Затерянная кровь

2. Вино

Родной смолистый запах и новая нотка цитруса — так приятно, что я не спешу просыпаться и вдыхаю поглубже, зарываясь носом в подушку. Тело ощутимо ноет после всех нагрузок последних седьмиц, и не хочется шевелить даже кончиком пальца. Но всё же слепо шарю рукой по второй половине кровати, и пустота прохладных простыней заставляет нехотя приоткрыть один глаз.

Анвара нет, однако ониксовый сокол на моей груди по-прежнему согревает тело, так что от души потягиваюсь и обвожу любопытным взглядом комнату — ночью в полумраке оглядеться не получилось, да и уснули мы после купания, едва добравшись до постели. Сейчас же приглушённые тёмным стеклом солнечные лучи дают полный обзор.

Это точно не традиционная спальня в понимании королевского замка. Сама кровать овальной формы безо всяких бортов и словно утоплена в нишу, прикрытую лёгкими вуалевыми занавесками. Сажусь и отодвигаю их в сторону, а ноги спускаю на пол — ступни по самую щиколотку тонут в мягком ворсе ковра. Комната имеет округлую форму и разделена тёплого коричневого цвета деревянными арками со множеством витиеватых орнаментов, и сочетание таких деталей с общим тёмно-фиолетовым оттенком ковра и стен приятно глазам. Несколько узких стеллажей с книгами простираются вверх до самого потолка. Я с интересом касаюсь ближайшей стены, потому как на вид они будто обшиты тканью — но нет, это просто какая-то интересная краска, бархатистая на ощупь. Купольный потолок венчает большая люстра, похожая на спрятанный в деревянный узорчатый кокон фонарь.

Уютно. Кругом расставлены мягкие оттоманки, а заглянув во вторую часть помещения, отгороженную аркой, вижу полукруглый диван шоколадного цвета, небрежно закиданный подушками, и низкий столик, расчерченный под шахматную доску. Отсюда же можно выйти на открытую галерею — никаких стен, только колонны и воздушные занавески, пропускающие яркий утренний свет. Почему-то моментально представляется, как на закате тут красиво, и как можно выпить медового вина в компании братьев: место явно рассчитано не на одиночество, а на большую компанию. Курится на ближайшей тумбочке керамическая аромалампа со знакомым ненавязчивым запахом масла нероли.

Преодолеваю порыв выйти на солнце: на мне лишь свободная сорочка, а какие порядки приличий в Сахетии, лучше выяснять постепенно. Не хватало оскорбить чьи-то чувства распущенными волосами. К моему удивлению, замечаю на одной из продолговатых оттоманок бережно сложенный комплект шёлкового белья и расправленное тёмно-синее платье незнакомого фасона — что-то похожее было на Юнике во время бала в Тридороге, на широких бретелях, но без рукавов и без корсетов, только с атласным поясом. Юбка явно будет не до пола, и мне нравится расшитая золотыми звёздами и полумесяцами фактура — не в хаосе, а именно что в порядке созвездий.

Но сделать шаг к одежде не удаётся. Приступ тошноты подкатывает к горлу, и я спешно прижимаю ладонь ко рту. Нет, мне не холодно ни капли, даже мурашек нет, и новые запахи тоже нельзя назвать противными — похоже, настала пора, когда утреннее недомогание приходит к любой женщине. Даже к не вполне живой.

— Уже проснулась? — раздаётся за спиной голос Анвара, и я не вполне понимаю, откуда: дверь в другой стороне. — Прости, немного задержался.

Обернувшись, вижу, как он с невозмутимой улыбкой поворачивает вбок кованый подсвечник на стене. За его спиной приходит в движение шкаф с книгами, заслоняя тёмный проход в ещё одну комнату, из которой и вышел Анвар. Потрясённо моргаю, но говорить ничего не спешу — боюсь лишний раз открыть рот.

— Тошнит? А я как раз для тебя кое-что и готовил.

Он подходит ближе, не смущаясь того, что из одежды на нём лишь пижамные штаны, и мягко берёт меня за запястье. Искорки тепла скользят по коже, но сжимающемуся желудку помогают мало. Под немигающим взглядом Анвара послушно раскрываю ладонь, и он высыпает на неё немного зелёного порошка из маленького бархатного мешочка, который затем убирает в карман.

— Вдохни. Это очень старый рецепт, пришлось копаться в книгах — мне раньше такое не пригождалось. Но должно помочь от тошноты без вреда ребёнку.

Слабо кивнув — что ж, хуже будет вряд ли, а портить этот чудесный ковёр совсем не хочется — выполняю указание и подношу ладонь к носу. Как же это глупо и странно. Прикрыв веки, вдыхаю порошок, который оказывается предельно невесомым и буквально исчезает в воздухе, принося запах мяты. Анвар приобнимает меня за плечи, успокаивающе поглаживает кончиками пальцев скулу.

— Ох, — выдаю с облегчением, когда следующий вдох будто вычищает из тела все неприятные ощущения, а тиски на горле разжимают хватку. — Спасибо. Намного легче. Повезло же мне быть женой мага.

