Звезда Парижа

Глава 10

Маленький домик в лондонском районе Сохо, который снимал для своего молодого любовника-итальянца барон де Виларден, сегодня пустовал. Луиджи, веселый как птичка, красивый неаполитанец, сегодня получивший от своего покровителя крупную сумму и билет в Вокс-Холл, отправился развлекаться, а глухая экономка — единственная служанка этого дома, еще вчера уехала на неделю навестить родственников.

Барон не мог рисковать. Сегодня он ждал курьера из Франции, и за те пятнадцать лет, которые продолжались эти встречи, он так и не смог привыкнуть к риску и панически боялся разоблачения. Скотина Талейран, когда-то завербовавший его, уже давно перепродал ценного агента своему преемнику на посту министра, и теперь де Виларден хотя бы получал за свою работу неплохие деньги. Но если бы барон мог, ни секунды не раздумывая, он отказался бы от любых денег, лишь бы избежать тягостной обязанности передавать врагу информацию на своих друзей и единомышленников. Но разведка императора Наполеона никого еще добровольно не выпустила из своих когтей, и де Виларден в который раз стоял у окна в темной спальне второго этажа, наблюдая за улицей перед домом. Как только силуэт высокого мужчины в черном плаще возник около входной двери, он быстро побежал вниз и, услышав условный стук, открыл дверь.

— Проходите, Жан, — тихо пригласил он, закрывая дверь за спиной вошедшего, и прошел в двери маленькой гостиной, освещенной только огнем камина.

Света хватало на то, чтобы увидеть маленький столик с бутылкой бренди и двумя бокалами, а также сидения двух кресел. Их спинки уже терялись в полумраке комнаты. Барон сел в одно из кресел и знаком предложил гостю занять другое. Он много лет знал своего связника, но, встретившись с ним на улице при ярком свете, мог бы, наверное, и не узнать Жана. Тот приходил всегда в черном плаще с капюшоном, надвинутым на лоб, и никогда не снимал с капюшон с головы в доме де Вилардена. Вот и сейчас он уселся в кресло, молча плеснул себе бренди в бокал, сделал большой глоток и только потом достал из кармана плаща узкий белый конверт и протянул барону.

— Что на сей раз? Они хотят, чтобы я достал луну с неба? — раздраженно спросил барон.

— Ничего экстраординарного, все как всегда. Министр хочет знать все о болезни английского короля и все о переговорах, которые ведет граф Прованский, — спокойно сообщил Жан и добавил: — Вот ваш гонорар за прошлый раз.

Он достал из кармана плаща объемистый кошелек, туго набитый золотом, и обрадованный барон повеселел. В конце концов, все его деньги были вложены во Франции, и если бы не золото Бонапарта, он бедствовал бы, как все французские аристократы-эмигранты, а так де Виларден спокойно мог содержать Луиджи, да и себе ни в чем не отказывал.

Барон открыл кошелек, отсчитал десять золотых гинней и молча пододвинул их Жану. Связник сгреб деньги и улыбнулся. Уже много лет Жан выполнял для барона частное поручение в Париже: он под видом торговца периодически заглядывал в дома маркиза де Сент-Этьен и, разговорив слуг, собирал для барона информацию о жизни его единственного оставшегося в живых кузена. Теперь Жан снова плеснул в свой бокал приличную порцию бренди и заговорил:

— У нас две новости: плохая и хорошая. С какой начать?

— Ради разнообразия начните с хорошей, — предложил де Виларден.

— Ваш кузен маркиз де Сент-Этьен погиб в России, изображая перед русскими императора, пока сам Наполеон вырывался из засады, устроенной ему Кутузовым.

— Слава Богу! — вскричал барон и, вскочив, начал бегать по комнате.

Жан, попивая бренди, насмешливо смотрел на стареющего нарумяненного мужчину, которого знал много лет и все эти годы глубоко презирал. Поэтому он с удовольствием ожидал того момента, когда де Виларден захочет услышать следующую новость. Наконец, барон вернулся в кресло и, стараясь справиться с возбуждением, равнодушно произнес:

— Вы говорили, что новостей две, есть еще и плохая?

— Да, должен вас огорчить, — печально сообщил связник, растягивая свое удовольствие, — но перед боем, в котором погиб, ваш кузен женился, и даже умудрился провести брачную ночь. Теперь в Париже супруга маршала Нея представляет ко двору новую маркизу де Сент-Этьен, которая не скрывает, что ждет ребенка. Сам маршал назначен по завещанию вашего кузена его душеприказчиком, а в день моего отъезда из Парижа император Наполеон, в благодарность за подвиг ее покойного мужа, своим указом утвердил маркизу в правах наследования и подарил ей все имущество пяти ваших покойных теток, ранее реквизированное в казну.

Жан сполна получил свое удовольствие. Его собеседник побелел как полотно и схватился за ручки кресла. Он беззвучно открывал рот, но говорить не мог. Шлепая губами, как большая жаба, он схватился за сердце и стал заваливаться на бок. Испуганный связник плеснул в пустой бокал бренди и поднес его к губам барона. Сделав большой глоток, де Виларден закашлялся, но потом заговорил:

— Эта информация точная?

— Да, я не только беседовал с кухаркой и дворецким дома на улице Гренель, но побывал и в доме маршала Нея. Его кухарка оказалась на удивление информирована и болтлива. От нее я узнал имя поверенного месье Трике, который занимается делами дамы. В его доме тоже покупают овощи, там слуги и клерки не менее болтливы. В настоящий момент маркиза уже вступает в права наследования.

— Что ей передали? Замок на Луаре тоже? — тихо спросил барон.

— Подробностей я не знаю, но оба клерка месье Трике пили на кухне кофе и как раз обсуждали, что замок, полученный маркизой, граничит с землями князя Талейрана. Кстати, сам князь покровительствует молодой даме, а его племянница — так же, как мадам Ней — подруга маркизы.

Барон надолго задумался, наконец, он поднял глаза на собеседника, а потом вынул из кармана и протянул тому кошелек с золотом.

— Я думаю, что вы знаете, сколько там? — холодно осведомился барон.

— Естественно, — хмыкнул Жан.

— Этого хватит, чтобы вы выполнили для меня одно достаточно сложное задание?

— Смотря какое, — осторожно ответил связник. С бароном следовало держать ухо востро. Таких негодяев, как он, сыскать было непросто.

— Среди продуктов, что вы продаете в дом, должно оказаться что-то такое, от чего у маркизы случится выкидыш, а потом, даст Бог, она и сама умрет. Главное, что ребенок не должен родиться. Сделаете?

