Затерянная кровь

4. Стратегия

В отличие от сестёр, я в детстве никогда не простывала. Видимо, воспринималась всеми болячками как уже давно охладевший труп. Но сейчас очень ярко вспоминается, как вокруг частенько покашливающей Иви кружили нянечки, по очереди гладили её по спинке — именно на её месте ощущаю себя, пока Волтар с Анваром в четыре руки осматривают меня, отрезают на изучение прядку волос и втирают в тыльную сторону ладони какие-то порошки и мази, проверяя реакцию — нулевую.

— Неужто совсем ничего? — вздыхает Волтар, когда я спокойно выпиваю предложенный травяной настой и не ощущаю никаких перемен своего подавленного состояния. — Так… тело крепить пустое дело, значица, всё в духе…

— Не думаю, что мама могла мне навредить, — осторожно замечаю я, устало сгорбив плечи. — Нэмике говорила, что мама всегда со мной с тех пор как отдала мне жизнь — её душа внутри меня. Я просто смогла с ней связаться.

— Мы пытаемся выяснить не способ, которым вы установили связь, в этом как раз ничего удивительного нет, — терпеливо поясняет за моей спиной Анвар, продолжая с умилительным тщанием заплетать волосы обратно в косу. — А то, как избавить тебя от холода, боли…

— Потравы в крови, — услужливо добавляет Волтар, с задумчивым видом делая записи на уже испещрённом листе.

— Да. И зависимости от моей магии. Думаю, и связь с мамой ты смогла установить благодаря ей — тому, что я отдаю вам с малышом часть сил. Приток новой магии разбудил и Эббет. Как уже сказал Волтар, укрепляющие настои на тебя никак не действуют — впрочем, ещё по зелью от Нэмике было ясно, что вариант это слабый.

Пальцы Анвара на мгновение задерживаются на моей шее, самыми подушечками поглаживая точку пульса и спустившись к открытому плечу. Знаю, что он пытается сказать этим острожным касанием — подбодрить после кошмарных историй от мамы. Но мне и без того хорошо удаётся держать лицо: как ни крути, а этому мастерству я научилась раньше, чем осознанной речи.

Ведь так хотел отец. Интересно, как сильно его воротило при взгляде на меня, выжившую вопреки всему, убившую его любимую жену… Да не любимой она была. А собственностью, мнения которой не спрашивали, когда поили отравой в надежде превратить в бесплодный сосуд для утех короля.

Мотнув головой, стряхиваю эти липкие, противные в навязчивости мысли и сжимаю кулаки. Я дала клятву. Сейчас значение имеет только наш ребёнок и его будущее. Так что достаточно мы прохлаждались.

— Иными словами, двадцать лет я жила дохлятиной, а тут вы надеетесь щёлкнуть пальцами и оживить то, что никогда не жило, — насмешливо отрезаю я, встав с табурета. — Довольно. Господин Волтар, я благодарна за ваши труды, и конечно, буду ещё больше благодарна, если получится найти способ обрести независимость от магии Анвара. И я не держу на вас зла за тот яд — не вы его подмешали в кувшин и не вы купали новорождённого ребёнка в освящённой воде. Но сейчас это всё не столь существенно. За моей головой идёт охота, каждый наёмник Афлена мечтает о трёхстах обленах, а Глиенна наверняка собирает армию для штурма Сахетии. И мы тоже обязаны начать подготовку к битве.

— Сказано истинно по-королевски, — одобрительно кивает мне Анвар и тепло прощается с учителем: — Нам и правда давно пора, ещё отцу предстоит объяснить, что случилось на рынке. Я зайду позже, мне нужна будет твоя помощь.

— Бывай, воронёнок, — небрежно отмахивается от него пером Волтар, свободной рукой теребя отрезанную прядь моих волос. — И вам доброго… ужель вечера, Ваше Величество.

Мы выходим из подвала и душной лавки, и я с наслаждением вдыхаю пряный воздух. Какое облегчение — в мастерской мага на меня будто давили сами стены. Всё же колдунам сидеть загнанным словно крысы в свои тайники не очень-то полезно.

— Как ты? — тихо спрашивает Анвар, подав мне локоть. — Может, стоит отложить на завтра начало подготовки? Всё это действительно надо осмыслить.

— Нет. Сегодня. Сейчас. Я хочу видеть Нэтлиана, твоих братьев и отца… всех, кто готов поддержать нас на пути в столицу. Чем больше союзников мы успеем собрать, тем больше у нас шансов победить.

Решительно шагаю вперёд по улице, краем уха услышав обречённый вздох:

— Иногда ты пугаешь даже меня.

