— Элен, ты же обещала мне не сидеть с трагическим видом на моих знаменитых приемах, — прошептала Доротея, укоризненно глядя на подругу, тихо сидевшую в своем любимом кресле под портретом Талейрана, — сейчас я закрываю тебя своей юбкой, но когда я отойду, ты должна снова улыбаться.
— Хорошо, как скажешь, — согласилась Елена и старательно улыбнулась одними губами.
— Ну, лучше так, чем никак, — хмыкнула графиня, скептически пожав плечами. — Ладно, все вроде бы заняты разговором, слава Богу, что дядя, наконец, вернулся, пусть сам и развлекает своих гостей. Пойдем ко мне в кабинет, отдохнем немного.
Она подхватила Елену под руку, и они ускользнули в маленький коридорчик, ведущий к ее кабинету. Елена любила эту уютную комнату не меньше, чем ее хозяйка. Как часто за последние месяцы скрывалась она здесь от докучливого внимания кавалеров, а сейчас ей было просто необходимо уйти от общества, снять маску с лица и побыть самой собой.
— Будешь коньяк? — осведомилась Доротея, стоя у столика с графинами.
— Буду, — согласилась Елена. Она совсем пала духом, ей хотелось сесть и заплакать.
— На, выпей, — графиня протянула подруге бокал с янтарной жидкостью и, отпив глоток из своего, спросила: — Ты уверена, что Василевский уехал в Санкт-Петербург?
— Он сам мне сказал, что будет ждать ответа от моего брата дома, и что адрес его Алексей знает, — объяснила Елена, не понимавшая, к чему клонит Доротея.
— Я уверена, что княгиня Багратион уехала в Вену; если он вернулся в Россию, значит, они расстались, этого ты добилась. После того, что случилось, ты не можешь обижаться на то, что он тебя не узнал, потом он спас твоего ребенка, — графиня с жалостью посмотрела на подругу и спросила: — Чем же он тебе теперь не угодил?
— Он отказался принять мои поступки, касающиеся Мари, — с горечью сказала Елена. — Мне казалось, что он меня убьет, когда понял, что я не собиралась ему открывать правду об его отцовстве.
— Ох, это такой тонкий вопрос… с мужчинами невозможно предугадать, как они поведут себя, узнав об отцовстве. Но теперь ты знаешь реакцию этого конкретного мужчины, и что ты будешь делать дальше?
— Ты знаешь, что я поняла за последние дни: случись мне начать сначала, я поступила бы точно так же: вышла бы за Армана замуж и приняла его наследство для Мари. Моя девочка не принадлежит никому из нас, она отдельный человек, и имеет право на счастье. Ей, еще не родившейся, встретился замечательный друг, который хотел ей достойной жизни и добра, он удочерил ее в утробе матери, и пусть все так и будет, теперь — навсегда. — Елена поднялась, поставила пустой бокал на стол и твердо добавила: — А я буду жить так, как обещала бабушке: буду строить свою жизнь, независимо от мужчин. Давай заниматься делом. Завтра ты приезжаешь ко мне на встречу с мистером Штерном, а сегодня я еще хотела бы поговорить с князем Талейраном, он сказал, что у него для меня есть известия.
— Тогда пойдем, сейчас уже будем приглашать гостей на ужин, я посажу тебя рядом с князем, — пообещала Доротея.
Она тоже поднялась, и обе женщины пошли в салон, высматривая среди гостей седую голову Талейрана. Но Елене не пришлось ждать ужина, князь подошел к ней сразу же, как они вошли в зал.
— Все прячетесь в кабинете Доротеи? — Талейран скептически посмотрел на племянницу и фыркнул: — Если ты так и Вене будешь заниматься гостями, боюсь, Франция не получит и половины земель, на которые претендует.
Доротея смутилась, нежный румянец залил ее щеки, и, пролепетав извинения, она отошла к ближайшей группе гостей.
— Дорогая маркиза, у меня для вас известие. Не знаю, сочтете ли вы его приятным, но барона де Вилардена приговорили к двадцати годам каторги, мальчишку, его любовника, приговорили к пяти годам, и сейчас они оба уже отправлены по этапу. Я, конечно, предпочел бы, чтобы его отправили на гильотину, но, учитывая его возраст, вряд ли он доживет до освобождения. По крайней мере, вам больше никто не угрожает, — сообщил князь и, подхватив ее под руку, предложил: — Теперь пойдемте ужинать, и больше не будем говорить на неприятные темы.
