Зови меня перед смертью

Глава 2

Я шагал по длинным коридорам, чувствуя, как по мне разливается странное, смешанное чувство. Дом, в котором я вырос, казался таким же, как прежде, но в то же время другим.

Широкие деревянные балки поддерживали крышу, искусно вырезанные узоры украшали карнизы и дверные косяки. На стенах висели свитки с каллиграфией и старинные картины с изображением гор и рек от лучших мастеров Дацзи — всё то, что отец собирал многие годы. Этот дом всегда был наполнен светом. Днём через открытые створки лился солнечный свет, а ночью мерцали фонари из рисовой бумаги, окрашенные в мягкие, золотистые оттенки.

Я провёл рукой по одной из колонн, чувствуя под пальцами гладкость дерева. В детстве мне нравилось прятаться за ними, наблюдать за взрослыми и тайно слушать их разговоры. Мне нравился запах в доме: смесь сандалового дерева, чая и тонкого аромата цветущей сливы, что проникал в окна с внутреннего двора.

Но были и вещи, что мне не были не по нраву. Например, холод, что царил в просторных комнатах зимой. В такие моменты казалось, что нигде не согреться. Или строгий порядок: всё всегда стояло на своих местах, и любое отклонение воспринималось как нарушение гармонии.

Мы миновали главный зал, где принимали гостей, и двинулись дальше к жилому крылу. Вдоль стены тянулись бумажные перегородки, расписанные цветами сливы и журавлями — работа мастера, который когда-то был другом моего отца. Нередко я наблюдал за тем, как он наносит штрихи кистью, и как отец тогда говорил, что истинная сила скрывается в тонкости линий.

Когда мы подошли к дверям отцовской спальни, сердце забилось быстрее. Я знал, что сейчас увижу его таким, каким не привык видеть: слабым, усталым, уставшим от борьбы с болезнью.

Лян Бо тихо отодвинул створки, пропуская меня внутрь.

Я затаил дыхание и сделал шаг вперед.

Как только вошёл, меня окутал тяжёлый, удушающий запах лекарств, смешанный с ароматами травяных настоев. Воздух был плотным, в нём будто витало что-то неуловимо тревожное.

Комната была просторной, но затемнённой — окна прикрыли тяжёлыми шторами, пропускающими лишь слабый свет. У стены стояла массивная кровать с резными столбиками и пологом, ткань которого казалась слишком тёмной, словно отражая состояние отца.

Я сделал шаг ещё ближе, и мне стало тяжело на душе.

На столике рядом с кроватью стояли фарфоровые чаши с недопитым отваром, какие-то свитки, оставленные без внимания. Отца не было видно за пологом, но я знал, что он тут.

Я сжал кулаки.

Где-то внутри теплилась надежда — пусть слабая, но она была.

Хоть я и знал, что надежды часто оказываются обманчивыми. Однако, не думать сейчас об этом. Не сметь!

Я отдёрнул полог.

То, что я увидел, ударило сильнее, чем когти любого демона.

Отец… Легендарный мастер меча Тан Цзинь, человек, чьё имя вселяло страх в монстров и уважение в людей, превратился в тень самого себя.

Совсем недавно он был крепким и сильным мужчиной с мощными плечами и осанкой воина. Теперь же от этой силы не осталось почти ничего. Лицо осунулось, кожа приобрела восковый оттенок, а скулы заострились так, что казалось прорежут кожу изнутри. Под глазами залегли тёмные тени, губы пересохли, а дыхание было таким слабым, что я невольно затаил своё, пытаясь уловить каждое движение его груди.

Я видел острые костяшки на руках, некогда крепких и уверенных. Теперь они выглядели так, будто одно неверное движение — и они рассыплются в прах.

Я знал, что отец болен.

Я знал, что болезнь нещадно терзает его, и с каждым днём ему становится хуже.

Но видеть его вот так — не просто ослабевшим, а истощённым до предела, почти высохшим, словно дерево, сожжённое внутренним огнём, — было невыносимо.

Сколько времени прошло после моего отбытия в пустыню Цилань? Всего ничего.

Я сжал кулаки, подавляя дрожь.

Я — Тан Янжан, сын Тан Цзиня, командир отряда демоноборцев. Я не имею права показывать слабость.

Но внутри всё горело.

