Затерянная кровь

8. Жизнь

Солнце давно взошло в зенит, но его тусклые лучи не развеяли утреннего влажного тумана. Он липнет к ногам и оседает каплями на примятой траве, тяжестью в груди — не даёт толком дышать. Я упорно делаю вид, что всё в порядке, и мне не впервой рядиться в кольчугу, а вместо синей мантии накидывать чёрную. Специально для меня леди Олана успела вышить на тёмном фоне золотого барса в окружении шипастых роз, часть моей истинной символики. Выйдя из-под навеса на свет, непроизвольно кладу пальцы на рукоять меча и окидываю взглядом грядущее поле боя.

Это лучшее положение из возможных. У подножия холма выстроены чёткими отрядами две с лишним тысячи воинов под командованием герцога Иглейского и ленегата Нэтлиана. Графу Тревийскому доверен правый фланг и опушка леса, где он будет руководить лучниками. Слева шумит волнами буйный Артон, выполняя роль одновременно и защиты, и худшей опасности: пользуясь численным преимуществом, королевское войско может попросту выдавить нас с обрыва в реку. Остаётся только этого не допустить и бросить самые тяжёлые силы — конницу — на левый фланг. Ночью маги под эгидой шустро меняющего облики Итана сумели-таки пробраться во вражеский лагерь и поджечь их склад с оружием, но вряд ли маленькая диверсия особо повлияет на исход боя.

Понимаю это всё острей с каждым новым рядом строящихся бойцов королевы на противоположной стороне равнины. Пехота идёт прямиком через лес, кавалерия — по широкому тракту, и кажется, потоку людей под синими знамёнами не будет конца. Нервно сглатываю, смотря на это шествие с неизбежно подкашивающимися коленями.

— А ловушки точно сработали? — севшим шёпотом выдавливаю я, преодолевая желание уцепиться за локоть Анвара, который так же напряжённо следит за манёвром врага. Он был против моего желания давать такую паузу вежливости и уговаривал атаковать на подходе. Но глупо начинать партию без расстановки и оценки сил. Глупо и недостойно.

— Всё, что могли, мы сделали, — отвечает вместо него Кенай, верно сторожащий мою спину в полном всеоружии. — Гилад доложил — у них передохло больше сотни лошадей от его отравы, ещё часть войска удалось заразить чахоткой и проказой. Кое-кто попался в вырытые на дороге ямы и засады, а вдобавок — люди голодают. Их слишком много, в Тридороге их встретили голые стены, разорённые дома и выжженные поля, а, как наша милашка и предсказывала…

— На одних антилийских яблоках армию не прокормить и дня, — с тихой гордостью заканчивает Анвар.

— Тогда почему их всё ещё так много…

Капля в море. Все наши усилия и ухищрения — просто пшик в воздух по сравнению с тем, какую нескончаемую тьму воинов удалось собрать под знаменем короны. Моим знаменем. Это должны быть мои люди и мой народ. Сосредоточенно свожу брови в попытке разглядеть лица командующих, но расстояние слишком велико, да ещё и солнце слепит. Зато среди синих замечаю и серые флаги с киркой и самоцветом — гербом Грании. А среди выползающей из леса пехоты с возрастающим волнением вижу бойцов без формы, кольчуги и знаков отличия. Лесные бандиты в грязных балахонах, от которых можно ждать чего угодно.

Меня отговаривал от соблюдения формальностей не только Анвар. Но этот момент нужен как последний шанс на переговоры. Уже по тому, что врага не смутило ни навязывание наших условий боя, ни необходимость продираться через леса и ловушки, всем давно ясно: самозванец с лицом Глиенны не отступит. И всё же я не буду уподобляться ему. Каждый имеет право на надежду. Так что без тени сомнений поправляю ворот торчащей из-под кольчуги рубахи и протягиваю к Анвару требовательно раскрытую ладонь.

— Ты слишком милосердна, — не в первый раз вздыхает он, но всё же отдаёт заготовленный пузырёк с холодным мутно-бирюзовым зельем. — Мне пора. Запомни: если отсюда увидишь, что дело плохо, выпускай белых голубей. Все наши воины знают, что в таком случае нужно отступать в леса. Если же нас начнут обходить с фланга, или ты окажешься в опасности…

— Выпускаю ворон, — киваю ему, опустив взгляд себе под ноги, на две клетки со жмущимся друг к другу птицами. Знаю прекрасно, что вороны останутся заперты. Ведь под этим навесом меня готов защитить не только Кенай, но и маги: Итан с Ухши и ещё двое угрюмых мужчин, которые присоединились к нам по пути из Сахетии. Но даже если этих сил окажется мало, выдёргивать с поля битвы ещё кого-то не собираюсь точно. Каждый боец дороже золота.