— Это достаточно просто, в чай можно подсыпать нужную траву, от которой пострадает только беременная женщина. Остальные домочадцы не ощутят ее действия. А когда у женщины начнется горячка, ей можно будет давать жаропонижающий настой, который за две недели сведет ее в могилу. Все будет выглядеть абсолютно естественным.

— Так что, возьметесь? — настойчиво повторил барон.

— Возьмусь, — согласился Жан. Он убрал кошелек в карман и встал. — Ваше донесение готово?

Барон молча достал из кармана конверт и протянул связнику. Тот взял его, поклонился и направился к входной двери. Когда барон вышел вслед за гостем в вестибюль, там уже никого не было, а только покачивалась незакрытая дверь. Де Виларден повернул ключ в замке и вернулся в гостиную. Он был совершенно разбит. Дело, которому он посвятил двадцать лет своей жизни, не удалось. Все приходилось начинать с начала. Барон рухнул в кресло, налил себе полный бокал бренди и залпом выпил его, но даже не заметил вкуса напитка. Де Виларден долго сидел в темной комнате, глядя на огонь. Постепенно нервы его успокоились, а здравый смысл пересилил отчаяние и подсказал ему, что все-таки это будет не совсем начало. Теперь между ним и богатством его рода стояли только женщина и неродившийся ребенок.

Все утро у маркизы де Сент-Этьен было занято делами. Сразу после завтрака приехал месье Трике и попросил о встрече с клиенткой. Герцогиня распорядилась провести его в гостиную.

— Иди одна, дорогая, имущество и финансы требуют внимания и конфиденциальности. Когда освободишься, я буду ждать тебя здесь, — посоветовала она Елене.

— Хорошо, я пошла, но ты помнишь, что сегодня должна приехать Доротея с предложением от Талейрана, прими ее, пожалуйста, если я буду еще занята, — попросила Елена и поспешила в гостиную.

Месье Трике разложил на овальном столе красного дерева несколько стопок бумаг и попросил внимания Елены.

— Мадам маркиза, сначала я хотел бы рассказать вам об имуществе вашего покойного супруга. Поместья и дома в Бургундии были возвращены маркизу семь лет назад, тогда же вернули склады и причал в Марселе, которые маркиз продал и получил средства на восстановление виноградников и домов в Бургундии. Теперь все дома в поместьях и городах Бургундии восстановлены, прислуга нанята, и вы можете когда угодно пользоваться любым из них. Виноградники уже тоже плодоносят, а вина продаются во Франции и отправляются за рубеж, что приносит вам не менее четырехсот тысяч франков в год.

Он посмотрел на клиентку, ожидая ее восторженной реакции, и, увидев благодарную улыбку Елены, продолжил:

— Дом в Париже и дворец в Фонтенбло были возвращены маркизу пять лет назад, поэтому они оба уже отремонтированы, дом полностью обставлен, а вот дворец — пока еще не совсем: во-первых, он достаточно велик, а во-вторых, маркиз надеялся разыскать подлинную мебель, стоявшую в нем раньше. К сожалению, это слишком сложная задача — я думаю, что эту мебель сожгли в печках во времена диктатуры. Но ваш супруг не терял надежды. Имущество, подаренное вам вчерашним указом, очень разное, поскольку принадлежит пяти семьям, жившим в разных районах страны. Наиболее крупными являются имение в долине Луары с замком, три поместья около Тулузы, по одному в Бретани, Провансе, Пуату и Аквитании. Также вам принадлежат двухэтажный дом с большим фруктовым садом в пригороде Парижа, доходные дома в Орлеане, небольшие имения в Нормандии и Анжу, верфь в Марселе, винные погреба и серебряный рудник в Божоле и более мелкая собственность в виде небольших участков земли, рыбного пруда и магазинов в трех городах.

Месье Трике поднял глаза на Елену, пытаясь определить, поняла ли она то, что он ей говорил.

— Месье, благодарю вас за информацию, но, наверное, то имущество, которое нам передали вчера, находится в плачевном состоянии и требует большого вложения денежных средств для его восстановления? — уточнила Елена. Она сразу вспомнила слова своей бабушки о том, что прежде чем браться за дело, нужно сначала разобраться, за что берешься.

— Ваше сиятельство, вы смотрите в самый корень проблемы, я бы посоветовал посетить все объекты, полученные вами в собственность, оценить, в каком они сейчас состоянии, и оставить только те, которыми вы сможете полноценно управлять, получая от них доход. Остальное следует продать, чтобы полученные средства направить на восстановление того, что вы оставите себе.

— Я очень благодарна вам за совет, но возьмете ли вы на себя столь тяжелый труд разобраться со всем этим имуществом? Я жду ребенка, поэтому не смогу помочь вам, ведь придется объехать чуть ли не всю страну. — Елена очень надеялась, что поверенный не откажет ей.

— Благодарю вас за доверие, мадам маркиза, для меня это — большая честь, я мог бы выехать через две недели, когда устрою вас в вашем доме, передам вам счета в банках и вызову управляющих из Бургундии с отчетами. Моя поездка займет несколько месяцев, точнее сейчас сказать трудно.

Елена горячо поблагодарила месье Трике, договорилась с ним о встрече в доме на улице Гренель в пять часов и попрощалась. Оставалось дождаться Доротею.

Графиня приехала к обеду.

— Я решила убить двух зайцев сразу: повидаться с вами и сбежать с обеда, на котором дядя опять будет рассуждать со своими друзьями-банкирами про европейские ценные бумаги. После жизни в Америке он играет на бирже — сначала делал это тайком, а теперь уже и не скрывает этого своего занятия, — заявила Доротея. Одетая в светло-розовое атласное платье и белую кашемировую шаль, оживленная и веселая, она сегодня напоминала птичку, вылетевшую из клетки. Подняв бровь, красавица осведомилась: — Аглая, надеюсь, ты меня накормишь?

— Конечно, дорогая. Благодаря тебе у нас будет деловой обед, — пошутила герцогиня и пригласила подруг в столовую, — только не начинай переговоры, пока не подадут сыры, а то ростбиф остынет.

— Клянусь, не скажу не слова, — пообещала графиня, но слова не сдержала, потому что нетерпеливая Елена засыпала ее вопросами, как только развернула салфетку.