Я хотел что-то сказать, но горло предательски сдавило.

Отец всегда был для меня непоколебимой глыбой… скалой, на которую можно опереться в любой буре. Даже когда я был ещё подростком и впервые отправился в бой, он сказал мне: «В жизни бывают битвы, в которых меч не поможет. Их ты должен выиграть силой духа».

И вот теперь он вёл свою последнюю битву.

А я не мог ничего сделать.

Но нет.

Просто стоять и смотреть — не выход.

Я глубоко вдохнул, заставляя себя говорить спокойно:

— Отец… — голос звучал ровно, но внутри всё сжалось. — Я вернулся.

Его глаза медленно открылись.

Тусклые, потускневшие, но всё же с искрой.

Он посмотрел на меня. Взгляд был тяжёлым, долгим, словно пытался вглядеться в самую суть моего существа.

Я не знал, что он увидел там, но уголки его губ дрогнули в слабой тени улыбки.

— Янжан… — голос хрипел и едва слышался, но он произнёс моё имя так, словно пробовал его на вкус после долгого перерыва. — Ты жив. Не ранен?

Я кивнул.

— Жив. Всё в порядке.

Он прикрыл глаза, устало выдохнув.

— Хорошо.

И замолчал.

Я сел на край кровати, внимательно наблюдая за его лицом. Отцу было тяжело говорить. Даже этот короткий разговор отнял у него силы. Я положил свою руку на его, стараясь передать хоть немного тепла.

Этого нельзя так оставлять. Вывернусь наизнанку, но найду нужных лекарей. Те, что у нас были, славились своим мастерством, но они ничего не смогли сделать. Только вот кого позвать.

Придворные лекари? Они хороши, но они в первую очередь служат императору, а не подданным империи. И смогут ли они хоть что-то? Монахи из Храма Вечного Спокойствия? Они умеют продлевать жизнь больным, но способны ли вылечить его?

Или…

Я вспомнил о старой женщине из сна. Её глаза, её шёпот, её предупреждение.

В груди разлился холод.

Что, если это был не просто сон?

Что, если ответ уже нашёл меня сам?

Я тряхнул волосами. Нет. Не сметь думать о чем-то подобном. У меня всё получится. Только надо понять, куда двигаться.

— Отдыхай, отец, — тихо сказал я, после чего тихо покинул его покои и медленно выдохнул, закрыв дверь.

Я всегда с радостью возвращался домой, но сейчас эта тишина казалась слишком глухой, слишком давящей. Будто сам дом затаил дыхание.

Оказавшись в своих комнатах, и я осторожно положил на маленький столик свёрток с подарком для Шаокин. Позже передам ей. Пусть это будет маленькой радостью в такие времена.

Раздался осторожный стук в дверь.

— Господин, в купальне всё готово.

Я кивнул слуге, но, когда он хотел сопровождать меня, жестом остановил его:

— Не нужно. Я справлюсь сам.

Слуга поклонился и исчез, оставив меня одного.

Я прошёл через коридоры дома, привычно сворачивая в нужные проходы, пока не дошёл до купален.

Здесь почти ничего не изменилось. Впрочем, и не должно было.

Широкие деревянные перегородки, расписанные сценами битв и охотничьих пиршеств, полумрак, в котором мерцали мягкие блики свечей, и аромат трав, наполнявший воздух.

Центральный бассейн был выложен гладкими камнями, под полом находилась система термальных источников. Лёгкий пар поднимался над поверхностью, обещая расслабление измученному телу.

Раздевшись, я бросил дорожную одежду в корзину для стирки — пыль пустыни въелась в ткань так, что, казалось, она стала частью меня. После чего, не торопясь, погрузился в воду.

Тепло окутало меня, пробираясь под кожу, расслабляя их после долгой дороги.

Но на душе было не спокойно.

Я запрокинул голову, упираясь затылком в край бассейна. Прикрыл глаза.

Что мне делать?

Отцу плохо. Очень плохо.

Дамэнь и Кейсенг пропали.

Зал Крыльев выделил поисковиков, но они тоже живые люди.

Всё это висело на моих плечах, не давая выдохнуть.

Моё место здесь, в доме? Или в пустыне, где двое моих людей могли быть ещё живы… или уже мертвы?

Я поджал губы.

