Глава 8

Уснуть так и не удалось.

Михаил ушел из дома, а мне хотелось кинуться следом. Казалось, я снова лишь смотрю, как его следы смывает дождем, и ничего не делаю. Но разум опять победил сердце — ему нужно побыть одному. Не всё сразу. Мы слишком долго справлялись так, как умели — в одиночку. Тем более он. Я никогда не давала ему понять, что могу помочь. Он не любит во мне врача, не хочет его слушать. А другие роли ещё не пришлось освоить…

Только в обществе друг друга нас обоих швыряло в самые темные страхи и страсти, а помочь было некому. И я не пойду за ним. Не сегодня.

Я спустилась вниз и прислушалась. Идеальная тишина. Даже не шепчет ничего, не шелестит сквозняком, не стучит дождем в окно. Просто ждет.

В кухне оказалось немного уютней, чем в гостиной — тут шумел чайник, еле слышно жужжал холодильник и журчала вода в кране. Но этого всего было недостаточно. Мне впервые в жизни хотелось говорить, а было не с кем…

— Мррр? — вопросили вдруг сонно откуда-то сверху.

Я аж вздрогнула от неожиданности.

Оказалось, Дали, за неимением собственного места, облюбовал угол у раковины, к которому примыкал теплый бок холодильника.

— Ты ж наш беспризорник, — посетовала я, машинально проверив, есть ли у него еда с водой. Дали сонно моргал, с интересом наблюдая за мной. Чем не слушатель? — Миша ушел…

— Мррр? — Собеседником кот оказался отличным — вышел из угла и уселся на столешницу, с интересом заглядывая мне в глаза.

— Ну что я могу тебе сказать? Мы очень разные. И мы несчастны. Не знаем, как помочь себе и другому. А Миша ещё и изувечен…

Под деловитое ворчание кофеварки я зевнула и медленно двинулась взглядом по кухне. Как же тут не хватало тепла и уюта — корзинки для кота, цветов на подоконнике, мягкого дивана с подушками и пледом и деревянных стульев. Пусто тут…

Я взяла кофе, позвала Дали, и уже было направилась из кухни, когда в кармане штанов зажужжал мобильник. Номер был неизвестным. Глянув на часы, я совсем растерялась. Ну кто может звонить в полночь?.. Аппарат уже затих, а я продолжала смотреть на сообщение о пропущенном звонке. Интуиция подсказывала, что ничего хорошего этот звонок не несет, но время у меня в жизни такое — что ж поделать? Ничто не несло мне сейчас хорошего…

Я надавила на вызов и принялась слушать. Звонок приняли, и я услышала тихий и, черт бы его побрал, родной голос:

— Кать…

— Черт, — выдохнула я дрожащим голосом, возводя глаза к потолку и шмыгая носом. — Тахир…

— Его нет рядом? — поинтересовался он, имея ввиду Стерегова.

— Нет.

Слышала, Тахир тоже выдохнул с облегчением.

— Что с тобой? Как ты? Я ничего не могу добиться от Артура…

Я сползла по стенке до пола и вжалась в угол спиной, подгребая под себя ноги. Тахир что, чувствует вину?

— Кать, не молчи, — потребовал он.

— Почему ты мне звонишь?..

— Мне не всё равно, что с тобой. Это я сделал. Я указал на тебя Стерегову, подставил, чтобы спасти Артура… — Последовал напряженный вздох. — Он говорит, что и тебя. Но я ему не верю.

Я потерла переносицу. Обычный казалось бы звонок снова грозил обернуться катастрофой. Я была уверена, что развела Михаила с Тахиром навсегда. Но нет. Тахир — рыцарь порядочный. Он никогда не примет тот факт, что его вынудили сдать меня Мише. Считает, что должен мне, и это было очень плохо. Самое правильное было бы сейчас наврать Тахиру с три короба, но он же не поверит. Наорать на него, чтобы оставил в покое — не простит себя. Что мне ему говорить?

— Я не хочу больше думать о тебе, — обреченно выдохнула я. — Я — не твоя ответственность.

— Ну я же был твоей, — усмехнулся он. — И ты меня никогда не спрашивала.