— Ну ладно, слушай. Князь предлагает тебе сделку: ты уступаешь ему спорный участок земли около замка Валансе за символические деньги, чтобы только не было подозрений, а он передает тебе несколько писем барона де Вилардена из Англии и все его доносы на родственников. Но дядя ставит одно очень важное условие: ты можешь показать эти документы только в том случае, если речь будет идти о безопасности твоей семьи или если де Виларден всерьез сможет претендовать на твое имущество. Ну, что ты думаешь?

— Я согласна! — воскликнула Елена.

— Нет, так нельзя, ты не должна сразу соглашаться. Сначала ты должна затребовать с него план того участка, который ему нужен, и сказать, что будешь думать, пошлешь туда поверенного все проверить, и только после этого согласишься. Дядя должен изнывать от желания получить эту землю, иначе будет считать, что переплатил. Так и с мужчинами: когда ты кого-то хочешь, доведи его до белого каления своими отказами, а потом скажи «да», вот тогда это — триумф, а самое главное — его любви хватит надолго.

— Интересно, Доротея, где в девятнадцать лет ты набралась столько мудрости? — удивилась Аглая, — ты рассуждаешь, как опытная женщина.

— Дорогая, я дочь герцогини Курляндской, самой знаменитой женщины Европы. С детства я наблюдала череду любовников матери, и очень многому у нее научилась. Кстати, у меня не только ее имя, но я и внешне — ее полная копия, поэтому мой папочка обожал меня, оставив мне огромное наследство, несмотря на то, что не был уверен в том, что я действительно его дочь. — Доротея пожала плечами и философски заметила: — Впрочем, он не мог быть уверен, что является отцом и остальных моих сестер, но все равно, матушку он боготворил и нас всех любил и признавал своими.

— Да, и при дворе Марии-Антуанетты таких случаев было предостаточно, я прекрасно помню слухи, ходившие о знатнейших семьях Франции в то время, — вспомнила Аглая, — тогда считалось, что ребенок принадлежит мужу, а не тому, кто его зачал.

— И сейчас ничего не изменилось. Я читала бумаги в кабинете дяди, относящиеся к русскому двору. Он тогда был министром внешних сношений, и это были донесения его агентов. Так эти агенты сообщали, что обе дочери, которых родила императрица Елизавета Алексеевна, не от мужа. Первая — от князя Адама Чарторижского, лучшего друга императора Александра, а вторая — от кавалергарда по фамилии Охотников, охранявшего ее покои. А сам Александр имеет детей от Марии Нарышкиной, но они носят фамилию мужа дамы. В Вене — то же самое, в немецких княжествах — вообще Бог знает что творится, поэтому остается единственный путь: если муж признает ребенка своим, значит и все остальные должны это сделать.

Елена, затаив дыхание, следила за рассказом графини. Доротея даже не знала, ответы на какие мучительные для молодой женщины вопросы она дает. Но чтобы не привлекать внимание подруг, молодая женщина перевела разговор на предложение Талейрана, попросив Дортею изложить в качестве ответа маркизы де Сент-Этьен то, что она сама раньше предложила.

Проводив графиню, Елена и Аглая поехали на улицу Гренель — знакомиться с новым домом. Он находился всего в получасе езды от дома маршала Нея, что очень обрадовало герцогиню. Величественный особняк из темно-серого камня отличался от переделанных в последние годы в модном стиле ампир домов строгостью и изяществом линий. Полукруглое мраморное крыльцо, высокие острые крыши двух флигелей, красивая башенка на центральном фасаде — все напоминало о вековой истории, но было бережно сохранено.

На крыльце их поджидал месье Трике, предупредительно открывший перед дамами дверь.

— Добро пожаловать, надеюсь, ваш переезд вновь принесет счастье этому дому! — воскликнул поверенный, пропуская дам в широкий вестибюль с розовато-бежевыми мраморными полуколоннами и таким же полом.

Широкая лестница двумя маршами поднималась на второй этаж, где балконом сходилась перед дверями огромного бального зала, к которому с двух сторон примыкали большая столовая и симметричная ей гостиная. Спальни были расположены в боковых флигелях, что делало их относительно уединенными. На первом этаже они увидели библиотеку, кабинет, гостиную, маленькую столовую и музыкальный салон, где кроме рояля на постаменте стояла старинная арфа, а в шкафах розового дерева лежали скрипки и альты.

Мебель в некоторых комнатах была старинной, а в других — явно новой, красного дерева с многочисленными украшениями из золоченой бронзы. Но везде обивка стен, гобелены, шторы, ковры — все было подобрано с безусловным вкусом.

— Маркиз пытался отыскать мебель и картины, которые здесь были раньше. Кое-что ему удалось найти — старые слуги рассказали, кто и что куда увозил. На чердаке нашли коллекцию музыкальных инструментов деда маркиза и арфу его матушки. Когда грабили дом, музыкальные инструменты, видимо, никому не приглянулись, а потом верные слуги спрятали их на чердаке вместе с портретами, которые тоже никто не взял. — Рассказывал месье Трике, с гордостью показывая роскошное убранство дома, как будто он сам восстановил его.

— Здесь всем руководит дворецкий, он ждет ваше сиятельство вместе с прислугой в бальном зале. Угодно ли вам пройти туда?

Елена и мадам Ней прошли в большой зал, где познакомились с прислугой. Кроме дворецкого, еще не старого солидного человека по имени Пьер Жоно, в доме было три горничных, кухарка, мальчик-поваренок, садовник, кучер, конюх и прачка. Елена поблагодарила всех за хорошее содержание дома и попросила дальше продолжать их работу.

На следующий день она вместе с Машей переехала в свой новый дом. Еще за две недели месье Трике, как и обещал, передал ей контроль над счетами в банках, познакомил с управляющими поместий из Бургундии и свозил во дворец де Сент-Этьенов в Фонтенбло, расположенный в двадцати минутах ходьбы от дворца императора. Действительно, Арман успел его отреставрировать, но обставить так и не успел. Елена и поверенный также вместе съездили посмотреть дом с садом в пригороде Парижа, полученный ею от императора. Это оказался небольшой двухэтажный особняк, очень милый и, на удивление, не разграбленный. Старинная мебель требовала только хорошей чистки, даже медные кастрюли на кухне и фарфоровые тарелки в шкафах были целы. К дому примыкал большой запущенный фруктовый сад, обнесенный высокой каменной стеной.

— Дело, видно, в этой стене и преданных слугах, забивших окна досками, чтобы придать дому нежилой вид, — объяснил месье Трике. — Дочь супружеской пары, спасшей дом, живет по соседству, если вы хотите, ее можно нанять. На такой маленький дом одной служанки вполне хватит.