Ты не найдёшь тех, кого ищешь. Погибнешь сам и погубишь остальных.

Почему её предупреждение не выходило у меня из головы?

Я опустил ладонь в воду и сжал её в кулак.

Нет, мне нужен был план. Разорваться на части — плохая идея. Но одно я знал точно: я не оставлю ни отца, ни своих людей.

Вопрос лишь в том, как сделать это правильно.

Приведя себя в порядок, я поднялся из воды, позволяя каплям стекать по коже. Влажный воздух обволакивал, но внутри становилось холодно. Решение созрело в моей голове так же быстро, как вода высыхала на теле.

Я знаю, кто мне может помочь. Пусть он не может дать гарантии, но я должен попробовать.

Если кто и мог подсказать мне, где найти лучших лекарей, способных помочь отцу, так это он. Учитель Гуань Бай знал больше, чем могли бы рассказать сто мудрецов. Официально он числился среди наставников школы Хоунлу, но его имя давно вышло за ее пределы. Говорили, что в юности он постиг секреты долголетия, что мог видеть потоки жизненной энергии и даже менять их. А ещё — именно он обучал меня совершенствованию.

Ночью лететь было проще. Поэтому отдохнув вечером, я решил выбраться из дома, когда луна взойдет на небо. Меньше глаз, меньше ненужных вопросов.

Я вышел в сад, поднял руку и призвал Цзянь. Она в полете более маневренная, зато Сянь — быстрая, но безбашенная. Над городом лучше с ней не связываться. Близняшка, хранившаяся в ножнах за спиной, дрогнула, а затем, повинуясь мысленному приказу, выскользнула в воздух, оставляя сестру в одиночестве. Она зависла передо мной, лёгкими серебристыми бликами отражая свет звёзд.

Я жалел, что без меча не могу взять такую высоту и скорость, как на нём. Но люди, к сожалению, не птицы.

Я легко шагнул вперёд, оказываясь на Цзянь, и малейшим движением мысли взмыл в воздух.

Бачэн с его огнями, запахами ночных харчевен и приглушёнными голосами быстро осталась позади. Скорость увеличивалась. Холодный ветер обжигал лицо, но я не обращал на это внимания. Всё, что сейчас имело значение — это добраться до учителя.

Он жил далеко за пределами столицы, в горах, где воздух был свеж, а деревья росли в таком количестве, что их кроны можно было принять за зеленый ковер днем.

У подножия скалы находилась деревянная беседка, а дальше — узкая каменная лестница, поднимавшаяся к небольшой усадьбе, утопающей в тени высоких сосен.

Я спрыгнул с Цзянь и, убрав её в ножны, начал подниматься вверх.

Ветер что-то нашептал среди ветвей, озорно стряхивая сосновые иголки на тропу.

Перед домом под кряжистой сливой, сидел сам учитель.

Порой казалось, что они не меняется никогда. Аскетичная ряса, длинные седые волосы, собранные в высокий узел, и узкое, покрытое морщинами лицо.

Гуань Бай не смотрел на меня, но, когда я ступил на последнюю ступеньку, заговорил:

— Я ждал тебя, ученик.

Я невольно замер.

— Вы знали, что я приду?

Он усмехнулся и повернул ко мне лицо. Его глаза, словно вобравшие в себя лунный свет, холодно сверкнули.

— Конечно. Ветер мне всё рассказал.

Уж не знаю, правда ли ему говорил что-то ветер, но фразу эту я слышал часто. И в какой-то момент подхватил сам. Не зря же в памяти после боя с демоном Тжу осталась уверенность, что со мной тоже говорил ветер.

Он поднялся, легко и грациозно, словно смеясь над своим возрастом.

— Ты пришёл за лекарем?

Я кивнул. Все знает. Поэтому к чему лишние слова. Впрочем, Гуань Бай так или иначе старался быть в курсе жизни своих учеников.

Он на мгновение задумался, потом кивнул в ответ.

— Хорошо. Я скажу, к кому идти. Но сначала расскажи детальнее, как обстоят дела.

Я вздохнул, собираясь с мыслями. Этот разговор будет долгим.

— Я отправлю весть, — медленно произнёс Гуань Бай после моего рассказа, разглядывая что-то в ночном небе. — Но гарантий нет.