В порыве благодарности я целую Анвара в щеку и, почему-то — в кончик носа, вызвав у него смешливую кривую улыбку. Но в этой комнате, в его руках нет желания сохранять лицо королевы и вбитые с рождения правила допустимого. Мне захотелось — я сделала, и это ощущение свободы воли распирает изнутри. Можно быть собой: любоваться своим потрясающим мужем вдоволь, этим мягким рельефом развитых мышц и шоколадным оттенком кожи.

— Разве это благодарность? — притворно возмущается Анвар, когда я порхающим жестом обвожу крылья сокола на его груди. — Нет, надо всё-таки тебя сводить в апельсиновый сад на закате…

— Точно, давай порадуем всю твою семью представлением, что уж там, — открыто смеюсь, представив, как Кенай будет подглядывать за нами из кустов. — Лучше покажешь свой укромный кабинет. Я же правильно понимаю, что он за потайной дверью?

— Ну а как иначе? Мало ли, каких гостей сюда занесёт, не всем же кричать в лицо: «смотрите, я маг!».

— Ах, гостей? Надеюсь, не гостий, которых до этого таскал по саду?

На мой грозно сверкнувший взгляд тихо посмеивается уже Анвар, заключает моё лицо в ладони и, не обращая внимания на насупившийся вид, мимолётно целует в краешек губ. Я показательно дуюсь ещё сильнее, пока он с усмешкой повторяет поцелуи, с каждым новым задерживаясь чуть дольше.

Один — крылья бабочки, едва коснувшись, вынуждая пульс замереть в ожидании и предвкушении.

Второй — обещающий. Почти раскрыв губы, окатив щеку горячим пряным дыханием и поселив слабость в коленях. Приходится ухватиться за жилистые плечи, забыв играть неприступность.

Третий — скользнуть языком вдоль нижней губы, заставив меня саму податься ближе. Послушно пропускаю его дальше, уже не помня и повода детской обиды. От сквозящей в каждом мгновении осторожной нежности щемит глубоко под рёбрами: ощущаю себя хрупкой драгоценностью. Тяну ладонь к его шее, теснее прижимаюсь к груди, чувствуя, как жаром отзывается на поцелуй моё тело. Мурашки по лопаткам. Мне нужно больше, и он наверняка это знает, обвивает мою талию и всё более требовательно ласкает мой язык своим, делясь терпко-пряным безумием.

— Эй, голубки, вас уже… а, ой, — прерывает момент голос Юники, бесцеремонно вторгшейся в спальню. Застав нас, тесно сплетённых посреди комнаты, она глупо застывает на пороге.

Я с трудом отрываюсь от Анвара и в неловкости не знаю, куда деть руки, а он закатывает глаза, разворачиваясь к сестре с явным недовольством:

— Галчонок, стучаться не пробовала?

— С каких пор к тебе надо стучаться? — бормочет Юника, опуская взгляд, и даже её привычная наглость куда-то испаряется за очевидным смущением.

— С тех самых, как я женился! Нет, всё же не выйдешь ты замуж, если до сих пор не понимаешь очевидного. — Анвар обречённо вздыхает. — Что там стряслось? Мне казалось, ещё достаточно рано для того, чтобы нас будить.

— Рано или нет, а леди Олана не спит с самого рассвета и уже заставила кухарку переделать завтрак — надеюсь, Ви, что ты сможешь оценить персиковые пирожные, иначе миледи огорчится не на шутку. Иными словами, все давно ждут только вас, так что кончайте тут… поживее.

Окончательно потеряв красноречие, Юника поправляет подол идеально сидящего по фигуре тёмно-бордового платья и выпархивает из спальни: сегодня у неё вид не менее чудесный, чем в Тридороге, распущена копна кудряшек и подведены краской губы. Похоже, сестрёнка рада возможности красоваться перед Дастаном.

— Пирожные? — жалобно тяну я, уже представив, как мои ограничения в еде расстроят леди Олану. Особенно когда разбужен голод совсем другого толка.

— Ну, мы знаем способ накормить тебя чем-то вкусным, — улыбнувшись до очаровательных ямочек на щеках, Анвар берёт мою руку и многозначительно целует пальцы.

Никогда не любила пышных нарядов и была рада любому поводу облачиться в штаны, но предложенное хозяйкой дома платье не раздражает совсем. Я и не знала, что одежда может быть столь лёгкой — нигде не давит, не сковывает движений, а подол «колокольчиком» заканчивается у колен и даёт свободу ногам. Вместо тесных туфель — мягкие войлочные тапочки, в которых предлагается ходить по дому. Необычно. Но мне нравится.

Не желая заставлять нас ждать, мы с Анваром спускаемся на первый этаж, а из уже знакомого холла он уверенно ведёт меня на площадку заднего двора. Интересно обустроенное место взамен столовой: выйдя из помещений, мы проходим по выстланному мрамором павильону и оказываемся на круглой веранде, отгороженной от виднеющихся за ней цветущих апельсиновых деревьев только лёгкими белыми вуалями-занавесками.