Елена согласилась, и они наняли мадам Роже, милую опрятную женщину, чтобы привести дом в порядок и следить за ним. Оставив ей денег на то, чтобы пригласить садовника и восстановить сад, они вернулись в Париж.

— Мадам маркиза, завтра я вместе с помощником выезжаю в провинцию. Если я вам буду срочно нужен, в моей конторе будут знать, где меня найти, и я приеду насколько возможно быстро.

Елена попрощалась с поверенным и вернулась на улицу Гренель. Нужно было начинать привыкать к новой жизни.

Через неделю после приема у императрицы Жозефины маркиза де Сент-Этьен была официально представлена императрице Марии-Луизе в Тюильри. Появившаяся уверенность в себе позволила Елене держаться свободно и не волноваться, за что она получила дополнительную похвалу от Аглаи.

— Выглядишь ты великолепно, осанка у тебя как у королевы, а своей невозмутимостью ты скоро догонишь Талейрана. Я тобой горжусь, — сообщила Аглая и с удовольствием последний раз оглядела свою протеже, стоя перед дверями тронного зала.

Мадемуазель Мишель постаралась на славу. Придворный туалет Елены был великолепен. Нежно-голубой шелк платья был расшит крохотными золотыми бабочками, а парадная бархатная темно-синяя юбка-трен с широкой, сложной по рисунку золотой каймой, застегнутая поверх платья под грудью, расходилась спереди, открывая вышивку, а сзади длинным шлейфом тянулась за своей хозяйкой.

Елена надела бабушкины серьги. Кроме кольца Армана, это было ее единственное украшение. Сейчас, когда она уже могла распоряжаться деньгами семьи, молодая женщина не хотела покупать драгоценности, пообещав себе, что хотя бы этим соблюдет траур, который не носила, выполняя желание мужа.

Двери распахнулись, и герцогиня, расправив темно-малиновый шлейф придворного платья, шагнула на ковровую дорожку, расстеленную от дверей зала до постамента, на котором стояли два трона с круглыми спинками. Один, с вензелем Наполеона на спинке, был свободен, а на втором восседала императрица.

Аглая медленно и величественно шла через зал к Марии-Луизе, и Елена, шагнув на дорожку, последовала за ней. Обе подруги вечером несколько раз прошлись по бальному залу нового дома Елены, репетируя ритуал прохода, приветствия, представления и отхода через боковые двери, поэтому она была совершенно спокойна и смогла даже рассмотреть императрицу через полуопущенные ресницы.

Мария- Луиза оказалась высокой женщиной с великолепной фигурой. Белоснежные плечи и грудь, высокая шея молодой женщины и ее удлиненное лицо с большими голубыми глазами — все носило отпечаток породы, свойственный женщинам из древнейших королевских домов Европы. Теперь Елене стало понятно, почему император выбрал ее. Жозефина вызывала любовь, а Мария-Луиза — почтение.

Она догнала Агалаю, остановившуюся перед троном императрицы, и обе женщины одновременно присели в глубоком придворном реверансе.

— Ваше императорское величество, позвольте представить вам маркизу де Сент-Этьен, — произнесла мадам Ней и поднялась, а Елена по-прежнему осталась склоненной перед Марией-Луизой.

— Рада видеть вас при дворе, маркиза, — прозвучал молодой сильный голос. Французский язык императрицы был безупречен, и только очень чуткое ухо могло услышать в нем легкий акцент.

Елена поднялась, наклонила голову, поблагодарила и обе женщины вышли через боковые двери.

— Ну, вот и все, — весело сказала Аглая, — сегодня императрице представляют трех дам, и нас пригласили первыми — этим нам дали понять, что ты — почетная гостья. Поехали домой, нужно отпраздновать это событие.

Подхватив длинные бархатные шлейфы придворных платьев, дамы направились к выходу, и если бы не медленная величественная поступь лакея в императорской ливрее, шедшего впереди них, женщины, наверное, побежали бы. Разговаривать за спиной слуги было неразумно, поэтому подруги переглянулись и в молчании прошествовали до экипажа.

— Ну, как тебе молодая императрица? — полюбопытствовала Аглая, как только они оказались внутри кареты.

— Знаешь, мне она показалась не столько красивой, сколько породистой, как благородное животное, если так можно выразиться о человеке, тем более о женщине.

Елене было неудобно, но именно это ощущение осталось у нее от взгляда на Марию-Луизу.

— Ты права, император был одержим желанием стать «племянником» казненного короля, ведь Мария-Антуанетта приходится родной теткой отцу молодой императрицы. Но нужно честно сказать: покойная королева была несравненно прелестнее своей внучатой племянницы. — Герцогиня задумалась, потом добавила: — Впрочем, император ее любит, как любой стареющий мужчина любит молодую жену. И весь двор сплетничает о том, что он по нескольку раз на дню задирает Марии-Луизе юбку. К счастью, она оказалась страстной женщиной, достойной дочерью своего отца, сейчас живущего уже с третьей женой и имеющего тринадцать детей.

Карета остановилась у крыльца дома на улице Гренель, к которому Елена на удивление быстро привыкла и уже считала своим.

— Нас, наверное, ждет Доротея, — сказала она Аглае, — ведь сегодня праздничный обед.

Обе женщины, двумя руками поддерживая длинные, расшитые золотом шлейфы, направились в маленькую уютную столовую. Комната, обставленная светлой ореховой мебелью, с большой картиной, висевшей над камином и изображающей главный дом имения маркизов де Сент-Этьен под Дижоном, очень нравилась новой хозяйке. Стол был уже накрыт на троих, и за ним сидела как всегда прелестная графиня Доротея. Она встала навстречу подругам и обняла Елену.

— Поздравляю, наконец, ты — полноправный член общества; хотя влияние ты приобрела во дворце Жозефины, официально ты признана только после визита к Марии-Луизе, — глаза Доротеи светились веселым любопытством, и она спросила: — Во что на сей раз была одета наша австриячка?

— Ты знаешь, я смотрела на ее лицо, поэтому наряд не очень внимательно разглядела. Платье было белым с вышитыми золотыми пчелами, а юбка-трен, по-моему, темно-красная, сплошь расшитая золотом — про остальное спроси у нашей герцогини, она тебе лучше расскажет.

— Достаточно обсуждать императрицу, она как всегда была увешана бриллиантами, на которые можно купить, по крайней мере, Италию. У своего папочки она такой роскоши никогда не видела, — заявила Аглая и уселась рядом с подругой. — Где праздничный обед?

Елена распорядилась подавать на стол, и женщины весело провели время, обсуждая планы на ближайшие дни.