— Почему? — спросил я, понимая, что вопрос глуп, но нельзя было его не задать.

— Потому что этот человек не любит выходить в люди.

Я нахмурился. То есть я подумал только про недуг отца, а оказалась ещё одна причина.

— Кто он?

Учитель усмехнулся, но в этой усмешке не было насмешки — скорее тень воспоминаний.

— Его зовут Цай Юань. Когда-то он был известен как один из лучших целителей империи. Одни говорят, что он мог вытягивать болезни голыми руками, другие, что чувствовал смерть ещё до того, как её шаги слышались у дверей болеющего.

— Говорят? А вы?

Гуань Бай посмотрел на меня пристально, будто изучая что-то, чего я сам в себе ещё не видел.

— А я знаю, — сказал он. — Цай Юань действительно был велик. Но он исцелил того, кого не должен был исцелять.

Я чуть нахмурился, не понимая, о чем речь.

— Вы о ком?

Учитель помолчал какое-то время, но потом все же произнес:

— О демоне.

Я приподнял брови, не веря услышанному.

— Он помог демону?

— Да. Это был в каком-то плане… эксперимент. Цай Юань верил, что… если демоны — порождение мира, значит, их можно понять. Исцелить, приручить, обратить. Он пытался заглянуть за завесу того, что мы зовём добром и злом.

Я молчал.

— Что случилось потом?

— Демон убил его жену и детей, — спокойно ответил Учитель. — Сжёг дом. Оставил в живых только его самого.

Я прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Демонам нельзя верить. Никогда.

— И он исчез, — продолжил Учитель. — Ушёл в горы, стал затворником. С тех пор лечит только тех, кого сочтёт достойными.

— Значит, мне придётся убедить его помочь.

Гуань Бай кивнул:

— Я отправлю ему весть.

Я склонил голову в благодарности, уже хотел поблагодарить, намереваясь покинуть дом, но учитель вдруг произнёс:

— А теперь о тебе, Янжан.

Я замер, не совсем понимая, о чем пойдет речь.

Гуань Бай задумчиво смотрел на меня.

— С тобой что-то не так.

Не то, чтобы это было какой-то новостью. Хоть и неприятно было слышать подобное. В смысле… я просто получил подтверждение, что проблем больше, чем хотелось бы. Хотелось бы вообще проблем. Но меня никто не спрашивал.

— Я ждал, когда вы заговорите об этом, учитель. Я… бился с демоном в проклятом месте. Слишком близко.

Он долго смотрел на меня. Потом произнес:

— Жду тебя завтра. На тренировку. Посмотрим, что можно сделать.

Я кивнул, понимая, что отказаться не получится. Да и это будет глупо.

На обратном пути я летел над городом, чувствуя, как ветер забирается под одежду, пробирая до костей. Уже светало. До этого тоже было так холодно? Или я просто не думал о погоде? Время пролетело незаметно.

Над Бачэн висела тишина. Внизу тускло светились фонари, затухая в переулках, на ночных рынках догорали последние угли жаровен, и редкие голоса доносились сквозь тусклую мглу.

Когда я опустился у ворот усадьбы, меня уже ждали.

— Братик! — раздался звонкий голос.

Я резко повернулся на голос. Не спит! Вот же ж мелкая белка.

Шаокин стояла на крыльце, освещённая мягким светом фонарей. Она была облачена в изысканные одежды наследницы клана Тан — светло-голубое шёлковое ханьфу с вышивкой серебряных облаков и золочеными узорами на рукавах, пояс украшен нефритовыми подвесками, а волосы собраны в аккуратный высокий узел, скреплённый изящной заколкой с жемчужинами. В руках она всё ещё держала кисть, а на мизинце правой руки темнел след от туши. Ого-го. Это занимается допоздна? Вот это прилежность.

Правда, ничего не мешало Шаокин после занятия сидеть и рисовать зайчиков, дожидаясь меня. Ведь знала, что я приехал.

— Ура! Ты вернулся! — Она сбежала по ступенькам и повисла у меня на шее.

Я улыбнулся, обнимая ее в ответ.

— Только закончила занятия?

— Учитель задержал, — кивнула она. — Говорит, что у меня слишком лёгкая рука, а в каллиграфии важна сила, ритм и дыхание.