Будто прочитав в моих глазах все эти мысли, Анвар с подозрением прищуривается. Сегодня он тоже готов к сражению, отливает обсидианом чёрный нагрудник, закреплён на спине туго набитый колчан стрел, а на поясе в крохотных кармашках — всевозможные колдовские средства, какие могут понадобиться в пылу битвы, включая загадочный узелок от Волтара. Сжимаю крепче отданный им пузырёк и второй рукой осторожно касаюсь его сведённой от напряжения скулы. Он коротко, криво улыбается и смазанно целует мою ладонь, прежде чем отступить на шаг назад и подхватить с голубиной клетки шлем. Не отдавая отчёта действиям, ступаю следом за ним — с самого утра не могу вынести лишнего расстояния между нами. От нового, строгого взгляда прозрачных глаз и властного тона душа уносится в пятки:

— Помни, что ты мне обещала. — Анвар словно не видит, как я тяну к нему руку, и скрывает лицо за шлемом. — Кенай — гляди в оба. Вниз Виолу пускай только в случае отступления, не дай ей вмешаться.

— Как скажешь, братишка, — весело салютует тот ему. — Береги свою задницу!

Он лишь фыркает в ответ и свистом подзывает Цивала. Я же застываю, в полном смятении чувств смотря на то, как он запрыгивает в седло. Это слишком похоже на побег, уклонение от каких-либо слов. Горло стягивает жёсткими клещами. Так и стою со слепо и глупо вытянутыми вперёд руками, словно Анвар увернулся от моего порыва обнять. Побольнее прикусываю губу, отрезвляя чувства, и шепчу через колоссальное усилие воли:

— Удачи.

Смешно. Это всё, на что меня хватает. Отмерев, обхватываю свои плечи и зябко стискиваю, скрипнув ногтями по доспеху. Холодно несмотря на надетое кровавое кольцо, ведь оно не греет, а просто даёт не подкашиваться от слабости. Сокола вчера никто не напитывал магией — силы нужно было сберечь. Но сейчас меня волнует лишь то, как безмятежно кивает Анвар на моё пожелание и направляет Цивала вниз с холма, к ожидающим его команды войскам.

Как раз вовремя: заканчиваются строиться королевские отряды, и за бесконечным морем копий, щитов и доспехов вдалеке за равниной вижу купол разбитой прямо на тракте синей палатки. На высоком её шпиле развевается яркий флаг династии. Что ж, никто и не ждал, будто не-Глиенна или её пленница Таиса поведут людей сами. Мне в подобном положении сегодня стыдно несмотря на заверения каждого из окружающих командиров, что пускать драться беременную женщину стыдно будет им. Но тому, кто за одно лето погрузил в хаос процветающую страну, вряд ли страшны угрызения совести.

А вот я от них не сбегу никуда. И потому, едва только Анвар занимает своё — или, скорее, моё — место во главе армии, выхожу вперёд на самую высокую точку холма, откуда всем должна быть видна сапфировая вязь короны на белых волосах. Сорвав пробку у пузырька, залпом глотаю обжигающе-мятное, густое зелье, которое словно обволакивает горло склизкой плёнкой изнутри. Приятного мало, а действие очень временное, но мне хватит. Не зря же выпрашивала эту возможность говорить с каждым на мили вокруг — теперь не нужно кричать, меня услышат все так, словно стою совсем рядом. Глубокий вдох… И вложить твёрдость в голос, взять по крови унаследованный властный тон, невольно копируя отца.

— Я обращаюсь ко всем, кто пришёл сегодня по приказу Таисы, именующейся Благочестивой. Моё имя Виола Артонская, и я единственная настоящая королева Афлена. Моё низложение было ничем иным, как открытым беззаконием и предательством династии, плевком в священные писания Сантарры. Вы, кто сегодня получил приказ принести мою голову наглым узурпаторам, прекрасно это знаете. Но для меня, как для любого истинного правителя, важнее всего жизни народа. Я не хочу лить кровь, не хочу радовать наших соседей этой глупой усобицей, развязанной лишь с одной целью — уничтожить Афлен. Уничтожить страну, завещанную мне предками. Каждая смерть сегодня только порадует наших врагов и ослабит границы, откроет их для бесчинства дикарей. Поэтому я предлагаю вам отступить. Отступить прямо сейчас, не устраивать этой бессмысленной бойни и вернуться к своим семьям невредимыми. Воины Антилии — Лозван уже взят, и вам стоит подумать о защите собственных домов, а не о заступничестве за предателей. Всех, кто не станет сейчас поднимать оружия, я отпущу без малейшего вреда: даю слово священной голубой крови. Знаю, что вы не имеете выбора и лишь подчиняетесь приказам от бесправной падали. И как ваша королева, ваша пожизненная слуга, я клянусь вас от неё защитить.

Сухо сглатываю, смело смотря на ряды воинов на другом краю равнины. Чувствую, как плёнка в горле плавится, и заканчивается действие зелья, но замечаю и то, как переглядываются те, к кому было обращено послание. Сомнения. Мне удалось их поселить хотя бы у кого-то, кто ещё думает головой. Словно рябь катится по ровным рядам войск в синих плащах. Тороплюсь добавить последнее, чтобы мои слова долетели до самой королевской палатки:

— Таиса, сестра моя, теперь обращаюсь только к тебе. Знаю, что не ты учинила всё это, и что ты сама искалечена душой и телом. Потерпи совсем немного, и мы тебя освободим. Тебя и всех остальных дочерей нашего покойного короля.