На галерее в покоях Анвара этим вечером людно и шумно, а в закатном свете солнца ковёр, стены и ткани видятся красноватыми. Дастан устраивается с чашкой чая на диване вместе с Юникой, поджавшей под себя ноги и задумчиво теребящей жемчужину на косичке. Я по примеру всеотца занимаю одну из длинных оттоманок, а Анвар присаживается прямо на пол на подушку, по ходу разговора успевая отыгрывать с Кенаем партию в шахматы на низеньком столике. Нет разве что леди Оланы, которая предпочла не вмешиваться в беседы о стратегии, которые ей чужды.

— Я могу понять, почему Таису поддержала Антилия — местная герцогиня всегда была в дружеских отношениях с Глиенной и прибыть на сбор Пятерых должна была первой, — сухо обозначаю я, делясь своим видением ситуации с остальными. — Но что заставляет идти против законов престолонаследования гранийцев, ума не приложу. Разве что обида семьи герцога Хэссескского на корону до сих пор крепка…

— Сегодня Гранией заправляет старший сын покойного герцога, брат Елены, — задумчиво пригладив бородку, помогает мне рассуждать Иглейский. — Сама она, если мои сведения не лгут, так и не вышла замуж и скончалась от чахотки в прошлом году. Да, не спорю, Казер тогда сильно их обидел отказом от брака, да и среди всех народов именно в Грании темнокожих не любят больше всего. Всё это вкупе способно повлиять на решение Хэссекского поддержать Таису вопреки законам.

— Значит, остаются только крестьяне Несимии, в жизни не державшие меча, да граф Тревийский со своим ленивым войском, — подытоживает Дастан, хмуро сведя брови. — От первых толку мало, а второй настолько скользкий змей, что наверняка будет до последнего мутить воду, а потом поддержит того, кто ближе к победе.

— Не стоит стряхивать несимийцев со счетов, — возражаю я. — В их владении вся основная кормушка страны. Уверена, что барон Филзар выступит на нашей стороне, а прекратив поставки продовольствия в Велорию, мы хорошо ударим по королевской армии и по устойчивости трона Таисы. На одних антилийских яблоках сражаться воинам будет не так-то легко, а народ очень не любит голод.

— Нужно отправить послов в Залеск, — походя отмечает Анвар, не прерывая партии в шахматы. — Итого — ладья ест пешку. Если не хочешь отдать ферзя, значит, жертвуй конём, — комментирует он ситуацию на доске, забрав самую мелкую фигурку в кулак.

— Всё время забываю, что можно сделать рокировку. — Кенай вздыхает и качает головой, между дел закидывает в рот виноград из стоящей на полу вазы. — А может, и нам сделать подобный финт? Спрячем Виолу, отправим вас с ней поглубже в пески, а ещё лучше — на Жёлтые острова. Целее будет. А мы тут пока разберёмся с её жабой-сестрицей.

— Так она и согласилась, — хохотнув на такое заявление, Юника доверчиво кладёт голову на плечо Дастана.

— Исключено, — подтверждаю без тени промедления. — Я должна вести людей в бой, а не отсиживаться в заднем ряду.

— В твоём положении…

— Я пока что способна влезть в доспех и держать меч, — обрываю Кеная на полуслове, уверенно заявив: — Я стала живым знаменем равенства сословий в день своего рождения и могу понять, как сильно на ваших людей повлияет, если их лорд и королева поведут войско вместе. Это будет лучше всякого флага и покажет им, что они пойдут сражаться не за чужую северную принцесску, а за собственные права и будущее своих детей. Как считаете, герцог, это весомый аргумент?

Поворачиваю голову к Иглейскому и замечаю лёгкую улыбку на суровом лице. Словно в искренность моих обещаний относительно положения его народа поверил он лишь сейчас. Болотные духи, да неужели можно сомневаться во мне, если мой собственный малыш родится смешанной крови? В эту секунду я говорю не как королева, а как будущая мать, которой не плевать на того, кого носит под сердцем. И биться готова как медведица, защищающая медвежонка.

— Я думаю, это единственный аргумент, который вообще способен заставить мой народ поднять оружие на северян, — подтвердив мои слова, герцог обращается к Дастану: — Я тоже поведу моих людей, покажу своё доверие королеве. А ты останешься в Сахетии.

— Но отец! — возмущённо выпрямляет спину тот, однако его возражение проигнорировано:

— Я стар. Стар, и потому менее ценен. И раз Анвар отныне входит в династию, всеотцом быть тебе. Если тебя пронзит случайная стрела, Манчтурию ждёт хаос: у Кеная после всех его проделок очень мало шансов получить доверие народа. Это не обсуждается, ты и твоя невеста остаётесь защищать наш дом, — с властным нажимом обозначает герцог, словно не замечая протестующе сверкающих глаз сына.

Юника мягко гладит Дастана по щеке кончиками пальцев, и тот тяжело выдыхает, а затем шумно прихлёбывает чай: его молчаливый протест чувствуется кожей. Однако перечить отцу он явно не собирается, да и логика в таком приказе есть.