— Он прав. Без внутренней концентрации даже самое красивое письмо — просто набор линий.

Шаокин надулась, потом подумала и показала язык.

Нет, определенно из неё ещё делать и делать благородную даму.

— Как отец? — спросил я.

Её глаза на мгновение потемнели.

— Всё так же.

Впрочем, чего можно было ждать. Но я не мог не спросить.

Шаокин тихо вздохнула и, опустив голову, выпустила меня, убрав кисть в рукав. Надеюсь, у меня теперь щеки не в туши, а то эта кудесница и не такое умеет.

— Ты устал, братик. Иди отдыхай.

Я посмотрел на неё — маленькую, но уже столь стойкую, будто взрослую. И вдруг почувствовал, как тепло разливается внутри.

— Ой, — спохватилась она, будто вспомнив. — На!

Шаокин протянула мне лист бумаги, на котором плавными ровными движениями были выведены иероглифы.

— Это моё последнее задание, — с лёгкой гордостью сказала она.

Я взглянул на текст. Линии были аккуратными, пропорции выдержаны, а в мазках угадывалась уверенная рука.

— У тебя получается всё лучше и лучше, — признал я, внимательно разглядывая каждую деталь.

Шаокин просияла, захлопала ресницами:

— Лучше, чем у тебя.

— Так… Не начинай.

— Ладно, учитель всё равно говорит, что мне не хватает силы.

— Это приходит с практикой.

Она немного поёжилась, поправляя рукава, а потом выпалила:

— Братик… Я хочу поступить в Академию Небесных Огней.

Я поднял взгляд.

Академия Небесных Огней была одним из самых престижных учебных заведений империи Дацзи. Расположенная в горах Тайлин, вдали от суеты столицы, она принимала лишь лучших из лучших. Там обучали не только каллиграфии, но и литературе, философии, военному искусству, управлению потоками энергии через написанные иероглифы. Говорили, что мастера Академии могли одним движением кисти запечатывать демонов или сковывать врагов магическими символами.

— Ты уверена? — спросил я.

— Да, — улыбнулась Шаокин. — Я хочу научиться настоящему мастерству. Не просто писать красиво, а вкладывать в слова силу.

Слово порой сильнее меча, сестричка.

Я медленно сложил лист с её работой и вернул.

— Это непростая дорога, Шаокин. Конкурс туда огромный, а требования ещё выше.

— Я знаю. Но я готова. — В её глазах вспыхнул огонь.

— Ты всегда была упрямой, — усмехнулся я.

— Ой, кто бы говорил, — заметила она.

Я фыркнул, признавая её правоту.

Некоторое время мы просто стояли в тишине. Потом она тихо спросила:

— Отец… ему хуже, да? Именно это ты увидел сегодня?

И как только поняла? Впрочем, она давно не ребенок, всё видит своими глазами.

Я медлил с ответом.

— Да.

Шаокин внезапно призналась:

— Я боюсь, Янжан.

Я мягко положил руку ей на плечо.

— Я тоже.

Она посмотрела на меня снизу вверх.

— Но ты же что-то делаешь, да? Ты найдёшь способ помочь?

— Я уже ищу, — заверил её.

Шаокин вздохнула и отвела взгляд.

— В последнее время в доме… тяжело. Он почти не разговаривает. Только молчит и смотрит в одну точку.

Я почувствовал, как внутри что-то болезненно сжалось.

— А ты? — спросил я.

— А что я? — Она пожала плечами. — Я хожу на уроки, учусь управлять домом, занимаюсь с мечом, читаю… Но, если честно, наш дом кажется пустым.

— Он не всегда был таким.

— Да.

Мы оба вспомнили детство: отец, крепкий и полный сил, учил нас искусству письма и владению мечом. Летние вечера в саду, когда он читал нам древние истории, а мать смеялась, пряча улыбку за рукавом. Она ушла рано. Очень рано. Вспоминать об этом всегда было больно.

— Всё изменилось, — тихо сказала Шаокин.

— Да, — согласился я.

— Ты так и не рассказал мне о пустыне Цилань, — вдруг сказала она, сменив тему.

Я на мгновение напрягся. Зачем ей это? Нет, ну она интересовалась, конечно, моими успехами, но последнее время что-то все больше и больше.

— Там было непросто.

