Зови меня перед смертью

Часть III Живое проклятие. Глава 1

Я снова оказался в пустыне.

Она была совершенно безмолвной, словно мир застыл в ожидании чего-то страшного и великого одновременно.

Вдох. Тишина дрогнула. Песок под ногами казался живым, зашуршал при каждом моём шаге, а вокруг раскинулось безграничное зыбкое пространство, где не было ни начала, ни конца. Я шел вперёд, не зная куда, но чувствуя — нужно идти.

Небо было огромным, плескало синеватой тьмой, пересыпанной звёздами, которые мерцали так ярко и близко, словно могли упасть мне на плечи. В этом небе не было луны. Только звёзды-звёзды-звёзды. Бесчисленные. Холодные. Равнодушные.

Внезапно впереди вспыхнул огонь. Маленький и тихий костёр, пламя которого то взмывало вверх, то опадало, будто дыхание живого существа. Словно… кто-то дышал огнем?

Эта мысль почему-то показалась забавной. Ведь нельзя дышать огнем — так и умереть можно.

Я медленно подошёл ближе.

Возле костра сидела старая женщина. Её лицо было испещрено морщинами, как сетью трещин на старой глиняной чаше, но взгляд оставался ясным и тёплым. Длинные седые косы спускались на спину и грудь. Красноватые монетки в волосах нежно звенели при каждом порыве лёгкого и сухого ветра. Звук этих монеток был завораживающим, он пронизывал меня до костей, напоминая о чём-то далёком и важном.

Она взглянула на меня и улыбнулась, так, как улыбаются только матери, когда видят своего ребёнка после долгой разлуки. Её голос был тих, но в нём звучала сила:

— Ты пришёл, дитя. Всё будет хорошо… Всё будет так, как должно.

Я опустился на колени перед ней, чувствуя, как моё тело тяжелеет от усталости, которая тянулась не просто со вчерашнего дня — с самого начала жизни.

— Я не знаю, что мне делать, — сорвался с моих губ шепот, похожий на шелест песка. Голос дрогнул, словно я был слепцом, потерявшимся среди разрушенного бурей чужого города. — Я запутался. Я устал.

Она наклонилась, протянула руку и коснулась моего лица. Её ладонь была сухой и тёплой. Пахло дымом, лекарственными травами и чем-то удивительно сладким — определить не получалось.

— Выбор всегда за тобой, — тихо произнесла женщина. — Но помни одно, мальчик мой, тебе нельзя останавливаться. Никогда. Даже если больно. Даже если страшно. Даже если кажется, что всё потеряно… вставай и иди дальше. Только вперёд.

Я прикрыл глаза, сделал глубокий вдох.

— Но, если я ошибусь? Если сделаю только хуже? — Сейчас было сложно узнать даже собственный голос. Он стал ветром.

Она снова улыбнулась, и в этой улыбке было столько сострадания, что не описать словами.

— Ошибаются все. Но ты не одинок. Путь будет страшен лишь тогда, когда ты повернёшь назад.

Эти слова эхом расходились над барханами, словно круги по воде.

Костёр потрескивал, искры поднимались в небо и растворялись среди звёзд.

Я опустил взгляд в песок, коснулся его. Золотистые крупицы просыпались сквозь пальцы. Я хотел спросить у женщины её имя…

Внезапно что-то изменилось. Прямо за моей спиной.

Я замер.

Ветра больше не было. Песок больше не шуршал. Даже костёр не потрескивал, будто пламя застыло.

Я медленно поднял голову. Женщина больше не улыбалась. В её взгляде появилась странная задумчивость. Она чуть наклонилась вперёд и едва слышно сказала:

— Ты не один, дитя.

Я почувствовал, как чей-то взгляд обжигает спину, но пока какой-то причине не мог обернуться.

Сердце застучало в груди, тяжело и гулко.

Там кто-то был. Приблизился. Едва ощутимое дыхание скользнуло по моим волосам, задело мочку. Жар коснулся моей шеи. Но мышцы свело — не шевельнуться.