Может, поэтому отец отправлял меня в Сотселию биться за торговые пути — надеялся, что я сгину в сражении… Как же страшно посмотреть на свою не-жизнь теперь, оглядываясь назад со знанием правды.

— Ну а мне-то можно помахать мечом? — с надеждой поднимает брови Кенай, не дав мне отвлечься на всё равно возвращающиеся в голову грязные мысли. — Раз я всё равно паршивая овца?

— А тебе придётся завтра же отправиться в Диндог, передать им послание от меня и от королевы, — продолжает отдавать чёткие распоряжения Иглейский, кажется, обдумавший это ещё вчера, пока все пили анисовую настойку. — Пусть граф Лион готовит своих людей и выступает через Антилию. Раз их войска ушли к Велории, он легко сможет взять беззащитный Лозван.

— Хочешь зажать королевские войска с двух сторон и отрезать путь отступления? — понимающе кивает Анвар, сделав на доске новый ход. — Хороший план. Но успеет ли Лион собрать людей и дойти до Лозвана? До Диндога отсюда три дня пути через пустыню, где порой резвятся волайцы, а весть ему нужно передать предельно быстро.

— Почему бы не отправить сокола? Нам нужен каждый боец, а тем более командующий, нет смысла отправлять Кеная. — Непонимающе хлопаю я глазами.

— Соколы не летают через пустыню, милашка, — тут же поясняет мне он сам.

— Тогда давайте снарядим мага, птице или животному всяко легче…

— Ага, легче нам, ну конечно! — громко фыркает Юника, сложив руки на груди. — Пробовала когда-нибудь летать? Это дерьмовее, чем бегать. Три дня бежать через пустыню — как думаешь, надолго ли хватит самого крепкозадого колдуна? И ведь никакой поклажи не взять, даже воды. Верная смерть.

— Я тоже считаю, что Кенай нужен здесь, тренировать бойцов, помогать собирать гарнизон на войну, — внезапно поддерживает меня Анвар, подняв глаза с шахматных фигур на сидящего напротив брата. Что-то неуловимо серьёзное мелькает в его радужке, не просьба, а завуалированный приказ-признание: — Ты мне нужен. Я хочу, чтобы именно ты стал в бою личной охраной Виолы. Раз Юники и Дастана не будет, ты тот, кому я смогу доверять, если придётся оставить её одну.

С подозрением прищуриваюсь: не нравятся мне такие речи. Кенай же тепло ему улыбается в ответ, подкидывает высоко вверх ещё одну виноградину и лихо ловит её ртом. Не обращая внимания на то, что партия им явно проиграна в пух и прах, он небрежным щелчком пальцев скидывает с доски чёрного короля Анвара.

— Тогда тебе мат, братишка. Я буду только рад защитить твою семью. — Он озорно мне подмигивает, на что герцог устало вздыхает:

— И кто тогда отправится в Диндог? Нам нужен верный человек, это письмо слишком ценно, чтобы вверять его простым бойцам. Миджай? В одиночку рискованно…

Я крепко задумываюсь, в уме перебирая людей, которым верю. Не такой-то длинный список, и почти все уже находятся в этой комнате. Так и не нащупав ответа, нервно тереблю подол платья. Анвар придвигается ко мне поближе, сев прямо в ногах, и внезапно накрывает широкой ладонью мои ледяные пальцы. Поймав его короткий ободряющий взгляд, невольно чувствую мягкое тепло. Как он умудряется так тонко улавливать моменты, когда мне нужен?

Паузу нарушает стук в дверь, и заглянувшая в покои служанка Тики громко провозглашает:

— Ваша светлость, прибыл ленегат Нэтлиан.

— Впусти, — машет ей герцог, и мне приходится моргнуть, чтобы снова думать только о делах, а не о том, как манит игривая чернота в глубине топких глаз моего мужа, с озорной птичьей манерой склонившего набок голову. Неспроста учитель звал его воронёнком.

Сажусь прямее, в то время как остальные присутствующие и не думают менять расслабленных поз. Интересно, герцог всегда общается с подчинёнными столь неформально? Или дело в том, что это мой подчинённый, а не его? В любом случае, с удивлением признаю: я рада видеть в здравии Нэтлиана, неспешно прошедшего на галерею и коротко поклонившегося в приветствии. Выглядит он заметно загоревшим, но не потерявшим собранности и стати воина — всё тот же оливковый китель и сверкающие эполеты, а усы будто стали ещё длиннее.

— Доброго дня, Ваше Величество. Герцог Иглейский, — почтительно здоровается ленегат, и я даже без малейших усилий или натянутости улыбаюсь ему в ответ:

— Доброго дня, барон, — подчеркнув обращение, ловлю его удивлённый взгляд: это фактически признание, что долгожданный титул Нэтлиану дарован. Теперь он равный лорду, что его явно смущает:

— Благодарю за милость, моя королева. Надеюсь оправдать ваше доверие и дальше.

