Звезда Парижа

Глава 4

Сильно поредевший после битвы под Бородино полк конных егерей французской императорской гвардии занял Марфино и сделал его своей штаб-квартирой. Командир егерей полковник де Сент-Этьен лично от императора Наполеона получил задание охранять от русских партизанских отрядов обозы, отправляемые из Москвы, а потом замкнуть строй отходящих французских полков, составив арьергард Великой армии.

Марфино, большое и еще не разграбленное имение, лежащее между двумя стратегическими дорогами, идеально подходило для решения этой задачи, поэтому, когда разведчики доложили о нем, полковник, не раздумывая ни минуты, отдал полку приказ выступать и занять Марфино.

Огромный трехэтажный бело-голубой барский дом, украшенный мраморными колоннами, как будто парил на фоне тяжелого осеннего неба.

— Какая роскошь, прямо маленький Версаль, — восхитился маркиз Арман де Сент-Этьен, воспитанник императора Наполеона, никогда в глубине души не забывавший, что его крестной матерью была сама последняя хозяйка королевской резиденции прекрасная Мария-Антуанетта.

Его семье до революции принадлежала половина Бургундии, и его мать, урожденная итальянская принцесса, всегда говорила, что маркиз де Сент-Этьен сделал ей честь, попросив ее руки у отца, короля бедного южно-итальянского королевства, несмотря на то, что принцесса Мария-Симонетта была самой красивой девушкой королевства, а род ее восходил к Карлу Великому. В царствование Людовика XVI отец Армана, один из близких друзей короля, пользовался большим влиянием при дворе благодаря своему уму и отменному политическому чутью, а вина «Шабли», поставляемые с его виноградников к королевскому столу, делали это влияние еще более прочным. Матушка Армана приходилась дальней родственницей королеве Марии-Антуанетте. Их знакомство, начавшееся как формальное общение особ королевской крови, переросло в верную дружбу, продолжавшуюся много лет и закончившуюся для обеих несчастных женщин на эшафоте. Сам маркиз, к счастью для него, не дожил до этого ужасного события, а был убит ревнивым мужем на дуэли за два года до падения монархии, оставив своего единственного пятилетнего сына наследником огромного состояния и главой древнего рода, происходившего от герцогов Бургундских.

У отца Армана было шесть сестер, благодаря красоте и богатому приданому сделавших прекрасные партии. Их многочисленное потомство приходилось мальчику кузенами и кузинами, и поместья его отца в Боне и Шабли, его дома в Париже и Дижоне всегда были полны веселых детских голосов и воркования женщин. Сам маркиз относился к этому философски, а молодая маркиза, выросшая в большой итальянской семье, всячески это приветствовала и поощряла. Но революция кровавой косой прошлась по богатой и дружной семье Армана: все его тетки и их многочисленные дети, пытавшиеся спрятаться от гонений, были кем-то выданы и погибли, казненные на гильотине, сожженные крестьянами в своих имениях, убитые чернью на улицах восставшего Парижа. В живых остались только Арман, да один из его двоюродных братьев барон де Виларден, успевший уехать в Лондон в свите графа Прованского. Двенадцатилетнего Армана мать тайком отдала своему дальнему родственнику канонику аббатства Сито в Боне, но спустя три года революционные горожане разрушили и этот монастырь. Старый каноник был убит на глазах юноши, а ему только случайно удалось бежать.

Скитаясь по югу Франции, перебиваясь случайными заработками и голодая, Арман решил пробираться к семье своего деда в Италию. На этом пути судьба привела его в район боевых действий, которые тогда вела французская армия против Сардинского королевства. Случайно попавший в лесу на место боя, где авангард французского полка, попавший в засаду, отбивался от многократно превосходившего его по численности противника, он увидел смертельно раненного знаменосца, спасавшего знамя полка. Солдат, умирая, попросил подбежавшего к нему юношу передать знамя генералу Бонапарту и сказать тому, что честь полка спасена.

Арман обещал выполнить просьбу умирающего и через несколько дней добрался до ставки генерала и добился, чтобы его провели к Бонапарту. Он выложил окровавленное знамя, снятое с древка, на стол генерала и передал ему слова умирающего солдата.

— Что же, ты поступил как солдат, — признал генерал Бонапарт, смерив юношу пронзительным взглядом жестких голубых глаз, — ты заслужил награду. Кто ты?