Я безумно хотел повернуться, но тело не слушалось.

Костёр передо мной снова вспыхнул, заплясал в безумном танце. Пламя окрасилось в алый цвет, потекло, как шелка брачных ханьфу.

Женщина смотрела на меня, её глаза почернели, превратились в бездну без края.

— Не оборачивайся, — прошептала она.

Моё дыхание сбилось, я услышал, как за моей спиной раздался странный звук — то ли шелест, то ли тихий вздох. Песок зашелестел.

Неожиданно на её губах вдруг появилась улыбка:

— Если только сам не поймешь, что тебе больше нечего бояться.

А потом пламя охватило меня с ног до головы.

И в этот миг я проснулся, захлёбываясь собственным дыханием. Было так тяжело, как будто на меня давили сотни камней.

Потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Сначала был только темно-серый сумрак, запах сырости и старого дерева. Потрескавшийся камень под рукой был холодным и шершавым. Я долго не мог понять, где нахожусь. Сердце ещё стучало в висках, а дыхание никак не хотело выравниваться.

С трудом я приподнялся на локтях и огляделся.

Толстые стены из тёсаного камня, местами покрытые пятнами плесени, с разводами от постоянной сырости. Высокое и узкое окно под самым потолком с решёткой, криво вделанной в проём. Дверь была тяжёлой, кажется, дубовой, окованной железом, с маленьким окошком, закрытым с той стороны.

Я… уже бывал здесь. Но тогда — по другую сторону этой двери в сопровождении стражи, дяди или отца, когда нужно было встретиться с управляющим. Мне всегда казалось, что здесь пахнет тоской и страхом. Теперь я знал: не казалось.

Я попытался встать, но ноги дрожали. Отвратительно.

Сел обратно на грубую циновку, расстеленную прямо на каменном полу. Головная боль накатывала волнами. В горле пересохло. Казалось, что само время здесь замерло похожее на отравленную вязкую смолу.

Я провёл ладонями по лицу, словно пытаясь стереть туман в голове. Вспомнить. Надо просто вспомнить.

Брачная ночь. Я вхожу в покои…

Тёплый аромат благовоний, вино в кувшине. Ланьси на постели. Красная вуаль. Я приподнял вуаль…

Ссохшаяся кожа, окровавленные губы, чудовищный оскал. Тёмные глаза, прекрасные и заставляющие замереть от ужаса.

Её нежный голос, от которого замирает всё внутри:

— Ты ведь будешь любить меня такой?

Ужас. Дрожь. Шаг назад.

Она снимает вуаль. Вытаскивает шпильки из волос. Кидается на меня. Я защищаюсь, как могу… Разломанный подсвечник. Кровь. Смех. Кровь. Кровь.

Я зажмурился, тяжело выдохнув. Дышать. Думать о дыхании. Держать эмоции.

Потому что потом… Потом ещё хуже.

Белоснежная кожа рассыпается в звёздную пыль, под ней прячется… хуапигуй.

Бой, паника, отчаяние. Я срываю печати, выплескивая силу ядра, рискуя получить отражённый удар.

Она падает бездыханной, так и не в состоянии поверить, что её убили.

Мой взгляд упал на камни стены напротив, но не видя их. Потому что перед внутренним взором были бледные лица вломившихся в брачные покои. Лицо Шаокин… белое, как рисовая бумага. Нет, белее.

Слёзы, крики, стража.

А теперь я здесь.

В тюремной камере. Под замком.

Я откинул голову назад и захохотал. Свадьба и правда вышла веселой. Умереть как весело.

Смех прекратился так же быстро, как и начался. Не время сходить с ума.

Я глубоко вдохнул, хоть воздух здесь и был тяжёлым, словно замер на года. Впрочем, чего я хотел от тюрьмы?

От сырости ломило кости, как у старика. Вроде бы тяжелых ран не было, но кожа всё равно горела — когти хуапигуй меня доставали не раз.

Что же произошло на самом деле? Почему именно Ланьси? Кто её подменил?..