Скромный круглый стол расположен посреди веранды и уже заставлен приборами и трёхэтажными блюдами, источающими запахи свежей выпечки, миндаля, мёда и фруктов. Напротив входа сидит сам герцог, но назвать его главой стола не получилось бы — такая форма рассадки будто говорит, что все тут равны. Почтительно наклоняю голову:

— Доброго утра, герцог Иглейский. Герцогиня, большое спасибо за вашу заботу и такой чудесный наряд. — Улыбнувшись ей, расположившейся по правую руку от мужа, ловлю кивок и искрящийся довольством взгляд прозрачных глаз.

Сегодня она выглядит будто празднично в сравнении со вчерашним трауром — в нежно-голубом атласном платье и с замысловатой причёской, скреплённой золотой заколкой в форме цветка. Даже возраст не столь заметен за живой мимикой, чем-то напоминающей Юнику.

— Добро пожаловать, Ваше Величество. — Иглейский приглашающе указывает на два оставшихся свободными стула напротив себя. — Прошу, присоединяйтесь к завтраку.

— Ох, какие все официальные, у меня сейчас икота с вас начнётся, — брякает Юника и тянет меня за руку, усаживая на место рядом с собой — справа от неё уже спокойно потягивает чай Дастан. — Падай, сестрёнка!

— И то верно, не кланяться же на каждой встрече, — поддерживает её Кенай и подхватывает ближайший поднос с пышными булочками, присыпанными сахарной пудрой. — Невестка, поухаживать разрешишь?

— Эм, мне бы чего-нибудь полегче, — осторожно прошу я, пока Анвар садится слева от меня. Неизвестных начинок испытывать не стоит. — И попроще.

Леди Олана жестикулирует и подаёт Кенаю общее блюдо с ароматной рисовой кашей, щедро сдобренной изюмом и орехами. Тот дожидается моего согласного кивка и кладёт еду на тарелку передо мной, удивляя снова: кажется, пользоваться при застольях помощью слуг тут не привыкли.

— Спасибо, — сдержанно благодарю я его и осторожно опускаю под стол левую руку. В любом случае, без Анвара мне такое не съесть.

Он ловит мои пальцы своими и чуть наклоняется, негромко пояснив:

— Мама сказала, что тебя нужно кормить как следует — ты слишком худая. И я её поддержу. — Прочистив горло, он добавляет чуть громче, для всех: — Виола просила переводить для неё язык жестов, если никто не против.

— Разумеется, — кивает герцог, с аппетитом принимаясь за завтрак. — Дастан, а плесни-ка нам вина. Я уже и не чаял увидеть всех сыновей за одним столом, так что очень хочу с вами выпить, даже несмотря на ранний час.

— Хорошая мысль. — Дастан резво подхватывает высокий стеклянный графин с медовым вином, и я тревожно переглядываюсь с Анваром.

Тот молча понимает моё опасение, и пока его брат наполняет бокалы, в мой сам наливает апельсиновый сок из другого кувшина. Я моментально замечаю, каким любопытным взглядом провожает этот жест герцогиня, и нервно сглатываю. Надеюсь, отказ от спиртного не сочтут неуважением.

— За то, чтобы наша семья всегда собиралась в полном составе, — провозглашает тост Анвар, салютуя бокалом, и его поддерживает пробирающий до дрожи бас всеотца:

— Да будет так.

Все собравшиеся дружно пригубляют вино, а я отпиваю сок и решаюсь на маленькую дерзость, которую, уверена, здесь таковой не посчитают. Дотянувшись до блюда с аппетитно выглядящим, но всё же пугающим мой желудок пышным омлетом, кладу немного на тарелку Анвара — под шумок звенящих бокалов. И мимоходом подмечаю, что никаких копчёностей или мясных рулетов тут нет и в помине, ничего не раздражает мой чувствительный нос.

Значит ли это, что леди Олана распорядилась сменить блюда ради меня после подсказки от Юники? Очень на то похоже. И так… обезоруживающе мило. В замке короля никто не делал подобного для болезной принцессы.

Анвару удаётся сохранять невозмутимое выражение лица, когда он замечает маленькую заботу с моей стороны — только снова ищет мою ладонь под столом и мягко сжимает пальцы. Уже было порываюсь спросить, как он в таком положении намерен есть сам, но Анвар спокойно берёт вилку в левую руку.

— Кхм, итак, нам всем бы очень хотелось услышать ваш рассказ, — тактично не заостряя внимания на том, каким образом мы с его сыном приспособляемся завтракать, прерывает тишину Иглейский. — И желательно без утайки. Что на самом деле произошло в столице с тех пор, как туда приехал Анвар.

Я торопливо засовываю в рот ложку с кашей: первой начинать совсем не хочется, а никаких договорённостей насчёт правды и лжи у нас нет. Сладкий рис буквально растворяется на языке, приправленный мёдом и изюмом. Вкуснятина. Мой понятливый муж прочищает горло и даёт мне возможность поесть, заводя речь предельно расслабленным голосом:

— Что ж… Сначала всё было отлично. Король счёл убедительными мои доводы о наведении порядка в Манчтурии путём брачного союза, правда, как ты и предполагал, отец, Виола не очень была расположена к свадьбе. — Анвар усмехается уголком губ, и я не сомневаюсь, что это ему вспомнился наш первый бал: бабочка на моём бедре, волшебный порошок в бокале и его появление с верёвкой в спальне ночью. — Пришлось предложить ей достойную награду за согласие: корону Афлена.

