Зеркальщик. Счастье из осколков

Осколок четырнадцатый. Тень вороны

Господин градоправитель, слывущий самым хлебосольным человеком в городе, естественно не мог допустить, чтобы проверяющий из столицы, да ещё и племянник самого государя Императора, занимались исключительно служебными делами. А потому спешно организовал бал, привлекая самых наилучших чародеев, самых изысканных поваров и самых проворных слуг, дабы праздник получился великолепным и запомнился дорогим гостям. Естественно, гости тоже были приглашены самые наилучшие, весь цвет города, самые достойные да уважаемые. Был среди них и почтенный меценат и благодетель купец Омутов Михаил Осипович, последние месяцы сильно сдавший и почти не покидавший своей усадьбы. Сопровождала его, разумеется, верная супруга Анфиса, сохранившая стройность и гибкость фигуры, только вот волосы побелели, да на лицо безжалостное время наложило паутину морщин. Что поделать, время беспощадно к людям, даже всесильные Некроманты склоняются перед ним.

Михаил Николаевич, в силу своего женолюбия испытывающий сильную нужду в деньгах, кою даже финансирование, выделяемое Императором своему нерадивому племяннику, утолить не могло, естественно, возжелал знакомства с меценатом и его супругой. Градоправитель, для коего желания дорогих гостей были воистину законами, моментально подвёл Великого Князя к Анфисе, верным стражем стоящей у кресла, на коем расположился Михаил Осипович. После церемонии знакомства, прошедшей с провинциальной пышностью и великосветской любезностью, губернатор оставил Михаила Николаевича и чету Омутовых наедине, сославшись на обязанности, возлагаемые на гостеприимного хозяина.

- Какой у Вас прелестный медальон, - снисходительно-вежливым тоном заметил Великий Князь, разглядывая большой, в половину ладони медальон, висящий на шее у женщины наподобие монашеских вериг.

На медальоне неизвестным художником, может быть, самим Михаилом Осиповичем или его супругой, был написан портрет мальчика. Совсем маленького, не более шести лет, но при этом со строгим, совсем не детским выражением больших серых, точно лесные озёра, глаз. И смотрели эти очи прямо в душу, всё замечая, всё понимая, но при этом ничего не забывая. Михаил Николаевич нахмурился, потёр лоб, пытаясь вспомнить, где он уже видел подобный пронизывающий насквозь взгляд. Нет, не пронизывающий, беспристрастно-отражающий, точно ты в зеркало смотришься, перед коим лгать нет никакой возможности, да и необходимости тоже.

- Это портрет нашего сына, - со сдерживаемой скорбью ответила Анфиса, поправляя медальон и чуть поглаживая дрожащей рукой портрет, - он погиб… Его убили…

- Всеволод, - прохрипел Михаил Осипович, оттягивая душащий его воротник, - мой Всеволод, мой наследник…

- Тише, тише, дорогой, успокойся, доктор запретил тебе нервничать, - Анфиса захлопотала вокруг мужа точно наседка вокруг единственного хилого цыплёнка.

- Всеволод, - машинально повторил великий князь, и тут пред его мысленным взором предстал статный Зеркальщик с багровым шрамом на щеке. – Точно, Всеволод Алёнович, как же я мог забыть!

Анфиса чопорно поджала бледные губы:

- Михайлович. Нашего сына звали Всеволод Михайлович.

Михаил Николаевич подарил женщине одну из своих самых блистательных улыбок и промурлыкал, словно ласковый пушистый кот:

- Разумеется, Вы правы. Просто я вспомнил одного Зеркальщика, удивительно похожего на Вашего сына.

Будь Великий Князь более наблюдательным, он обязательно заметил бы, каким грозным огнём полыхнули глаза Анфисы, как её тонкие пальцы скрючились наподобие когтей, и как крепко вцепился её супруг в подлокотники кресла.

- Вы говорите, что видели Зеркальщика, похожего на нашего сына? – томно промурлыкала Анфиса, пристально глядя в глаза Великому Князю и применяя лёгкое чародейство, дурманящее разум и дающее волю языку. – И его тоже звали Всеволод?

