Змеиный король

Глава 7

— …Думаю, на этот раз крышу над ризницей починят как следует. Томас Джонс заверил меня, что сам этим займется, дабы его мальчишки чего не испортили. — Юстас прервал свои рассуждения о благоустройстве церкви, осторожно объезжая рытвину на дороге.

— Как мило, — вставила Люси, пользуясь возможностью.

Как и в прошлый вторник, ярко светило солнце. Они въезжали в Мейден-Хилл той же дорогой, какую всегда выбирал Юстас, мимо пекарни и тех же самых двух пожилых леди, торговавшихся с пекарем. Дамы обернулись, совсем как неделю назад, и приветственно помахали. Ничего не изменилось. Словно бы Саймон Иддесли никогда не появлялся в ее жизни, столь неожиданно и лишь для того, чтобы тут же исчезнуть.

Люси ощутила безумное желание завизжать.

— Правда, по поводу нефа у меня такой уверенности нет, — продолжил Юстас.

А вот это что-то новенькое в перечне бед и хлопот с церквушкой.

— И что случилось с нефом?

Юстас нахмурился, на его обычно гладком лбу пролегли морщины.

— Там тоже начала течь крыша. Несильно, пока только пятна на потолке, но туда сложнее добраться из-за свода. Даже старшего из сыновей Тома вряд ли порадует такая работа. Наверняка придется заплатить сверх обговоренного.

Люси не сумела сдержаться. Откинув голову, она расхохоталась, и этот нелепый смех, будто подхваченный эхом, звонко зазвенел в чистом зимнем воздухе. Юстас улыбнулся — той растерянной полуулыбкой, какая бывает, когда человек сомневается, что правильно ухватил, в чем соль шутки. Обе пожилые леди поспешили пересечь лужайку, желая узнать, что там за шум, а из кузницы выглянули кузнец с подмастерьем.

Люси попыталась взять себя в руки.

— Прошу прощения.

— Нет-нет, не извиняйтесь. — Юстас посмотрел на нее, в его кофейно-карих глазах читалось смущение. — Я счастлив, что вам весело. Вы нечасто смеетесь.

Люси от этих слов, разумеется, стало только хуже.

Она закрыла глаза, внезапно осознав, что ей следовало покончить со всем этим давным-давно:

— Юстас…

— Я хотел… — заговорил он одновременно с Люси, и слова их смешались.

Юстас замолчал и, улыбнувшись, подал знак продолжать:

— Прошу вас.

Но Люси сделалось совсем скверно на душе. Она уже не горела желанием начинать то, что, вне сомнений, выльется в неприятный разговор.

— Нет, это я прошу прощения. Что вы собирались сказать?

Он сделал глубокий вдох, и его широкая грудь под коричневым шерстяным пальто раздалась еще сильнее.

— Я давно хотел поговорить с вами на одну важную тему. — Юстас повернул экипаж, и они заехали за церковь, где неожиданно очутились в уединении.

У Люси возникло ужасное предчувствие:

— Думаю…

Однако в этот раз Юстас договорить ей не дал.

— Я хотел признаться, как вами восхищаюсь, — продолжил он, словно не слыша Люси. — И как мне нравится проводить с вами время. Ведь правда же, эти наши маленькие прогулки в экипаже так приятны?

— Юстас… — снова попыталась Люси.

— Нет, не перебивайте. Позвольте мне договорить. Право слово, непонятно, отчего я так нервничаю, когда так хорошо вас знаю?.. — Он сделал вдох и с шумом выдохнул. — Люси Крэддок-Хейз, вы окажете мне честь, став моей женой? Вот. Все и сказал.

— Я…

Голос Люси сорвался на писк, когда Юстас вдруг привлек ее к себе и прижал к широкой груди. Прижал бережно, но Люси показалось, будто ее обернули гигантской удушливой подушкой. Не сказать, чтобы неприятно, но и не слишком уютно. Перед глазами замаячило лицо Юстаса, и не успела Люси опомниться, как ее уже целовали.

О, бога ради! Люси была на грани отчаянья. А так ли должна себя чувствовать девушка, когда ее целует симпатичный юноша? Нет, разумеется. Хотя, если честно, поцелуй Юстаса оказался довольно… милым. Было приятно ощущать прикосновение его теплых губ. И от него пахло перечной мятой — должно быть, Юстас готовился к этому поцелую и заранее пожевал листочек, — при мысли об этом досада Люси сменилась нежным сочувствием.