Три месяца пролетели как один миг. Молодую маркизу де Сент-Этьен закружил круговорот светской жизни. После бала в Мальмезоне и приема в Тюильри она пользовалась огромным успехом. Все превозносили красоту и очарование Звезды Парижа. По совету Аглаи, она больше не отказывала кавалерам, а танцевала на балах. Императрица Жозефина взяла ее под свое покровительство и приглашала в Мальмезон не реже раза в неделю, Доротея рассчитывала на нее, устраивая праздники в доме Талейрана, а Аглая просто возила подругу везде, где бывала сама, чтобы не быть одинокой.

Мудрый Талейран, как всегда, оказался прав: прозвище, данное Елене Наполеоном, прилипло намертво, и в этом сезоне было необыкновенно модным иметь отношение к Звезде Парижа. Мужчины увлекались ею и старались привлечь ее внимание, но положение вдовы имело свои преимущества, и Елена никого не принимала у себя дома, кроме своих подруг, охлаждая пыл мужчин несколькими словами о том, что, уважая память мужа, она не принимает ничьих ухаживаний. Маркиза объявила, что ей можно передавать только цветы, и букеты десятками приносили в дом на улицу Гренель с утра до позднего вечера.

Мужчины оставляли Елену совершенно равнодушной, глядя на них, она чувствовала себя высокой скалой, у подножья которой разбивается морская волна и убегает обратно, не оставив на жестком камне своих следов. Так и их внимание, комплименты, даже искренние сильные чувства некоторых из них, которые она сразу интуитивно отмечала, оставляли молодую женщину непоколебимо спокойной, не тревожа, не раздражая, не забавляя и не задевая ни одной струны в ее душе.

Ее беременности было уже больше шести месяцев, хотя живот оставался совсем небольшим, помогая ее версии о сроках. Но она не хотела больше рисковать и решила уехать из Парижа в какое-нибудь из имений и там родить ребенка, не привлекая внимания. Елена уже несколько дней вынашивала этот план, не зная, как объявить об этом подругам. Вот и сегодня, сидя в гостиной, она ломала голову над этой задачей, когда слуга доложил о приезде Аглаи. Молодая женщина пошла навстречу герцогине. Мадам Ней стояла в вестибюле, одетая в темный дорожный костюм.

— Моя дорогая, я приехала с тобой попрощаться, — вместо приветствия сообщила она Елене. — Вчера вечером мне привезли письмо от свекрови с сообщением, что та тяжело заболела, и, учитывая ее возраст, я не знаю, сможет ли она поправиться. Мои дети сейчас в имении свекрови, поэтому я уезжаю. Я напишу тебе, как только появится хоть какая-то ясность.

Аглая поцеловала подругу и направилась к выходу. Это было так неожиданно, что Елена растерялась, но потом решила, что все даже к лучшему. Аглая была так добра и честна, что обманывать ее было бесконечно стыдно. Молодая женщина решила, что пора и ей собираться, нужно было уехать в Бургундию. Приняв решение, она дала задание Маше и второй горничной Колет, работавшей в доме Армана, упаковать немного вещей, решив обойтись самым необходимым. Она начала в спальне собирать саквояж, привезенный из Марфина, когда резкая боль внизу живота заставила ее согнуться пополам.

— Боже! Маша, скорее доктора! — закричала Елена, с трудом опускаясь на кровать и хватаясь за спинку.

Испуганная Маша побежала по коридору, громко зовя дворецкого. Через полчаса в спальню маркизы вошел высокий седовласый человек, одетый в черное. Елена лежала на кровати, свернувшись калачиком и двумя руками обнимая свой живот, боли уже не было, но она боялась даже пошевелиться. Увидев доктора, молодая женщина схватила его за руку.

— Доктор, пожалуйста, спасите моего ребенка, с ним что-то не так, — отчаянно запричитала она.

Опытный доктор знал, что в таких случаях нужно первым делом успокоить пациентку, поэтому он долго и участливо расспрашивал ее, утешал, успокаивал, а потом посмотрел и послушал живот.

— Мадам, пока, слава Богу, ничего страшного не случилось, но это сигнал, что ребенок может в любой момент попроситься на свет, поэтому вам нужно лежать. Возможно, придется лежать до самых родов, хотя пока ребенок еще очень маленький, я думаю, месяцев пять. — Врач говорил уверенно, и, хотя он ошибался на полтора месяца, Елена не стала его поправлять.

Видно, когда она болела, ее малышу пришлось тяжело, раз он такой маленький, что даже доктор не может правильно определить его возраст. Врач повторил свой совет лежать, потребовал отказаться от всего острого, чая и кофе, питаться только бульоном и кашами. Он попрощался и обещал вернуться завтра.

Что же было делать? Елена не видела другого выхода, кроме как остаться в Париже. Расстроенная и испуганная, она лежала в своей спальне, когда Маша сообщила о приезде графини Доротеи.

— Проси ее сюда. Доктор не велел мне вставать, — сказала Елена и приподнялась на подушках, стараясь не потревожить живот.

— Что с тобой? — удивилась Доротея, войдя в спальню.

— Моя беременность под угрозой, доктор велел мне лежать, возможно, до самых родов.

— Но ведь это так долго, у тебя же еще очень маленький срок, — расстроилась Доротея.

— На самом деле, он не очень маленький: я венчалась, когда была уже беременна, — потупившись, сказала Елена.

Ей было неловко говорить об этом, но помощь она могла получить только от Доротеи.

— Подумаешь, каждая вторая невеста в Париже выходит замуж беременная, — заметила графиня, пожав плечами.

— Я не каждая невеста Парижа — не забывай, что я русская, и на мне в ночь перед боем женился маркиз де Сент-Этьен, воспитанник императора. Сомнения в отцовстве Армана возникнут сразу же.

— Да, в этом ты права, и уехать ты тоже теперь не можешь, раз тебе нужно лежать. По крайней мере, ты не сможешь отправиться далеко. Значит, нужно всем сообщить, что ты уехала в имение, а тебя спрятать поблизости, может быть, в Париже, а может быть, в пригороде. — Сильный дух Доротеи никогда не склонялся перед препятствиями, и сейчас она сообразила: — Ты говорила, что получила в наследство от одной из теток Армана дом в пригороде Парижа.

— Да, мы с месье Трике ездили его смотреть. Дом не разграблен, мы даже наняли женщину, которая должна была уже привести его в порядок и найти садовника, чтобы восстановить фруктовый сад, — подтвердила Елена, начав понимать план подруги.