— Бросьте, — вдруг решительно вмешивается Анвар. — Вы давно заслужили титул, и он был обещан вам ещё перед вотумом. Вы защищали Виолу и не предали её даже тогда, когда пошатнулись её права на трон. Так что в её и моих глазах вы давно считаетесь аристократом и достойным другом.

Нэтлиан ещё раз кивает, и мне кажется, что делает он это с целью скрыть в усах улыбку:

— Благодарю за доверие. Я рад служить законной правительнице Афлена, как и все воины, которые проделали с ней долгий путь. Каждому доподлинно известно, что именно Виола Артонская должна быть на престоле — она отвоевала право мечом. Я никогда бы не поддержал беззаконный захват власти.

— Рада это слышать и благодарна вам всей душой. В таком случае, поручаю вам объединить усилия с герцогом Иглейским и начать подготовку похода на Велорию. Вы как никто знаете всё, на что способна королевская армия — фактически вы всё ещё её главнокомандующий.

Думала, что новость о подготовке к походу хотя бы его удивит, однако ленегат лишь принимает боевую стойку, отведя назад руки и скрестив их на спине, и чётко рапортует:

— Как будет угодно моей королеве. Клянусь честью своего звания, что столица будет очищена от узурпаторов. Желаете ли отдать какие-то распоряжения прямо сейчас?

— Снарядите утром небольшой отряд из самых доверенных лиц и передайте в Залеск письмо от меня. Мы должны заручиться поддержкой Филзара и заодно — пропитанием для войска. Также нам не помешает направить весть графу Тревийскому и попробовать склонить его на нашу сторону… но ехать через лесные земли слишком опасно, а почту могут перехватить. — Я в задумчивости хмурюсь, прикидывая, не держит ли на меня обиды граф. Не так уж тепло мы расстались, учитывая ревнивые фокусы Анвара.

— Мы снарядим мага, — спокойно подхватывает мысль герцог, будто говорит о чём-то совершенно естественном. Я с тревогой наблюдаю за реакцией Нэтлиана, но тот остаётся по-прежнему невозмутим. — Пусть до Залеска идёт с отрядом, а потом обратится волком — так будет проще проскочить мимо разбойников и взять с собой поклажу. Анвар, те ребята из сражения под Голтынкой ещё держат связь с Волтаром? Из них вышли бы прекрасные разведчики.

— Да, уверен, что они не откажут помочь, — легко соглашается тот, пока я перевариваю внутри себя новости, что в Сахетии маги — не редкость в отличие от севера, где так просто колдуна не отыскать.

— Кхм-кхм, — покашливанием просит внимания Нэтлиан, и когда взгляды снова обращаются к нему, выдаёт то, чего я никак не жду от северянина и слуги короны: — Разрешите поинтересоваться, насколько многочисленны «те ребята»? Я много наблюдал в пути, много думал по прибытию… И без того ясно, что в Афлене грядут перемены. Но ещё лучше мне видны способности колдовства и то, как сильно маги могут помочь армии — что в бою, что в излечении раненых. Если в вашем ведении есть такие силы, грешно было бы их не использовать. Численное преимущество точно не за нами, так давайте возьмём качеством каждого воина.

В лёгком потрясении икнув, я с тревогой смотрю на Анвара. В ушах чётко встаёт наш давний разговор у ручья о том, что любой маг опаснее доброго отряда бойцов. Элитная армия, способная одной заговорённой стрелой положить десяток врагов. Всё так, даже Нэтлиан это понимает. Но с какими глазами сейчас я буду просить помощи у тех, кого столетиями загоняли в подвалы и болота по велению короны? И как это воспримет народ Афлена — если их королева предаст заветы богини открыто?

— Это прекрасная мысль, и я рад, что исходит она не от меня, а от того, кто может похвастать многолетним опытом, — тем временем невозмутимо продолжает разговор Анвар. — Увы, маги редко живут общинами, а ещё реже — доверяют кому-либо свою тайну. Тем не менее, если кинуть пару весточек, нам с Волтаром по силам собрать отряд из десяти-пятнадцати магов. Однако корона должна дать им стимул сражаться, пообещать свободу от гонения.

— Остановись, — требовательно положив ладонь ему на плечо, шёпотом прошу я, хотя меня и так все слышат. — Это слишком опасное решение, у которого могут быть чудовищные последствия. Мне нужно обдумать, стоит ли оно того.

Анвар бессильно разводит руками, но его долгий взгляд в глаза ленегата мне совсем не нравится — он будто обещает разобраться с моим несогласием. Вот ещё. Я не собираюсь прослыть в народе еретичкой… кто тогда будет выглядеть узурпатором — Таиса или живая мертвечина, ведущая войско темнокожих шаманов и колдунов на столицу? Слугами Харуна нас и нарекут, без сомнений. Проснувшейся в глубине пустыни скверной. Пугать собственный народ не в моих планах.