— Ты… — Она колебалась. — Ты не вернул не всех?

Я покачал головой. Но тут же нахмурился:

— Откуда ты знаешь такие детали?

Шаокин прикусила губу, но потом обтекаемо ответила:

— У меня свои источники информации.

Ах ты ж… Нет, не белка — настоящая лиса. Зато смотрит, как невинное дитя.

Она долго смотрела на меня, потом тихо сказала:

— Мне жаль, Янжан. И… ещё мне не нравится, когда ты так смотришь.

— Как? — не понял я.

— Словно на тебя давит небо.

Как интересно сказано.

— А если оно и правда давит? — усмехнулся я.

Шаокин закатила глаза:

— Тогда скажи ему, чтобы слезло.

Я усмехнулся и легонечко щелкнул её по лбу.

— Я буду стараться.

— Эй, не дерись! Брат ещё называется.

— А кто же ещё? Конечно, брат!

— Янжан, — внезапно Шаокин резко посерьёзнела, а это означало только одно — она что-то задумала. — Я… я хочу стать демоноборцем.

Меня словно огрели мешком риса по голове. Этого ещё не хватало!

— Нет.

— Почему⁈ — вспыхнула она.

— Потому что это не для тебя, — жёстко сказал я. — Ты умна, талантлива, у тебя есть будущее в Академии Небесных Огней. Любой достойный мужчина посчитает честью взять тебя в жёны.

— А ты? — Её глаза метнули молнии. — Ты ведь тоже умён и талантлив, но стал демоноборцем!

— Потому что у меня не было другого выбора, — отрезал я.

— Врешь!

Дзай, неудачный я выбрал аргумент. Выбор есть всегда. Но вечно в спорах с сестрой приходят в голову какие-то дурацкие аргументы.

— А у меня есть? — поджала она губы.

— Да, и именно поэтому ты не пойдёшь этой дорогой.

— Ты не имеешь права мне указывать! — вспыхнула Шаокин.

Я прищурился.

— Имею. Я твой брат.

— Янжан, ты всегда так! Думаешь, что лучше знаешь, что для меня правильно. Но я не маленькая девочка!

— Как раз наоборот, ты ещё ребёнок.

— Мне почти двадцать!

— Тем более. — Я скрестил руки на груди.

— Это несправедливо! — Шаокин сердито топнула ногой. — Ты думаешь, я слабая? Думаешь, я не справлюсь?

Я не ответил. Шаокин вспыхнула ещё больше, истолковав моё молчание по-своему.

— Вот как! Ты просто не веришь в меня!

Я устало провёл рукой по лицу.

— Я верю в тебя, но не хочу, чтобы ты шла туда, где смерть поджидает за каждым углом.

— Ты лицемер! — выпалила она. — Ты сам там, а мне нельзя!

— Потому что я не позволю тебе умереть!

Она резко замолчала, а я сам почувствовал, как меня накрывает тяжёлой волной.

— Шаокин, — попытался я произнести как можно мягче, — я потерял слишком много людей. Я не смогу потерять ещё и тебя. И это… не для женщин.

Пусть не все они были из моего отряда, но смертей хватало.

Она отвернулась, скрестив руки, повторив мой жест.

— У вас есть женщины, не рассказывай сказки. Ты… ты — эгоист, вот!

Я вздохнул.

— Как знаешь.

Женщины действительно были. Достойные и умелые воительницы, но мужчин было больше. К тому же… Сейчас дело касалось моей родной сестры.

В этот момент дверь плавно открылась, и на пороге появился один из слуг.

— Молодой господин, молодая госпожа, — с поклоном сказал он, — прибыли господин Тан Жэнь и молодой господин Тан Хао.

Я поднял бровь.

Дядя и кузен?

Шаокин тоже нахмурилась.

— Они приехали неожиданно, — пробормотала она.

— Ещё и в такую рань, — согласился я.

Я посмотрел на сестру, но она всем видом демонстрировала, что наш спор не окончен.

Однако дядя и кузен… При них мы точно продолжать не будем.

— Пойдём, — бросил я.

— Я не закончила! — предупредила она.

— Обсудим позже. — Я уже шагал к выходу.

Шаокин фыркнула, но пошла следом.

Что-то мне подсказывало, что неожиданное появление родственников не сулит ничего хорошего.