— Вот и отлично, пока ты будешь здесь лежать, я сама съезжу и посмотрю, как там дела, а потом аккуратно перевезем тебя. Я буду тебя навещать, а когда ребенок родится, все организуем так, чтобы сомнений в сроках его рождения ни у кого не возникло. Не переживай ты так, в аристократических семьях это — обычное дело.

Доротея села у постели подруги и долго развлекла ее разговорами, рассказывая веселые истории из жизни высшего света Парижа.

На следующий день графиня де Талейран-Перигор отправилась на южную окраину города, где на маленькой улочке из четырех домов, обнесенный высокой каменной стеной, стоял дом, принадлежащий теперь Елене. Открыв низенькую деревянную калитку, обитую медными гвоздями, Доротея вошла во двор. Дом ей сразу понравился. Двухэтажный, облицованный розоватым местным камнем, с крутой черепичной крышей, он был похож на пряничный домик из детской сказки. Большой фруктовый сад, со всех сторон окружающий дом, уже подрезанный и очищенный от старой листвы и веток, сейчас цвел пышными облаками белоснежных и розовых цветов.

«Какое чудесное место, — подумала графиня, — Элен и ребенку тут будет очень хорошо».

За ее спиной хлопнула калитка, и сзади раздались шаги. Графиня обернулась и увидела крепкую женщину средних лет с добродушным лицом.

— Здравствуйте, мадам, я работаю в этом доме, меня зову Маргарита Роже. А вам что угодно? — поинтересовалась женщина, с беспокойством глядя на незнакомую роскошно одетую женщину.

— Я графиня де Талейран-Перигор, подруга вашей хозяйки, мы скоро привезем ее сюда, поэтому я собираюсь подготовить ее переезд. Пойдемте, посмотрим дом, — распорядилась Доротея и отправилась к дому, а мадам Роже поспешила обогнать ее, чтобы открыть дверь.

Дом был уже отмыт, полы и мебель натерты, шторы постираны и выглажены, посуда на кухне сияла. Видно было, что Маргарита приложила все силы, чтобы выполнить поручение новой хозяйки.

— Отлично, можно переезжать хоть завтра, — похвалила Доротея служанку, — но ваша хозяйка беременна, ей нужно создать все условия для покоя, по совету доктора она должна теперь лежать. Вы сможете помогать ей?

— Конечно, мадам, я живу в соседнем доме, до меня здесь работали мои родители, я очень дорожу этим местом и буду рада все сделать для моей хозяйки.

— Вот и отлично, — обрадовалась Доротея, — я думаю, мы перевезем маркизу через месяц, будьте готовы. Если понадобится срочно принять роды, вы сможете найти повитуху?

— Не нужно никого искать, моя тетка была повитухой, я сначала работала с ней, а после ее смерти сама принимала всех младенцев в нашей округе, только сейчас, получив место у маркизы, я передала дела более молодой женщине, но для своей хозяйки я сделаю все, что нужно.

— Все складывается как нельзя лучше, — решила графиня, улыбнулась мадам Роже и попрощалась с ней.

Поздно вечером она приехала к Елене. Молодая женщина уже чувствовала себя хорошо, но, опасаясь повторения приступа, не вставала с постели. Увидев Доротею, она протянула к ней руки и посадила рядом с собой на кровать.

— Ну, что ты там нашла?

— Все замечательно. Дом в отличном состоянии, ты можешь переехать хоть завтра, а твоя служанка — к тому же повитуха. Она проследит за тобой до родов и примет ребенка. Вы побудете там, сколько будет нужно для приличия, а потом вернетесь в этот дом, мы вызовем нотариуса и выпишем метрику ребенку, а потом окрестим его. Предлагаю себя в крестные и берусь уговорить дядю — он так влиятелен, что, имея такого крестного у своего малыша, ты можешь быть совершенно спокойна. Как, согласна?

— Конечно, согласна! Я так благодарна тебе, что даже не могу выразить словами, — растроганно заметила Елена, обняв подругу. — Что бы я без тебя делала?

Доктор заставил молодую женщину пролежать в постели, питаясь бульонами, почти месяц, прежде чем разрешил вставать.

— Я больше не вижу угрозы выкидыша, мадам, но вы должны быть очень осторожны. Никаких резких движений, никаких волнений, только покой, солнце и хорошее настроение — вот теперь ваши основные друзья, — наставительно изрек врач, написал рецепт успокоительного питья и откланялся.

Теперь можно было перебираться в ее тайный дом. До родов оставался месяц. Собрав самые необходимые вещи, она и Маша переехали в розовый коттедж. Маргарита Роже обрадовалась приезду хозяйки, она сразу начала хлопотать вокруг беременной Елены, готовить ей вкусные блюда, стремясь порадовать сладким кусочком.

Теперь молодая женщина почти все время проводила в маленькой беседке в саду, куда ей поставили удобную кушетку с высокой спинкой. Деревья отцвели, и на месте белых лепестков уже были видны крохотные яблочки, клумбы пестрели первыми летними цветами, заботливо выращенными руками Маргариты, и теплый июньский ветерок доносил их нежный запах до беседки, где лежала Елена.

Лежа в беседке, она все время возвращалась к своим воспоминаниям. Они уже больше не тревожили ее, а только навевали нежную грусть. Елена уже не спрашивала себя, кого же из двух мужчин, промелькнувших в ее жизни, она любила больше. Спустя столько времени, она понимала, что любила обоих, и каждому из них была благодарна, ведь они оба спасли ей жизнь. Она принадлежала и тому, и другому, и с каждым из них это было совершенно восхитительно, ведь Елена страстно желала обоих. А ребенок, которого она носила, связывал их троих неразрывным узлом: Александр Василевский дал малышу жизнь, а Арман де Сент-Этьен дал ему свое имя. Сегодня молодая женщина решила поставить точку в своих размышлениях о прошлой жизни.

— Я любила вас обоих, — тихо сказала Елена, глядя в небо, — а теперь простите меня, но для меня важен только мой ребенок.

Попросив прощения, Елена успокоилась и задремала, но громкий стук калитки и веселый голос Доротеи разбудили ее.

— Элен, где ты? — окликнула графиня, идя по дорожке к беседке, — так я и думала, что найду тебя здесь.

Сегодня Доротея была одета очень просто — в белое муслиновое платье и шляпку из золотистой соломки. Елена понимала, что графиня одевается как можно незаметнее, чтобы не привлекать в своих поездках внимание, и ценила усилия подруги сохранить ее тайну, хотя сомневалась, что Доротею можно не заметить — хоть даже одень ее в обноски нищего. Вот и сегодня графиня сияла яркой красотой черных глаз и кудрей, а на белоснежной коже играл прелестный нежный румянец.