Елена подчинилась и, сидя рядом с Талейраном за столом, пыталась вести светскую беседу с разноплеменной публикой, собравшейся в этом доме, хотя мысли ее были очень далеко.
Утром маркиза де Сент-Этьен ждала гостей. Первой приехала Доротея, а через четверть часа появились и месье Трике с мистером Штерном, оказавшимся человеком средних лет с умным, располагающим к себе лицом. Дамы поднялись навстречу гостям, месье Трике представил мистера Штерна и вопросительно посмотрел на Елену. Она предложила всем выпить чаю, и когда гости расселись вокруг круглого столика с приготовленным чайным сервизом, начала разливать чай, одновременно объясняя, зачем им понадобилась встреча со Штерном.
— Мистер Штерн, насколько я знаю, вы являетесь поставщиком английских платьев с тонкой вышивкой, — сказала она утвердительно и очень удивилась, услышав ответ.
— Мадам маркиза, вас неправильно информировали, я только развожу эти наряды по столицам Европы, а на самом деле этим своеобразным делом занимаются несколько дам, объединивших свои капиталы и усилия, но я не в праве без разрешения назвать вам их имена.
— Боже, неужели я до этого дожила, что у женщин не будут сразу отбирать то, что они получили от родителей, а позволят самим распоряжаться своими деньгами! — воскликнула Доротея и вскочила из-за стола, но потом, увидев изумление на лицах мужчин, села на место и улыбнулась. — Господа, извините мою горячность, но поймите девушку, которая целый год была самой богатой невестой Европы, а потом, выйдя замуж, стала рядовой замужней женщиной, не имеющей права распоряжаться ничем.
Месье Трике, услышав такое крамольное заявление из уст знатной дамы, покраснел, но мистер Штерн улыбнулся и поддержал графиню:
— Мадам, у меня есть несколько клиенток, которые сами распоряжаются своим состоянием, но для этого их мудрые родители предусмотрели выгодный для дочерей брачный контракт. Такой контракт никогда не поздно подписать, или можно переписать уже существующий, поговорите со своим супругом, возможно, он пойдет вам навстречу.
— Отличная идея, только нужно говорить не с мужем, а с его дядей, который сам и составлял предыдущий контракт. Пусть теперь составит новый, или решит вопрос как-нибудь иначе, — заявила Доротея, глаза ее загорелись, и она с уважением посмотрела на англичанина.
— Но мы хотели бы стать исключительными покупательницами платьев во Франции, у меня есть три магазина в столице и крупных городах, мы хотели бы организовать торговлю и тоже зарабатывать деньги, — вступила в разговор Елена. — Как нам связаться с дамами, принимающими решения в этом вопросе?
— Я думаю, что самый короткий путь решения этой проблемы сейчас лежит через Вену: все три дамы, участвующие в этом деле, будут в Вене уже через две недели, и я с удовольствием вас познакомлю, если вы до тех пор не передумаете, — предложил Штерн и вопросительно посмотрел на обеих женщин.
— Нет, конечно, мы не передумаем, а обязательно встретимся с этими великими женщинами! — возбужденно воскликнула Доротея.
Штерн написал на листке бумаги адрес своей конторы в Вене и, попрощавшись с дамами, вышел в сопровождении месье Трике.
— Ты представляешь, Элен, какие женщины молодцы! А меня все родственники хотят видеть только племенной кобылой. Нет уж, раз прецедент в Европе создан, меня уже никому не удержать. Дядя отдал мое огромное состояние своему ненаглядному племяннику, теперь ему придется вернуть мне хоть что-то, либо поделиться своими богатствами, а остальное я себе заработаю сама.