- Да, только не Михайлович, а Алёнович. И он брюнет, а не блондин.

- Как интере-е-есно, - пропела Анфиса, кокетливо касаясь веером руки Михаила Николаевича и усиливая чародейское воздействие. – Я внимаю вам, затаив дыхание!

Великий Князь расправил плечи, выкатил грудь колесом и заворковал, подобно голубю по весне. Через полчаса беседа завершилась самым приятственным для всех образом: Великий Князь отправился танцевать с мило краснеющей от внимания высокого гостя стройной блондинкой, получив от известного мецената скромный дар в виде нескольких тысяч золотом. Анфиса получила бесценные сведения, касаемые Всеволода Алёновича, а Михаил Осипович, пожалуй, приобрёл больше всех – он получил надежду. Надежду на встречу с сыном, коего долгое время считал погибшим.

- Анфиса, душа моя, ты должна немедленно, слышишь, немедленно всё проверить, - хрипел Михаил Осипович, не замечая, что стискивает руку жены до синяков. – Если это правда… Если Всеволод жив… Если мой НАСЛЕДНИК…

- Тише, дорогой, успокойся, обсудим всё дома, - шептала Анфиса, целуя мужа в висок. – Здесь слишком много ушей и языков. Идём, идём, не будем терять ни минуты.

Чета Омутовых покинула бал, сославшись на плохое здоровье Михаила Осиповича, чьи лихорадочно блестящие глаза, тяжёлое со свистом дыхание и красные пятна на лице не остались незамеченными.

- Что это с ними? – Ярослав Макарович проводил почтенное семейство неприязненным взором и повернулся к Великому Князю, уже не очень твёрдо стоящему на ногах. – Сорвались с места, точно воробьи, вспугнутые кошкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Точнее, как корабль, чьи обвисшие паруса наполнил ветер, - пошатывающийся Михаил Николаевич поднял вверх палец и пафосно провозгласил, - ветер надежды!

- Надежды? – усмехнулся чародей, искоса взглянув на Великого Князя. – Вынужден огорчить Вас, Ваше Высочество, но с каждым прожитым годом надежд, как и чудес, в жизни становится всё меньше.

- Не скажите, милейший Ярослав Макарович, в жизни этого почтенного семейства, вполне возможно, произошло самое настоящее чудо. Они обрели сына, коего давно считали пропавшим. По крайней мере, я искренне надеюсь, что это их сын.

Ярославу Макаровичу показалось, что он опять попал в тот всеми силами проклятый день, когда вернулся в родной город известным чародеем, готовым бросить к ногам любимой весь мир, и увидел, что единственная и неповторимая Алёнушка принадлежит другому. Более того, уже в тягости.

- Не понимаю, о чём Вы, - пробормотал Ярослав Макарович, пытаясь отогнать холод дурного предчувствия, сковывающего душу.

Великий Князь беззаботно махнул рукой:

- А, ничего особенного. Просто рассказал им о Зеркальщике, коего встретил во время проверки. Помните, такой, со шрамом? Так вот, сей господин удивительно похож на сына Михаила Осиповича, пропавшего… - Михаил Николаевич сделал причудливый жест рукой в воздухе, - ещё ребёнком.

Ярослава Макаровича из холода бросило в нестерпимый жар, по сравнению с коим и адово пламя показалось бы приятной прохладой:

- Вы рассказали им о Всеволоде Алёновиче?! Да как Вы могли?!

Великий Князь бросил на чародея выразительный взгляд. Конечно, не столь оловянный, коим обладал государь Император, но тоже весьма выразительный, моментально превращающий человека в прах под ногами государя.

- Прошу прощения, Ваше Высочество, - Ярослав Макарович отвесил изысканный придворный поклон, - я несколько переутомился. Если Вы не возражаете, я бы предложил Вам вернуться в столицу.