— Потому что могу. А ты нет. Если ты ещё раз мне позвонишь, я тебя заколдую. И будешь мне тапочки приносить в зубах. А ты, если я не ошибаюсь, нужен семье…

— Кать, перестань.

— Ну как мне тебя теперь убедить, что со мной все нормально?

Он помолчал.

— Катя, если тебе что-то понадобится…

— Жизнь за меня отдать?

— Все так плохо?

— Все так правильно! — взвыла я, злясь. — Не звони мне больше, пожалуйста! Я бы никогда тебя не позвала! И ты меня — тоже! Не нужно мне делать одолжение, понял? Возьми себя в лапы, в конце концов! То, что сделано — сделано! Не скули!

— Катя, — угрожающе прорычал он, задыхаясь, — не дури! Если тебе нужна помощь, кто ещё тебе поможет?!

Я растерянно замолчала, но тут на колени влез Дали и принялся громко урчать в трубку Тахиру. С губ слетел смешок, а на душе вдруг стало тепло.

— Что это? — насторожился Тахир.

— Наш со Стереговым кот.

— Ваш?..

— Да. Мы кота завели. Он уличный, худой. Возили его к врачу, теперь лечим…

— Кать, ты серьёзно?

— Ну ты же меня слышишь? — усмехнулась я.

Он шумно вздохнул, раздумывая, как повернуть мой допрос дальше, чтобы выудить у меня крик о помощи.

— А где он сам?

— Ушел в лес.

— Так у вас правда отношения?

— Правда. Я люблю его очень.

Как же стало легко! Я принялась играться с котом, посмеиваясь, а Тахир всё более озадаченно молчал в трубке.

— Ты либо научилась врать даже мне…

— Я научилась говорить тебе правду, — улыбнулась я, понимая, что выиграла и эту нашу партию.

Последнюю.

— Как Марина себя чувствует? Вы обратились к врачу?

— Хорошо все, — напряженно вздохнул он. — Нет пока.

— Не тяните. И пообещай мне, пожалуйста, что ты не влезешь больше в дела моего деда, как бы он тебя туда не тащил. Обещаешь?

— Желания не было, — не соврал мне он в свою очередь.

— Ну вот и славно. И Тахир, Стерегов к тебе дико ревнует. Узнает, что ты мне звонишь, убьет обоих.

— Ладно, — недовольно проворчал он. — Но если что…

— Я тебе позвоню, — снова не соврала я, зная, что никогда этого не сделаю. — Спокойной ночи, Тахир.

Я выдохнула и прижала к себе кота вместе с мобильником, улыбаясь:

— Ты ж мой умница, — шептала, начесывая Дали за ухом. — Уделали большого волка! Да мы с тобой — команда! Пошли!

Мастерская Михаила встретила такой же тишиной и теменью. Я пошарила ладонью по стенке, нащупывая выключатель. Пришлось устроить световое шоу со всеми вариациям освещения, пока я нашла одиночную подсветку рабочего места в центре. Кот слез с рук и принялся обследовать новое подозрительное место, а я осмотрелась обстоятельней. Все здесь у Миши убрано, разложено по полочкам и в завидном порядке. В этом он не изменился. Ну, ничего не поделать — придется ему подвинуться, раз сам пустил ведьму в свой дом. Я в плане порядка в мастерской — настоящее бедствие. Хорошо, что он мою комнату не видел в общаге.

Я принялась хозяйничать, отвоевывая у педантичного художника Стерергова пространство для себя. Отрегулировала стул, поставила мольберт поменьше, выбрала холст. Сначала небольшой, но, подумав, притащила холст побольше. Потом долго смотрела то в темное окно, то на холст, по дурацкой привычке кусая кончик тонкой кисти… Надо будет купить Стерегову новую, но он все равно будет ворчать. Губы расплылись в улыбке, и я потянулась за тюбиком краски…

Как же это невероятно — выдавливать первую порцию масла на палитру! В этот момент стирается все — кто ты, где, когда, чего добился. Перед тобой — чистый лист, неизведанная дорога, новая история и приключение. И никогда не знаешь, чем оно кончится. Оставит тебя разочарованным или довольным, полным грусти или раздражения от недосказанности. Но неизменно наполнит чем-то особенным — теплым, как осеннее солнце, сладким, как запах молока с медом и воздушным, как пух одуванчика. Оно смешается внутри, зазвенит колокольчиками и прольется красками на пустую поверхность холста. И неважно, что в конце. Главное — здесь и сейчас. А сейчас мне хотелось вернуть Михаилу хоть что-то из того, что не смогла удержать вместе с ним. И я обмакнула кисть в краску и принялась рисовать.