Елена смотрела на прекрасное лицо своей подруги, взволнованной открывшейся ей внезапно перспективой независимости, и с грустью думала:
«Наверное, человек никогда не бывает доволен тем, что имеет. Я, например, могу распоряжаться огромным состоянием, оставленным мне Арманом, но тоскую по мужчине, не принявшему меня, только потому, что я захотела поступить в жизни так, как считаю правильным, и меня убивает то, что я не смогу быть с ним вместе. А Доротея, имея красавца-мужа, рвется на свободу, ей тесно в семье, она хочет заниматься каким-то делом. Ей по духу ближе князь Талейран, который старше нее на сорок лет, чем молодой муж, ценящий в ней только соблазнительное тело и большое приданое».
В это время графиня, что-то взвесив в уме, наконец, успокоилась и вновь взяла свою чашку.
— Налей мне еще чаю, пожалуйста, и давай обсудим наше дело. Я предлагаю такое разделение: ты войдешь в дело своими магазинами, а я куплю у производителя первые партии платьев; доходы, если они будут — а я на это надеюсь — будем делить пополам. Ну как, согласна?
— С тобой я согласна на все, — засмеялась Елена, — а как быть с поездкой в Вену?
— Мне бы хотелось ехать вместе, ты могла бы и жить у нас; Талейрану как представителю Франции должны предоставить дворец. Но боюсь, тогда император Александр тебя встретит очень настороженно. Я думаю, тебе лучше сейчас не афишировать знакомство с Талейраном — поезжай одна и остановись у тетки, встретимся, когда я приеду. От нас шуму будет очень много, поэтому ты сразу обо всем узнаешь и дашь мне знать, где ты живешь.
— Правильно говорила Аглая, что министром иностранных дел нужно было сделать тебя, а не князя Талейрана, — восхитилась Елена, глядя на подругу. — Что же, здесь мне больше делать нечего, едем в Вену. Надеюсь, что мой брат приедет на конгресс вместе с императором Александром, а увидеть его — сейчас самое сильное мое желание.
«Четвертая неделя в пути, и для взрослого это тяжело, что же говорить о ребенке, — думала Елена, с жалостью глядя на свою маленькую дочь. — Как же она перенесет дорогу из Вены до Санкт-Петербурга, и ведь добавится еще и плохая погода?»
Девочка, наконец, задремала на руках у измученной кормилицы, после того как в течение двух часов капризничала, перелезая с рук на руки от Жизель к Маше, и потом к матери.
Талейран рассказал им, что царь Александр уже в Вене, и Елена надеялась, что сможет разыскать там своего брата, но если Алексея не будет на конгрессе, она собиралась закончить дело, которое они запланировали с Доротеей, и, не откладывая, уехать в Санкт-Петербург. Сегодня к вечеру она планировала быть уже в столице Австрии, оставалось потерпеть еще несколько часов, а потом они все отдохнут от дороги, по крайней мере, неделю.
Уже стемнело, когда за окном замелькали улочки Вены, и молодая женщина удивилась, как же похожи улицы всех европейских городов между собой, и как не похожи они на Россию. Вена напомнила ей и Берлин, и множество немецких городов, через которые проехали они с Аглаей, и чем-то — Париж. Теперь нужно было разыскать дом тети Елизаветы, графини Штройберг. Елена помнила, что тетушка Апраксина говорила ей, что дом графини находится рядом с дворцом Хофбург, на улице, где размещаются императорские конюшни. Как ни странно, это простое описание помогло им, горожане, у которых она, как единственная из всех говорящая по-немецки, спрашивала дорогу, любезно показывали направление, и через два часа они остановились у ярко освещенного красивого трехэтажного особняка, построенного в строгом стиле классицизма.
«По крайней мере, хозяева дома, раз весь особняк освещен, — подумала измученная Елена, вылезая из кареты, — тетю я видела только на портрете, интересно, узнаю ли я ее теперь?»
Лакей в черной с золотом ливрее вышел на крыльцо и помог дамам выйти, он, забежав вперед, распахнул перед женщинами тяжелую дубовую дверь и спросил, как о них доложить.
— Светлейшая княжна Елена Черкасская, племянница графини, — сообщила Елена и посмотрела вслед слуге, удалившемуся по коридору.
Ее сердце тревожно забилось, и молодая женщина замерла, не зная, как ее здесь встретят. Быстрые шаги по гулкому мраморному полу удивили ее: слуга бежал обратно бегом. Елена резко обернулась, глядя на высокую мужскую фигуру, стремительно приближающуюся к ней. В темноте коридора она не видела лица бегущего человека, но сердце уже все ей сказало, еще мгновение — и она оказалась в крепких объятиях, а родной голос брата прошептал в ее макушку:
— Слава Богу, ты нашлась!