И почему я не почувствовал опасности раньше? Может быть, я что-то упустил? Когда именно произошла подмена?

Казалось, что стены давят со всех сторон. В голову не приходило ни одной толковой мысли. Я снова провёл ладонями по лицу и прошептал в пустоту:

— Да за что?

Отвечать мне, конечно, никто не собирался.

Не знаю, сколько прошло времени, когда мысли начали проясняться.

Сначала страх, потом отчаяние, но сквозь это проступила холодная цепкая нить разума.

Всё слишком странно. Слишком выверено. Кто-то подстроил это. Слишком идеально подстроил.

Брачная ночь, демон в обличии моей невесты… И я — в центре всего. При этом никто не задаёт лишних вопросов. Все сразу видят во мне убийцу.

Я вспомнил её глаза. Чудовищные, но завораживающие.

Всё это было не случайно. Кто-то хотел, чтобы я умер либо здесь, в этой камере, либо от клинка, не выдержав позора? Клинок только вот забыли положить рядом.

Кто-то приложил к этому руку. И наверняка всё началось задолго до церемонии. Может быть… ещё там, когда я был в пустыне Цилань?

Я сжал кулаки. Сердце билось уже не от ужаса, а от холодной злости. Значит, меня подставили. И весьма искусно. Но за что? Зачем?

Меня хотели убрать. Либо опозорить так, чтобы уже никогда не поднялся?

Кому я перешёл дорогу?

В этот момент я услышал скрип двери.

Послышались тяжёлые шаги. Сначала в окошке появился стражник, а потом — Тан Жэнь.

Я сразу понял: поддержки ждать не стоит. Лицо дяди было жестким и хмурым. Ни капли тепла. Ни капли сомнений. Только холод и гнев. Если бы было можно превратить в пепел одним взглядом, то от меня бы уже осталась блеклая горстка.

Он подошёл ближе, его взгляд прожигал насквозь.

— Я не знаю, — начал он тихо, но в каждом слове звенела сталь, — каким чудовищем нужно быть, чтобы такое сотворить.

Я открыл рот, но он поднял ладонь.

— Молчи. Не смей говорить ни слова. Мне ты больше не племянник. Ты не достоин носить фамилию Тан. Ты — позор клана, Янжана. Я не верил тем, кто говорил, что из пустыни Цилань ты вернулся другим. Считал глупыми сплетнями. Злился. Но каким же я был слепцом… Ты принёс в себе живое проклятие. В собственном теле, Янжан. Какой из тебя тогда демоноборец?

Я сглотнул. Его слова били сильнее, чем когти хуапигуй. Я не смог вымолвить ни слова. Не сумел даже защититься — горло сжала невидимая рука.

В его глазах Тан Жэня плескалась даже не ненависть… нет. Там было что-то похуже.

Боль. Разочарование. Брезгливость. Будто он потерял не меня, а часть самого себя.

Он смотрел на меня так, словно уже похоронил.

Я сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Но боли не почувствовал.

— Я не знаю, — повторил он тихо, — кто ты теперь и во что превратишься дальше. Но я уже не хочу этого знать.

После чего он резко развернулся, бросил напоследок:

— Совет уже собирается. Они решат твою судьбу.

И ушёл, не оборачиваясь.

А я остался в холоде и тишине, понимая, что отныне у меня нет ни имени, ни семьи.

И только одно пульсировало в голове: «Я не сломаюсь. Я найду того, кто это сделал».

Но чтобы дядя… Неужто это все его рук дело? Чтобы сделать Тан Хао главой?

В такое не верилось, у нас не было конфликтов. И в то же время он был одним из тех, кому было выгодно меня убрать.

Время словно застыло. Рядом ничего не происходило. Кажется, у меня здесь даже нет соседей-пленников. Иногда слышались шаги стражников, приглушённые голоса. Всё остальное тонуло в гнетущей тишине.

Я перебирал в голове события снова и снова. Слишком гладко, слишком выверенно. Моя свадьба превращена в кошмар. Ланьси, которую я знал… или думал, что знал — оказалась демоницей. Но как потом появилось её тело? Ничего не понимаю.