— Мы сообщим вашему отцу? — Юстас оторвался от Люси, явно довольный собой.

— Юстас…

— Батюшки светы! Надо же было сначала испросить разрешения у него. — При этой мысли он наморщил лоб.

— Юстас…

— Но разве мы кого-то сильно удивим? Ведь я давно за вами ухаживаю. Так что в деревне нас, полагаю, уже считают женатыми.

— Юстас!

Он даже вздрогнул — настолько громким был окрик Люси.

— Что, дорогая?

Люси закрыла глаза. Она не собиралась кричать, но тогда бы он не замолчал. Люси потрясла головой. Необходимо сосредоточиться, если она хочет поскорее с этим закончить.

— Юстас, я безмерно признательна вам за оказанную мне честь, но я… — Она сделала ошибку, взглянув на него. Он выглядел таким невинным, с этим каштановым завитком волос, колыхавшимся у щеки…

— Да?

Люси поморщилась:

— Я не могу выйти за вас замуж.

— Конечно, можете. Уверен, капитан возражать не станет. Давным-давно указал бы мне на порог, не одобряй он наши встречи. Да и вы уже давно миновали тот возраст, когда требуется согласие родителя.

— Вот спасибо!

Юстас покраснел.

— Я имел в виду…

— Я знаю, что вы имели в виду. — Люси вздохнула. — Но я… Я правда не могу выйти за вас замуж, Юстас.

— Почему?

Ей не хотелось ранить его чувства.

— Можно не объяснять?

— Нет. — Юстас неожиданно горделиво приосанился. — Простите, но если вы намерены отказать мне, думаю, самое меньшее, чего я заслуживаю, так это узнать причину.

— Нет-нет, это вы меня простите. Я не хотела вводить вас в заблуждение. Просто… — Люси нахмурилась, опустив взгляд на свои руки, пытаясь подобрать нужные слова. — За столько лет мы, в некотором роде, привыкли друг к другу, и я не задумывалась об этом. А надо бы.

Лошадь тряхнула головой, резко забренчав упряжью.

— Я для вас привычка?

Люси вздрогнула:

— Я не…

Юстас положил свои большие руки на колени и сцепил их в замок.

— Все это время я считал, что мы поженимся. — Он пожал пальцами рук. — Вы тоже так считали — не говорите, что я не прав.

— Простите…

— А теперь вы ожидаете, что я отступлю из-за вашего каприза?

— Это не каприз. — Люси сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Слезы — слишком трусливый способ добиться от Юстаса сочувствия. Он заслуживал большего. — Последние дни я много думала. И мучительно переживала из-за того, кем мы друг для друга стали. Просто этого недостаточно.

— Почему? — Вопрос Юстаса прозвучал почти неслышно. — Почему вы усомнились в том, что у нас есть, в наших отношениях? Мне казалось, мы славно ладим.

— Но это и все. — Люси посмотрела ему прямо в глаза. — Славно ладим — этого для меня недостаточно. Я хочу — мне нужно — больше.

С минуту Юстас молчал. Ветер сгонял редкие листья к церковной двери.

— Это все из-за того малого, Иддесли?

Люси отвела взгляд, сделала глубокий вдох и выдохнула.

— Полагаю, да.

— Вы же знаете, он не вернется.

— Да.

— Тогда почему… — неожиданно Юстас стукнул себя по бедру, — почему вы не можете выйти за меня замуж?

— Это будет нечестно по отношению к вам. Вы должны это понимать.

— Думаю, вам стоило бы позволить мне самому судить об этом.

— Может, и так, — согласилась Люси. — Но тогда и вы должны позволить мне судить о том, что честно для меня. А пойти на уступку и прожить свою жизнь в славном браке я уже не считаю разумным.

— Почему? — раздался сиплый голос Юстаса, словно он был на грани слез.

У Люси запекло в глазах. Как она могла так унизить хорошего человека?

— Вы полагаете, что любите этого парня?

— Я не знаю. — Люси закрыла глаза, но слезы все равно потекли. — Знаю только, что он открыл для меня дверь в другой мир, совершенно новый, о существовании которого я и не подозревала. Я вошла в нее — и вернуться уже не могу.

