Год спустя
Солнечный свет преломляется сквозь цветные витражи и радугой разливается мне под ноги. Иду по коридору, не спеша и почти бесшумно благодаря войлочным тапочкам: теперь замок разделён на две половины, и в эту нет доступа никому кроме королевской семьи и нескольких самых доверенных слуг. Так что мне не нужно держать прямо спину и что-то изображать этим ранним летним утром. Прогулочный шаг, наслаждаясь ароматом роз из вазонов и приятной, а ещё самой правильной и привычной тяжестью в руках.
Знаю с предельной точностью, сколько осталось до того, как зашевелится этот медвежонок в мягком синем одеяльце и распахнёт свои невозможно-прозрачные глаза в окружении пышных ресниц. Одарит меня улыбкой с тремя недавно проклюнувшимися зубками и требовательно протянет пухлые пальцы к моему лицу, выпрашивая первый за день поцелуй в ладошку. Но я никогда не забираю этот момент себе одной, а сегодня ночью мы так и не дождались Анвара в нашу общую на троих спальню.
Никаких кормилиц — мне было плевать на порядки аристократов и сохранение идеальности фигуры, заметно изменившейся с началом полноценной жизни. Роды принимала Нэмике, она же и приложила драгоценного принца Золтана к моей груди, и больше я не могла даже подумать о том, чтобы его выкармливал кто-то другой. Я ревновала его с отчаянностью львицы, а в единственные помощницы допустила пожилую, опытную нянечку с богатым арсеналом сказок и приятным баюкающим голосом: и даже на это решилась лишь из-за необходимости вернуться к государственным делам. Но всё же на руках отца или своих маленьких суетливых тётушек наследник Афлена проводит времени куда больше.
Наследник Афлена. Пока что даже звучит смешно, взваливать такой груз на этого крохотного смуглого медвежонка, не выпускающего из цепкой хватки подаренную Эдселем любимую деревянную погремушку в форме лошадки с бубенцами. Называть принцем голубой крови малыша, засыпающего у меня на груди с молоком на губах. Сейчас это просто дитя, и всё, что ему нужно — любящая семья — у него есть.
Добравшись до двустворчатой двери в кабинет, осторожно толкаю её плечом — как можно медленнее, чтобы не скрипнули петли и не разбудили Золтана. Во сне его круглое личико столь безмятежно, что любоваться можно вечно. И гадать, какие он видит сны. Каким человеком он вырастет. Не магом уж точно: не знаю, хорошо это или плохо, но дар отца он не перенял. А вот его цвет глаз и светящееся в них упрямство — очень даже. Буйным нравом он отличался с утробы.
В просторном кабинете пахнет свечным воском и сургучом. Просачиваюсь внутрь, попутно тяжело вздыхая: как и думала, Анвар провёл тут всю ночь и уснул прямо на стуле, запрокинув голову на спинку. Обычно он помогает мне успокоить временами капризничающего сына, что стало особенно нужно с первыми зубками. Но сегодняшний день слишком важен, а с получением титула короля-консорта мой муж взял за правило перепроверять каждую бумагу на три раза.
Тем более такую, требующую пристального внимания к каждой букве. Мы целый год вели колоссальную подготовку: просвещение народа, умелая и ненавязчивая агитация, создание целого комитета во главе с Гиладом, который догадался внедрить в услужение герцогам из числа Пятерых ушлых помощников-магов. Завоевать доверие. Но, конечно, самым сложным было найти древние трактаты и с их помощью доказать: вера в Сантарру изначально не имела ничего общего с казнями волшебных младенцев. Священные писания исказили гораздо позже, после Тритийского переворота, в угоду существовавшей власти. И сегодня этот свиток, составленный трудом, потом и усилиями десятков людей, будет подписан моей рукой. Указ о свободе одарённых, пока что гарантирующий им одно — право на жизнь. Свободу от гонения. Признание магов частью общества. Первый шаг из всех предстоящих, среди которых целый свод законов и правил допустимого использования магии.