На эти слова Дастан шумно давится булочкой, а Юника спешно похлопывает его по спине, и мне слышен её шёпоток:

— Вот это я понимаю, предложение руки и сердца… а то всё побрякушки да побрякушки…

— Дальше, — не дрогнув ни единой морщинкой на лице, чуть твёрже требует герцог, одарив Анвара тяжёлым взглядом из-под густых бровей. Если бы так смотрели на меня, я бы точно от страха сползла под стол. — Так это ты предложил использовать право Ятиха?

— Да. Я решил, что это не противоречит никаким нашим планам, даже превысит твои ожидания. Вместо того, чтобы стать зятем короны, я бы стал герцогом королевы и получил бы ещё больше влияния. К тому же Виола была не против поддержать наш народ и провести реформы, — тому, как ловко и каким невозмутимым тоном поворачивает Анвар всю ситуацию, можно позавидовать: он явно стремится расположить ко мне присутствующих.

Теперь Иглейский буравит пристальным вниманием меня, и я со вздохом откладываю ложку вопреки протестам радостно принимающего еду живота. Лишь бы не дрожать. Гордо вздёрнув подбородок, внутри себя радуюсь, что мы успели всё прояснить заранее, и осторожно подхватываю рассказ:

— Я всё знаю, милорд. Что восстаний не было, что вы просто боролись за свои права как могли. Знаю и не держу зла за обман. Полагаю, мой отец был в неведении?

— Всё верно. — Тяжело откидывается герцог на спинку стула. — Мы были дружны с Казером в молодости, но, к сожалению, с каждым годом он всё меньше был похож на самого себя и всё больше прикладывался к вину. Я не был уверен, что он даст добро на этот брак и потому решился на хитрость, — с почти извиняющейся улыбкой признаёт он, и морщины на суровом лице немного разглаживаются.

Сдержанно киваю: всё это не новости, и я действительно не испытываю злости из-за этих интриг: на самом деле, решать браком политические вопросы — чуть ли не традиция, так что тут может удивлять? Тем более, сейчас всё это уже дела минувших дней, которые надо расставить по полкам ради грядущего союза. Ещё раз пригубив бокал, Анвар уверенно продолжает:

— Так или иначе, но свадьба прошла без проволочек. Я, как и обещал Виоле, занялся преторами, уговаривая их подписать разрешение на поединок. Ленегат Нэтлиан встал на нашу сторону…

— Кстати, а где его разместили? — тихо спрашиваю я у Юники, склонившись к её уху, и та так же шёпотом отвечает, не прерывая Анвара:

— Он предпочёл дом Миджая, тот сам его пригласил. Кажется, они поладили.

— … Против вотума был лишь кассиопий, но это и немудрено. Однако во время поединка кто-то подставил Виолу, отравив её меч. Король скончался не от царапины, а от яда магического происхождения. Я успел только сообразить, как всё это выглядит для народа: принцесса победила бесчестно и ответит за такую смерть короля. Ну и…

— Подставился сам, — раздражённо шипит Юника. — Самое идиотское решение в твоей жизни!

— Не стану отрицать, но тогда просто не было времени ни на что иное, — кажется, лишь я улавливаю, как туго сглатывает Анвар перед этими словами и чуть крепче сжимает мою ладонь. Едва ли не впервые чудится, что это не моё мёртвое тело нуждается в его тепле, а наоборот: я нужна ему. — Я с помощью плети вырвал меч из рук Ви — она тоже сочла меня отравителем.

— Любой бы так подумал на моём месте, — вставляю свою скромную лепту, с раскаянием взглянув на внимательно слушающую леди Олану. — Сначала незнакомый чудак-колдун уговаривает свергнуть отца, потом сам подаёт мне оружие, которое убивает короля…

— Постой, невестка — так ты знала, что он маг? — потрясённо вскидывает бровь Кенай, оторвавшись от поглощения омлета. — Ты? Через сколько… Седьмицу со знакомства?

Теперь абсолютно все удивлённые взгляды обращены на Анвара, а я в замешательстве наблюдаю за такой бурной реакцией, не понимая её причины. Герцог залпом допивает вино, его жена чуть ли не подпрыгивает на месте с расширенными в неверии глазами, а братья дружно перестают жевать и роняют приборы. Анвар как-то неопределённо качает головой, но я не распознаю этот знак без мысленной связи и несмело спрашиваю, прерывая повисшее молчание:

— А… это странно? Он рассказал мне в первую же… эм, в первый же вечер.

Точнее, показал. Перед глазами встаёт, как этот хищный сервал ворвался в мою спальню, вздёрнул меня на верёвке и пробовал кровь — от таких мыслей вспыхивает румянец на щеках, и жар приливает в низ живота приятным покалыванием. Как он тогда выглядел… как пугал и в то же время притягивал. Болотные духи, кажется, мой здравый рассудок помутился уже тогда, захваченный в плен нашей сладко-горькой игры.

— Виола, — вдруг подаёт зычный голос Дастан, впервые за время застолья посмотрев на меня в упор. Нервно свожу лопатки от напряжения. — А ты бы стала рассказывать кому-то, кого знаешь всего один день, тайну, которая даёт абсолютную власть над твоей жизнью?