Елена взглянула в уже почти забытое, такое родное лицо Алексея Черкасского и зарыдала. Все ее беды и невзгоды, все трудности, которые ей пришлось преодолеть почти за два года разлуки, навалились на нее, придавив своей тяжестью, и когда молодая женщина, наконец, оказалась в надежном кольце рук воскресшего брата, мужество оставило ее, и она снова стала обычной девушкой — младшей сестрой.
— Не плачь, дорогая, все уже позади, прошу тебя, — шептал Алексей.
Он гладил ее по голове, утешая, как когда-то утешал после первого горя в ее жизни — смерти родителей.
— Не буду, — Елена попыталась взять себя в руки и объяснила: — Просто я два года оплакивала тебя, а о том, что ты жив, узнала только месяц назад.
— Мама, — тоненький голосок, раздавшийся за спиной молодой женщины, вернул ее на землю. Она мягко разомкнула руки брата и взяла девочку из рук кормилицы.
— Алексей, позволь тебе представить мою дочь Марию, маркизу де Сент-Этьен.
Она с беспокойством ожидала реакции брата, и когда он счастливо улыбнулся, вздохнула свободно.
— Здравствуй, милая, я — твой дядя Алексей. Давай знакомиться, — ласково сказал князь. — Я очень рад, что, наконец, вижу тебя.
Алексей протянул к девочке руки, и когда она доверчиво потянулась к нему, подхватил ее и, поцеловав, прижал к себе. Пока они говорили, в вестибюле собралась толпа слуг во главе с невозмутимым величественным дворецким, одетым во все черное. Князь, отдав дворецкому распоряжение о том, чтобы для его сестры приготовили две смежные спальни и комнаты для сопровождающих ее дам, подхватил Елену под руку и повел по коридору.
— Тетя предоставила мне этот дом на время конгресса, а сама переехала в имение, нынешняя суматоха ей уже не по силам. Поэтому мы здесь с моей женой Катей и членами нашей маленькой семьи. Пойдем знакомиться, — предложил он и распахнул дверь в большую гостиную, обставленную со старинной роскошью, напомнившую Елене Ратманово, и пропустил сестру вперед.
В ярко освещенной комнате у весело потрескивающего огня она увидела трех женщин: черноволосую даму лет тридцати, сидевшую в кресле у камина, молодую красивую девушку с золотисто-рыжими волосами и большими глазами цвета морской волны, стоящую за спинкой ее кресла, и высокую, стройную шатенку с великолепной фигурой и лицом итальянской мадонны. Но самым необыкновенным у этой молодой женщины были огромные, очень светлые, в обрамлении черных стрельчатых ресниц серо-голубые глаза и блестящие каштановые волосы, сейчас расчесанные на прямой пробор и заплетенные в толстую косу, доходящую ей до колен.
— Элен, знакомься, это — моя дорогая жена Катя, а вот — подруга нашей семьи Луиза де Гримон, и ее племянница Генриетта, герцогиня де Гримон. — Алексей поочередно представлял сестре женщин, одной рукой обнимая Елену, а на другой держа Мари.
— Здравствуйте, дорогая. Какое счастье, что вы теперь с нами! — воскликнула Катя и улыбнулась медленной улыбкой, сделавшей ее классическое лицо невыразимо прекрасным. — Наконец, война вернула нам всех членов семьи.
Она подхватила Елену под руку и, обняв, повела к дивану, с которого поднялась ей навстречу. Две другие женщины дружелюбно улыбнулись молодой женщине, а старшая сказала:
— Мадам, мы с племянницей невыразимо счастливы познакомиться с вами, но вам сначала следует поговорить в семейном кругу, да и малышка очень устала, давайте я отнесу ее и сама прослежу, как ее устроят.
Она протянула руки к девочке, уже устало уронившей головку на плечо Алексея, и забрала ее. Молодая герцогиня поклонилась и вышла вслед за теткой.
— Снимайте плащ, сейчас я вас накормлю. — Катя забрала одежду из рук Елены и вышла, оставив молодую женщину наедине с братом.