Сейчас же эта бумага лежит на столе перед Анваром, и я не сомневаюсь, что он уже лично подготовил её достоверные копии для каждого двора герцогов, графов и баронов. После торжественной церемонии подписания послания разлетятся в каждый уголок страны и перевернут её кверху дном… страшно представить, сколько лет после этого мы будем пожинать последствия. Как отнесутся к нам соседи: уже есть слухи, что нашу веру в богиню собираются счесть «не истинной», и отделить систему храмов Афлена от общемировой1. Вместо кассиопия управлять всем будет корона, а совет преторов избираться из народа… перемен впереди масса. И всё же не позволяю себе волноваться — тёплый свёрток в руках не даёт права на лишние терзания. Если из-за них пропадёт молоко, Нэмике меня отлупит палкой по ногам. Давно поняла: стоит малышу уловить мою малейшую нервозность, и он сам начинает скулить без повода.
Обхожу стол, едва сдерживая улыбку: сна после рождения Золтана частенько не хватает нам обоим, но Анвар выглядит и впрямь смешно, пытаясь устроить голову на спинке стула удобнее, будто это подушка. Тихое кряхтение привлекает моё внимание, за выбившуюся из косы прядку уцепляется крохотная рука, и я перевожу взгляд на пробудившегося принца.
— А вот и ты, — предельно тихо шепчу ему, и он отвечает широкой улыбкой во весь рот. Словно я его личное солнце.
Его сияющие светом звёзд прозрачные глаза — то, к чему невозможно привыкнуть. В груди будто сжимается сердце, чтобы следующим ударом разнести пульсирующее тепло до кончиков пальцев. В этот момент тают все воспоминания о боли, о едва пережитых родах, о беспокойных ночах и капризах: остаётся только всепоглощающая, щемящая нежность. Наклонив голову, целую своё сокровище в лоб, и он приветственно гулит и сучит ножками, уже вырываясь из одеяла.
Неугомонный. И в кого бы?
— Ну что, медвежонок, разбудим папу? — заговорщицким шёпотом предлагаю ему, уверенно усадив себе на предплечье. Тяжёленький: время летит одуряюще быстро, а девчонки уже составляют план развлечений и подарков на первые именины, до которых ещё два сезона.
Золтан уверенно держится за моё плечо — так ездить на маме по всему замку он большой любитель. И дёргать за пшеничную косу как за поводья лошадки. Мы тихонько подбираемся к стулу Анвара сзади, и как только его лицо оказывается на доступном расстоянии, мой сообразительный сын тут же мягко хлопает папу свободной ладошкой по щеке.
Тот резко открывает глаза без тени сонливости и улыбается, мягко перехватив крохотное запястье Золтана. Малыш восторженно хохочет, когда Анвар целует его пальцы.
— Я слышал, как вы вошли, — коротко поясняет он и садится ровнее, требовательно протягивая руки, в которые я тут же отдаю нашего принца. — Ну привет, медвежонок! Решили пошутить надо папой?
Ответом ему служит ещё более заливистый смех, и Золтан хватает его за нос, вызвав восторженную улыбку. Что ж, не зря мы тащились сюда так рано — я знаю, как задать мужу хорошее настроение в такой сложный день. Просто дать вволю потискать этого кряхтящего пухляша.
— Ах так, попался…
Анвар прижимает его к себе, и маленькие, но уже крепкие руки послушно обвивают отца за шею. Чмокнув сына в покрытую короткими тёмными кудряшками макушку, он поднимается со стула и ловит мой взгляд своим — искрящимся той же теплотой от абсолютной детской любви, какую уже получила я мгновением раньше. От того, как умеет обниматься Золтан, иногда можно и прослезиться. Его сердечко уже вмещает больше, чем когда-то вмещало моё.
— Доброе утро, — теперь могу поприветствовать и я, подавшись вперёд и поцеловав Анвара в щеку. Озабоченно приглаживаю его топорщащиеся волосы, которые он принялся отращивать, зачёсывая назад. — Так и просидел всю ночь с указом?