Шли часы. Тишина наполнялась шорохом кистей, запахом кофе и урчанием неугомонного кота на соседнем стуле. Я укутала его в свою кофту, потому что мне стало жарко. Пальцы горели, слипались от краски и постоянно взмокали от переживаний. Волосы лезли в глаза, и не было никакого шанса скрутить их так, чтобы не выпачкать — не до них! Губы невозможно саднили, потому что я искусала их нещадно, но я почти не прерывалась. Как же давно мне так не рисовалось! Свободно, легко — как дышать, слышать, жить…

Когда за окном посветлело небо, я выпрямилась, разминая спину, и зевнула, понимая, что ничего не смогу больше. Чувствовала себя так, будто и правда начала жизнь заново. Даже подумалось, что мне хотелось бы остаться вовсе одной. Так привычней. Уехать куда-нибудь, сбежать… аж в груди защемило, так захотелось! Но тут же оглушило тоской, и я сползла со стула. Кот сонно муркнул, когда сгребла его вместе с кофтой и прижала к себе, пытаясь пережить это чувство. Я вышла на веранду, постояла в утренней тишине и подышала воздухом. Ну где Стерегова носит? Что он там себе надумал? Но стоять на улице оказалось холодно. Я направилась в спальню, залезла под одеяло, и мы уснули вместе с котом…

***

Вопреки ожиданиям, я просто ходил по лесу. Не метался, не рвал стволы в агонии злости и отчаяния… Меня наполнило необъяснимой грустью, и я просто шел по лесу, лишь изредка недовольно ворча. Никогда не чувствовал себя настолько нормальным зверем. Мой медведь не отличался хорошим характером. Обычно он вырывался из нутра и долго бесился, избавляясь от накопленного. Бывало, я совсем забывался в звере, находя себя под утро в центре какой-нибудь изуродованной поляны. Но сегодня я не потревожил даже воды в озере, хотя обычно падал в него с разбега, обдирая шкуру о прибрежные елки. Сегодня я заглянул в воду осторожно и долго смотрел на отраженное в нем небо.

Меня сжирала мысль, что мне стоит отпустить Ринку…

Она вечно что-то кому-то отдает, приспосабливается, тратит силы и рискует жизнью. Я смотрел вчера в ее глаза и видел птицу, которая бьется в клетке. Да, она, может и запоет, и перьями порадует, но она — невольница.

Нет, я помнил, что мне нужно ее спасти и не позволить ведам ее осудить. И я сделаю это. Но держать силой? Не могу. С нее, конечно, станется принести себя в жертву ещё и мне. И как же захочется это жертву принять!.. Но мой доктор-ученый был прав — Ринка и правда лечит меня лучше всяких препаратов. В башке прояснилось, в душе — улеглось, зверь присмирел, и вместе мы лежали полночи под елью и смотрели на озеро. Как меняет оно цвета с приходом рассвета, как тускнеет звездная рябь на его поверхности…

К дому я вернулся, едва рассвело, и с удивлением обнаружил Ринку на крыльце. Она стояла, ежась в обнимку с котом в кофте, а сама всматривалась в мой сад. Неужели ждала? Уголки губ дрогнули в улыбке, и я почувствовал, насколько же завораживает эта картинка и как хочется отдаться иллюзии. А потом мне подумалось, что я довел Ринку до бессонницы, и она ходит по дому в поисках меня, как своего самого большого страха, и просто не может спать. Как и я.

Дождавшись, когда она вернется в тепло, я последовал через некоторое время за ней. В доме было тихо, но пах он очень непривычно, будто правда ожил. Ринка хозяйничала здесь вовсю. Ее свежий запах вился кружевом по комнатам, рисуя мне карту ее ночных передвижений. Сначала меня порадовало, что у нее есть аппетит. А это навело на мысль, что, может, поспешил я со своими диагнозами, и ведьма моя вовсе не страдает? А потом я вошел в свою мастерскую и остолбенел.