Замираю, будто ударенная молнией в центр груди. А ведь… правда, я даже ни разу не задумалась! То, что Анвар сразу раскрылся передо мной как маг, дало мне в руки возможность моментально принять решение о казни. Но почему я этого не сделала? Почему он мне доверился? Мы словно оба были пьяны, творя глупость за глупостью.

— Наверное, мы сразу поняли, что нужны друг другу, — только и остаётся глухо признать мне со слабой улыбкой самое наивное предположение из возможных.

Окончательно стушевавшись, неловко ёрзаю на стуле. Именно в этот момент кажется, что я здесь лишняя: будто лишь сейчас становится резче внешнее отличие белокожей девушки среди иного народа и чётче разница в моём говоре рядом с южным растягиванием «о». А на деле остро осознаю — из присутствующих я знаю Анвара меньше всех.

— Какая прелесть, — вздыхает вдруг Кенай, облокотившись на стол и мечтательно подперев голову ладонью. — Братец, может, и мне наведаться в столицу? Если все северянки такие же милашки, то я готов жениться.

— Боюсь, второй такой нет, — с усмешкой осадив его, Анвар прочищает горло и как будто бы пытается оправдать свой поступок, не раскрыв при этом и моих секретов: — Просто я узнал, что мать Виолы была колдуньей, и именно она помогла ей выжить при рождении. Решил, что раскрыть себя ей безопасно.

— Да, я помню ту старую байку, — задумчиво подтверждает герцог. — Был на королевской свадьбе, слухов тогда про леди Эббет ходило много. Но Казер ею был просто ослеплён. Кстати, Ваше Величество — вы очень похожи на мать. Неужели унаследовали её дар? — он явно продолжает искать повод оправдать безумие сына, но приходится его разочаровать:

— Нет, ни капли. Вряд ли бы династия стала растить мага. Моя семья… сильно отличается от вашей. Долг у нас выше чести, — горько хмыкнув, признаю я. Нисколько не сомневаюсь, что если бы мамины силы одарили меня способностью колдовать, то не прожила бы и дня.

— Это мы уже поняли. — С лёгким вызовом сверкают синевой глаза Дастана. — Потому как несмотря на ваши тёплые отношения с Анваром, за решёткой он всё же оказался. Ваше счастье, что Юника не сидела в темнице рядом с ним, а то…

— А ну, прекрати её винить! — обрывает жениха Юника, хлопнув ладонью по его плечу. — Сколько раз повторять: мне ничего не грозило, я спокойно тёрлась в саду. Даже если бы произошло самое худшее, я бы просто улетела домой.

— Виола поступила так, как того требовала ситуация, — поддерживает её Анвар коротким кивком. — Она же нашла способ меня оправдать на суде. Пусть не так чисто, как могло бы быть, но давайте не будем к ней строги — всё же она потеряла отца, причём так внезапно и жестоко. Винила себя в его кончине.

— Только не говори, что королевская делегация рванула в Сахетию, наплевав на ещё не принятую королевой присягу Пятерых, потому что того требовала какая-то вежливость!

Я нервно сглатываю: а у Дастана явно есть и ум, и задатки властного лидера. Потому как тон его абсолютно стальной, сродни отцовскому — от нас нужен чёткий ответ, и признаваться, что с собой мы везли палачей, после вести от покойного Белларского отправленных обратно в столицу с моим гневным письмом… не лучший вариант.

— Милорд, вы абсолютно правы, — твёрдо отвечаю я, выбрав путь максимальной честности. — Это не просто вежливость. Если помните, герцог в ультимативном порядке потребовал освобождения Анвара, и он должен был убедиться, что корона выполнила его условия. Мне не нужна война, не нужны смерти и разруха. Ни тогда, ни сейчас. И допустить прибытия чёрного гарнизона под мои окна я точно не хотела.

— Справедливо. Я бы всё равно пожелал убедиться лично, что мой сын и все его люди в безопасности. И всё же войны вам, похоже, избежать не удалось.

С этими словами герцог достаёт из-за пазухи расстёгнутого сюртука сложенную вчетверо бумагу, и я отсюда вижу на ней синюю печать с барсом. Не утруждаясь прочтением послания из Велории, Иглейский многозначительно кладёт его возле своей тарелки.

— Полагаю, тебе уже предложили сдать Виолу королевской гвардии, чтобы не допустить кровопролития? — приглушённо комментирует этот показательный жест Анвар.

— Нет. Мне предложили отправить в столицу её голову сразу, как она ступит на мой порог. Это условие, по которому я останусь всеотцом, а моя семья не будет вырезана с корнем. Как там вы сказали, Ваше Величество — долг выше чести? Ваша сестра точно усвоила эти уроки.

Я холодею до мурашек, неосознанно придвигаясь ближе к Анвару. Горло сдавливает ужас осознания: от меня не просто отказались, а решили уничтожить. Бессмысленны были мои призывы к совести, которые я настрочила в дороге для Таисы и её матери, они меня опередили. А я так расслабилась, что сейчас с собой нет и ножа…

— Эй-эй, моя принцесса, не бойся, ты что? — уловив, как я одеревенела, Анвар расцепляет наши руки и успокаивающе приобнимает меня за талию, тихо добавив: — Тебе ничего тут не угрожает. С каких пор ты боишься приказов этой злобной дуры?