— Сочинял ответ для Юники, — усмехается Анвар, кивнув на край стола со свёрнутой в трубочку бумагой, запаянной королевской печатью. — Как медвежонок, дал тебе поспать или опять устроил весёлую ночь?
— Хорошо. Проснулся всего раз, поел и снова заснул.
Будто понимая, что речь о нём, Золтан поворачивается ко мне и уморительно причмокивает губами-бантиками. Да, запретное слово: пока не поест, доброе утро не настанет ни для кого.
— Ага, кому-то пора завтракать, — тоже легко различает этот сигнал Анвар, но не спешит отдавать мне ребёнка. — Давай сам тебя отнесу, а то у мамы заболят руки.
— Ничего не заболят, вот ещё, — фыркаю я, и, пока мы не ушли из кабинета, выуживаю из вороха бумаг на столе ту, на которой болтается обломок печати с соколом. — Что там пишет наша герцогиня?
— Требует, чтобы мы до зимы привезли Золтана в Сахетию, она соскучилась, но Дастан её уже не пускает путешествовать. — Я вскидываю поверх листа возмущённый взгляд, и этого хватает, чтобы Анвар спешно добавил: — Да, я уже ответил ей, что мы не потащим такого кроху через всю страну. Через полгода она сама станет матерью и всё поймёт.
Удовлетворённо киваю, попутно скользя по строчкам — краткость точно сестрёнке чужда. Серди вороха впечатлений от беременности, рассказов про темпы строительства пограничной с волайцами стены и восхищения управляющим Манчтурией Дастаном ищу то, что волнует меня куда больше.
«… леди Олана почти не покидает сад, целыми днями только вяжет одежду на малышей. Посадила кучу новых цветов у могилы всеотца и каждый вечер сама зажигает там лампаду. Похудела до костей. Надеюсь, рождение внучки её растормошит».
Тяжело выдыхаю. Есть вещи, которые не исправить. Единственное, чем мы можем отплатить герцогу за его жертву — жить так, как он мечтал. Леди Олана так и не оправилась от горя, и интуиция подсказывает: уже не оправится. Вздрагиваю, понимая, что стала бы такой же тенью, если бы с озёрской равнины ушло в землю тело Анвара. Меня хотя бы держал ребёнок. Миледи не держит ничего. Отныне у Сахетии новое солнце.
— Как думаешь, получится уговорить леди Олану приехать на именины Золтана? — тихо спрашиваю я, откладывая письмо на стол.
— Сомневаюсь. Уже не раз приглашал её погостить в столицу, но она не хочет оставлять отца. Если уж Юника не может её вытащить на свет, то вряд ли мы сможем.
Анвар удивительно спокоен, говоря это вслух. Наверное, помогает уютно устроивший голову ему на плечо сын, хлопающий глазами — так, словно понимает, почему закончилось веселье, и все разом посерьёзнели. В страшный день битвы за Афлен мы потеряли больше двух тысяч воинов, а Озёрск стал местом паломничества и самой крупной братской могилы в истории. Но сильнее всего ударила потеря всеотца. До самого конца прошлого лета в Манчтурии был общий траур, а нового герцога не возводили в титул. Я видела, как тяжело дались те дни Анвару, хоть он и говорил о неизбежности смертей, и что отец был к такому готов. Пепел этого горя ещё долго скрипел на зубах, и хорошо выручало разве что полное погружение в дела разбитой страны, которую срочно нужно было отстраивать по кускам.
Король-консорт. Мне не понадобился никакой вотум для введения этого понятия в общий обиход. Я не могу быть везде сразу, а ещё отчаянно не желаю неравенства между нами, и потому Анвар наделён всеми правами короля. Безусловным доверием. «Чёрный король» — слышала это среди слуг и знаю, как его боятся. Люди прекрасно помнят, как он поднял армию мертвецов. И мне от этого… спокойно? Пока ходят легенды про силу моего колдуна, страна будет стоять крепко, а на границы не нападут соседи, пусть мы хоть что сотворим со своим пониманием веры и храмами. Так что пусть в глазах народа он будет неведомой чёрной силой, которую нужно страшиться. Моё прозвище белой королевы осталось при мне, и пока это так, баланс соблюдён.