— Но…

— Я знаю. — Она резко махнула рукой. — Знаю, что он не вернется, что я больше никогда его не увижу и не поговорю с ним. Но это неважно, понимаете?

Юстас замотал головой и, казалось, начав, уже не мог остановиться. Упрямо качал и качал ею из стороны в сторону, точно медведь.

— Это как… — Люси подняла руки в умоляющем жесте, пытаясь придумать аналогию, — как если бы я была слепой от рождения, а потом неожиданно прозрела. И смогла не просто видеть, но и наблюдать, как восходит солнце, плывя по лазурному небу во всем своем великолепии. Темно-лавандовые и синие тона прорезаются розовыми и красными всполохами, постепенно расползающимися по линии горизонта, пока вся Земля не будет залита светом. Пока тебе не захочется прикрыть глаза и упасть на колени в благоговейном страхе перед этим светом.

Юстас замер и уставился на нее в немом изумлении.

— Разве вы не понимаете? — прошептала Люси. — Даже если прозревший в следующую минуту вновь потеряет зрение, он никогда уже не забудет, чего именно лишился. Чем мог бы обладать.

— Стало быть, вы за меня не выйдете, — тихо произнес Юстас.

— Нет. — Люси бессильно уронила руки, почувствовав полное изнеможение. — Я не выйду за вас.

— Черт побери! — зарычал Эдвард де Рааф, пятый граф Свортингемский, когда еще один подавальщик пронесся мимо, каким-то образом умудрившись не заметить, как он машет ему огромной ручищей.

Саймон подавил вздох. Он сидел в любимой лондонской кофейне, положив ноги, обутые в новые туфли с красными каблуками, на стул, и неотвязно думал о деревеньке, из которой уехал неделю назад.

— Здесь все хуже и хуже обслуживают, не находишь? — посетовал Саймону граф, когда им в очередной раз пренебрегли. Подавальщик, должно быть, слепой. Или не замечает его намеренно. Де Рааф был высоким, крупным мужчиной с роскошными, заплетенными в небрежную косичку волосами, черными, как полуночное небо. На его землистого цвета лице, испещренном оспинками, в эту минуту застыла такая мина, что и сливки бы скисли. Кто-кто, а он точно выделялся из толпы.

— Нет. — Саймон, прибывший раньше де Раафа и потому уже получивший свой кофе, задумчиво отхлебнул из чашки. — Здесь всегда было паршивое обслуживание.

— Тогда почему мы приходим сюда?

— Ну, я прихожу из-за великолепного кофе. — Саймон оглядел обшарпанную, с низким потолком кофейню. Здесь собиралось Земледельческое общество — клуб с разношерстной публикой, какую мало что объединяло вне его стен. Ведь чтобы в него приняли, только и надо — интересоваться земледелием. — И, конечно же, из-за изысканной атмосферы.

Де Рааф бросил на Саймона до смешного возмущенный взгляд.

В углу завязалась драка между франтом в ужасном, напудренном розовой пудрой треххвостом парике и деревенским эсквайром в грязных ботфортах. И в тот момент, когда мимо столика друзей вновь пронесся разносчик — де Рааф даже руки не успел поднять, — в кофейню проскользнул Гарри Пай. Он двигался, словно кот на охоте, грациозно и беззвучно. А учитывая его невзрачную внешность — Гарри Пай был среднего роста, с заурядными чертами лица и предпочитал унылый коричневый цвет в одежде, — удивительно, если его вообще кто-то заметил. Саймон сузил глаза. При таком владении своим телом Пай мог бы стать опасным фехтовальщиком. Однако ему вряд ли приходилось держать в руках шпагу: только дворяне имели право ее носить, а Пай к ним не принадлежал. Что совсем не мешало ему ходить с небольшим острым клинком в левом сапоге.

— Милорды. — Пай уселся на единственный свободный стул у их столика.

Де Рааф многострадально вздохнул.

— Сколько раз я говорил тебе называть меня Эдвардом или де Раафом?

Пай еле заметно улыбнулся, услышав знакомую тираду, но слова его были обращены к Саймону:

— Рад видеть вас в добром здравии, милорд. До нас дошли вести, что вас едва не убили.

Иддесли легкомысленно пожал плечами.

— Пустяки, уверяю тебя.

— А я слышал другое, — нахмурился де Рааф.

Подавальщик со стуком поставил полную чашку кофе перед Паем.

У де Раафа отвисла челюсть.