С лёгким шипением растворяются остатки зелья, и остаётся лишь горькое, гадостное послевкусие во рту. Не уверена, что Таиса вообще здесь, а не в столице — но думается, свою пленницу не-Глиенна бы не отпустила из виду так надолго. До ушей доносится волной прошедший по войску соперницы шепоток, будто ветер в лесу треплет кроны деревьев. Однако окончательно разобщиться и сделать хоть шаг назад чётким отрядам не позволяют командиры, выступая вперёд на своих лошадях и обнажая клинки с призывом к бою. Их королева вовсе не пожелала смотреть на кровавую резню — действительно, зрелище же не для женских очей. И всё же это была возможность смутить умы бойцов, заронить зёрна метаний. В пылу битвы, когда брызнет первая кровь, эта речь обязана всплыть в уме любого желающего выжить.

Меня больше не услышат, не докричусь — и мою роль берёт на себя Анвар, выводя Цивала перед армией и разворачиваясь лицом к своим людям. Он высоко вскидывает меч и удивительно громко отдаёт единственный приказ, властный и беспрекословный:

— За королеву! — от того, каким бурным эхом подхватывают его боевой зов, у меня по позвонкам бегут мурашки, а с опушки леса взмывает вверх стайка испуганных птиц.

— За королеву!..

И две армии с рёвом и лязгом, как огромные многоголовые чудовища из шипов и стали, летят друг на друга. От топота тысяч копыт трясётся земля. Несётся вперёд кавалерия, оглушая боевым кличем и ржанием лошадей. Отряды чёрного гарнизона однако пускают первыми крепких пехотинцев с щитами — миг, и тренированные бойцы превращаются в ощетинившуюся копьями «черепаху». Они не дают коннице врага иссечь строй, зато собственные вороные легко перепрыгивают щиты и бросаются в самую гущу начинающегося сражения за Афлен.

Всхлипнув, жмурюсь и сгибаюсь пополам, вцепляюсь для равновесия в прутья клетки с воронами. Дрожит не только опора под моими ступнями, дрожит сам накаляющийся воздух, когда его наполняют первые крики раненых и звон стали. Мы начали отлично, с неожиданного приёма. И раз уж я сегодня просто зритель, моя задача — следить за ситуацией. Вдох ртом… зря. Привкус металла режет по языку.

— Неплохо. Главное, чтобы отец не дал просесть левому флангу, — тихо комментирует Кенай сбоку, и я резко распрямляюсь — пусть не думает, что мне страшно смотреть на ужас, разворачивающийся внизу.

Потому что это иным словом не назвать. Нескончаемым градом стрел поливают соперника из леса лучники Элтора, а зелёная трава равнины краснеет с каждым упавшим телом. Пытаюсь выловить в толпе Анвара, но шансов в таком месиве никаких — разве что мельтешащая среди бойцов в синих плащах чёрная тень двигается знакомо-грациозно, иссекая врага клинком. Слишком пристально вглядывалась: глаза слезятся от солнца, и тут в лучах отливает багрянцем фонтан крови и летит чья-то отрезанная по локоть рука… Богиня. Дышать… Тяжелеет ком в животе.

— Не смотри, сплохнеет, — участливо советует Кенай.

— Я должна. Должна видеть… какую цену мы платим, — через зубы шиплю я, заставляя себя через комок тошноты продолжать наблюдать за каждым воином, который падает замертво. И неважно, в каком он плаще. Все они вверены мне Сантаррой, и каждая эта смерть на моей совести. Если переживу этот день, то клянусь замаливать все эти смерти и боль каждый следующий рассвет.

Народ Манчтурии подобен урагану — неумолимые чёрные тени одинаково хороши что в седле, что стремительной пехотой, усеивая равнину телами и отрезанными головами. Они сметают врага так легко, что в груди даже загорается искра надежды: воины не-Глиенны будто и впрямь совсем не желают нападать, и вдалеке даже замечаю, как рассеиваются среди зарослей и пытаются под шумок улизнуть через лес пара десятков бойцов с антилийским флагом. Похоже, моя речь всё же дала повод хоть кому-то побежать спасать близких, а не шеи узурпаторов.

Вот только отряды королевы никак не иссякают, потоку не видно и конца, а нам неоткуда ждать подкрепления. Лёгкие всё гуще наполняет едкий аромат металла и крови, а давление на правый фланг всё сильнее, норовя снять лучников с деревьев. Руки сводит от раздражающего бездействия, и я вновь пытаюсь выловить знакомые лица. Нэтлиан… лихо орудуя мечом, на полном скаку сносит голову несущемуся на него бандиту в чёрном балахоне. Гордо вскидывает оружие и призывает людей в новую атаку, вдохновляя лучше флага. От криков закладывает уши. Мне остаётся молиться и надеяться, что Тревийский удержит фланг.

«Держите, держите наш единственный путь из этого кошмарного котла!» — стучит по темечку единственная отчаянная мысль.

— Ваше Величество! — вдруг зовёт меня Ухши, и я оборачиваюсь, с трудом отводя взгляд от очередного падающего тела, которое тут же топчут в пылу сражения лошади.

— Что случилось?

— Река!