Из размышлений выдёргивает требовательное гуление Золтана, который явно готовится в скором времени захныкать, так что спешно возвращаюсь к нему:
— Иду-иду, медвежонок. Пора завтракать.
Мне нравилось, как в Сахетии принято было кушать всем вместе за круглым столом на веранде, так что дома, по крайней мере в летний сезон, введено то же правило. Для каждого припасено любимое блюдо: клубника в сливках для Фрицеллы, фруктовая нарезка для маниакально следящей за фигурой Иви, блинчики с карамелью для малышек Хельты и Зул, которые всё норовят сунуть что-то сладкое и Золтану. Он бы, конечно, был не против, вот только ему пока положено только материнское молоко и разве что раздавленное в пюре свежее яблоко. Анвар неравнодушен к омлету с зеленью, а я так и не избавилась от старых привычек. Да, меня больше не беспокоят ни запахи, ни вкус мяса, и я даже неохотно это ем ради полноты рациона сына, но… каша с изюмом и орехами вне конкуренции.
— Девочки, ему нельзя клубнику, — повторяю в который раз, обрывая попытку четырёхлетней милашки Зул поделиться сладким, и усаживаю принца на колени Анвару — подальше от этих шкодниц.
— Мы совсем чуть-чуть, честно! — строит невинные голубые глазёнки Хельта, умоляюще сложив ладони. — Он так смотрит, ну прям выпрашивает!
— Ох, какой же вырастет красивый мужчина, — мечтательно тянет Иви, наблюдая за тем, как Золтан увлечённо мусолит во рту дольку яблока. Перепачканный им и слюнями до самого носа — да уж, красавец неописуемый.
— Ты же через три дня едешь к жениху, имей совесть! — Фрицелла пихает её локтем, и старшая из сестёр обиженно насупливает брови.
Малышки подросли. Тяжелее всего пришлось именно Иви: она была ближе всех с Таисой и матерью, и потерю воспринимала по-взрослому. Ушли в беззаботное детство её глупости и неумение поддержать толковый разговор, а пережитое заточение принесло осознание ответственности. Через год она станет женой кронпринца Сотселии, и теперь я спокойна за честь нашей страны. Иви всегда была самой яркой девушкой в династии благодаря медно-рыжим кудрям, но в последний год стала и достойной своей крови.
Жаль лишь, что ум пришлось приобрести таким жестоким путём. Прибыв после Озёрского побоища в столицу, я нашла сестёр в кошмарном состоянии. Их и впрямь заперли в паре комнат на всех, лишили слуг и кормили раз в день одним хлебом. Когда Иви как старшая попыталась что-то разузнать, её поймали и избили стражники — до сих пор на стройных ногах остались шрамы и шишки от неправильно сросшихся переломов. Как бы ни лечил их Анвар, танцевать сестрёнка больше не может, а на непогоду кости нещадно ломит. Фрицелла и Хельта только недавно начали с опаской выходить за пределы замка, а до этого по-звериному жались к стенам на каждый шорох. Зул ночами до сих пор иногда хнычет и просится к маме, так что…
Мамой пришлось стать мне. Общей на всех нянькой калек. Вот уж и подумать не могла, но как было поступить, когда не осознающий жизни и смерти ребёнок напуган до икоты? Я приходила к Зул, ложилась рядом и гладила по шелковым золотистым волосам. Пела колыбельную, которую узнала от Анвара. Рассказывала старые истории из книжек и про то, что видела в Сахетии — разноцветных птиц, пышные сады с цветущей магнолией, дома с бирюзовыми куполами. Важно было просто говорить, и тогда Зул мирно засыпала.