— Что ж, подумайте, моя королева. Уверен, что вы поступите верно в любом случае, — безропотно принимает отказ Нэтлиан. — Будут ли ещё распоряжения?

— Нет. Идите отдыхать, милорд, а завтра начнёте подготовку. Вам удобно в доме Миджая?

— Вполне, вы же знаете — я человек, которому простота куда ближе и приятнее, чем роскошь. Меня приютили как дорогого гостя. Кстати, ваш друг тоже хорошо устроился на конюшне герцога.

Меня озаряет: Эдсель. Не видела его с самого прибытия в Сахетию, но по моей просьбе служанка Тики передала ему вчера весточку и угощения. Вернее и надёжнее человека сложно представить. Идеальный вариант, чтобы доверить ему быть послом в Диндог. К тому же он вполне способный боец.

— Спасибо за добрые новости, ленегат. Доброй ночи, — прощаюсь я с Нэтлианом, и пока он откланивается, уже продумываю, как уговорить Эда на такой нелёгкий путь. Сделать его своими глазами и ушами для второй части армии, которая пойдёт на столицу со стороны Антилии.

Конюха пора повысить в ранге. Тем более он — наглядное доказательство того, что мнение об ином народе вполне можно поменять, если узнать его поближе. Едва закрывается дверь за ленегатом, я тут же делюсь соображениями вслух:

— У меня есть человек, которому можно отдать послание для графа Лиона. Ему я доверяю как себе. Завтра же на рассвете снарядим Эдселя с Миджаем в путь.

— Вдвоём они доскачут быстро, а если удача на нашей стороне — волайцы и не обратят внимания на двух бедуинов, — одобряет идею Анвар. — Смажу в дорогу подковы их лошадей, и тогда они смогут скакать, не оставляя следов на песке.

— Значит, решено! — с довольным видом ставит воображаемую точку в разговоре Иглейский, тяжело поднимаясь на ноги. — Утром отправляем послов в два конца страны и начинаем призыв в армию для всех, кто обучен владению мечом. Анвар — ты всё-таки свяжись со всеми знакомыми магами. Если среди них есть желающие сражаться, им стоит дать такой шанс — хотя бы тайком, в качестве шпионов и лекарей.

— Да, отец. Добрых снов.

Семейство герцога вместе с ним самим неспешно покидает покои, обмениваясь негромкими комментариями и пожеланиями хорошего сна. Юника напоследок даже успевает похвалить мой новый браслет и пообещать доделать для меня какую-то ароматическую свечу, отгоняющую кошмары. Тепло с ней попрощавшись, устало валюсь набок, пристраивая голову на мягком сиденье оттоманки. Анвар затворяет за гостями дверь и щёлкает задвижкой, явно не желая, чтобы нас снова кто-то беспокоил.

— Вымоталась? День был не из простых, — негромко замечает он, вернувшись на галерею и застав меня лежащей на боку и буравящей слепым взглядом стену.

— Я словно… Не знаю, как сказать. Пустая. То злость была, то шок, то жажда действий… А теперь ни одной эмоции. Какой-то выжженный пустырь внутри, — всё более отстранённым шёпотом признаюсь я, смаргивая пелену перед глазами.

Анвар подходит ближе, опускается на колени напротив меня и смотрит на моё лицо столь сосредоточенным, пристальным взглядом, что бегут по плечам мурашки. Как будто пытается магией своей радужки расшевелить погасшие под рёбрами угли или разглядеть нечто, таящееся под кожей.

А может, показать мне, что я важна хоть для кого-то, раз была настолько безразлична собственному отцу.

— Мне представить сложно, через что ты сейчас проходишь, — приглушённо отвечает Анвар, поглаживая обожжённой ладонью мои скреплённые заколкой волосы. Как котёнка, которому нужно зализать ранки. — Но прошу, не допускай даже мысли, что хоть в чём-то из случившегося двадцать лет назад была твоя вина. Что это ты какая-то… неправильная. Ты самая достойная королева последних пяти поколений династии. Ты заслуживала любви своих родителей, и лишь твой отец виновен в том, что тебе не довелось этого испытать. Прошлого не изменить, зато можно творить своё настоящее. Без тех ошибок, которые допустили до нас. Здесь, в этом настоящем, я люблю тебя. Такую, какая ты есть.

Замираю, боясь сделать следующий вдох или хотя бы моргнуть. Впервые мне говорят такое, впервые я чувствую это растекающееся изнутри медовое тепло, от которого бросает в дрожь. На выжженном пустыре в груди словно пробиваются из мёртвой земли свежие ростки, принося с собой надежду. Поймав руку Анвара за запястье, благодарно целую его в ладонь, прижимаю её к своей щеке и прикрываю веки.