Рванув к левой стороне холма, прослеживаю за рукой охраняющей меня колдуньи и замираю в неверии. Со стороны врага по буйной воде, по всем порогам и смертельному течению с треском катится цунами льда. Он забирает поток за потоком, волну за волной, неизбежной лавиной превращая их в блестящую поверхность. Вверх поднимается облаком изморозь, дикая для жаркого лета. Идеальная дорога, свободная и широкая. В шоке открываю и закрываю рот, чувствуя дуновение холода в лицо. Быть не может. Это…

— Кхорры меня раздери, — потрясённым выдохом выражает мои эмоции Кенай. — Ухши, вы можете это остановить?!

— Поздно! Если их маг бросил что-то в воду, уйдёт уйма времени, чтобы разобраться, как нейтрализовать…

— Тогда какого болотного духа вы стоите? — вскидываюсь я, вместе с ней бросаясь вперёд и уже вцепляясь в рукоять меча. — Скорее! Если их войска обойдут нас прямо по реке — это конец!

Кольцо. То, чего мы боялись больше всего. Если хоть один фланг не выдержит и пустит врага в тыл, мы обречены. Я невольно кидаю панический взгляд на клетку с воронами. Нет, рано, шанс ещё есть. Никого нельзя дёргать из гущи сражения. Тем более что Итан уже на ходу превращается в большого сокола без одной лапы — так ему проще спуститься с обрыва первым. По его примеру принимают облики птиц и двое магов, чьи имена так и не успела узнать. Мой порыв метнуться следом останавливает рука Кеная, преграждая путь.

— А ты куда собралась?! Разберутся без тебя! Мы остались одни, так что будь добра, встань за моим щитом, пока в тебя не прилетела случайная стрела!

Скриплю зубами, преодолевая желание врезать по смазливой мордашке, но мне и впрямь нельзя покидать отныне беззащитный холм. А тем временем по застывшему Артону уже бежит добрый отряд в синих плащах, против которых всего-навсего четверо колдунов… Паника склизким хладным щупальцем лезет от пяток вверх, забирается под кожу. Я не могу стоять и не стану.

— Кенай, им нужно помочь! Их всего четверо против трёх десятков!

Он зло прищуривается и вдруг смотрит куда-то поверх моей головы, а затем издаёт громкий, залихватский свист. К моему удивлению, среди общего бедлама его и впрямь кто-то слышит: обернувшись на топот копыт, с облегчением приветствую кивком самого герцога Иглейского. С его головы скинут шлем, а по виску бежит дорожка испарины. Увидев сигнал сына, он с десятком пехотинцев летит к обрыву и покидает седло, отпустив коня. Надо отдать ему должное — ситуацию он оценивает моментально, и тут же съёзжает с крутого берега, готовясь встретить врага прямо на катке, в который превратились воды Артона. Ухши встаёт за спинами остальных бойцов, перебирая в своём поясе склянки и амулеты: вся надежда, что она сможет восстановить течение реки, пока по ней не пришла целая орда.

— Довольна? — удостоверившись, что этот бой смогут принять без нас, Кенай бесцеремонно хватает меня за локоть и оттаскивает под навес. — Чтобы больше ни шагу отсюда, ясно?! — рявкает он неожиданно грубо, но я слышу в его голосе страх за близких, и не принимаю на свой счёт.

Отрывисто киваю, и только нарастающий гул в затылке заставляет меня остаться на месте. Мне знакомо это ощущение, но мама ничего не спешит говорить — напоминания о долге достаточно. Моя главная цель и единственное, что я обещала сохранить, не подвергать риску — ребёнок. И кажется, от того, как бешено колотит по рёбрам моё сердце, он уже должен был научиться танцевать чечётку до появления на свет.

Вновь смотрю на поле битвы, пытаюсь оценить обстановку, и тихо ругаюсь внутри себя. Поток королевских войск слишком велик, а силы бойцов Манчтурии понемногу иссякают. Пока что хорошо выручают маги: вижу, как носятся под их повелениями управляемые ножи и стрелы, и даже успеваю заприметить Анвара, до сих пор остающегося верхом и разящего командира одного из отрядов. Пытается обезглавить чудовище. Как бы я хотела сейчас прикрывать ему спину.

Громкий треск на миг останавливает бой, и люди в ужасе замирают с занесённым оружием. По заледеневшему Артону проносится гром, и вдруг вверх взмывает огромный столп воды вперемешку с кусками льда. Волна холода окутывает равнину в пар смешавшегося жара и мороза. Пока все в шоке смотрят на бунтующую природу, лишь мы с Кенаем обращаем внимание на другое: как к подножию холма Ухши и двое магов тащат грузное тело, а клювом помогает им огромный одноногий сокол с окровавленным крылом. Река восстанавливает течение с рёвом и протестующим плеском волн, смывая всех, кто на ней остался. Миг тишины заканчивается быстро, вновь сталкиваются сотни клинков и летит новый град стрел, а я уже бегу с холма вниз и знаю, что на этот раз Кенай меня не остановит.

Потому что залитое багрянцем тело, единственное, какое удалось вытащить на берег — герцог Иглейский.

— Отец! — вопль ужаса за моей спиной сводит лопатки, и тут вижу, как за кашляющими, отплёвывающими воду магами с обрыва на берег выкарабкиваются двое бойцов в синих плащах.