— Меня зовут Арман, — юноша замолчал, но потом гордость взяла верх над осторожностью, и он продолжил: Де Сент-Этьен, я из Бургундии.

Генерал с интересом осмотрел оборванную одежду юноши, потом внимательно вгляделся в его лицо.

— Маркиз де Сент-Этьен? Так будет правильнее? — приподняв бровь, Бонапарт ожидал ответа.

Арман молчал, зная, что своим ответом он подписывает себе смертный приговор.

— Не забывай, что я родом с Корсики, а прекрасную Марию-Симонетту на этом острове все знали так же хорошо, как в королевстве ее отца. А ты очень на нее похож.

Генерал улыбнулся, и его худое с резкими чертами лицо разительно изменилось, став красивым и обаятельным.

— Да, это правда, — признал Арман, гордо вскинув голову. — Я маркиз де Сент-Этьен, и принцесса Мария-Симонетта — моя матушка.

— И что делает сын прекрасной Марии-Симонетты в итальянском лесу? — Бонапарт говорил дружелюбно, и юноша потянулся к нему, попав под обаяние молодого генерала.

— У меня больше нет никого из родных, я хотел дойти до владений моего деда, может быть, там я кому-то буду нужен.

— Француз должен служить своей стране! — заявил Бонапарт, взял перо и, написав несколько строк на листе бумаги, запечатал письмо и протянул Арману.

— За героический поступок капрал французской армии Арман Сент-Этьен отправляется на обучение за казенный счет в Национальное военное училище в Ла-Флеше! Вы все поняли, капрал?

Впервые за долгие годы полного одиночества и беспросветной нужды человек посмотрел на Армана с уважением и добротой и принял участие в судьбе никому не нужного гонимого сироты. Истосковавшееся по любви сердце юноши распахнулось навстречу генералу Бонапарту, приняв его навсегда и не рассуждая.

— Благодарю вас, мой генерал! Если будет нужно, я отдам за вас жизнь, только скажите! — воскликнул юноша, прижимая конверт к груди.

Бонапарт вызвал адъютанта и, велев ему проследить, чтобы Армана обмундировали и отправили во Францию на учебу, отпустил обоих.

Спустя четыре года молодой лейтенант Сент-Этьен был зачислен в полк конных егерей французской гвардии, и который через восемь лет возглавил в чине полковника. Бонапарт не забывал своего протеже, и, убедившись в его личной храбрости и благородстве, приблизил к себе.

Став императором, Наполеон предложил всем аристократам, желающим служить новой династии, возвращаться во Францию. В обмен на верность они могли получить имущество своей семьи, при условии, что оно не было приобретено новыми владельцами с торгов во времена якобинцев и директории.

Арману повезло, его многочисленные имения в Бургундии соседствовали с монастырскими землями. Монастыри разгромили, и их земли продавались первыми. Но не нашлось достаточного количества желающих выкупить эти участки, они так и остались наполовину нераспроданными, так что земли Армана местная префектура даже не стала выставлять на торги. Дома его разграбили, виноградники были заброшены, но других хозяев у имущества не было. Поэтому первым, кому император возвратил все его имущество в Бургундии, был воспитанник императора маркиз де Сент-Этьен. После победы под Аустерлицем, где Арман проявил чудеса храбрости и блестяще провел атаку своих егерей на позиции русско-австрийской армии, смяв каре противника, в награду от императора Наполеона он получил дворец своего отца в Фонтенбло и дом их семьи в Париже на улице Гренель.

Тогда же император, обожавший устраивать выгодные браки, начал искать маркизу невесту, но все предлагаемые девушки Арману не нравились, и император оставил своего воспитанника в покое. Перед началом русской кампании он вызвал молодого человека к себе и показал ему несколько донесений из Лондона, написанных министру внешних сношений Франции Талейрану агентом по имени Виларден. Наполеон сообщил маркизу, что его двоюродный брат барон де Виларден, много лет считающийся другом графа Прованского, на самом деле шпион Талейрана. Талейран держит его за горло тем, что хранит доносы барона на всех его многочисленных родственников, которых тот выдавал, чтобы со временем остаться единственным наследником в роду и получить имущество всех семи детей своего покойного деда.

— Смотри, Арман, погибнешь бездетным — исполнишь мечту этого мерзавца, он заберет все твои виноградники и дворцы! Обещай мне, что после этой кампании ты выберешь себе невесту или согласишься жениться на той, что для тебя подберу я, — потребовал император.