Мой остров среди бурлящего моря. Моя душа и мой вечный плен. И только невидимый прозрачный барьер не даёт ответить ему тем же. Стекло страхов быть преданной, стекло ужаса быть зависимой, стекло боли — снова быть брошенной в одиночестве и холоде. А ещё я абсолютно не знаю, как в одно короткое слово уместить всё, что испытываю к нему. Поэтому прошу тихо и всё ещё слепо, чтобы не видеть его лица:

— Сыграй мне. Пожалуйста. Такую мелодию, чтобы казалось, словно весь мир исчез, а остались только мы.

— Тогда не открывай глаз, моя королева. Я нарисую тебе сон, — без тени разочарования в голосе, с лёгкой хрипотцой велит Анвар, и я в предвкушении поджимаю пальцы ног, устраиваясь поудобнее.

Он бесшумно поднимается, и после недолгого ожидания я слышу первые ноты фейнестреля. Столь тонкие, что сравнимы разве что с шёпотом листвы на ветру. Нежная музыка колдовским потоком разливается по галерее, волнующим бегом протягивает нити к сердцу и к сознанию. В темноте внезапно вспыхивает искра света, а затем…

Я проваливаюсь в ощущение неги, бесплотности. Будто лежу на спине в тёплой воде, и мягкие волны ласкают тело. Это не картинка — это реальные чувства, и я приоткрываю веки, но вижу над собой не потолок, а светлое небо и перьевые облака, свет закатного солнца и густые кроны прибрежных деревьев. Вдыхаю аромат лесного озера, свежесть можжевельника и терпкость смолы.

Невероятно. В чудесном месте отдалённо слышится музыка Анвара, но её перебивает щебет птиц и шум льющейся воды горного водопада. В потрясении поднимаю руку, и вода катится по ней, капает на грудь. Я абсолютно голая, среди успокаивающей природы, гладящих теплом мои плечи лучей солнца, отражающегося в брызгах. Вздох удовольствия. Ни боли, ни дурных мыслей. И расслабляющееся тело, свободно плавающее на поверхности воды.

— Спасибо, — шепчу я, наслаждаясь нарисованным Анваром видением. Спокойствием, которое оно дарит сердцу.

Какое-то время я просто лежу, целиком отдавшись неге, не пытаясь нарушить созданной для меня фантазии. Музыка фейнестреля как игра без правил и слов, увлекает за собой каждой дребезжащей тонкостью нотой и подчиняет пульс — всем трепещущим существом своим чувствую, будто то воспаряю над гладью воды, то снова опускаюсь в ласковые объятия волн. Так хорошо. Свободно. Не удержавшись, сама тянусь к округлостям груди, выступающим над поверхностью озера. Это же просто игра и видение — значит, можно делать всё, что захочется.

Пальцы замирают на короткое мгновение, а затем опускаются и мягко сдавливают грудь. Изо рта вырывается облегчённый выдох, и я понятия не имею, существует он лишь в видении или в реальности тоже. Да и какая разница? Игра увлекает моментально — правая ладонь легко находит идеальный нажим, и вдоль позвоночника прокатывает давящая истома. Растекается растопленной карамелью внизу живота, пока я, не в силах остановиться и повинуясь набирающей темп музыке, оглаживаю кончиками пальцев ареолу соска и порхающим движением проскальзываю ниже. Грудь наливается тяжестью. Преодолев порыв свести бёдра, стремлюсь к пульсирующей точке между ног, ожидающей давления, и мягко накрываю её пальцами.

Шумный выдох и сбившееся дыхание на миг перекрывают ноты. Позвонки выгибаются дугой, устремляя всё моё существо навстречу ласке собственной руки. Бёдра окатывает дрожь, но я и не думаю останавливаться — вообще ни о чём не думаю кроме желания утонуть в этой крутящей истоме, в чувстве парения над землёй. Музыка окончательно подчиняет ритм пульса, и теперь я могу вдохнуть только в коротких паузах между новым разбегом нот. Тепло, свет, мягкая вода, пение птиц и шелест листвы… Двигающиеся в неспешно-разогревающем темпе пальцы. Чуть надавить… и неожиданно для себя самой простонать в голос — звук исходит откуда-то изнутри, из потаённых уголков сознания.

Ритм распаляющей мелодии сбивается всего на миг, но этого хватает, чтобы резко распахнуть глаза. Кхорры раздери. Всё та же оттоманка под спиной, всё тот же купольный потолок и красноватое свечение солнца, разница одна — лежу, тяжело дыша, и едва способна думать из-за ноющей пустоты между плотно сведённых ног. На внутренней стороне бедра отчётливо ощущается липкая влажность.

Паршивец колдун. Я же просила просто отвлечь… Желание воспринято чересчур буквально.