Учитель. Где он? Его отсутствие становится всё более странным.

Я провел ладонями по лицу. Слишком много вопросов и мало ответов. Проблема, что в тюрьме их и не найти.

Окошко щёлкнуло, я вздрогнул. Стражник, не глядя в мою сторону, просунул еду. Не разбежишься, впрочем, тут и не стоило ждать разнообразия. Рис. Булочка печального вида. Вода.

Я взял палочки, медленно попробовал, но вкуса не почувствовал. Всё было, как мокрая бумага во рту. Но я заставил себя есть. Мне нужны силы. Если я, конечно, хочу выбраться… если хочу докопаться до истины… нельзя позволять себе слабость.

Я доел почти всё и отставил чашу. В животе стало тяжело и неприятно, но это было лучше, чем сосущий голод. Мысли, которые ворочались в голове, напоминали тяжёлые камни.

Чьи-то лёгкие шаги стали неожиданностью. Я поднял голову и прислушался. Ещё постетитель?

В дверях стояла женщина, закутанная в тёмно-зелёные одежды. Лицо скрывала полупрозрачная вуаль, но я узнал её сразу и кинулся к двери.

— Шаокин!

Она откинула вуаль. Лицо было бледным, под глазами появились темные круги.

— Янжан, как ты тут? — мягко спросила она.

В этот миг захотелось обернуться в этот голос, как в теплое покрывало и замереть.

Горло перехватило, но я тут же с этим справился:

— Нормально.

Ничего нормального в нахождении в тюрьме не было, но не раскисать же.

— Я должна тебе кое-что сказать, — выдохнула она и глянула в сторону, словно проверяя, не подслушивают ли, хотя я был уверен, что стражник неподалеку. — На Совете тебя уже обвиняют. В убийстве Ланьси… и в исчезновении твоего учителя.

Я замер. Словно удар под дых.

— Что⁈ — хрипло выдохнул я. — Исчезновении учителя? Меня?

Она кивнула.

— Они считают, что всё связано. Что ты… избавился от него, чтобы никто не мог помешать твоим замыслам.

Мир снова качнулся под ногами. Я шумно выдохнул. Час от часу не легче. Дзай знает что. Как восхитительно меня пытаются утопить.

— Шаокин… это безумие, — выдавил я. — Я никого не убивал.

Шаокин протянула руку через окошко и сжала мои пальцы.

— Я знаю, Янжан. Мне удалось попасть сюда только потому, что за тебя вступились Гуожи, Дань и Линьгу. Они тоже на твоей стороне. Они пытаются что-то выяснить.

Я смотрел на неё, как на последний кусок неба в каменной тюрьме.

— А ты? — спросил я тихо.

Она подняла взгляд. Её глаза были полны боли.

— Я тебе верю. Я знаю тебя. Ты не такой. Ты не мог сделать ничего подобного.

Я прикрыл глаза на секунду.

— Спасибо, Шаокин, — выдохнул я. — Значит, я не один. Значит, ещё есть шанс.

Сестра сжала мои пальцы сильнее.

— Мы будем искать. Мы найдём правду. Но тебе нужно держаться… и не сдаваться.

Я сглотнул:

— Как отец?

— Он пока не знает ничего о произошедшем. Я приказала слугам молчать.

Это хорошо. Такие вести сделают только хуже. Надеюсь, мы разберемся со всем как можно скорее.

Я быстро рассказал о приходе дяди и его словах. Шаокин сначала удивилась, потом нахмурилась и сказала, что это не оставит так просто.

— Будь осторожна, сестренка.

— Буду, — чуть улыбнулась она. — А ты не вешай нос.

В другой момент я бы что-то ответил, но тут только получилось усмехнуться.

После её ухода я понял, что кое-что упустил из слов Тан Жэня и не обдумал это.

«Ты принёс из пустыни Цилань в своём теле живое проклятие».

Живое. Проклятие.