Ринка не страдала. Она рисовала всю ночь напролет. Билась в мастерской моим сердцем, разгоняя здесь сумрак своим деятельным хаосом, но как же это было прекрасно! Я медленно приблизился к картине и завороженно опустился на стул, разглядывая холст. Тяжесть ночных решений все больше казалась неуместной и эгоистичной, пока взгляд скользил по сюжету ее набросков. Ринка рисовала новую картину о нас взамен той, что сгорела в моем доме. Только не было уже ни клетки, ни бледных и несчастных детей в центре сюжета. Мы стояли в лесу. Она — в белой сорочке и все также на носочках, трепетная, стремящаяся ко мне. Меня она планировала нарисовать без одежды. По наброску было не понять, возьму ли я ее за руки по итогу, но я увидел в этом принятие — меня как зверя, а себя — свободной…

Я долго сидел в тишине и думал обо всём. Об Артуре Сером. О ведах. О словах Хана и Исы… Конечно, хотелось остаться тут и погрузиться в чувства с головой. Но нужно было вставать и принимать вызов внешнего мира. Приняв душ в ванной, из которой вчера сбежала Ринка, я поднялся в свою спальню за одеждой, но снова безнадежно залип. Ринка так уютно спала, свернувшись с котом под одеялом, что невыносимо захотелось к ним. Дали приоткрыл один глаз и потянулся, завидев меня, но ведьму мою не разбудил — вылезать из таких объятий ему не хотелось, и я его хорошо понимал. Еле заставив себя отвернуться, я собрался и вышел из спальни.

Пора было разобраться, с каким раскладом сил придется иметь дело. Не все же на Серого рассчитывать. Я отправил сообщение Стрелецкому — своему партнеру из Высших ведьмаков. Серый говорил, что Стрелецкий готовится выступить против консервативной правящей верхушки, и что дело о препаратах — один из поводов поставить авторитет правящих под сомнение.

Интересно будет прощупать ведьмака на прочность. Он по-любому будет вынужден расставить точки в наших отношениях, даже если попробует сделать это незаметно. Но я сомневался. Петр всегда был прямолинеен. Он ответил мне на сообщение сразу, прислал место встречи и время. Не стал тянуть, а значит — разговор со мной в его планы входил. Может, позже, конечно. Но от того интереснее, что он скажет.

Исе я отчитываться о планах не собирался. Что-то они с Ханом шибко нервные у меня стали. Хотелось исключить их из этого уравнения вообще, а то мало ли, чем все это кончится… Только не все я просчитал, к сожалению. У машины меня встретил Дзери. Парень красноречиво усмехался, вздернув одну бровь: «Куда ты собрался?»

— У тебя мало задания на сегодня? — невозмутимо поинтересовался я и разблокировал двери автомобиля.

Замок снова несогласно защелкнулся. Да что б этих ведьмаков!

— Я что, под домашним арестом? — хмуро глянул я на Дзери поверх крыши машины.

Тот несогласно поиграл желваками и кивнул в сторону дома.

— Что? — сложил я руки на груди. — Будешь учить меня свою женщину защищать? Защита — это не про посидеть с ней за забором, к сожалению. Или поспорим?

Юный ведьмак напряженно вздохнул.

— Слушай, твой отец бы не попросил меня никуда не пускать, — усмехнулся я примирительно. — Что тебя так беспокоит?

Он указал на меня и раздвинул уголки своих губ пальцами.

— Да, я тут счастлив, — кивнул согласно. Дзери развел руками, не понимая, куда мне тогда приспичило сегодня ехать. — Но счастье нужно защищать.

Он несогласно тряхнул волосами, но замок машины щелкнул и даже двери виновато открылись сами. Ох уж мне эти деточки! Отчитывайся ещё и перед ними! Так и хотелось пообещать привезти сладостей, но я сдержался. А потом это и вовсе развеселило. Я долго ещё улыбался, отдаляясь от дома. Но, чем ближе становился город, тем быстрее остывало в душе тепло, и на место встречи я приехал в мрачном расположении, как и требовалось.