Михаил Николаевич сладко зевнул, небрежно прикрыв рот затянутой в тонкую белую перчатку рукой, окинул гостей рассеянным взглядом и лениво кивнул:

- Да, пожалуй, вы правы. Пресная провинциальность меня преизрядно утомила.

Ярослав Макарович церемонно попрощался с губернатором и всем его многочисленным семейством, после чего раскрыл переход и, ненавязчиво оторвав Михаила Николаевича от очередной смущающейся красавицы, покинул праздник. Стоит отметить, что после ухода высоких гостей торжество не только не завершилось, но даже наоборот, стало оживлённее, словно с каждого гостя сбросили незримые путы, ледяные чары, сдерживающие и не дающие говорить в полный голос и веселиться от души.

***

Уже в санях, начисто позабыв о притулившемся на облучке кучере, Михаил Осипович схватил супругу за руку и засипел ей в ухо, брызгая слюной и обдавая её горячим зловонным дыханием:

- Найди, слышишь, найди его!

- Конечно, дорогой, - Анфиса мягко погладила мужа по щеке, - если он жив, я обязательно найду его. Успокойся, тебе вредно волноваться.

Михаил глубоко вздохнул, поморщился, прижав руку к груди, и прохрипел:

- Порошки дай… Сердце прихватило…

Анфиса всплеснула руками, суетливо полезла в сумочку, поспешно достала белый бумажный пакетик, свёрнутый фунтиком, и протянула его Михаилу. Тот капризно поморщился, недовольно дёрнул щекой:

- Воды дай рот прополоскать. От этих порошков горечь страшная.

Женщина беспрекословно протянула небольшую серебряную фляжку, причудливо украшенную накладкой из золота. Михаил Осипович привычно всыпал в рот порошок, жадно запил его водой, прополоскал рот и, удовлетворённо откинувшись на спинку саней, хлопнул в ладоши и приказал:

- Гони!

Кучер послушно свистнул кнутом, рассекая стылый морозный воздух, кони рванули вперёд, выпуская из ноздрей пар, точно легендарные огнедышащие твари, о коих горазды вещать всевозможные лгуны, выдающие себя за бывалых путешественников.

Не успели сани затормозить у ворот поместья, как Анфиса поспешно выскочила и бросилась к себе, на ходу приказав слугам её не беспокоить. Горничная, потянувшаяся было принять у барыни шубу, получила огненной вспышкой по рукам и быстро отпрянула, пряча спалённые руки под передником.

- Ко мне не входить! – ещё раз для острастки рявкнула Анфиса, выпустила пару злых молний и бухнула дверью. Теперь ворожить можно было спокойно, запуганные слуги предпочтут на собственных волосьях удавиться, нежели потревожить барыню.

Женщина вытащила небольшое блюдо, положила на него размером с женский кулак серебряный шар, покатала немного, после чего медленно произнесла:

- Шар по блюду катаю, всё и всех я видаю. Шар по блюду крутись, Всеволод, мне явись, коли жив, покажись!

Шарик покатился по краю блюда, весело побрякивая на щербатой царапине. Анфиса затаила дыхание, до крови прикусив губу. Сейчас всё решится, именно сейчас и станет ясно: ошибся этот светский щёголь, та самая паршивая овца, портящая всё венценосное стадо, или же смог принести хоть какую-то пользу. Если блюдо опять, как и много-много раз до этого, ничего не покажет, значит, проклятый мальчишка всё-таки сдох тогда в придорожном трактире. И Михаил обречён. Анфиса всхлипнула, поспешно зажмурилась, прогоняя слёзы, а когда открыла глаза, замерла, боясь даже пошевелиться, во все глаза глядя на блюдо, кое стало подобно прихваченному морозцем окошку. И в этом окне отчётливо отражался смеющийся молодец, чью правую щёку рассекал шрам. Лицо Анфисы исказило кровожадное торжество, пальцы скрючились подобно когтям хищной птицы, в глазах заплясали дьявольские огни:

- Попался, щенок, - торжествующе прошептала женщина, звучно хлопнула себя по бокам, обернулась вороной и влетела в чародейское окошко, точно оно было настоящим.