— Здравствуй, дорогая. Как я рада, что ты приехала! — воскликнула Елена и поцеловала подругу.

— Я приехала сказать, что тоже жду ребенка, дома я уже объявила об этом, поэтому еще пара месяцев и меня муж отправит в одно из имений. Нужно успеть сделать все, что нужно для тебя. Как ты думаешь, сколько тебе осталось?

— Я думаю, неделя, — сообразила Елена, оперлась на стол и села. Живот у нее был по-прежнему небольшой и равномерно округлый.

— Да, но живот у тебя маленький, а я перед родами бываю похожа на шар. — Доротея с сомнением посмотрела на подругу и предположила: — Скорее всего, ребенок маленький, наверное, девочка. Но нас это устраивает, ведь нам нужно выиграть два месяца. Сегодня я пообедаю у тебя, а потом появлюсь уже тогда, когда ты родишь. Если будет что-то срочное, пришлешь мне записку, и я приеду.

Подруги провели вместе весь теплый летний день и пообедали в беседке. Они старались не загадывать ничего на будущее, ведь впереди было самое важное событие: в жизнь должен был прийти новый человек.

Мария де Сент-Этьен родилась на рассвете теплого июльского утра ровно через неделю после встречи подруг. Роды были настолько легкими, что даже опытная повитуха мадам Роже удивилась. Схватки длились не больше двух часов, а потом крошечная девочка выскользнула из утробы матери в ласковые руки Маргариты и приветствовала Божий мир звонким криком.

— Барышня, это — девочка, — воскликнула Маша.

— Какая хорошенькая, ничего, что совсем маленькая! — вторила ей Маргарита.

Ребенка обмыли, завернули в батистовую пеленку и положили на руки счастливой матери. Елена вглядывалась в крошечное красное личико и не могла понять, на кого похожа ее малышка. Она знала только одно — что это чудесное существо теперь ей дороже жизни.

— Здравствуй, любимая, — сказала она дочери по-русски, — добро пожаловать в этот мир. Спасибо тебе за то, что ты у меня есть.

Елена поцеловала маленькую головку и отдала ребенка Маше.

— Береги свою тезку, — попросила она, — ее зовут Мария, в честь матери маркиза. Такова была его последняя воля.

На первом этаже маленького домика уже устроили детскую, в которой поселилась племянница мадам Роже Лили со своим новорожденным сыном — она должна была стать кормилицей маленькой маркизы. Девочку приложили к груди, и та жадно вцепилась в сосок.

— Вот разбойница, — засмеялась Лили, — ничего, что такая маленькая, аппетит у нее большой, быстро нагонит своих сверстников.

Молодая кормилица оказалась права: девочка была на удивление спокойной, хорошо ела и много спала на воздухе. Через два месяца, когда подруги решили объявить о ее рождении, маленькая Мари была хорошеньким беленьким ребенком — чуть крупнее, чем обычные новорожденные дети.

— Отлично, завтра перебираемся в Париж, а послезавтра утром приглашаешь нотариуса и предъявляешь ему новорожденную, чтобы он выписал ей метрику. Еще через три дня будем ее крестить, — планировала Доротея, которая сама уже заметно округлилась. — Я пришлю утром свою коляску, как будто мы путешествовали вместе, а роды застали тебя при подъезде к Парижу. Будем всем говорить, что, слава Богу, рядом оказался этот дом, и ты родила девочку в своем доме. Кормилицу нужно оставить здесь, а новую найти в Париже.

Вечером следующего дня коляска Доротеи привезла маленькое семейство на улицу Гренель. Елена вошла в вестибюль дома, неся в руках белый сверток.

— Добро пожаловать домой, дорогая, — тихо сказала она по-русски, а потом повернулась к дворецкому, кратко изложив версию, разработанную Доротеей, и попросила срочно найти кормилицу для девочки и на завтра пригласить нотариуса.

Счастливое оживление, охватившее дом, при известии, что у покойного маркиза родилась наследница, вылилось массой поздравлений и восторгов. Все слуги хотели помочь. В течение часа под детскую переоборудовали светлую комнату, расположенную рядом со спальней Елены. У одной из горничных оказалась знакомая молодая вдова, родившая накануне слабенького ребенка, который сразу умер. Девушка быстро сбегала и привела ее в дом. Жизель, так звали молодую женщину, понравилась Елене своей скромностью и опрятным видом, ее бедное платье было чистым и аккуратно заштопанным, а когда она увидела, что малышка с удовольствием взяла грудь и начала сосать молоко, молодая мать совсем успокоилась.

Утром нотариус города Парижа метр Карно выписал метрику маленькой маркизе де Сент-Этьен, в которой говорилось:

«1 сентября года тысяча восемьсот тринадцатого маркиза Элен де Сент-Этьен, проживающая на улице Гренель в собственном доме, предъявила ребенка женского пола, родившегося накануне в девять часов утра, отцом которого является маркиз Арман де Сент-Этьен, а матерью она, его супруга, коему ребенку дано имя Мария».

Три дня спустя в церкви Сен-Жермен-де-Пре крестили маленькую маркизу Марию. Крестной матерью девочки была графиня Доротея, а крестным отцом — князь Талейран. Елена настояла на скромной частной церемонии. Молодую женщину в глубине души волновало, что она крестит ребенка в католической церкви, будучи сама православной, но она успокаивала себя тем, что если им с дочкой суждено вернуться в Россию, она окрестит девочку и по православному обряду.

Дав торжественный обед для крестных родителей своей малышки, Елена вернулась к привычной тихой жизни, радуясь, что все налаживается. Она благополучно родила дочку, у которой теперь было гордое имя и дом, где она могла вырасти. Образ Армана постепенно стал затягиваться для Елены дымкой времени, горе ушло, и он стал добрым и нежным воспоминанием. Маленькая Машенька занимала все мысли и все время Елены; единственное, что не давало ей теперь покоя — это неотправленное письмо, спрятанное на дне ее саквояжа в гардеробной. Из Франции она его переправить не могла, оставалось только ждать подходящего случая.

Месье Трике вернулся из поездки по стране и дал ей отчет по имуществу, ранее принадлежащему теткам Армана. Как и ожидалось, все имения были разорены, а дома и нежилые строения разрушены. Он предложил оставить только крупные имения и дома, а все остальное продать, и вырученные деньги вложить в восстановление оставшегося имущества. Маркиза с ним согласилась и, выдав поверенному доверенность, попросила заняться этими делами.