— Как ты это сделал?

— Что? — Пай опустил взгляд и заметил: на столе перед графом пусто. — А вы сегодня не пьете кофе?

— Я…

— Де Рааф решил от него отказаться, — вкрадчивым голосом произнес Саймон. — Узнал, что тот плохо влияет на либидо. Недавно Хантингтон написал об этом трактат, ты разве не слышал? Особенно плохо кофе влияет на мужчин средних лет.

— Неужели? — Гарри Пай моргнул.

Бледное, в оспинах лицо де Раафа покраснело.

— Что за мерзкая…

— Не скажу, чтобы заметил влияние упомянутого напитка на себя. — Саймон ласково улыбнулся и отпил свой кофе. — Но, опять же, де Рааф намного старше.

— Ах ты, лживый…

— И он недавно женился. Должно быть, у него начинают замедляться физиологические процессы.

— Послушай-ка…

Губы Гарри Пая дрогнули. И не смотри Иддесли внимательно, то и не увидел бы.

— Но я тоже недавно женился, — мягко прервал Саймона Пай. — И не могу сказать, что заметил… эээ… что-то неладное. Наверное, это все возраст.

Иддесли почувствовал странный укол, осознав, что он тут белая ворона. Друзья одновременно обернулись к графу.

— Презренные, лживые, хамские… — изрыгал проклятия де Рааф.

Мимо вновь пробежал разносчик. Де Рааф яростно замахал ему рукой.

— Ааааа, дьявол!

Паренек скрылся в кухне, даже не повернув головы.

— Это хорошо, что ты решил больше не пить священное варево, — ухмыльнулся Саймон.

В углу, где разгорелась драка, послышался треск. Все обернулись. Сельский эсквайр припечатал франта, уже потерявшего парик, спиной к столу. Рядом валялись два сломанных стула.

Пай нахмурился.

— Это же Арлингтон?

— Он самый, — подтвердил Саймон. — И не узнаешь его без этого ужасного парика, правда? Не пойму, зачем он выбрал розовый цвет. Скорее всего, тот деревенский малый потому его и мутузит. Видимо, не смог побороть отвращение к этому парику.

Де Рааф покачал головой:

— Они не пришли к единому мнению в вопросах свиноводства. Загоны для опороса — извечно больная тема для Арлингтона. Это у него наследственное.

— Не думаете, что мы должны ему помочь? — спросил Пай.

— Нет. — Де Рааф огляделся, ища глазами подавальщика, и в его взгляде появился нехороший блеск. — Арлингтону пойдет на пользу трепка. Может, в него вобьют хоть немного ума.

— Сомневаюсь. — Саймон снова поднял чашку, но, увидев щуплого, неряшливого вида мужчину, поставил обратно.

Нерешительно застыв в дверях, тот осматривал помещение и, как только наткнулся глазами на Саймона, направился к его столику.

— Да чтоб их!.. — воскликнул де Рааф. — Они нарочно меня не замечают.

— Хотите, я закажу вам кофе? — спросил Гарри Пай.

— Нет. Я сам. Чего бы мне это ни стоило.

— Весь день пробегал, господин хороший, но нашел его, — доложил щуплый малый, остановившись перед Саймоном и протягивая ему грязный клочок бумаги.

— Спасибо. — Виконт вручил мужчине золотую монету.

— Благодарствую. — Человечек дернул себя за вихор и в мгновение ока удалился.

«”Обитель Дьявола”, после одиннадцати», — прочел Саймон, развернув бумажку. Только смяв записку и положив ее в карман, он понял, что оба его компаньона воззрились на него. Саймон поднял брови.

— Что это? — пророкотал де Рааф. — Опять нашел, кого вызвать на дуэль?

Саймон моргнул, захваченный врасплох. Он думал, что держал втайне от де Раафа и Пая свои дуэльные встречи. Ему не хотелось, чтобы друзья вмешивались или поучали его.

— Удивлен, что мы знаем об этом? — Де Рааф откинулся назад, и деревянный стул под ним опасно заскрипел. — Было не так уж трудно разузнать, чем ты занимался последние пару месяцев, особенно после той драки на шпагах с Хартвеллом.

«На что это верзила намекает?»

— Это вас не касается.

— Касается, если вы на каждой дуэли рискуете своей жизнью, — ответил Пай за них обоих.

Саймон сердито уставился на друзей.