На ходу вытаскиваю меч и несусь мимо своих поверженных защитников. Размах и вскрик, выплёскивая скопившиеся ярость, отчаяние и страх. Не думая и не рассчитывая никаких ходов, одного противника успеваю скинуть обратно в Артон точным пинком с разворота в голову. Ноги пружинят на траве, а действия придают сил. Второй воин умудряется принять мою атаку на клинок, но и он тяжело дышит, парируя удар. В мыслях бьётся понимание, что Ухши едва смогла восстановить течение, и теперь ей нужно вылечить всеотца — всё, чем я могу помочь, это пара мгновений безопасности.

А с обрыва уже лезет ещё один воин, упрямо цепляясь за камни. Рвано дыша, пригибаюсь и обхожу соперника сбоку, играючи царапая его под коленом. Он почти и не замечает слабого удара, но стоит ему попробовать встать ко мне лицом, и нога теряет опору, подкашивается. Перерезанные сухожилия — этому научил меня Анвар. Не теряя времени, с боевым кличем толкаю противника плечом. Он тяжело падает на спину, а я без тени жалости втыкаю меч в его живот, незащищённый кольчугой. Хрип. Фонтан крови изо рта. Некогда думать о том, когда я решилась пересечь воображаемую грань и больше не давать шансов. Уже нужно бежать и скидывать с обрыва нового врага.

— Ваше Величество! — надрывно зовут меня позади, что и слышно через общий гам, крики и стоны очень плохо. В ушах шумит всё сильнее. А кровь на моём клинке словно горит в свете солнца.

Чья-то сильная рука не позволяет метнуться вперёд, а мимо пробегают те двое магов и берут на себя всех остальных, кто умудряется выкарабкаться на берег. Тяжело дыша, я отступаю на шаг и оборачиваюсь. Лицо Кеная кажется серым, а яркие синие глаза будто влажные, и это трезвит. Заставляет идти с ним и упасть на колени рядом с телом герцога Иглейского… Телом без движения.

— Ухши, в чём дело? — охрипшим голосом спрашиваю я, но и сама вижу глубокую резаную рану на горле всеотца. Весь его доспех залит кровью, и лишь зрачки ещё слепо смотрят вверх, в пустоту небесной дали. — Почему… не лечите?

— Я пустая, — едва шевеля губами, шепчет Ухши, виновато склонив голову и обняв колени. Её и впрямь заметно трясёт, а чёрная кожа неестественно бледна, до чудящегося белого налёта. — Разнести эту корку льда было… непросто.

— Тогда зовите других, Элину, да кого угодно!

— Простите, Ваше Величество, — вмешивается Итан, распластанный на траве и зажимающий куском ткани предплечье, из которого сочится кровь. — Тут не поможет уже никто. Магия сильна… но чудо в нашем мире было всего раз. Тело вернуть можно, и это не так уж сложно. А вот душа отошла к вратам, и оттуда дороги нет. Любое лечение герцога сейчас только сделает из него бесчувственный кусок плоти.

Меня оглушает. Не криками, которые не смолкают на озёрской равнине, и не лошадиным ржанием; не звоном клинков и не кличем командиров, не стонами раненых. Осознанием, что герцог уже мёртв. Тяну к его широкой груди руки, упираюсь в неё ладошками, тут же погружаясь пальцами в остывающую кровь. Мелко и часто дышу. Храбрейший воин и человек чести пал в этот день ради лучшего завтра для своего народа и своих сыновей. В горле давит просто нестерпимо, и я всхлипываю, пока Кенай встаёт на колени рядом с головой отца и склоняется над ним, прижимается лоб ко лбу. Смольные кудряшки падают на седину.

— Да будет свободна отныне твоя душа, — шепчет он, и его слова подхватывают Ухши и Итан:

— Да будет свободна твоя душа.

Вздрагиваю, чувствуя, будто волосы зашевелились на затылке. Дыхание смерти. Мне ещё не доводилось видеть прощания среди южан. Кенай сам закрывает глаза отцу, и на смуглых щеках блестит влага. Не сразу понимаю, что и сама беззвучно плачу, разбавляя солью кровь на груди герцога.

— Спасибо, всеотец, — тихо присоединяюсь к прощанию по-своему. Я всегда буду благодарна ему — за Анвара, за участие в своей судьбе и за верность до самого конца.

Сглотнуть. Собраться. Ничего ещё не закончено, и возможна новая попытка взять наше войско с этого фланга. Седрик Иглейский погиб за это — чтобы сегодняшний день вошёл в историю как новая глава для всего Афлена. Поднимаюсь с земли на тяжёлых, негнущихся ногах, и больше меня никто не сдерживает, пока медленно возвращаюсь на холм. Уже на половине пути могу окинуть взглядом кровавый котёл, в который превратилась озёрская равнина. С пальцев капает густая, липкая кровь, а с каждым шагом леденеют ступни. Но увидев картину полностью, получается лишь сдавленно охнуть.

Лес горит. Королевские войска плюнули на попытку взять нас с Артона и не стали мелочиться, вылавливая лучников по одному. Они попросту подожгли правый фланг, вынудив Тревийского с остатками его людей спуститься на землю. И тут уже продавили их окончательно. Можно было сколь угодно биться и заверять всех, будто две тысячи против шести — это не безнадёжно. Но с холма сейчас я вижу прекрасно, что момент, когда ещё можно было выпустить белых голубей и бежать, упущен. Путь отрезан. Бойцы в синих плащах уже уверенно подбираются к холму справа и вот-вот замкнут смертельное кольцо, а затем… Выдавят нас на обрыв и покидают в реку как мусор. Отступать можно лишь назад, прямо сейчас, спасая остатки людей и навсегда забыв про возможность отвоевать трон. Пока не затянулась эта удавка.