***

Сразу после проверки Всеволод Алёнович вернулся к Вареньке и самым подробным образом всё ей рассказал. Конечно, дознаватель не собирался посвящать невесту во все детали, хотел ограничиться привычным: «Всё хорошо, не стоит беспокоиться», но девушка, в отличие от друзей и знакомых, подобной фразой не удовлетворилась. Ловко чередуя рассказы о том, что было на празднестве после ухода Зеркальщика, и вопросы, Варенька мало-помалу выпытала всё, даже то, что наводящий на всех страх и ужас проверяющий был влюблён в матушку Всеволода и даже вроде как её до сих пор любит.

- И что же теперь будет? – Варвара Алексеевна постаралась скрыть беспокойство за лёгкой улыбкой, но Зеркальщик, коий все чувства невесты ощущал как свои собственные, без труда её манёвр разгадал.

- Да ничего не будет, - Всеволод притянул Вареньку к себе, прижал, уткнувшись лицом в пушистые волосы, - он вернётся в столицу, а я останусь здесь.

- А вдруг он потребует тебя к себе?

Брови Зеркальщика выразительно взмыли вверх:

- На каком основании? Варенька, милая, могло быть и стало – вещи разные. Мало ли, кто и в кого когда был влюблён, фактически он мне никто и прав никаких на меня не имеет. Так что не переживай, душа моя, давай лучше прогуляемся.

Варенька согласно кивнула. Право слово, что-то она излишне чувствительная стала, в каждой собаке волка видит, точно не помощница дознавателя, а подружка Катенька, коя по вечерам даже на крыльцо выйти опасается!

- Хорошо, идём. Погода сегодня чудная, снежок липкий, можем снеговика сделать.

При упоминании о невинной забаве, столь любимой всеми барышнями Изюмовыми, Всеволод Алёнович споткнулся на ровном месте, а потом круто развернулся к невесте всем телом. Движение получилось столь грозным, что Варвара Алексеевна с трудом сдержалась, чтобы не отшатнуться. Какая, пардоньте, муха укусила всегда такого сдержанного Зеркальщика?!

- Что? – Варенька растерянно захлопала глазами. – Что случилось?

- Вы хотите сделать снеговика?

В серых очах Всеволода Алёновича бушевало пламя, душу переполняли холод, гнев, бессилие, отчаяние и какая-то детская обида.

Варвара Алексеевна честно попыталась понять, что происходит и что стряслось, но потом, вспомнив, что лучший способ разобраться в запутанной ситуации – это прямо узнать обо всём непонятном, спросила:

- Что-то не так?

- Вы правда хотите сделать снеговика?

Девушка пожала плечами:

- Ну да. Это же весело, Вам понравится!

Всеволод вздохнул, гнев и отчаяние сменила тихая обречённость:

- Ну хорошо. Пусть будет снеговик.

Зеркальщик огляделся по сторонам, а потом… решительно полез в высокий пушистый сугроб.

- Сева, - ахнула Варенька, сразу вспомнив многочисленные ужасы про обморожения и простуды, перешедшие в горячку, коими няньки пытались хоть немного унять пыл непоседливой воспитанницы, - ты что делаешь?!

Всеволод Алёнович помолчал, внимательно, чуть склонив голову к плечу, разглядывая девушку, а потом негромко спросил:

- Варенька, разве снеговик – это не обложенный со всех сторон снегом человек?

- Нет, конечно, - фыркнула барышня, - где Вы нахватались подобных глупостей?

- В воспитательном доме. У нас снеговика делали только так. Выбирали самого слабого, кто не мог дать отпора, и у кого не было заступников.

Варенька ахнула, прижал ладошку к губам:

- И Вы…

Всеволод криво усмехнулся, потёр побагровевший шрам:

- Только первые три года. Потом я разметал всех своей магией, а одному мальчишке разбил руку. Случайно. Так получилось.