Потом послушать сказки стали приходить и Фрицелла с Хельтой. Так и появилась странная традиция, собираться вечером на одной кровати и болтать. Осиротевшим девчонкам нужна семья, и я точно не собиралась открещиваться от них теперь, оставлять одних в отдалённой башне.
Северная башня всё равно разобрана до фундамента ещё ранней весной.
— Всем успели доделать платья для сегодняшней церемонии? — между дел интересуюсь я, успевая краем глаза следить, как Золтан крошит яблоко прямо отцу на колени. Тот невозмутимо вытирает ему пухлые щёки салфеткой. Давлю улыбку: не каждый мужчина позволит себе нянчить малыша наравне с женщинами. Но выглядит это всегда до жути мило.
— Мне не отдали диадему, — тоненьким голоском жалуется Фрицелла. — Мы же хотели собрать ею волосы…
— Значит, отправлю за ней фрейлину к ювелиру, — успокаивающе киваю я ей, пока самая красивая и одновременно самая капризная из принцесс не разобиделась. — Или, может, хотите прогуляться в город сами?
— А можно, с нами пойдёт Анвар? — неуверенно просит Хельта, опустив глаза в тарелку и отчаянно краснея.
— Прости, малышка, сегодня ему…
— Конечно, схожу. Это же недолго, — сам отзывается Анвар, походя потрепав кудряшки Золтана. — Тем более, мне и самому кое-что надо заказать у ювелиров.
Поворачиваю к нему голову в поисках взгляда и вопросительно поднимаю бровь. Надеюсь, он и в прошлый раз понял, что мне уже некуда складывать все «бесконечно полезные амулеты». Он усмехается уголком губ, явно заметив моё внимание, и добавляет:
— Раз Иви уезжает, я же не могу отправить её без подарка. Тем более, её следует защитить от дурного влияния. Нужно заговорить парочку хороших камней.
— Тогда мы пойдём! — радостно подскочив на стуле, улыбается Хельта.
Мне же видеть этот энтузиазм грустно. Дело ведь не в том, что девочкам так сильно хочется компании Анвара — просто они ему доверяют, а таких людей в нашем окружении не много. Даже стражников они боятся, несмотря на то, что год назад был полностью сменён весь состав слуг замка. Но только с чёрным королём им будет не страшно идти по улицам, ведь никому в здравом уме не придёт мысль напасть на самого сильного мага континента.
— Мне не нужны подарки. — Вдруг раздражённо отодвигает тарелку Иви. — Мне вообще ничего не нужно.
Она вскакивает из-за стола и подбирает полы своего воздушно-мятного платья, резво уносясь из беседки. Я терпеливо вдыхаю, а затем поднимаюсь и иду следом: как-то уж разом вышло стать вместо матери не только детям, но и бушующему подростку. Знаю, почему она так бесится. Я тоже вела себя в точности так же в тронном зале, швыряясь перчатками…
— Я разберусь, — бросаю Анвару, который провожает меня тревожным взглядом, но остаётся на месте, присматривать за детьми.
Подол до колена, на южный манер расклешённый атласным синим колокольчиком, позволяет идти по тропинке свободно. Тонкая рыжеволосая фигурка лучше яркого флага мелькает впереди, так что я прибавлю шаг, почти её догоняя. До ушей доносятся всхлипы. Свернув от ряда гортензий вправо, Иви добегает до фонтана и плюхается на его бортик, упирая ладошки во влажный мрамор. Шифоновые крылья её платья моментально промокают.
— Не надо было идти за мной, — гнусаво и жалобно скулит она, обернувшись на меня. — Иди. Тебя ждут муж, сын и ваши великие свершения.
— Нет. Меня ждёт сестра, которая вдруг решила, что поплакать в стороне лучше, чем сказать всё вслух, — спокойно отвечаю ей, неспешно подойдя к фонтану. Опускаюсь перед Иви на корточки и заглядываю в распухшее личико. — Я тебе не мама. Но если кто на этом свете и не желает тебе ни капли зла, то это я.