Хм-м-м, погодите-ка… Когда-то учитель говорил мне об этом, когда мы разбирали опасные явления в диких землях и проклятых зонах. Тогда это казалось чем-то далёким и… скорее, теоретическим. Легендами, которыми пугали неопытных учеников.

Живое проклятие — это не скверна, но в то же время чем-то на неё похоже. Это сущность, которая цепляется к человеку, прячется в его теле и душе, питаясь его энергией, страхами и слабостями. Оно не убивает сразу, а гнездится глубоко, порой не проявляя себя годами. Но бывает, что и не пытается спрятаться. Сильно зависит от того, в ком нашло себе… кров. Живое проклятие искажает человека изнутри.

Иногда оно может подменять желания, вкладывать в голову чужие мысли. Медленно переплетается с судьбой носителя так тесно, что отличить, где твои решения, а где — навязанные, становится невозможно.

Мощное живое проклятие заражает всё вокруг. Люди рядом начинают болеть, ссориться, происходят несчастные случаи. Там, где проходит носитель живого проклятия, мир словно трескается: мелкие вещи идут наперекосяк, растения вянут, свечи гаснут сами по себе, даже воздух кажется спертым. А в моменты сильных эмоций — страха, гнева или отчаяния — оно проявляется особо ярко.

Учитель рассказывал, чем живое проклятие отличается от скверны. Скверна — это дикая, ядовитая сила, разрушающая всё вокруг, подобно буре. Живое проклятие более… избирательно. Оно словно разумный паразит, способный таиться и ждать. Иногда является осколком древнего демона или духа, оторванного от мира, но не уничтоженного. Иногда рождается в местах великой трагедии, где смерть и ненависть кипят так сильно, что эта энергия оживает и ищет тело.

Цепляется оно легко — достаточно мгновения: прикосновения, взгляда, клятвы или необдуманных слов, сказанных в момент отчаяния. Один шаг за грань, и оно уже внутри тебя.

Я сжал виски, стараясь дышать ровнее. Был ли я в местах, где таились живые проклятия? Да. Пустыня Цилань.

Тут же вспомнились странные ощущения, которых до этого не было. А ещё сила, с которой я уничтожил двойника Гуань Бая.

Это проклятие могло прийти со мной… но как? Когда? Зной, ветер и старые кости под песком. Или… я что-то упустил? Что-то, что цеплялось ко мне взглядом из трещин древних скал или с шорохом в сухих пещерах?

Город. Конечно, древний город.

Шаонъэ.

Я замер. Название словно пришло из ниоткуда. Но ведь никто не знает названий городов в Цилани.

С ума сойти. Что со мной происходит?

Если это действительно так…

Я должен понять, когда что и когда вошло в меня. И главное, кто это так быстро определил? Живые проклятия не ходят сплошь и рядом. С другой стороны… те, кто пытался меня убить, никак не походили на добрых торговцев рисом. Нападали они, а не я.

Почему?

Потому что кто-то знал. И ждал. Сейчас этот кто-то очень доволен, глядя, как все обернулось. Был такой продуманный план? Не убрать физически, так кинуть в тюрьму?

Сложно. Но я выберусь. И вырву эту тварь из своей жизни с корнем.

Чего бы это ни стоило.

Усталость давила, тело ломило, всё вокруг будто медленно затуманивалось. Но я не давал себе расслабиться.

Как отсюда выбраться?

Силой? Нет. Здесь всё продумано — двери тяжёлые, решётки выкованы мастерами, охрана обучена и не спит. Даже если я сумею сбежать, что дальше? Меня начнут искать по всему городу, а значит, я стану беглым убийцей в глазах всех.

Надо доказать невиновность.

А как её докажешь, если я и сам до конца не понимаю, что произошло? У меня нет улик, нет свидетельств, только кровь и обрывки памяти о том кошмаре в брачную ночь. Все факты сложились против меня. Кто-то ловко расставил западню, и я в неё влетел с разбегу.

Мне нужны… время и люди. Те, кто всё ещё верит мне.

Первым делом, Гуожи. Он верен. А ещё будет копать до тех пор, пока не доберётся до истины. Он упрям, осторожен, текуч, как вода. Не пойдет на открытый конфликт, но и никогда не сложит руки.