Сдаться. Признать поражение.

Обхватив себя за плечи, ищу взглядом Анвара — если он скажет бежать, мы побежим. Смотреть, как людей Манчтурии потопят словно котят, я не собираюсь. Дым из горящего леса всё гуще, щиплет глаза и не даёт вглядеться как следует. Громкий треск занимающихся пламенем стволов давит на уши. Происходящее внизу всё больше напоминает кровавую баню, топленную по-крестьянски: когда печь дымит вовнутрь, и гарь оседает на стенах. Трава завалена телами, отрубленными конечностями… залита кровью как хлюпающим ковром. Даже в этой каше кто-то из бандитов успевает стянуть кольчугу с павшего воина и набросить на себя. Падальщики. Грифы. Стоны…

И вот наконец, чуть в стороне, почти у самого тракта, вижу высокого тёмного всадника. Видимо, он уже так успел зарекомендовать себя, что к нему никто из врагов и не пробует приблизиться даже когда тот снимает и откидывает в сторону шлем. Чёрный плащ раздувает ветер, пока Анвар прыжком покидает седло. Не знаю, как долго он смотрел на горящий лес, но думал явно о том же, о чём и я. Злится ли, что упустила момент для отступления? Или знал, как всё будет, знал с самого начала?

Он так неспешен, словно вокруг никто не бьётся до последней капли крови. Треплет по холке Цивала и вдруг отходит от него на шаг назад. Дурное предчувствие всё крепнет, губы пересыхают. Слежу за каждым жестом Анвара в ожидании неминуемого подвоха. Он разворачивается к холму лицом, попутно хлопнув коня по крупу. Цивал галопом несётся ко мне через всю равнину и лихо перепрыгивает через тела.

— Что ты делаешь…

Конечно, он меня не слышит, да и видит скорее всего слабо через этот едкий дым. Ему всё же приходится взмахом руки поднять пару стрел, и те юрко снуют вокруг его силуэта, не дают подойти воинам королевы и на пять шагов — чёрные чёрточки тут же прошивают навылет слабые места вроде горла или ног. Наконец, Цивал взбирается на холм и сразу идёт ко мне, на ходу тревожно раздувая ноздри. Повинуясь инстинкту, кладу на его нос покрытую засыхающей кровью ладонь.

«В день нашей свадьбы я поклялся, что сделаю тебя королевой», — разносится в моей голове удивительно спокойный голос Анвара, как если бы его слова доносила бабочка. — «И я сдержу клятву. Мне не повторить чуда, сотворённого твоей матерью, но у меня есть сила, и сегодня её достаточно. Я готов. Ради тебя и ради нашего сына. Люби его за нас обоих. Я верю, что ты способна любить».

Цивал смотрит на меня большими блестящими глазищами, а я стремительно теряю сгорающий воздух. Выбегаю вперёд, будто этот бросок способен остановить неизбежное. И вижу лишь чёрный плащ Анвара, когда он идёт через поле боя, рассыпая на окровавленной земле песок из узелка от Волтара. Прощание. Мы так старательно от него уклонялись — не потому ли, что мне не дали ни слова, ни права голоса? Челюсть сводит от силы, с которой сжимаю зубы. Рвусь к Цивалу в пустой попытке схватить поводья, но конь мотает головой и не даёт обуздать себя, громким ржанием привлекает к нам внимание.

— Стой, глупый! Дай мне его остановить! — слепо кричу на него, но тот упрямо уворачивается, как от чужой.

— Он не дастся, — раздаётся за спиной обречённый голос Итана.

И не заметила, когда тот доковылял на одной ноге до такой высоты. Сейчас эта усталая улыбка лишь бесит.

— Тогда вы! Обернитесь птицей, остановите его, что он вообще собрался…

— Магия уже в воздухе. Вы это не чувствуете. Но господин уже рассыпал мёртвый песок.

Мне это не говорит ни о чём. В немом бешенстве и панике наблюдаю за тем, как Анвар уходит всё дальше, то и дело теряется в дымке среди мельтешащих воинов, продолжающих бой. Откидывает опустевшую тряпицу и высоко поднимает руки. Даже сквозь серые клубки видно, как блестят на пальцах серебряные когти, прежде чем он резко падает на колени и втыкает их прямо в землю. Взметнувшийся порыв ледяного ветра вышибает воздух из груди, отзывается давлением в затылке. И тут слышится мамин потрясённый, даже будто ужаснувшийся шёпот:

«Ох. Он всё-таки это сделал».

«Что, что он сделал?!» — взываю я к хоть каким-то ответам, но их уже и не нужно.

Потому что по-зимнему колкий ветер разносит по равнине густой туман, оседающий на поверженных телах. Он словно облепляет их, и мне даже дико, что сражающиеся воины не улавливают происходящего. Наверное, вблизи это не так заметно, но с холма… С высоты я вижу, как поднимается на ноги мгновение назад лежавший замертво боец. Ещё один. Ещё. Они двигаются как неповоротливые куклы на ниточках, но упрямо берут оружие и идут вперёд, замахиваясь на королевских воинов и не касаясь наших.