Доверительно кладу руки ей на колени, и на мой сапфировый браслет падает одинокая слезинка. Иви шмыгает носом, а я осторожно подтягиваю повыше ладонь и стираю влажную дорожку со впалой щеки. Телосложением она — в точности покойная Глиенна.
Но гордость — это исключительно кровь династии.
— Я… я не хочу быть… разменной монетой, — наконец, выдавливает она полушёпотом. — Виола, мне тут… так хорошо. Не думала, что так будет без мамы и Таисы, но это правда дом. Семья. Ты простила мне годы издёвок, я знаю, что это не месть, и всё же… ложиться под какого-то чужеземного принца во благо страны…
Она захлёбывается новым потоком рыданий. Закусываю щеку изнутри. Кто как ни я способна сейчас её понять. Решительно сжимаю в тёплую ладонь её дрожащие ледяные пальцы.
— Принцесса Иветта, неужели ты думаешь, что я бы стала делать из родной сестры племенную кобылу? Может быть, когда-то я и была на такое способна. Когда подписывала тот мирный договор по велению отца. Но ты не думала, почему я отправляю тебя в Сотселию за год до свадьбы с кронпринцем?
— Чтоб-бы… мы… поз-знакомились…
— Именно. Я хочу, чтобы вы узнали друг друга. Поверь, выходить замуж за кого-то, кого знаешь меньше седьмицы… идея очень дурная, — усмехаюсь я, и Иви слабо улыбается в ответ: шутка удалась. — Представь — ты приедешь никому не известной иноземной принцессой, такой яркой, юной, сильной. И сможешь играть любую роль. Изображать неприступность? Да мужчин это лишь раззадоривает! Давать надежды и разбивать их? Пожалуйста! Это твой год, и этот год ты можешь кружить голову принцу до тех пор, пока он не поползёт за тобой к алтарю. А может быть, богиня сделает бесценный подарок и тебе — и ты сама полюбишь своего жениха. Это приходит очень не сразу. Но когда придёт, уже не спутаешь ни с чем.
— А если… если не придёт? — испуганно, торопливо шепчет Иви, отчаянно ища ответы в моих глазах. — Если он будет мне противен? Или я вообще влюблюсь в другого, какого-нибудь местного красавчика…
— Милая, твоя сестра — королева большей части континента. — Я снисходительно прищуриваюсь. — А мой муж — маг, перед которым дрожат даже за Багряным морем. Помни это каждый день: даже косо взглянуть на тебя никто не имеет права. Ты свободна в своих желаниях. Если поймёшь, что шансов нет, а брак тебе будет противен — просто кинь мне весточку. И посмотрим, как будет удачнее решить проблему — новым мирным соглашением… или заменой кронпринца на более симпатичного. У короля Сотселии ведь двое сыновей.
— Ты… серьёзно?
— Серьёзнее не бывает. Ты часть моей семьи, а в семье не предают и защищают друг друга любой ценой: запомни это как следует. Если тебя хоть что-то не устроит, или кто-то посмеет обидеть, или нарушит твою неприкосновенность до совершеннолетия — мы разнесём всю их страну к болотным духам. Тебя не бросают. Твоя семья всегда с тобой. Ты мне веришь, сестрёнка?
Иви часто моргает, сбрасывая с ресниц оставшиеся слезинки, и вдруг бросается мне на шею, обнимая ничуть не менее крепко, чем Золтан. Прижимаю к себе это дрожащее тельце, хлопаю по плечам. Она справится. И ещё станет королевой соседней страны. Но только добровольно.
— Спасибо, сестра, — шепчет она, а я с облегчением выдыхаю.
Обожаю вид с балкона на закате. Это багряное марево за вершинами гор, острыми шпилями пронизывающими кучевые облака. Аккуратные кирпичные дома с синей черепицей и королевский яблоневый сад, где к концу лета наливаются соком плоды. Вдыхаю полной грудью тонкий аромат от обвивающих медные перила голубых роз. Не верится, что мы это сделали. Официальная церемония закончена, на моих плечах всё ещё тяжёлая бархатная мантия с вышитым золотом барсом, а на распущенных волосах покоится сапфировая корона. Не без удовольствия снимаю её и убираю на простой плетёный столик, а следом откидываю и мантию.