— Обещаю, ваше императорское величество, — согласился Арман, которому стало противно, что он долгие годы служил мишенью для козней мерзавца.

Сейчас, подъехав к широким мраморным ступеням загородного русского дома, больше похожего на дворец, очаровавшего его красотой и величием, он снова вспомнил свой дом в Париже, дворец в Фонтенбло и свою истребленную семью.

Приказав занять под штаб главный дом имения, полковник разместил эскадроны в служебных помещениях поместья и в большом селе, расположенном за парком. Седому управляющему, с горестным лицом смотревшему на колонну верховых, въезжающих на подъездную аллею главного дома, он сказал, что усадьба останется целой, если его солдат будут исправно обеспечивать едой и фуражом для лошадей. Управляющий развел руками, показывая, что он не понимает по-французски, тогда маркиз выхватил саблю из ножен, приставил к шее управляющего и знаком указал ему на себя, на стоящих рядом офицеров и на лошадей, привязанных к кольцам коновязи. Старик закивал головой, показывая, что он понял полковника, и на шатающихся ногах пошел в сторону кухни. Скоро он вернулся в сопровождении дворовых слуг, несущих на спинах мешки с запасами из кладовых. Арман кивнул, показывая, что его поняли правильно, что он доволен, и пошел в сопровождении двух своих ординарцев осматривать главный дом.

Изнутри дом был еще великолепнее, чем снаружи. Широкая мраморная лестница с резными перилами плавной спиралью поднималась в высоком вестибюле с куполообразным потолком, с которого свисала огромная люстра из позолоченной бронзы. На первом этаже маркиз нашел большую гостиную, две столовые, зеркальный бальный зал с белыми колоннами, множество проходных комнат, значения которых он не знал, и кабинет хозяина дома. Здесь же были переходы в боковые флигели, соединенные галереями с главным домом. В одном флигеле располагалась кухня и подсобные помещения, а другой, видимо, был гостевым, поскольку все три этажа в нем занимали спальни: на первых двух — роскошные, для знатных гостей, а на третьем — простые, для прислуги и сопровождающих лиц.

Все убранство комнат — мебель, ковры, зеркала, люстры — говорило опытному глазу, что хозяева имения были очень богаты, а хозяйки дома в нескольких поколениях отличались отменным вкусом. Поскольку мебель, украшавшая дом, была, в основном, французской, Арман отметил отлично подобранные отделанные золотом драгоценные гарнитуры времен регентства и Людовика XV, великолепно сохраненные, с новой обивкой, повторявшей подлинные рисунки. Их оттеняла своей обманчивой простотой более массивная и строгая мебель в стиле классицизма, украшенная темной бронзой. Гардины, ковры, лежащие на узорном паркете, зеркала в позолоченных рамах и, конечно, роскошные хрустальные люстры и светильники — все в интерьерах было подобрано с изящной гармонией.

Но больше всего его заинтересовали портреты хозяев. В гостиной над камином висел большой портрет голубоглазой красавицы в белоснежном парике, одетой в вишневое платье, расшитое серебром, бывшее в моде лет шестьдесят назад. За спиной дамы стоял очень высокий красивый мужчина в красном с золотом камзоле и с лентой через плечо. Красавица смотрела гордым взглядом победительницы, приподняв одной тонкой белой рукой пышную юбку, а другой изящно указывая на приколотый к груди усыпанный бриллиантами маленький женский портрет. Арман решил, что дама, скорее всего, была фрейлиной русской императрицы и давно умерла, это — бабушка или прабабушка нынешних хозяев.

В столовых он нашел портреты хозяев дома еще более ранней поры — такие наряды носили почти век назад. Но в кабинете он увидел большой портрет одетой в современное платье хрупкой молодой женщины с большими чуть раскосыми серыми глазами, которая в окружении четырех девочек разного возраста стояла на фоне дома, по которому он сейчас ходил. Только портрет был сделан летом, и цветники на террасах, сейчас зияющие черными квадратами вскопанной земли, буйно цвели, переливаясь яркими красками. Девочки, все совершенно очаровательные, были одеты в разноцветные платья, оттеняя простое белое одеяние своей матери. Портрет производил потрясающее впечатление, видимо, художник сам попал под обаяние этой чудесной женщины с красивыми дочками, и написал их с нежностью и восхищением.