Зеркальщик благоразумно умолчал о том, что после подобной вспышки магии он три дня сидел в холодном карцере на хлебе и воде, а из-за потерявшего руку мальчишки один воспитанник выкинулся из окна. Варенька, конечно, девушка сильная и смелая, но от таких откровений, не дай бог, плакать начнёт. Всеволоду же Алёновичу было проще прогуляться по горячим углям, чем видеть слёзы на глазах своей невесты.

Варвара Алексеевна помолчала, кусая губку, а потом доверчиво, снизу вверх, посмотрела на дознавателя и прошептала:

- А хочешь, я научу тебя лепить снеговика? Настоящего, без мальчишек внутри?

Сумрачное лицо Всеволода озарила широкая, чуть кривоватая улыбка, глаза засияли детским задором и любопытством:

- Хочу. И ангела на снегу. Я о нём в книге одной читал, давно, ещё в детстве.

- И никогда не делал? – ахнула Варенька, для коей зимние забавы с сёстрами были чем-то само собой разумеющимся. Даже матушка, сначала честно пытавшаяся призывать дочерей к порядку, махнула рукой и сдалась, решив, что пусть резвятся и играют, пока молоды. Замуж выйдут, тогда и повзрослеют.

Всеволод Алёнович виновато улыбнулся и развёл руками, мол, как-то не доводилось. Право слово, не рассказывать же невесте, что, лишь научившись давать обидчикам отпор, Зеркальщик перестал смотреть на снег как на изощрённое пыточное приспособление. А искренне восхищаться снегопадом и любоваться снежинками и вовсе начал лишь после того, как Варенька стала его Отражением.

- Идём, - Варвара Алексеевна решительно потянула жениха в глубину парка, подальше от любопытных глаз, - с ангелов и начнём.

Через час весёлой возни Всеволод открыл, что снег очень похож на кусочки зеркала, а значит, им можно управлять с помощью магии. И призванный сдерживать дар Зеркальщика браслет ничуть не мешает. Всеволод Алёнович улыбнулся и плавно повёл рукой над сугробом, пробуждая дремлющую в снегу магию. Конечно, честнее было бы сделать всё самому, но Зеркальщику очень хотелось, чтобы получилось красиво и узнаваемо, а талантом скульптора молодого дознавателя природа, увы, обделила.

- А что ты делаешь? – Варенька с любопытством выглянула из-за плеча Всеволода, но тот быстро щёлкнул пальцами, создавая снежную завесу:

- Не подглядывай пока. Это сюрприз.

- Хорошо, - барышня потёрла промокшей рукавичкой покрасневший от холода носик, - а долго ждать?

Всеволод задумчиво прищурился:

- Ещё пару минут, не больше.

Варвара Алексеевна согласно кивнула и, так и не сумев ничего рассмотреть за снежной пеленой, пошла по тропинке, словно нарочно созданной для романтичных прогулок. Укрытые снегом деревья низко склонили пушистые белые ветви, сквозь которые то тут, то там плясали крохотные золотистые огоньки магических фонарей, установленных специально по приказу градоправителя, коий сам любил вечером совершать променад с супругой. И не только с супругой, если верить злым языкам досужих сплетниц, гораздых примечать каждую мелочь. Варенька вздохнула и покачала головой. И чего, спрашивается, людям спокойно не живётся? Почему им обязательно надо лгать, лицемерить, злословить?

Из сгущающихся сумерек, заставив Варвару Алексеевну отшатнуться в сторону, вылетела большая ворона. Покосилась на барышню, каркнула громко и насмешливо и полетела дальше по своим птичьим делам. Девушка смотрела ей вслед, пытаясь понять, отчего так тревожно стало на душе, почему сердце защемило предчувствием близкой беды, а пальцы похолодели от волнения. Варенька затравленно оглянулась по сторонам, только сейчас заметив, что ушла она довольно далеко, сумерки стали гуще, а в царящей вокруг тиши не слышны ни голоса гуляющих, ни птичий пересвист, ни даже отдалённый собачий лай. Липкая давящая тишина, точно кровожадный паук, набросила на барышню свои сети, подчиняя и уничтожая.