Чтобы бремя власти не давило, нужно просто его разделить.
Внизу, из сада, ещё доносятся голоса обсуждающих событие аристократов, неспешно прохаживающихся по тропинкам перед отбытием из замка. Кто-то возмущён, кто обескуражен, а кто-то вполголоса признаётся, что в родственниках давно прячет мага. Теперь это не стыд и не тайна стоимостью в жизнь. Думаю, мама бы мной гордилась. Я вернула ей долг за воскрешение мужа.
Лопатками ощущаю направленное на меня пристальное внимание и оглядываюсь через плечо. Анвар стоит, прислонившись к закрытой двери балкона и сложив руки на груди — чёрная тень, лишь в прозрачной радужке мелькает кошачье довольство. Взгляд скользит по моим скулам, шее, выступающим косточкам ключиц и линии лифа, подчёркивающего грудь. Как погладил… Нечестно. Дыхание тяжелеет. Слишком хорошо чувствую обещание содрать это вычурное платье.
— Моя жена удивительно прекрасна, — мурлычет Анвар, скользящим шагом направляясь ко мне.
— А мой муж удивительно хорошо умеет льстить, — смеюсь я, не поддаваясь его невесомой магии притяжения. — Золтан уснул?
— Медвежонок сладко сопит в своей колыбельке, — отвечает он, не меняя расслабляюще-обволакивающего тона, и обвивает руками мою талию, притягивая к своей груди. — Потрясающий ребёнок. Сделаем ещё одного? Вроде хорошо получается.
Теперь мы смеёмся вместе. Да уж, детей нам пока хватит: и так приходится растить сестёр как дочерей. Может быть, через пару-тройку лет. Когда успокоятся все волнения после сегодняшнего переворота, а страна уверенно встанет на новый путь. Впереди долгие годы, которые мы вправе наполнить самыми яркими моментами. Ради этого стоило сражаться.
Анвар отодвигает прядь пшеничных волос и опускает губы на мою шею, и я податливо откидываю голову ему на плечо. Прикрываю веки. Мурашки от его горячего дыхания… избавившись от вечного холода, я стала гораздо чувствительнее к таким ласкам. Но пока ещё в состоянии думать, а не отдаться ускоряющемуся пульсу целиком, тихо бормочу:
— Ты меня… не обманешь. Что-то выпрашиваешь? Что ты хочешь?
Он усмехается и игриво прикусывает выступающую венку, на что я облизываю губу. Напряжение неизбежно нарастает, а желание ощутить больше, ближе — неумолимо захватывает, колким азартом по коже.
— Хочу… с чего бы начать? Академию для магов. Безопасную дорогу из Сахетии в Диндог. Всенародные праздники и соревнования для укрепления связи между севером и югом. Ещё как минимум двоих детей. Официальный запрет королеве на такие соблазняющие платья с открытой спиной, если она не хочет, чтобы следующая церемония закончилась прилюдным непотребством… Тебя. Каждый день.
— Вот это аппетиты у моего короля. Нам вечности не хватит на исполнение всех желаний.
С приглашающей улыбкой я разворачиваюсь в его руках, и обжигающе-шершавые пальцы проходятся по открытой линии пояса, послав волну жара в живот. Ладони взлетают на его сильные плечи, отстёгиваю пряжки чёрной мантии. А смотрю лишь в прозрачные глаза, затянувшие в свой чарующий омут без остатка.
— Тогда поторопимся, — с игривым голубым всполохом радужки Анвар умелым пассом оживляет кожаную плеть, которая стремительно несётся к завязкам моего наряда. Что ж, я хотя бы приучила его не рвать одежду без разбору.
А на остальное у нас будет целая жизнь.
Конец.