Арман подошел ближе и стал рассматривать лица детей. Старшая девочка лет двенадцати с золотистыми волосами, большими темно-голубыми глазами и тонкими чертами лица напоминала даму с портрета в гостиной, а ее сестра с яркими зелеными глазами была нежной копией кавалера этой дамы. Малышка, прижавшаяся к ногам женщины, раскосыми серыми глазами напоминала мать. Только четвертая девочка, совсем светлая блондинка с необыкновенными янтарными глазами ни на кого не была похожа.

— Как полезно смотреть на портреты. Наши хозяева имеют четырех дочерей. Одна похожа на бабушку, другая — на дедушку, а третья — на мать. Очень приятно познакомиться. — Маркиз шутливо поклонился даме на портрете и пообещал: Я постараюсь не злоупотребить вашим гостеприимством. В вашем доме будут жить только офицеры.

Он прошел в бальный зал, где его ждали офицеры полка, и обратился к ним:

— Господа офицеры, в этом доме живет семья, где имеются четыре юные дочери и милая мать. Прошу вас занять спальни правого флигеля, они очень комфортабельны и мы будем все вместе, что важно с точки зрения безопасности. Обедать мы будем здесь, в столовой, а заседания военного совета предлагаю проводить в кабинете хозяина — это все здесь, на первом этаже. Я не запрещаю вам брать себе в качестве трофеев любые понравившиеся вещи, но прошу воздержаться от вандализма и ничего не портить. Как самая галантная нация Европы, уходя, мы оставим этот дом женщинам, которым он принадлежит, неоскверненным. А сейчас выбирайте комнаты во флигеле, я занял первую по коридору на втором этаже, остальные — ваши.

Он отпустил офицеров и направился на кухню, определить, на сколько человек в ней можно готовить, но услышал за спиной топот каблуков. Его догонял один из двух его ординарцев, которых он отправил осматривать второй этаж.

— Господин полковник, — показывая рукой наверх, сообщил ординарец, — там наверху в одной из спален лежит больная девушка, похоже, что она — хозяйка этого дома, за больной ухаживает горничная. Я попытался расспросить служанку, но она меня не понимает.

Арман пошел наверх. На втором этаже были расположены спальни хозяев и членов семьи. В другой раз маркиз с удовольствием осмотрел бы их, но ординарец вел его в конец широкого коридора к самой последней комнате. Открыв дверь, он пропустил Армана вперед. В помещении царил полумрак. Около стены стояла испуганная девушка в одежде горничной, а на кровати, потерявшаяся под широким одеялом, лежала худенькая фигурка в белой ночной рубашке со спутанными короткими кудрявыми золотистыми волосами. Глаза девушки были закрыты, а все лицо покрывали уже проходящие желтоватые синяки, с небольшими лиловыми пятнышками. Но отека на лице уже не было и, несмотря на болячки, безобразящие лоб, скулы и рот девушки, Арман сразу узнал старшую дочь с портрета, которым он только что любовался. «Вот это сюрприз», — подумал он.

Но девушка была больна неизвестно чем, следовало найти переводчика. Полковник сделал знак горничной подойти и спросил ее:

— Чем больна ваша хозяйка? — Арман внимательно наблюдал за лицом девушки, и от него не укрылось понимание, промелькнувшее в глазах молоденькой служанки.

— Я вижу, что вы понимаете меня. Ведь вы учились французскому языку, чтобы сопровождать госпожу в путешествиях? — он спросил наугад, но понял, что попал в цель. Девушка дернулась, но заговорила по-французски.

— Раньше так и было, но когда родители княжны умерли, ее забрала бабушка, а меня оставили здесь, — пролепетала горничная, трясясь от страха.

— Понятно, не нужно бояться, я ничего плохого вам не сделаю, мои солдаты тоже вас не обидят. Вы можете и дальше ухаживать за своей госпожой. Только скажите, чем она больна, заразно это или нет?

— У барышни — воспаление легких, доктор сказал, что от переохлаждения, это — не заразно, — девушка приободрилась и говорила свободнее.

— Как зовут вашу хозяйку? — не удержался от любопытства Арман.

— Светлейшая княжна Елена Черкасская, — ответила девушка, садясь на свой стул у постели больной.

— Ну что же, значит, мы имеем Прекрасную Елену. Пусть выздоравливает, и мы посмотрим, действительно ли она так прекрасна, — заметил Арман.

Он вышел из спальни девушки и отдал строжайший приказ никому в эту комнату не входить и не беспокоить больную.