Стрелецкий всегда встречался со мной в библиотеке одного из его ведомств. Что у него там за намоленное место, я не знал, но в здании было тихо, хоть и давило многовековой ведовской мудростью. Хан предусмотрительно обвешал мой браслет всяческими артефактами, чтобы меня там наверняка уж ничто не побеспокоило, кроме вопросов по бизнесу. Поэтому на такие встречи я ходил почти как к себе в офис.

Петр встречал как обычно на ступенях. Если не знать, что его мрачная физиономия и простреливающий насквозь взгляд — элементы делового стиля, то можно и вспотеть. Он стоял, сложив руки в карманы плаща, и взирал на меня, как на грешника с крестом на плече. Инкизиторы, что б их… Они то ли рождаются с такими лицами, то ли усердно тренируют их с рождения, чтобы ведьмаки устрашались даже помышлять о правонарушениях, а не то, чтобы их совершать. Хотя возраста мы были одного, Петр уже разбавил волосы на висках сединой.

— Привет, — улыбнулся он как и всегда, крепко пожимая руку.

— Привет.

— А я сам тебе уже хотел звонить, — развернулся он к массивным дверям, кивая мне следовать за ним.

— Хорошо, что не позвонил, — бросил ему в спину, входя под мрачный свод мрачного каменного холла.

Тишина здесь была совсем не та, что в лесу. От этой становилось трудно дышать. Как в склепе. Атмосферу немного разгоняли всякие закоулки с лампами, креслами и столиками, но я бы тут по собственной воле никогда бы не сидел с книгой.

— Такое напряженное время? — усмехнулся Стрелецкий, снимая плащ и аккуратно вешая я его на спинку одного из двух кресел.

— Думаю, ты и сам все знаешь, — уселся я напротив.

Звуки стихли, и пространство между нами заполнилось въедливым жёлтым светом.

— Кофе будешь?

— Нет.

Он откинулся на спинку кресла, щурясь на меня.

— Думал, ты не захочешь со мной встретиться.

— Интересно, почему.

— Ты собрался породниться с Артуром Серым, к моему крайнему удивлению, — въелся он в меня темным взглядом.

Я усмехнулся:

— Это ты сильно забегаешь вперед…

На лице Стрелецкого промелькнула тень. Разделять моего веселья он не собирался.

— Я так понимаю, партнерство наше с тобой под вопросом? — поинтересовался буднично я.

— Не могу этого допустить, — помрачнел он вконец. Ну ещё бы! Где он найдет себе такие связи в среде оборотней? — У меня имеются свои планы, которые никак не допускают того, что нашему с тобой партнерству вдруг будет что-то угрожать. — Петр опустил взгляд, потирая перстень на пальце, будто те занемели. Но я знал — пробует что-то в моем арсенале на прочность. И он знал, что я это знаю. Так зачем? Думает, я уже так завербован Серым по уши, что и слова сказать не могу? — С Артуром Серым, честно тебе скажу, я не очень преуспел в отношениях. И очень надеюсь, что ты хорошо подумаешь, прежде чем свяжешься с его семейством.

Густоту его намеков немного разбавило появление мрачно одетой девушки с подносом. Кофе передо мной все же поставили.

— Извини, я попросил как и всегда — проверял твоё доверие, — пожал плечами Петр.

— Я просто не хочу кофе, — глянул на него снисходительно.

Он посмотрел на меня пристально и вдруг подался вперед, понижая голос:

— Что такого он тебе пообещал за спасение его внучки? Чем он тебя шантажирует?

Я склонил голову ниже, хмуро вглядываясь в лицо Стрелецкого. Видимо, всякой магической прослушки не обнаружил и решил перейти от светских любезностей к делу. Петр, видимо, считает, что Серый меня нехило так поимел — повесил мне Ринку на шею в обмен на что-то очень важное. И, конечно же, — набившие оскомину инъекции непременно всплывут. А дальше он, видимо, попытается меня перекупить…

— Михаил, никто в здравом уме не захочет Серого в свои враги. Но меня — тоже. Мы с тобой никогда этого не обсуждали, но я имею не последний вес в совете. И планы на ближайшее время у меня весьма амбициозные. Совет Высших ждут большие перемены. Тебе никто не посмеет угрожать и, тем более, вешать на шею своих родственниц против твоей воли. Тебе стоило прийти ко мне.