Никто из них даже не моргнул.

«Черт их побери!» Иддесли отвел взгляд.

— Они убили Итана.

— Джон Пеллер убил твоего брата. — Де Рааф выразительно постучал большим пальцем по столу. — И он уже мертв. Ты разделался с ним больше двух лет назад. Зачем начинать все сначала?

— Пеллер был частью заговора. — Саймон не смотрел на друзей. — Кровавого растреклятого заговора. Я обнаружил это несколько месяцев назад, разбирая кое-какие бумаги Итана.

Де Рааф выпрямился и скрестил руки на груди.

— Узнал в аккурат перед тем, как вызвать на дуэль Хартвелла. — Саймон погладил указательный палец. — В заговоре участвовало четыре человека. Двое еще живы, но они все виновны. И что бы вы делали на моем месте? Если бы речь шла о вашем брате?

— Возможно, то же самое, что ты сейчас.

— Вот именно.

Де Рааф поморщился:

— Вероятность того, что тебя убьют, возрастает с каждой дуэлью.

— Пока что я вышел победителем из обеих. — Саймон продолжал смотреть в сторону. — Почему вы решили, я не одержу верх в следующей?

— Даже лучший фехтовальщик может оступиться или отвлечься на мгновение. — Де Рааф явно негодовал. — Одно мгновение — больше и не нужно. Это твои слова.

Саймон пожал плечами.

Пай наклонился вперед и сказал, понизив голос:

— По крайней мере, позвольте нам пойти с вами и быть вашими секундантами.

— Нет. У меня уже есть кое-кто другой на примете.

— Тот парень, с которым ты тренируешься у Анджело? — вставил де Рааф.

Саймон кивнул.

— Кристиан Флетчер.

Взгляд Гарри Пая стал пронзительным.

— Насколько хорошо вы его знаете? Вы можете ему доверять?

— Кристиану? — засмеялся Саймон. — Он молод, признаю, но довольно недурно обращается с клинком. Вернее сказать, почти так же хорошо, как я. На тренировках он даже пару раз одержал надо мной верх.

— Но прикроет ли он тебе спину в решающий момент? — Де Рааф покачал головой. — Догадается ли быть настороже, ища подвоха?

— Этого не понадобится.

— Дьявол!..

— Кроме того, — Иддесли перевел взгляд с одного компаньона на другого, — вы оба сейчас наслаждаетесь радостями супружества. Думаете, я горю желанием сообщить вашим женам, что их мужья погибли, не успев справить первую годовщину брака?

— Саймон, — начал де Рааф.

— Нет. Оставьте все как есть.

— Да иди ты к черту! — Великан встал, чуть не опрокинув стул. — Только попробуй оказаться мертвым в следующий раз, как я тебя встречу. — Он пробрался сквозь толпу и вышел из кофейни.

Саймон нахмурился.

Пай молча допил свою чашку.

— Поскольку вы напомнили мне о моей супруге, я тоже лучше пойду. — Он поднялся. — Лорд Иддесли, если я вам понадоблюсь, дайте только знать.

Саймон кивнул:

— Дружеское участие — это все, о чем я прошу.

Пай дотронулся до плеча Саймона и тоже покинул кофейню.

Иддесли посмотрел на свой кофе. Напиток остыл, на поверхности плавало кольцо жирной пенки, но Саймон решил не заказывать новую чашку. Сегодня вечером, в одиннадцать часов, он выследит еще одного из убийц брата и вызовет мерзавца на дуэль. А пока ему, в принципе, нечем заняться. Никто не ждал его возвращения. Никто не волновался, глядя, как проходит час за часом. Никто не будет оплакивать лорда Иддесли, если он не вернется.

Саймон глотнул противного на вкус кофе и скривился. Вряд ли найдется более жалкое зрелище, чем мужчина, лгущий сам себе. Его смерть было кому оплакивать — Пай и де Рааф только что дали понять: им не все равно, — но ни одна женщина не будет горевать по лорду Иддесли. Нет, он опять лжет сам себе. Люси. Люси не станет по нему горевать. Саймон выдохнул ее имя и забарабанил пальцами по чашке. Когда это он успел отказаться от нормальной жизни, в которой у него могли быть жена и дети? Неужели после гибели Итана, когда на Саймона неожиданно свалился титул, а к нему в придачу и куча забот? Или это случилось позднее, когда он убил первого заговорщика? Джона Пеллера. Саймон содрогнулся. Ему до сих пор снились отрубленные пальцы Пеллера, как они падают на покрытую росой траву, словно только-только распустившиеся отвратительные цветы.