Элитный гвардейский егерский полк, которым командовал Арман, не привык выполнять черную работу, охраняя продовольственные обозы. Это было дело интендантов, но в России все было иначе. Молчаливые мрачные крестьяне не хотели ни продавать, ни отдавать продовольствие и фураж, его можно было забрать у них только силой оружия. Начиная со Смоленска, французские войска везде сталкивались с одним и тем же поведением жителей: вместо того, чтобы под давлением неприятеля отдать запасы и сохранить жизнь и имущество, русские поджигали свои дома и уходили в леса.

Арману уже пришлось воевать с партизанами в Испании, но в теплой южной стране он мог это понять, там горы круглый год могли служить убежищем местному жителю. Многочисленные пещеры, узкие горные ущелья, созданные природой как естественные укрепления, теплые южные ночи — все помогало партизанам. Но здесь люди уходили просто в леса, где ночевали без крыши над головой в холодные дождливые ночи. Скоро уже должны были ударить морозы, но русских, казалось, это нисколько не волновало. Он не понимал, как это возможно, но партизан становилось все больше и больше, и обозы с продовольствием, добытым с таким трудом, все труднее было сохранить от разорения или сожжения.

При отступлении из сгоревшей Москвы вопрос снабжения войск стал для императора таким же важным, как военные победы. В первых числах октября он вызвал своего воспитанника и поручил Арману охрану продовольственных обозов. На вывоз драгоценных продуктов и фуража за отступающей армией Наполеон дал ему три недели, после чего егерский полк должен был прикрывать отступление армии, отражая атаки авангарда русских.

Каждый день отряды егерей выезжали на помощь интендантам, сопровождая обозы и отбивая атаки партизанских отрядов. Эти ежедневные стычки изматывали Армана, его егеря несли потери. Большое здание школы в Марфино он занял под лазарет, и количество раненых только увеличивалось. Две изнуряющие недели уже прошли, осталась еще одна, пока французская армия завершит запланированный императором переход, и он будет свободен. Двигаться в походном строю, вести бои с регулярными войсками — вот почетная миссия солдата, которую полковник привык выполнять с честью, и к которой стремилась его душа, но в последние дни он ловил себя на странной мысли, что ему будет очень жаль покидать Марфино.

У маркиза появилась сладостная привычка каждый вечер заходить в комнату больной княжны и смотреть на то, как меняется ее лицо. Отек полностью спал, и стала видна изящная форма лица с высокими скулами, нежным легким подбородком и гладким белым лбом с высокими дугами тонких темно-коричневых бровей. Синяки, покрывавшие кожу темными разводами, и уродливые болячки полностью сошли, и теперь лицо было белоснежным, а иногда, когда лихорадка, трепавшая девушку, усиливалась, на щеках появлялись яркие розовые пятна. Это лицо оказалось таким прекрасным, что Арман не мог заставить себя оторваться от него. Он придумывал разные поручения горничной, дежурившей у постели больной, чтобы отправить ее из комнаты и остаться наедине с этим спящим ангелом.

Вчера вечером маркиз приказал управляющему привезти к нему доктора, который лечил девушку, чтобы из первых рук узнать о состоянии ее здоровья. Испуганный доктор, неплохо говоривший по-французски, рассказал полковнику, что девушку лечат отварами трав, обтирают, снимая жар, постоянно дают воду, чтобы не было обезвоживания организма. Доктор надеялся на юный возраст княжны и ее здоровое сердце. Кризис должен был наступить в ближайшие день-два, и если княжна его переживет, то должна быстро пойти на поправку.

Сегодня день выдался для егерей очень тяжелым. Пока один их отряд благополучно отконвоировал обоз на сборный пункт, второй отряд попал в засаду, устроенную партизанами. Арман потерял двоих убитыми, и шесть человек было ранено. Мельница, которой французские интенданты пользовались уже неделю, была подожжена русскими и сгорела вместе с зерном и мукой, предназначенными к отправке, и он еле успел вывезти с места боя шесть телег, нагруженных утром. Последняя неделя, в течение которой его полк должен был выполнять задание императора, могла стоить еще нескольких десятков человек. Это маркиза совсем не радовало.