— Это не приказ Таисы, — шепчу я ему, смаргивая внезапно вставшую перед глазами пелену. — Она действительно слишком глупа, чтобы написать хоть три связные строчки. Это Глиенна. Но как я могла так ошибиться… Она ведь… любила мою маму. Правда, по-настоящему. Я верила, что она не посмеет совершить переворот, а она уже отдаёт приказы на мою казнь. Будто это не она вовсе, не та, которая рыдала тогда в палатке перед поединком…

Заикаюсь, чувствуя, как нежно оглаживают скулу пальцы Анвара, и сама прижимаюсь щекой к его ладони. Сейчас это искрящее тепло мне нужно как никогда. Только с ним можно не ощущать себя столь уязвимой. Защищённой. Он, совсем никого не смущаясь, ласково целует меня в лоб.

— Не переживай так. Мы во всём разберёмся. А тебе вредно так волноваться.

Закусываю губу, и тут раздаётся громкий скрип отодвигаемого стула, от которого вздрагиваю всем телом. Внезапно покинувшая место леди Олана резво огибает стол и приближается ко мне с восхищённым выражением лица, и в груди что-то обрывается. Она без лишних раздумий заключает меня в объятия, и я неуклюже встаю, чтобы ответить на них как следует. Надеюсь, её не удивит мой холод. Герцогиня шумно всхлипывает, а ростом она даже ниже меня — но такая тёплая, что в животе словно разливается крохотное солнце.

Что всё это значит?

Оторвавшись от меня, леди Олана заключает моё лицо в ладони, как вчера сделала с Анваром. Сияющие радостью глаза находят мои, она улыбается во весь рот, и даже дорожка слезы блестит на смуглой коже. Наконец, одной рукой она что-то коротко показывает остальным, и вся семья тут же вскакивает со стульев.

— Поздравляю, братишка! — громко восклицает Кенай, проясняя для меня происходящее. Что ж, тайну мы делать и не собирались, но проницательность у герцогини удивительная.

— Мама, ну всё, ты её смущаешь, — без особого рвения пытается остановить Анвар её, когда она снова меня крепко обнимает. Ласково… как умеют только мамы. — Да, да, мы ждём ребёнка, — с чёткой слышимой в тоне гордостью и нежностью подтверждает он.

Я не могу сдержать ответной робкой улыбки, потому что вокруг начинается нечто невообразимое. Каждый считает своим долгом меня обнять вслед за герцогиней, даже Юника, которая наверняка всё и так давно поняла, и Дастан, только что сомневавшийся в искренности происходящего. Сам Иглейский крепко пожимает руку Анвара и впервые берёт мою, целуя словно в приветствии:

— Лучшая новость за последнее время. Безумно рад, моя королева. Поверить не могу — мой внук родится с голубой кровью! Нет, такое надо отмечать не медовым вином, а чем-то посерьёзнее…

Леди Олана шумно расцеловывает мужа в обе щеки, а Анвар обнимает меня сзади, положив ладони на живот и заключая наше сокровище в кокон тепла. Окончательно успокоившись, я откидываю голову ему на плечо. Кажется, о письме Таисы уже никто и не заботится, а моя сохранность в этих стенах не подлежит обсуждению.

— Я же говорил: тут тебе не нужно волноваться, — шепчет мне на ухо Анвар, следом целуя в шею. Щекотно-приятно.

Восторги его семьи не утихают, Дастан снова наполняет бокалы, а Юника уносится за «чем-то посерьёзнее». Яркое южное солнце, кажется, разносит свои лучи ещё дальше за горизонт, что-то без конца разъясняет сыну жестами леди Олана, но важнее всего становится твёрдое обещание всеотца:

— Ваше Величество, я клянусь, что буду защищать вас. И клянусь сделать всё, что могу, дабы вернуть трон законной королеве. Этот ребёнок изменит мир, изменит жизнь моего народа, и он обязан родиться и однажды унаследовать корону.

— Благодарю, Ваша светлость, — киваю ему я, принимая эту клятву. И знаю наверняка, что мой отец был прав хотя бы в одном: герцог и его сыновья всегда держат слово.

Оказывается, про «закатить пирушку» Анвар ничуть не шутил, когда мы с ним были в Залеске. Завтрак перетекает в ещё более пышное застолье, где чувствую себя внезапной именинницей — быстро сбиваюсь со счёта, сколько раз меня спросили, чего хочу отведать, не жарко ли, не холодно, не дует ли ветер и не слепит ли солнце. Мужчины притаскивают карту прямо на веранду и под крепкую анисовую настойку обсуждают текущее положение войск, потенциальных союзников, возможность успеть натренировать новобранцев и примерное время, какое есть в запасе до наступления королевской армии.