«Боже».

Но он мог с этим жить, мог жить со своими жуткими ночными кошмарами. В конце концов, тот человек убил его единственного брата. Убийца заслуживал смерти. Даже страшные сны уже реже беспокоили. Пока Саймон не узнал, что мерзавец действовал не один.

Иддесли поднес чашку к губам и только потом вспомнил, что она пуста. Даже после дуэли с Хартвеллом ему продолжал сниться именно Пеллер и его отрубленные пальцы. Странно. Должно быть, это какая-то причудливая особенность мозга. Ненормальная особенность, конечно, поскольку его мозг уже не был нормальным. Некоторые могут убивать, не меняясь внутренне, но Саймон Иддесли не относился к их числу. И эта мысль снова убедила его в том, что он поступил правильно. Правильно, что расстался с Люси. Правильно, что решил не привязывать себя к жене, несмотря на сильное искушение все бросить и жить обычной жизнью. Он больше не мог себе этого позволить.

Саймон потерял свой шанс, когда выбрал путь отмщения.

— Не думаю, что этот джентльмен, Иддесли, подходящая для тебя компания, Кристиан, хоть он и виконт. — Матильда со значением посмотрела на единственного сына, передавая ему хлеб.

Сэр Руперт поморщился. За годы брака рыжий цвет волос его жены, теперь посеребренных сединой, смягчился, а вот ее нрав — нет. Матильда была единственной дочерью баронета и принадлежала к старинному, ныне обедневшему дворянскому роду. До встречи с ней сэр Руперт считал, что все аристократки — это эдакие увядающие лилии. Но только не Матильда. За ее хрупкой внешностью обнаружилась стальная воля.

Сэр Руперт поднял свой бокал и решил посмотреть, чем же закончится стычка за обеденным столом. Обычно Матильда была весьма снисходительна к детям, позволяя им самим выбирать друзей и увлечения. Но с недавних пор у нее появилась навязчивая идея по поводу знакомства Иддесли и Кристиана.

— Почему, мама, чем он вам не угодил? — Кристиан любезно улыбнулся матери; волосы его, как двадцать лет назад у нее, были тициановского оттенка рыжего.

— Он повеса, к тому же, неприятная личность. — Матильда посмотрела на сына поверх полукруглых очков, которые носила только дома, в кругу семьи. — Говорят, он убил двух человек на разных дуэлях.

Кристиан выронил корзинку с хлебом.

«Бедный парень, — мысленно покачал головой сэр Руперт. — Еще не научился уходить от прямого ответа». К счастью, Кристиана спасла его старшая сестра.

— А я полагаю, что лорд Иддесли — аппетитнейший мужчина, — заявила Ребекка с вызовом в темно-голубых глазах. — И сплетни только добавляют ему привлекательности.

Сэр Руперт вздохнул. Бекка, их с Матильдой второй ребенок и гордость семьи — красавица, с классическими чертами лица — была на ножах с матерью с момента своего четырнадцатилетия, то есть уже десять лет. Он, по правде говоря, надеялся, что дочь переросла свою язвительность.

— Да, дорогая, я знаю. — Матильда, давно привыкшая к выходкам Ребекки, даже не подумала клюнуть на ее уловку. — Хотя мне жаль, что ты выразилась в такой нелепой форме. Назвала этого мужчину «аппетитнейший», точно он кусок бекона.

— О, мама!..

— Никак не пойму, что ты в нем нашла, Бекка. — Джулия, старшая дочь сэра Руперта и Матильды, нахмурилась, склонившись над тарелкой с жареным цыпленком.

Сэр Руперт не раз задумывался, не унаследовала ли его старшенькая от матери слабое зрение. Однако Джулия пришла бы в ярость, кабы ей посоветовали носить очки, поскольку, хотя и считала себя практичной, все же обладала ноткой тщеславия.

— Его шутки зачастую не слишком дружелюбные, и он так странно на всех смотрит, — тем временем продолжала Джулия.

Кристиан засмеялся:

— Да что ты говоришь?