Наконец, они выехали на аллею, ведущую к главному дому в Марфино, Арман пришпорил коня, все беды сегодняшнего дня вылетели из его головы, и он ничего не мог с собой поделать: его как магнитом тянуло в полутемную комнату, где лежала прекрасная бледная девушка с закрытыми глазами. Тихо постучав, он вошел в спальню, горничная, сидевшая на стуле около постели девушки, вскочила и поклонилась.

— Как сегодня здоровье княжны? — поинтересовался Арман.

Он в первый же день отдал распоряжение управляющему, чтобы около постели больной была только та горничная, которая говорила по-французски. Эта молоденькая девушка давала ему по вечерам ежедневный отчет, вот и сейчас она подробно все объяснила:

— Доктор ушел час назад, он сказал, что, скорее всего, кризис будет сегодня ночью. Жар будет все усиливаться, а потом должен совсем пройти, если все будет хорошо…

— Если она выживет… — Арман произнес то, что не решилась сказать вслух девушка. — Я скоро вернусь и тоже буду здесь сегодня ночью.

Предупредив горничную, маркиз прошел в столовую, где офицеры полка собрались за ужином. Назначив дежурных на ночь и отдав приказы на утро, он снова поднялся в спальню Елены, где поставил стул около постели и сел, внимательно вглядываясь в тонкое лицо с ярким болезненным румянцем на белых щеках.

Горничная, как приказал доктор, вливала в рот больной воду и меняла холодные компрессы на лбу. Она сказала маркизу, что ей нужно раздеть и обтереть госпожу, чтобы снять жар. Он молча кивнул ей и, повернувшись спиной, отошел к окну. За стеклом холодный осенний ветер уносил последние листья с деревьев в парке.

Арман представил, как, наверное, хорошо было в такую непогоду в этой комнате, когда ее хозяйка была здорова, и воображение нарисовало ему соблазнительную картину: княжна в постели, но не больная, а просто спящая. Теплая волна возбуждения прокатилась по телу молодого человека, изумив его самого. Он тряхнул головой, отгоняя грешные мысли, и подумал, что это — просто кощунство. Или нет?

Услышав, что горничная снова опустилась на свой стул, маркиз повернулся и подошел к постели. Дыхание Елены стало прерывистым, грудь часто поднималась, а румянец на щеках стал еще ярче. Он сел у кровати и, повинуясь внезапному порыву, взял горячую руку девушки и прижал к губам.

— Все будет хорошо, милая, ты обязательно поправишься, — пообещал он и сам поверил своим словам, потому что чувствовал: сейчас его ведет сама судьба.

Ночь тянулась бесконечно. Арман всматривался в лицо больной, надеясь увидеть признаки улучшения, но их не было: дыхание девушки оставалось таким же частым, яркие пятна по-прежнему полыхали красными розами на щеках. Уставшая горничная задремала на своем стуле, и Арман не стал ее будить. Он сам смачивал повязку в фарфоровой чаше и снова клал ее на горящий лоб Елены. Улучшения не было, но он не верил, что может потерять этого ангела, который так нежданно появился в его жизни. Маркиз вспомнил все молитвы, которым обучил его добрый каноник, спрятавший когда-то юношу от ареста в монастыре. Сжав руку девушки, он начал молиться, читая молитвы одну за другой, а когда прочитал их все, то начал снова. Молитвы принесли ему облегчение и надежду, и он читал их снова и снова, боясь, что если он остановится, то тонкая нить, протянувшаяся между ним и небом, оборвется и его ангел покинет его.

Перед рассветом, когда тьма дождливой осенней ночи начала отступать, Арман понял, что рука, лежащая в его ладонях, уже не такая горячая. Он поднял глаза и увидел, что лоб Елены покрыт испариной, а красные розы лихорадочного румянца исчезли с ее щек. Девушка тихо дышала и спокойно спала.

— Господи, спасибо тебе, — поблагодарил Арман и перекрестился, — ты спас мою жену.

Арман произнес это вслух и удивился, он понял, что это — его самое заветное желание, и он сделает все, чтобы уговорить кудрявого ангела принять предложение стать его женой. Молодой человек разбудил горничную и велел переодеть Елену в сухое белье. Поцеловав прохладный белый лоб девушки, он пошел к себе. Маркиз впервые был так счастлив с того дня, когда в последний раз видел свою мать.

Зайдя рано утром в спальню княжны, Арман убедился, что она по-прежнему спокойно спит, и жара больше нет. Велев горничной приготовить для больной куриный бульон и послать за доктором, он попрощался до вечера и выехал из Марфино во главе своих егерей.