Тихая налаженная жизнь Елены переменилась в конце октября. Рано утром к дому подкатила коляска Дортеи, и сама графиня стремительно, несмотря на свой тяжелый живот, вошла в гостиную.

— Элен, ситуация очень серьезно осложнилась. Дядя получил известие, что под Лейпцигом войска союзников разбили нашу армию. Талейран считает, что это поражение — конец императора Наполеона. Поэтому мы срочно уезжаем в замок Валансе, в Париже оставаться опасно. Я вырвалась к тебе на полчаса, ты должна собраться и тоже уехать. Может быть, ты поедешь в свой новый замок на Луаре, и мы будем соседями? — предложила графиня и с надеждой посмотрела на Елену.

— Но он еще не восстановлен, в нем пока нельзя жить, тем более с маленьким ребенком, — растерялась Елена, но потом решила: — Я могу уехать в Бургундию, в самое большое имение под Дижоном. Наверное, это будет правильно.

— Хорошо, поезжай в Дижон и жди моих писем, я думаю, дядя будет самым информированным человеком, а я буду узнавать у него новости и писать тебе, — пообещала Доротея. Она поднялась, обняла подругу и уехала.

Елена велела собирать вещи. Два дня спустя две кареты выехали с улицы Гренель и покатили на юг. Маркиза ехала не спеша, с частыми остановками, чтобы не утомлять ребенка, но малышка вела себя на удивление хорошо и спокойно перенесла двадцатидневное путешествие.

В Бургундии было еще по-летнему тепло. Большое имение Армана, расположенное под Дижоном, практически полностью было занято виноградниками. Старинный двухэтажный дом, крытый ярко-оранжевой черепицей, был опоясан со всех сторон верандами, увитыми лозой. Он стоял на краю высокого холма, террасами спускающегося в долину. На каждой из террас рос свой сорт винограда, а сейчас все кусты ломились под тяжестью темных, золотистых или розовых гроздьев.

— Боже, да это просто рай! — восхитилась Елена и сказала Маше: — нужно здесь остаться до окончания войны, а там будет видно.

Маленькое семейство Елены обосновалось в доме и скоро зажило привычной размеренной жизнью, центром которой была малышка Мари. Девочка была хорошенькой блондинкой с правильными точеными чертами маленького личика, ее большие зеленые глаза, как изумруды, переливались в лучах осеннего солнца, делая лицо ребенка необыкновенно привлекательным.

Вот и сегодня, покачивая дочку на коленях, маркиза думала, что глаза малышке достались от ее русского отца, когда на веранду, где сидела хозяйка, поднялась домоправительница мадам Бетиль. Елене искренне нравилась эта домовитая француженка, держащая дом в безукоризненном порядке. Она повернулась к домоправительнице, ожидая вопроса, но та помялась, а потом попросила.

— Мадам, извините, что я вас беспокою, но у моей старой знакомой большая проблема: она всю жизнь проработала на епископа Дижона, а в революцию монастыри здесь разрушили, всех монахов убили, епископа тоже, и женщина давно без работы. У нее есть родные в Англии, но она никак не соберет денег на переезд. Может быть, вам нужно что-нибудь сшить? Она хорошая швея, и будет работать день и ночь, чтобы собрать денег на дорогу.

— Мне не нужно шить, но мне нужно выполнить одно поручение в Англии, — встрепенулась Елена, — но никто не должен знать о нем. Если ваша подруга выполнит его, я дам ей денег на переезд в Англию.

— Конечно, мадам, я за нее ручаюсь, но вы можете сами поговорить с ней, не открывая ни своего имени, ни своего лица. Я могу организовать вам встречу в своем доме в Дижоне, — предложила мадам Бетиль и, договорившись о встрече завтра в полдень в Дижоне, попрощалась с хозяйкой.

На следующий день Елена, закутанная в темный шелковый плащ с капюшоном, накинутом поверх густой вуали, закрывающей лицо, вошла в дом своей домоправительницы на окраине Дижона. Она прошла в комнату, где, как было оговорено заранее, робко сидела уже не молодая француженка с изможденным лицом. При виде Елены она встала.

— Мадам, вы согласны выполнить для меня поручение в Лондоне: передать конверт, который я вам дам, в русское посольство, если я оплачу ваш проезд до этого города? — спросила женщину маркиза.

— О, мадам, конечно, я сделаю это, вы можете не сомневаться! — воскликнула женщина и прижала руки к груди. — Я готова на все, только бы попасть к родным, ведь здесь у меня никого больше нет.

— Хорошо, вот — конверт, а вот — деньги, — Елена протянула француженке белый конверт и кошелек с деньгами. — Счастливого пути, я надеюсь на вас.

Она повернулась и вышла из дома. Пошел второй год, как она покинула Ратманово, и только сегодня у нее появилась надежда помочь своим родным.

— О, мои дорогие, только бы вы были живы, — прошептала она, обращаясь к тете и сестрам.

Лица сестер одно за другим появились перед ее мысленным взором: смеющаяся Долли с яркими зелеными глазами и тяжелыми волосами цвета красного дерева машет ей рукой, задумчивая Лиза обняла младшую Ольгу, обе сестры серьезно смотрят на нее, и как всегда Елене приходит мысль, что у них все должно быть наоборот: к янтарным глазам Лизе должны были достаться каштановые волосы Ольги, а к серым, чуть раскосым, как у их матери, глазам младшей сестры должны были подойти необыкновенно светлые, как лунный свет, волосы Лизы. Елена усилием воли отогнала воспоминания и заставила себя не терзаться неизвестностью.

Но ей и в голову не могло прийти, что в тот момент, когда она вошла на увитую виноградом веранду своего дома, в штаб-квартире российской армии во Франкфурте-на-Майне ее брат, светлейший князь Алексей Черкасский, которого она считала погибшим, показал императору Александру Павловичу письмо тетушки Апраксиной. В письме старая графиня подробно описала ужасные преступления князя Василия, свой с младшими княжнами побег и возвращение в Ратманово после получения известия, что Алексей жив. Рассказала, как после возвращения искала Елену в столице и во всех имениях брата, пока не доехала до Марфино, где и узнала, что девушку увез с собой полковник, возглавлявший французский гарнизон, стоявший в имении.

Прочитав письмо, ужаснувшийся император отдал приказ о розыске князя Василия, к тому времени вышедшего в отставку и исчезнувшего в неизвестном направлении, а князь Алексей начал розыски сестры.