Я оскалился, обескураживая собеседника. Нет, пусть лучше думает, что я околдован по уши. Стрелецкому и в голову не придет, что я на самом деле испытываю чувства к Ринке. Хорошо это? Не уверен. Меня уже втянули в эту потасовку высших. А Стрелецкий просто боялся меня звать на беседу.

Потому что, что бы он тут ни говорил, Артура Серого он боится.

— Я женюсь по согласию, Петр, — усмехнулся я.

Он медленно растянул губы в усмешке, сменил положение рук, потер грани другого камня…

— Ну да.

А у меня затрезвонил на беззвучном мобильный. Видимо, не только Дзери отчитался отцу, но и защита Харук Хана пожаловалась своему хозяину на мое самодурство. Стрелецкий нахмурился ярче.

— Ты серьёзно? — замер Петр, глядя на меня. — Я не чувствую никакой прослушки, но ты утверждаешь, что у вас все полюбовно?

Я вздохнул, расслабленно откидываясь на спинку кресла. Серый говорил мне правду. Меня уже оформили козырем в намечавшейся заварушке. Одним из главных призов для тех, кто победит. За мной — несколько кланов оборотней. Сильных, влиятельных. Это помимо небольшого войска беспородных головорезов, которые обеспечивали мне спокойный бизнес. Стрелецкий сейчас переживал не на шутку — Серый по его мнению решил прибрать это его преимущество к рукам. Я не знал, чем там ещё козыряет Петр, может я — не самый большой его аргумент для власти. Но и его терять он не собирается.

Как так получилось, что мы с Ринкой оказались во всем этом по личным обстоятельствам? Что это, подстава? Или случайность?

— То есть, ты согласен жениться на внучке Серого просто по любви? — вернул меня Петр в беседу, так и не дождавшись ответа.

— Я ее выбрал. Так бывает.

— Я был уверен, что он на тебя чем-то надавил, — произнес он, подбирая слова. — К примеру, угрозами с этим расследованием по делу кражи опасного препарата…

Не верит.

— А там есть, чем угрожать? — лениво повел я бровью.

— Ну, так как ты — мой партнер, то нет, конечно. Но Серый тебе может рассказывать другое…

Я неопределенно хмыкнул.

— Михаил, что происходит? — нервно потребовал он.

— Я думал, ты мне скажешь, — усмехнулся я.

На этот раз он молчал дольше.

— Этот препарат очень важен сейчас, — решился раскрыть чуть больше планируемого, не иначе, Петр. — Если власти его не найдут — им придется уйти в отставку.

— И все уверены, что это я, — закончил за него.

— Видишь ли, кое-кто полагает, что внучка Серого замешана. Ее попытались вызвать на допрос, но, как выяснилось, она исчезла. И это заинтересовало следователей уже всерьёз. А тут вдруг становится известно о твоей предстоящей свадьбе…

— Я её просто украл, Петр, — оскалился я. — Сучка запала в душу, потом морочила мне голову. А я не люблю этого. Ты же знаешь, зверь у меня нервный. Вот Серый и уговаривает стать человеком и девочку его не пугать.

Петр обескураженно усмехнулся.

— Тогда я не знаю, зачем Серый создает иллюзию того, что вы замешаны в этой краже. Внучке было бы гораздо проще в следственный и дать показания. У них нет ничего на нее. Было бы — уже бы достали по распоряжению.

А вот тут я застыл на нем взглядом. Мою женщину? По распоряжению? Ну-ну… То есть, на нее эта его защита распространяться не будет. И вот он — предмет торга.

Я понимающе усмехнулся, глядя ему в глаза. Он поощрил мою понятливость кивком.

— Мне ни при каких раскладах не нужно, чтобы мою женщину таскали по допросам высшие, — обозначил я.

— Я подумаю, что можно сделать, — заключил озабоченно Петр. — Как бы то ни было, наши договоренности в силе. И тебя я считаю союзником.

Я коротко кивнул и поднялся.

Загрузка...