— А я даже никогда не видела этого виконта Иддесли, — вступила в разговор Сара, младшая дочь, унаследовавшая характер отца. Она изучающе посмотрела на сестер и брата своими карими глазами. — Вряд ли его приглашают на те же балы, что и меня. Какой он?

— Да отличный парень. Весьма забавный и мастерски владеет шпагой. Он показал мне пару приемчиков… — Поймав взгляд матери, Кристиан внезапно с преувеличенным интересом занялся горохом в своей тарелке.

— Лорд Иддесли выше среднего роста, но не такой высокий, как наш брат, — подхватила Джулия. — Прекрасно сложен, красив и, ко всему прочему, считается великолепным танцором.

— Он божественно танцует, — вставила Бекка.

— Несомненно. — Джулия нарезала мясо на одинаковые маленькие кубики. — Но лорд Иддесли редко танцует с незамужними леди, хотя сам холост и, казалось бы, должен подыскивать себе жену.

— Думаю, ты не вправе упрекать его за нежелание жениться, — запротестовал Кристиан.

— Глаза у него неестественно светло-серые, и он ими так ужасно пялится на людей.

— Джулия…

— Не понимаю, как он может кому-то нравиться. — Джулия сунула в рот кусочек курицы и, подняв брови, уставилась на брата.

— А мне вот нравится, даже несмотря на странный цвет глаз, — так же вытаращился в ответ Кристиан.

Бекка хихикнула, прикрывшись ладошкой. Джулия фыркнула и, подцепив на вилку немного картофельного пюре, положила его в рот.

— Хмм. — Матильда пристально посмотрела на сына. Похоже, она не собиралась сдаваться. — Мы еще не слышали мнения твоего отца о лорде Иддесли.

Взоры сидящих за столом устремились на сэра Руперта, главу маленького семейства. А он ведь едва не потерял все это. Ему грозила долговая тюрьма, семье — унизительное скитание по родственникам. Итан Иддесли не проявил понимания два года назад. Он декламировал банальные фразы о морали, как будто словами можно прокормить и одеть семью или обеспечить детям приличную крышу над головой, а еще и удачное замужество дочерям. Вот почему Итана убрали с дороги.

Но теперь это осталось в прошлом. Точнее, должно было.

— Полагаю, Кристиан уже в том возрасте, когда сам может судить о характере других людей.

Матильда открыла было рот и тут же его закрыла. Будучи хорошей женой, она не оспаривала выводы мужа, даже если те не совпадали с ее собственными.

Сэр Руперт улыбнулся сыну.

— Как поживает лорд Иддесли? — Он положил себе еще одну порцию цыпленка с блюда, которое держал лакей. — Тогда, внезапно уезжая в Кент, ты сказал, что его ранили.

— Избили, — отозвался Кристиан. — Черт, почти убили, хотя ему, конечно, не нравится в этом признаваться.

— Бог мой! — охнула Бекка.

Кристиан нахмурился.

— И, кажется, он знает нападавших. Странное дело.

— Может, он спустил деньги за игорным столом? — предположила Сара.

— Милостивый Боже! — Матильда пронзила взглядом младшую дочь. — Да что ты об этом знаешь, дитя мое?

Сара пожала плечами:

— К сожалению, только то, что слышала от других.

Матильда нахмурилась, на нежной коже в уголках ее губ появились морщинки. Хозяйка дома открыла рот.

— Но сейчас ему уже лучше, — поспешно продолжил Кристиан. — Даже сказал, у него есть дело сегодня вечером.

Сэр Руперт поперхнулся и глотнул вина, чтобы скрыть волнение.

— Неужели? Я думал, выздоровление займет больше времени, если принять во внимание, что ты нам поведал.

Он надеялся на неделю, не менее. Где сегодня вечером Джеймс и Уокер? Может ли он предупредить их? Холера забери дураков! Джеймс оплошал с первым нападением! А Уокер даже не смог подстрелить Иддесли из револьвера!.. Сэр Руперт взглянул на жену и прочел в ее глазах беспокойство. Благослови, Господи, Матильду: она не упускала ни единой мелочи, но в данный момент он не нуждался в ее проницательности.

— Нет, Иддесли уже достаточно здоров, — медленно проговорил Кристиан, озадаченно взирая на отца. — Не завидую тому, на кого он охотится.

«И я тоже. — Сэр Руперт явственно ощутил тяжесть массивного кольца с печаткой, что покоилось в кармане его жилета. — И я тоже».