В этот момент мне плевать, как выгляжу, что можно подумать и как воспринять — без единой мысли в голове поднимаюсь с оттоманки, разматываю пояс и стягиваю свободное платье прямо через голову, по-плебейски. В ушах всё ещё переливается оттенками ожидания и призыва фейнестрель, пока я избавляюсь от остальной части одежд и откидываю их в кучу. Ласковые закатные лучи моментально оглаживают обнажившуюся кожу, и я завершающим штрихом убираю заколку с волос, оставляя их свободно струиться по плечам.

Анвар всё ещё стоит с краю галереи, продолжая играть лёгкий, переливчатый мотив — но не закрывая глаз, как обычно он делает в такое время, а смотря прямо на меня столь дерзко и многообещающе, что сомнений никаких — видение он не просто создал, а был где-то там и знал, как я реагировала на дарованную уединённость. Игриво наклонив голову набок, давлю кривую улыбку и знаю, что в моей радужке сейчас отражается открытое желание. Чётко чувствуя жадный, горящий голодом взгляд на себе, вновь очерчиваю полушария налившейся тяжестью груди и глажу себя вдоль ложбинки. Приглашаю сделать шаг ко мне, но без толку — Анвар по-прежнему стоически продолжает выдавливать из фейнестреля новую мелодию, ставшую из лёгкой будто бы… надрывной. Каждая нота — новым камнем в низ живота, усиливая возбуждение.

Хмыкнув, медленно шагаю ему навстречу, покачивая бёдрами. Понятия не имею, когда я стала столь бесстыдной: может, сошедший с ума мир уже перестаёт волновать так как раньше, а может, просто доверяю своей защищённости в этих стенах. Так или иначе, я делаю шаг за шагом, не отрывая призывного взора от прозрачных глаз, стремительно темнеющих от вожделения.

Эй, я же просто разделась. Ты просто видел, как я ласкаю себя в тишине лесного озера. Я просто приближусь… и обойду тебя сзади, чтобы провести кончиками ногтей вдоль позвонков, скрытых рубашкой.

Ровный ритм фейнестреля сбивается — почти неуловимо, тут же возвращаясь в единый ряд нот. Это вызов? Получится ли у меня заставить прекратить играть? Азарт покалывает рёбра, и я с затаённой улыбкой прижимаюсь грудью к спине Анвара. Запускаю руки к его пояснице, словно собираюсь обнять, но вместо этого нащупываю нижнюю пуговицу и расстёгиваю её. Музыка по-прежнему ровная как река, льётся по галерее и захватывает — чувствую мелкие воображаемые капли горной воды на плечах, как когда-то на нашем первом бале в Велории. Но теперь не он ведёт за собой слепую принцессу… теперь ведущая я. Собственная власть над ним пьянит хуже сливового вина.

Избавляюсь от пуговиц и на верхней задерживаюсь у ворота. Подушечками пальцев глажу выступающую вену на шее Анвара, соскальзываю к ярёмной впадине. Ниже, даже вслепую нахожу сокола на левой стороне его груди. Накрыв его ладонью, ловлю ритм сердцебиения — ускоряющийся, как и мелодия фейнестреля. Потрясающее ощущение, будто его пульс в моей руке. Вместо дыхания Анвара сбивается моё. Привстав на носочки, лёгкими поцелуями покрываю его шею. Он вздрагивает, выдаёт себя мурашками, но держится и продолжает играть. Вкус его шоколадной кожи — горьковато-пряный. Не удержавшись, мимолётно прикусываю мочку уха, а ладони тем временем продолжают оглаживать рельефный торс, каждую напрягшуюся мышцу, неизбежно сползая всё ниже к поясу брюк.

Прохожусь вдоль него ногтями словно в попытке оцарапать, и музыка всё-таки срывается в слишком высокую, неуместную ноту. Победно улыбаясь, обхожу Анвара и ловлю на себе его практически почерневший взгляд. Предупреждающий. Или умоляющий?

— Ты хочешь, чтобы я остановилась, или чтобы продолжала? — дразняще тяну я, а он вдруг вместо ответа прикрывает веки и полностью сосредотачивается на нотах, которые издаёт фейнестрель.

Уже было хочу возмущённо ахнуть, но тут чётко чувствую касание горячих ладоней на талии. Они не церемонятся — жадно, собственнически оглаживают изгибы тела, от чего в колени ударяет волна слабости. Вот же… так нечестно. Преодолевая порыв закрыть глаза и раствориться в этой волшебной ласке, сама решительно возвращаюсь к бою: расстёгиваю пояс мужских брюк и избавляюсь от лишних преград одежды. Анвар бесстрастно выдувает мелодию, которая становится его руками — одна сжимает полушарие груди, вторая проскальзывает между бёдер, размазывая липкую влагу.

Прильнув к нему, я покрываю неспешными, долгими поцелуями горьковато-пряную кожу, которая словно стала ещё горячее. Медленно встаю на колени и опускаюсь вниз вдоль торса, дразнящим жестом невесомо прохожусь ногтями по его напряжённым бёдрам. Он снова вздрагивает, нота выходит фальшивой — его несуществующие касания растворяются. Я победила. Побеждаю в момент, когда накрываю ртом разгорячённую плоть, смотря при этом на Анвара снизу вверх.