Дальше — Дань и Линьгу. Эти двое обладают разными, но ценными качествами: Дань умеет находить самые невероятные сведения, его слухи точнее любой официальной информации. Линьгу — мастер незаметно пробираться туда, куда не должен. Умеет найти то, что нужно. Никогда не проявлял ко мне теплого отношения, однако грело душу, что он на моей стороне.

Шаокин… Я поколебался. Не хотелось втягивать во всё это сестру. Но сидеть сложа руки она не будет. Она пришла сюда, несмотря на всё, и её глаза были полны не ужаса, а веры. Она умеет убеждать и действовать. А её связи могут оказаться решающими.

И всё равно этого мало. Мне нужен кто-то, кто знает древние силы и может помочь распутать нити проклятия. Я вспомнил про старого аскета Чэнь Цзиньтая, который много лет провел отшельником в горах. Его очень уважал Гуань Бай. Если он ещё жив… возможно, он сможет определить, действительно ли во мне поселилось живое проклятие. Только надо выбраться отсюда, чтобы его найти.

Я глубоко вдохнул. Значит, план есть.

Первое: выжить и не сломаться.

Второе: связаться с Гуожи и передать ему тайное послание.

Третье: искать старого жреца.

В теории красиво, но воплотить не так уж и просто.

А пока я должен играть роль послушного пленника, но не опускать глаз. Наблюдать. Слушать. Запоминать каждую деталь. Потому что именно в мелочах скрывается истина.

Они думают, что уже выиграли. Пусть думают.

Я опустил голову на руки. Завтра начну действовать. Как только представится малейший шанс. И когда выберусь… кто бы это ни был, кто бы ни подстроил всё так ловко, отправив меня в тюрьму и убил Ланьси — он заплатит.

Я почти провалился в сон, тяжёлый, мутный, как омут, в который медленно затягивает с головой. На границе сознания возникли пустыня, звёзды, голос старой женщины…

Но вдруг что-то резко дёрнуло меня изнутри.

Шаги.

Снова? Да это прямо день свиданий!

Сравнение было неуместным, но разум уже воспринимал происходящее с безумной иронией.

Шаги… тяжёлые и размеренные. Они гулко отдавались эхом от стен. Каждый шаг звучал так, будто кто-то несёт на себе весь груз мира.

Сна как не бывало, я замер, затаив дыхание.

Кто это? Охрана? Ещё один посетитель? Или… что-то совсем иное?

Гость явно не спешил. Но в них не было лёгкости стражников или раздражительности гонцов. Здесь было что-то другое. Каждый шаг словно вколачивал в пол гвозди.

В горле пересохло. Я не мог ни встать, ни пошевелиться.

И чем ближе становился звук, тем сильнее накатывало странное липкое чувство.

Это идет не человек, а сама судьба. Та самая, которой уже всё равно, что я думаю, чувствую или хочу.

Миг — и наступила тишина.

Я затаил дыхание и, не отрывая взгляда, смотрел на массивную дубовую створку.

За ней был он. Я это чувствовал каждой клеткой. И этот кто-то не торопился входить.

Он ждал. Только чего?

По позвоночнику скользнул холодок.

Дверь медленно скрипнула, и на пороге появился тёмный силуэт. Чёрный плащ, капюшон, полностью скрывающий лицо.

Он вошёл тихо вошёл внутрь, и дверь за ним снова медленно закрылась.

Гость не проронил ни слова. Просто замер в паре шагов от меня.

Молчание звенело, как туго натянутая струна.

— Кто ты? — спросил я наконец. Голос сорвался, получился хриплым, словно я забыл, как говорить.

Фигура не шелохнулась.

По моей коже побежали мурашки. Это молчание было хуже любого допроса. Вместо ответа незнакомец в чёрном медленно поднял руку.

В полумраке холодно блеснуло длинное узкое лезвие, будто вылитое из серебра и лунного света.

Миг — и он рванулся ко мне.