— Итан, пож…пожалуйста. Об-бъясните, — заикаясь, умоляю я, в ужасе смотря за тем, как восстающая из мёртвых армия возобновляет бой. У мертвецов слепые белые глаза без зрачков, и всё равно, к какой стороне они принадлежали при жизни. Все нападают лишь на армию королевы. Над равниной пролетает первый вопль паники.

— Господин впрямь так силён, как про него говорили, — задумчиво бормочет одноногий колдун. — Решился пойти против сил природы… Юный глупец. Мальчик, ты не бог…

Против природы… Давний разговор при свечах в спальне северной башни. Ну же, ну. Я вспомню.

— Маг живёт в полной гармонии с природой, слушает её, дышит ею, и она даёт ему силы. Убийство — преступление против природы, насилие над самой нашей сутью, но ещё хуже обратная сторона магии. Попытка повернуть всё вспять, некромантия. Однако люди любят считать себя богами, и мертвецов оживлять пытались не раз, но душу из безвременья не вернуть. Получались одни лишь ходячие трупы без разума и воли, гниющие оболочки…

И сейчас десятки, сотни ходячих трупов подчиняются одной воле своего создателя-некроманта: защищать его королеву. С щелчком встают на места все детали, вот только вместе с ними приходит и дикий страх понимания. Моя мама сотворила чудо воскрешения ценой своей жизни. Пусть тут речи нет о душах, лишь о временных бойцах, не чувствующих боли и способных обратить врага в бегство одним видом: окровавленные, частично распотрошённые и лишённые конечностей тела, идущие в бой вопреки всякой логике… Цена. Вряд ли она поменялась за двадцать лет.

На меня будто падает непроницаемый отупляющий кокон: немеет тело, немеют мысли, не гнутся пальцы, слепо ищущие поводья коня. Больше Цивал не противится — даже словно сам подставляет мне спину, позволяя запрыгнуть в седло. Через туман, дым из леса и крики в панике бросающих мечи людей ложной королевы я напряжённо ищу чёрный плащ своего колдуна. Безумца, который знал об этом исходе задолго «до». Сердце колотит где-то в горле, слезятся глаза. Испуганные насмерть, воины из Велории быстро теряют позиции, не желая драться с мертвечиной. А я скачу вперёд, желая лишь снова увидеть невозможно-прозрачные глаза и услышать, что всё удалось и так, что прощание было лишним. Что это злая шутка.

Нет. Нет чёрной тени, нет высокой фигуры. Мне приходится два раза прочесать примерное место, где Анвар воткнул в землю когти, прежде чем замечаю его, лежащим на боку без движения и всё ещё хватающимся за траву.

— Нет, нет, нет! — скулю я, спрыгивая на землю, не дождавшись остановки Цивала. Боли от удара о землю нет — или я просто не чувствую, окончательно отдавшись панике. Упав на колени, не без труда разворачиваю Анвара на спину и обхватываю его лицо в ладони. — Анвар! Слышишь меня?! Пожалуйста… пожалуйста…

Шоколадная кожа с серым налётом — как у Ухши, но хуже, похоже на иней. Холодная, ни капли медового тепла, и не чувствовать его — жутко. Но хуже всего прозрачные глаза, абсолютно пустые глаза, глядящие в небо без тени озарения света. Застывший зрачок. Не позволяя себе смотреть на выцветшее лицо, трясущейся рукой вытаскиваю из ботфорта нож, разрезаю ладонь и прикасаюсь к свежему порезу на щеке Анвара. Укладываю его голову себе на колени. Закрываю веки, наплевав на то, что происходит вокруг и кто может сейчас меня ранить: пусть защищает жемчужина Юники. Я должна найти его и вытащить. Я не отдам его даже богам.

«Ну же… ну. Родной, отзовись. Я тут. Пожалуйста… пожалуйста…»

Тишина.

Полная, слепящая, мёртвая тишина на том месте, где должна была греть изнутри наша связь. Глупости. Этого не может быть. Всхлипнув, безжалостно режу ладонь глубже, и голубая кровь льёт уже потоком, попадая за ворот Анвара. Может быть, порез на его щеке уже подсох… Он тут, он не мог никуда уйти! Раскачиваюсь взад-вперёд как болванчик и снова погружаюсь в себя, ищу то медово-солнечное, то родное и единственное, что держало меня на плаву…

«Анвар… прошу тебя… ты здесь, ты не мог никуда уйти».

«Девочка моя, хватит», — вдруг вмешивается в мою глухую молитву мама осторожным зовом. — «Мне жаль. Но ты уже ничего не можешь сделать, только встать, пока тебя никто не заметил и не ранил».

«Он жив. Он не мог умереть. Не мог меня бросить», — в отрицании мотаю я головой, и всё же заставляю себя открыть глаза и посмотреть на его лицо.

Серое. Будто восковое. С размазанной голубой кровью на щеке. Жмурюсь и закрываю собой бездыханное тяжёлое тело, пока шальная стрела не ранила его ещё сильнее. Целую сухие и холодные губы. Чудо… мне нужно чудо. Что угодно, если он снова сможет вдохнуть.