Он резко открывает глаза, и его протяжный сиплый стон становится моими фанфарами. Фейнестрель падает на пол со стуком, но за бешеным боем в висках музыки всё равно уже не слышно. Терпкий мускус на кончике языка. Мои ногти требовательно впиваются в его бёдра. Хрип.

— Виола…

Неожиданно громкий щелчок пальцами вынуждает меня прерваться — и очень вовремя, потому что оставленная на полке стеллажа кожаная плеть стремительно подлетает ко мне, чёрной змеёй окутывает запястья и стягивает их вместе. Это было практически неуловимо, зато очень даже улавливаю крутящий магнетический водоворот в глазах Анвара, когда он резко подхватывает меня на руки. Забыв вдохнуть, целую его глубоко и требовательно, посасывая язык, пропитываясь любимой смесью вкусов своего хищного сервала.

Всё тело пульсирует от желания, и больше игр не будет точно — три шага до дивана, но я не даю себя уложить, а встаю на мягкой поверхности на коленях, чтобы продолжить отчаянно голодный поцелуй. И зачем он связал мне руки?! Хочу трогать, хочу дразнить, хочу… хочу его, в себе, сейчас. Анвар мягко оттягивает мою нижнюю губу, перехватывает контроль и снова погружается в глубину рта. Влажно. Горячо. Его ладони — везде, бесцеремонно-жадные как никогда, не дающие шанса снова стать ведущей. Я свожу бёдра в порыве усилить необходимое давление, но в этом уже нет нужды: руки Анвара властным порывом разворачивают меня лицом к спинке дивана, и я на миг теряю воздух от неожиданности. Что я разбудила? Нет, с ним нельзя было играть… Из меня вырывается лишь нетерпеливое скуление, когда собственническая ладонь оглаживает выставленные в таком положении ягодицы.

— Анвар, — умоляющий, надтреснутый зов, и он непозволительно медленно наполняет меня собой до конца, пока его бёдра не вжимаются в мои.

Пульс останавливается. По ногам проходит судорога удовольствия, и я слепо, инстинктивно повинуюсь его воле, прогибаюсь в спине как кошка. Никогда ещё это не было… так, так бесстыдно, так сильно, так глубоко. Дёргаю связанными руками, но могу только царапать обивку дивана и простонать в голос в ответ на первый мягкий толчок.

— Давай, — вдруг хрипло шепчет мне на ухо Анвар, подавшись ближе и заставив всхлипнуть от потрясающего давления. — Так громко, чтобы слышала вся пустыня. Чтобы все знали, что ты моя.

Мир вокруг рябит, схлопывается до оголённых инстинктов, до сжирающей меня пульсации, до дрожи от глубины его проникновения. Каждый следующий рывок в моё тело — под аккомпанемент задыхающихся стонов. Ощущать его в себе. Самое правильное и нужное, самое потрясающее чувство. То издевательски медленно, то ускоряя темп — идеальное сочетание мягкости и грубости, силы и неумолимости.

Анвар прижимается грудью к моей спине, откидывает меня на себя как куклу, а затем припадает губами к шее, втягивает в себя кожу через лёгкую боль, придающую остроты. Новый неистовый толчок, до предела, до покатившейся по щеке слезинки. Идеальная твёрдость, жар и давление, от которого пульсирует в кончиках пальцев.

Стон, режущий грудь, бесконтрольный как и темп неистовых рывков, приводящих к моему полному поражению со скрипом натянутой на запястьях плети. Слишком много и жарко, чтобы выдержать ещё хоть миг сладкой пытки.

Меня окатывает разрядкой, этой тугой волной, которая сосредотачивается в животе и разрывается по всему телу сотнями искр. Вскрикиваю, теряя собственный вес, и только сильные руки держат на плаву, а гортанный стон Анвара даёт ориентир в пространстве. Дрожь прокатывается между телами, покрытыми испариной.

Не могу даже открыть глаз и лишь откидываю голову на надёжное плечо, в то время как Анвар рвано выдыхает мне в шею, жаром обдав оставленный им след. Прохладный металл его когтей на моей талии — привычно и не пугает.

— Ты всегда знаешь, как меня отвлечь, — тихо признаю я, растворяясь в его тепле и не желая разрывать нашу связь. Рушить момент уютного блаженства.

— А ты знаешь, как довести меня до грани, — с сиплым смешком отзывается он, медленно выцеловывая моё плечо.

Сейчас, смотря на скрывающееся за горизонтом солнце Сахетии и чувствуя себя самой счастливой женщиной в мире, я даю ему мысленное обещание:

«Однажды я тоже скажу, что люблю тебя».