- Се-ва-а-а-а!!! – отчаянно закричала Варвара Алексеевна и бросилась вперёд не разбирая дороги, оступаясь, оскальзываясь, проваливаясь в снег порой и по пояс.

Снежная пелена взвихрилась перед барышней, заставив её испуганно вскрикнуть и отпрянуть, оказавшись точнёхонько в сильных руках Всеволода.

- Что с тобой, Варенька? – Зеркальщик зорко огляделся по сторонам, ласково прижимая к себе и баюкая дрожащую от страха девушку. – Кто тебя обидел?

- Т-там ворона… - всхлипнула Варенька, дрожащей рукой указывая назад, - и так тихо… Никого вокруг…

- Вороны испугалась?

Всеволод честно постарался остаться серьёзным, даже щёку изнутри покусал, чтобы не улыбаться, но Варвара Алексеевна безошибочно уловила смешинки в его голосе и обиделась. Насупилась, благоразумно не покидая кольца рук, дарящих тепло и спокойствие, и пробурчала:

- Это не к добру. Тень вороны беды приносит.

- Угу, - Всеволод благоразумно не стал вдаваться в обсуждение примет, в коих не разбирался совершенно, искренне считая их плодом излишней мнительности и богатой фантазии, и решил переключить внимание невесты на вещи более приятственные. – А давай я тебе свой сюрприз покажу?

Окончательно успокоившаяся Варенька, успевшая поверить в то, что страхи её напрасны, и даже устыдившаяся своей беспричинной робости, с готовностью согласилась. Всеволод подхватил девушку под руку и вывел к облюбованному ими в самом начале прогулки уголку парка. Правда теперь место преизрядно изменилось: появилась круглая полянка, на коей застыла, любуясь крошечной птичкой-невеличкой на ветке, девушка.

- Ой, а тут уже кто-то есть, - прошептала Варенька, стараясь не спугнуть птичку. – Идём, не будем мешать.

Всеволод широко улыбнулся, чуть подтолкнул невесту вперёд, так и сияя от счастья, словно мальчишка, чья проказа удалась:

- А ты приглядись получше, не узнаешь ли девицу?

Барышня всмотрелась, да так и ахнула, узнав в девушке у дерева саму себя:

- Да как же…

- Снежная магия, - Всеволод приподнял руку, и за ней потянулась тонкая снежная пелена, - представляешь, она созвучна с зеркальной!

Варенька зачарованно подошла к своему изображению, всмотрелась в черты. Неужели у неё такие блестящие глаза, чарующая улыбка? Неужели она такая… красивая? Варвара Алексеевна недоверчиво усмехнулась. Нет, наверное, Всеволод всё-таки приукрасил свою невесту. Помнится, тётка Катерина говорила, что у влюблённого словно волшебная дымка перед глазами, он видит свою избранницу самой-самой лучшей, единственной и неповторимой. А потом, со временем дурман тает, открывая правду, подчас весьма неприглядную.

Всеволод без труда узнал сомнения барышни, воспользовавшись связью с Отражением, подошёл сзади, крепко обнял невесту, шепнув прямо в ушко:

- Варенька, душа моя, прежде чем Вы попытаетесь схоронить себя под лавиной сомнений, вспомните, что Зеркальщики видят истинную суть людей. Мы, как зеркала, беспристрастно отражаем всё, на что смотрим, ничего не приукрашивая и не искажая. Вы красавица, лично для меня сей факт неоспорим. И я готов повторять Вам это каждый день, каждый час, каждый миг нашей жизни. И не только повторять, но и доказывать всеми возможными способами. Я люблю Вас, Варенька.

Слова стали не нужны. Варенька повернулась к Всеволоду, привстала на носочки, обвила его руками и, немного робея от собственной смелости, поцеловала его. Зеркальщик быстро перехватил инициативу, влюблённые целовались, позабыв обо всём, а сверху на них смотрела большая взъерошенная ворона. И в маленьких чёрных глазках её горело лютое свирепое торжество.