«Мама… Я же могу, правда? Могу это сделать», — сглотнув, обращаюсь я к той части сознания, которую научилась слышать. — «Ты уже сломала врата Харуна однажды. Я жива, потому что ты отдала свою жизнь мне. И я могу сделать то же самое для него. Он не умрёт, не так, не ради этой победы, я не хочу…»

«Можешь? Конечно. Я подарила тебе свою жизнь, и ты вольна поступить с этим подарком как пожелаешь. Отдать её любимому — легко. Нарушить данное ему слово, предать его и доказать, что никогда не умела любить по-настоящему… что ж, выбор за тобой», — ровным, спокойным тоном отзывается мама, вызвав колкую дрожь между лопаток.

«Пре… дать?» — слабо икнув, эхом повторяю я.

Бездумно глажу его по щеке, словно так он точно очнётся, а в опустевшей радужке вспыхнет искра. Плечи трясутся всё сильнее, и пока вокруг продолжается битва, а войска Манчтурии переходят в решительное наступление, хаос в моей голове понемногу кончает кружить. Теперь всё так чисто и ясно. Анвар знал, как мы победим. Знал, как за это заплатит. И что я буду сидеть с его телом на коленях и решать нашу судьбу он тоже наверняка мог предположить. Для того и кровавое кольцо… И обещание, которое он потребовал. Я не хочу продолжать жить, если рядом не будет его надёжных рук и кривой улыбки, наших противостояний и примирений, общих целей и исцеляющего тепла. Он не захочет… не захотел бы жить ценой моей жизни и жизни нашего ребёнка.

Он бы возненавидел меня за это.

А я не могу сейчас ненавидеть его за выбор, который он сделал. Он выбрал нашего сына. Я тоже обязана выбрать его. Принять это как неизбежность. Порой тяжелее не умереть, а остаться в живых.

«Ты найдёшь его улыбку и тепло в лице малыша, которого обещала сохранить. И смысл жизни тоже», — шёпотом успокаивает меня мама, но она не в силах унять трясущихся плеч и града слёз, которые бегут по моему подбородку и капают на скулы Анвара.

— Я не могу, — выстанываю через подкатывающий к горлу колючий ком, который встаёт в глотке и больше не позволят вдохнуть.

Не могу признать его смерть. Не могу смириться, что это конец. Не могу перестать качаться взад-вперёд с телом в своих руках и сжимать его так, что ногти скрипят по доспеху. Грудь сдавливает до боли, и она разрастается кипящим шаром, захватывающим меня по кусочку. Прижавшись щекой к щеке Анвара, боюсь отпустить его и всё глубже проваливаюсь в чёрную звенящую пустотой яму.

Очнись. Просто открой глаза.

Но чуда не происходит — чудо в мире было только одно. А сейчас есть лишь выворачивающая кости боль потери, и когда этот жар терпеть нет больше сил, я открываю рот и кричу во весь голос, кричу до самых облаков, до глубины земли, дух которой предсказал этот миг. Легче не становится, наоборот — волна оглушающего жара окатывает с макушки до пяток, делая поток слёз горячим: попадая на доспех Анвара, они тут же испаряются. Меня душит. Разрывает. Выворачивает наизнанку.

«Любить бывает больно», — как-то уж очень тихо, почти неслышно шепчет мама. — «Но ты справилась. Прощай, моя сильная девочка».

Миг… и пустота. Впервые за долгое время я ощущаю эту чистоту в голове, полное отсутствие давления в затылке. Если бы меня сейчас волновало хоть что-то кроме тела в руках. Снова целую его холодные губы, нос, беспорядочный поток солёно-железистых из-за крови поцелуев обрушивается на лицо Анвара, прежде чем дрожащими пальцами нащупываю веки и закрываю их, напоследок прикрыв мокрой ладошкой.

— Да будет свободна твоя душа… А моя останется с тобой.

Пульс не бьётся долгое мгновение, а затем разгоняется в настоящий галоп. Если я выбрала не его, то теперь просто нет других вариантов, кроме как выстоять до конца. Сын Анвара будет править Афленом. Пусть это будет моя последняя ему клятва.

С нечеловеческим усилием воли заставляю себя уложить тело любимого на землю и прикрываю его своим чёрным плащом. Цивал верно пристраивается рядом — что ж, пусть стережёт павшего хозяина. Подняв голову, окидываю взглядом творящийся вокруг хаос: спасающиеся бегством королевские войска, частично сдающиеся в плен; уже пытающиеся тушить горящий лес маги, командующий всем этим Нэтлиан и понемногу возвращающиеся на землю восставшие мертвецы. Похоже, они призваны только для цели выиграть это сражение, и едва опасность отходит — тела могут упокоиться с миром.

Но я смотрю на шпиль королевской палатки и на ходу вытягиваю меч, ступая прямиком к ней.

— Я скоро вернусь, родной, — обещаю Анвару с перенятой у него кривой ухмылкой, сейчас отдающей безуминкой. — Выпотрошу одну тварь и сразу вернусь к тебе.

Смело перешагивая через тела и слыша чавкающую под подошвами кровь, я не замечаю, как жарко мне на этой на равнине, и как белая коса налилась пшенично-русым цветом.