятно почему — расшатывать меня и сталкивать носом с жизнью доставляло ему злую радость. Для меня же это все было пугающе. Кот — это дом, жизнь, годы вместе! Это планы! Планы на нормальную жизнь! Какая нормальная жизнь может быть со Стереговым?!

А что такое вообще эта «нормальная жизнь»?

— Не терпится узнать, — вдруг ответил он на мой последний вопрос, который я высказала вслух.

— Мне не нужен кот!

— Мне нужна ты! — припечатал он.

Я задохнулась воздухом и возражениями, а Михаил добавил дерзости в стиль езды, и я растопырилась в салоне, чтобы меня не мотало по сиденью. Кажется, разговоров было достаточно. Но стоило замолчать, в салоне становилось тяжело дышать от подчиняющей энергетики зверя. Он не смотрел на меня, не касался и будто вообще обо мне забыл. Но меня продолжало раскатывать по сиденью от его запаха, вида, уверенности… Когда он вдруг опустил все окна в салоне, давая доступ воздуху, я поняла, что не одна задыхалась от нашей близости.

— Кофе хочешь? — напряженно спросил Михаил.

— Да, — поспешила я согласиться.

Город звучал сегодня по-особенному — пустотой. Звуки его жизни перестали быть аккомпанементом ко мне прошлой, полной каких-то важных целей. Теперь я будто вернула себе слух. Ещё и Стерегов взял за руку и повел в какое-то кафе. Меня никогда не водили за руку по городу…

— Внутрь или на веранде? — спросил он.

— На улице.

Молчать с ним нравилось все больше. По крайней мере, хотелось перевести дух. День показался невероятно длинным. Но долго я не выдержала.

— А чего ты хочешь? — подняла на него взгляд, когда нам принесли кофе.

По крайней мере, сидеть со Стереговым на воздухе по разные стороны стола казалось чем-то новым и вполне безопасным. Он ведь не станет лапать меня под футболкой на людях.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился он раздраженно.

— Ты постоянно спрашиваешь, чего хочу я. А сам?

— Безопасности, — даже не задумался он. — Для тебя и наших детей. Возможности просто жить, не оглядываясь и не опутывая себя паутиной магической защиты, прежде чем высунуть нос из дома.

— Детей? — опешила я. — Я тебе сказала…

— Кота, — раздраженно перебил он. — Безопасности для тебя и нашего кота.

— Я не буду рожать твоих детей, — вздернула я бровь, слишком обманувшись ощущением призрачной безопасности.

— Будешь, — откинулся он на спинку стула. — Я хочу двоих. А лучше троих.

Я знала, что можно упираться, сколько угодно, но если этот мужчина что-то решил, я точно не найду сил встать у него на пути. И мне надоело бессильно биться у него в лапах, вынужденной исполнять все прихоти:

— Ты — генетически изуродованный представитель своего вида, — вперила я в него взгляд. — Сложно гарантировать, что твои дети не пострадают от последствий мутаций. Да и с безопасностью всё не так просто.

И в следующую секунду в его ладони лопнула чашка…

К нам бросился официант, но Стерегов рявкнул ему убраться и вернул на меня горящий взгляд. А мне захотелось позвать на помощь. Все равно она понадобится — мне или ему. Но я даже вздохнуть боялась. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем Михаил медленно потянулся в карман брюк и плавно выложил на стол карту.

— Десять-ноль-восемь, — пододвинул ее ко мне, поднялся и быстрым шагом направился прочь.

Я шумно выдохнула и часто заморгала, тяжело сглатывая. Десять-ноль-восемь. Это же мой день рождения! Пароль на карте Стерегова — мой день рождения!

А он ушел.

Я осмелилась повертеть головой, ожидая увидеть его где-то неподалеку, но его не было. Когда ко мне приблизился официант, я извинилась и расплатилась за кофе. Но покинуть кафе не решалась. Нет, меня не придавило чувством вины, хотя могло бы. Что бы ни говорил Стерегов, не стоило его так жестоко осаживать. Если бы он был моим пациентом, сегодняшнюю терапию можно было бы считать провалом и ждать выговор от начальства, жалобы пациента или вызова на допрос по факту суицида.

— И что мне, черт возьми, делать? — выругалась я себе под нос.

Он что, на самом деле уехал?

Я вышла из кафе и направилась к месту, где Стерегов бросил машину. Автомобиля тоже не было. Оглядевшись, я сложила руки в карманы куртки и, растерянная, побрела по тротуару куда-то вперед. Очень странное чувство — ни мобильника, ни трусов. Ветер трепал волосы, ввинчивался под ворот футболки и вынуждал ежиться. Без силы я зябла даже при слабо плюсовой температуре, как обычный человек. Стерегов что, выкинул меня на улицу? Просто оставил банковскую карту и уехал? Не мне было учить его ответственности. Я вытащила его кредитку и, согнув пополам, выбросила в ближайшую мусорку.

Тело привыкало к холоду, и уже через тридцать минут быстрого шага я чувствовала себя в тепле. И в полном отчаянии. Звуки города окружали плотным коконом, и мне все больше казалось, что меня прежней нет. Я ведь не могу вернуться на территорию Института. Сейчас, когда идет следствие по факту кражи нового препарата, в безопасности я могу быть только у Стерегова. Может, добраться до Артура? Но…

Михаил вряд ли это одобрит.

А мне важно, чтобы он одобрил?

Да и Артур в курсе, раз звонил Стерегову. Может, сам меня и сдал, чтобы я не отправилась в отделение с повинной. А Тахир…

Тахир бы не причинил мне вреда намерено. Артур просто использовал его, чтобы не касаться руками самому. И не обвинить деда в беспринципности — он выбирал меньшее зло. Но и это «меньшее зло» меня не выдержало.

Била дрожь. Я совершенно потерялась в пространстве и в себе. Не стало никого рядом, кто бы дал определенность. А почему мне стал нужен этот кто-то? Что мне делать? В прошлое не вернуться. Будущего у меня нет.

Я шла по ярко освещённой улице вдоль домов, кофеен, магазинов и скользила взглядом по своему новому миру. Что делают люди, когда теряются?

Просят помощи, спрашивают направление, ищут дом.

И где же мой дом?

Я облизала пересохшие губы, огляделась по сторонам… и выбрала направление.