Мы с Юникой поддерживаем разговор столько, сколько можем, а после вместе с леди Оланой уходим смотреть её сады. Долго восхищаюсь пышным цветением плюмерии и магнолии, ярко-красных огоньков каркаде, белых мотыльков жасмина и ещё десятков видов кустарников, названия которых не знаю. Обилие запахов кружит голову, зато привыкаю понемногу к герцогине и начинаю понимать самые простые жесты: «да» — это сжатый кулак, «нет» — складывание ладони наподобие клюва в театре теней, а такие вещи как «иди за мной» осознаются интуитивно. За воротом платья миледи мне удаётся разглядеть сморщенный шрам от колотой раны на шее — не представляю, как после такого вообще можно было выжить. Львиная самоотверженность, достойная восхищения: она явно готова была погибнуть, но защитить своего ребёнка. И за это я уже ей благодарна всей душой.

После меня утаскивают в просторную гардеробную леди Оланы, и та с увлечением подбирает мне платья и снимает мерки для новых, предлагая ткани невероятных по красоте фактур и расцветок. Её неуёмная энергия и бойкость невольно восхищают не меньше, чем храбрость, так что я покорно трачу большую часть дня на наряды и болтовню с Юникой: в жизни бы не подумала, что такое может быть и увлекательным. Ещё никогда у меня не было такой приятной компании и такого беззаботного, истинно дружеского времяпровождения. Сестрёнка с заговорщицкой улыбкой показывает мне запрятанное за отдельной ширмой пышное алое платье невесты, которое ей готовит герцогиня своими руками: настоящее произведение искусства из атласных цветов и рубиновой крошки.

Знакомство с устройством поместья к закату выкачивает из меня последние силы — всё, что запоминает гудящая голова, это расположение личных спален, уборных и кабинета герцога в конце коридора третьего этажа. Сжалившись, миледи провожает меня в покои Анвара и велит общей для всех служанке Тики принести ужин. Все немногочисленные придворные отлично понимают хозяйку, а Тики, кажется, вовсе её ровесница и говорит как с подругой, искренне поздравляя с грядущим прибавлением в семье герцогиню и меня саму.

Я засыпаю, едва переодевшись и рухнув в постель, но сон длится недолго. Видимо, новая непривычная еда и персиковые пирожные всё же плохо воспринимаются желудком. Тошнота стискивает живот, и, поворочавшись с боку набок, вздыхаю и накрываю его ладонью, успокаивающе поглаживаю. До кончиков пальцев добирается знакомый холодок. Уже соскучился?

— Ну и зачем так возмущаться? Пусть папа пообщается с семьёй, не надо ему мешать, — бормочу я, слабо моргая в темноте.

Однако эти увещевания успеха не дают, тошнота усиливается, а сокол на груди греет совсем слабо, отдав большую часть магии за день. Нехотя поднявшись, зажигаю свечу и ищу пижамные штаны Анвара, где должно быть его лекарство — безуспешно. Наверное, уже унесла в стирку Тики. Приходится накинуть мягкий хлопковый халат с широкими рукавами и всё же покинуть спальню.

Свечой освещая путь, бреду к лестнице и на задний двор, откуда слышится стрёкот цикад в кустах и приглушённые мужские голоса. Засиделись же они. Мой муж явно соскучился по братьям, как бы это ни скрывал. Очередной шаг на пути к веранде, где горит над столом деревянный фонарь, останавливается от донёсшегося до слуха:

–… Я всё не могу понять, правда это или нет. Смотрел на вас и думал: не может быть, чтобы Анвар делал всё это добровольно. Но и что тебя может заставить тоже не понимаю.

Туго сглатываю горьковатую слюну и тошноту, различая низкий тембр Дастана. С веранды видятся всего две фигуры в ночи, и я спешно ныряю за ближайшую колонну, спиной сливаясь с камнем. Плечи окатывает холодом, а сердце ускоряет ритм, пальцы судорожно стискивают ручку подсвечника. Да, наверное, это неправильно. И всё же до дрожи хочу услышать ответ, который следует за плеском вновь наполненных бокалов.

— Ты знаешь, что меня невозможно заставить. Отец пытался — но, когда только ехал в столицу, я собирался вступить в исключительно формальный брак. О какой искренности может быть речь, если ни одной женщине я не могу довериться до конца? — речь Анвара чуть заторможенная, и с удивлением понимаю — он в изрядном подпитии после дня на жаре среди карт, поздравлений и пряных настоек крепостью поболее медового вина.

— Но ей доверился сразу. Что такого сделала принцесса, что ты наплевал на свою безопасность? Брат, ты даже Ровене, с которой два года крутил шашни, так и не сказал о своём даре.

— Ровена, конечно, была собой хороша, но признай — умом не блистала совсем, — сдавленно, сипло смеётся Анвар, а у меня по предплечьям прокатывает колкая дрожь. — Я же не дурак, доверять жизнь пустоголовой сплетнице. А Виола… знаешь, что она сказала мне в первую встречу? «Я не желаю смешивать голубую кровь с грязной». Представь, я мчался через всю страну, стою перед королём уставший как раб волайцев, а эта маленькая выскочка потрясает кулаками и просит отца дать ей армию, чтобы идти крушить «шакалов», — он хохочет уже открыто, и к нему присоединяется низкий смех Дастана, после которого они громко чокаются бокалами. До носа доносится слабый табачный дымок трубки с нотками кардамона: кажется, мой муж сегодня решил пуститься «во все тяжкие».

— Начинаю понимать. Я бы тоже загорелся проучить малявку. С Юникой они похожи куда больше, чем кажется, — всё ещё посмеиваясь, выдает его братец.

— Проучить… Да, наверное. Ровно до того момента, как увидел её без прикрас и без защиты, узнал её собственную природу. Виола не просто так выжила при рождении, её мать сотворила чудо. Чудо материнской любви, не иначе — даже Волтар никогда не говорил о подобном. И я увидел это… Живой сосуд, наполненный волшебством до краёв. Одна прядь этих волос способна сломать врата Харуна, сломать грань между миром мёртвых и живых.

— Серьёзно? — потрясённо тянет Дастан, и я чуть выглядываю из своего укрытия, чтобы увидеть, как тот откидывается на стуле с задумчивым выражением лица. Мельтешащие по веранде светлячки подсвечивают его глубокие синие глаза. — Так это что, очередной твой эксперимент? Учёный интерес мага?

— Может быть, сначала так и было. Но кажется, опыт ставили на мне самом. Стоило коснуться Виолы, и мои силы связывали нас всё прочнее. Как будто через прореху в ткани мироздания утекала песком моя магия. А потом я увидел её саму — принцессу, не знавшую ни любви, ни ласки. Девочку, брошенную собственным отцом в северной башне и боящуюся себя, непонимающую, кто она, и что вложила в неё её мать. Смелую. Безрассудную. Порывистую. Отчаявшуюся. Мечтающую о свободе воли… И когда давал клятву перед ликом чужой богини, я уже знал, что мне нужна только Виола.

Голос тонет в тишине, и я вдыхаю пряно-цветочный ночной воздух поглубже, краем глаза наблюдая, как Анвар раскрывает ладонь, приманивая светлячков. Те послушно подлетают к нему ближе и искрятся над его пальцами, словно танцуя под велением мага. Свободной рукой он подносит ко рту трубку и задумчиво выпускает струйку дыма. Тошнота отходит на второй план — безумно интересно, что будет сказано дальше. Никогда не видела его настолько открытым, откровенным.

— Вот только если в себе я уверен, то Виола… просто не имеет выбора, кроме как быть со мной. Её природа — её проклятье, и вряд ли в её ситуации она может чувствовать ко мне что-то настоящее, — глухо добавляет вдруг Анвар, когда один из светляков садится на его ладонь.

— С чего ты взял? Мне кажется, она глаз с тебя не сводит.

— Как не сводит глаз с хозяина запертый зверь. Она зависит от меня, в самом прямом смысле. Это и раньше было, магия помогала ей жить как все люди, не чувствовать каждодневной боли. Но с беременностью всё усложнилось. Теперь без меня она умрёт, и я будто…

— Пытаешься сделать так, чтобы связанная горлица, мечтающая о свободе, полюбила того, кто её связал, — грустно хмыкает Дастан, предельно ясно обозначив наши абсурдные позиции. — А без верёвки никак?

— Пока нет. Иначе наш ребёнок рискует не родиться, а ты сам понимаешь, что важнее него ничего нет. Каждый раз, когда Виоле требуется моя магия, я чувствую себя… подонком. Словно принуждаю её быть со мной. Я не просто не уверен, что она любит меня в ответ: мне кажется, она вообще не может испытывать таких чувств. Ледяная принцесса… которую невозможно отогреть.

Я спешно закрываю рот ладонью, чтобы заглушить всхлип. Дура. Какая же я дура… Жмурюсь от скрутившей грудь тяжести, будто тисками сдавившей рёбра. Думала, он не знает, не замечает, не чувствует. Но выросший в семье, где не лгут, Анвар чётко улавливает главное. Я мертва. Физически — из-за яда, убившего меня в утробе, а духовно — из-за того, что росла в одиночестве, наедине со своей болезнью. И это невозможно не ощущать.

Простой факт: я понятия не имею, как прямо сейчас развеять подобные мысли Анвара, выразить всё, что к нему испытываю. Может быть, давно пора сказать вслух. Или стоит проявлять заботу о нём чаще, благодарить. Или больше говорить телом по ночам. Или доказать свои чувства иначе…

Что мне сделать, чтобы стать для него живой?

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — шумно и нетрезво икнув, Дастан снова берёт графин с настойкой и наполняет бокалы. — Эта девушка нуждается в тебе, она носит вашего ребёнка. А если этого мало, то вспомни, как она чуть с ума не сошла, когда тебя ранили стрелой — Юника мне рассказала, да. Виола бы ей горло перегрызла, если бы магия не помогла. Так что брось эти дурости, и давай выпьем ещё.

Вновь звон бокалов, а я с трудом отлипаю от колонны и как можно быстрее ухожу обратно в дом. Уже и неважно, зачем хотела найти Анвара — всё равно не усну, и не тошнота тому виной. Как бы Дастан не был умён, сейчас он не прав в корне.

Потому что спасти Анвара требовала не любовь к нему, а понимание, что я без него не смогу жить.

Потому что цветок любви никогда не сможет расти рядом с дебрями эгоизма.