— Боже, дорогая, я до сих пор не верю, что моя одиссея закончилась, и что все мои любимые женщины снова со мной. — Алексей сел рядом с Еленой на диван, взял ее за руку и сказал: — Я ищу тебя уже год, с тех пор как получил письмо от тетушки, где она описала преступления, совершенные дядей в Ратманово, и твой побег. Всем моим родным, и Кате тоже, той осенью сообщили, что я погиб под Бородино. Но Сашка отвез меня в Грабцево к Аксинье, и она за два месяца поставила меня на ноги. В Санкт-Петербург я попал только в последние дни декабря, тогда же выгнал князя Василия из нашего дома, но я ничего не знал о том, что он сотворил с вами, иначе я там же его и убил бы. Тетушка вернулась в Ратманово летом следующего года и сразу поехала тебя искать. В Марфино управляющий ей и сказал, что ты долго болела, еле выжила, а потом тебя увез французский полковник. Я обшарил все лагеря и госпитали, надеясь найти среди французских пленных того, кто хоть что-то слышал о тебе. Никто ничего не знал, и только в середине июня этого года в одном из госпиталей я наткнулся на раненого, служившего в полку конных егерей, который был свидетелем на твоей свадьбе с маркизом, а потом привез тебя к мадам Ней.
— Его зовут Жан, — всхлипнула Елена и улыбнулась сквозь слезы, непрерывно бегущие по ее щекам, — спасибо ему, что помог тебе.
— Только за свой рассказ он получил от меня в подарок трехэтажный дом на улице Коленкур, кстати, это — отличный район, я потом купил по соседству маленький особняк уже для себя, — Алексей помолчал и продолжил: — Но в тот день, когда я узнал твою новую фамилию, император Александр получил от сестры, великой княгини Екатерины Павловны, то письмо, которое ты переслала из Дижона в наше посольство в Лондоне. Я кинулся в Лондон, думая что ты там, а нашел там не тебя, а жену, которую считал погибшей на затонувшем корабле, а она, так и не получив сообщения, что произошла ошибка и я жив, тоже считала себя вдовой.
— Боже мой, Алекс, как война искалечила людские судьбы, — Елена с любовью посмотрела в лицо брата и спросила: — А наши сестры и тетушка, с ними все в порядке?
— Да, тетушка со старшими — в нашем доме в Лондоне, а Ольга с подругой тетушки Опекушиной осталась в Ратманово, — сообщил Алексей и поморщился, — но я еще не все тебе рассказал. Одновременно со мной в Лондон приехал наш кузен Николай, он предупредил меня, что дядя, скорее всего, в Англии, ведь сразу после моего возвращения он вышел в отставку и уехал. И буквально через день после этого князь Василий пробрался в наш дом и пытался убить нас с Катей. Пока он держал нас под дулом пистолета, считая, что убьет нас и никто ничего не узнает, он признался, что подстроил падение нашего отца с лошади, а потом отравил твою матушку, а три года спустя и нашу бабушку, на его же совести и смерть его собственной жены. Он отчаянно нуждался в деньгах и убирал всех, кто стоял на его пути к ним. Слава Богу, появился кузен Николай, и мы вдвоем смогли обезоружить дядю. Но он вырвался и побежал к выходу, тогда уже Бог наказал его: он упал, ударился головой о ступеньки и разбил голову. Ему сделали операцию, но она не помогла, и он через несколько часов умер.
— Слава Богу, значит, мы все отомщены! — воскликнула Елена, вспомнив клятву, данную перед отъездом из Ратманово. — Господь сам покарал его, и мы можем перевернуть эту страницу нашей жизни. Если честно, я так хочу все забыть!
— Ну, дорогая, забыть не получится, но можно попробовать не вспоминать о плохом, а вспоминать только хорошее. Расскажи мне о том, как ты жила.
— Маркиз де Сент-Этьен очень любил меня, и я не жалею, что приняла его предложение, маленькая Мари теперь наследница этого древнего рода, и хотя Арман оставил завещание, в котором имущество разделил пополам между мной и дочкой, я ничего не хочу и передам все ей, когда она вырастет. В Париже я была принята в свете и при дворах обеих императриц, Наполеон даже прозвал меня Звездой Парижа — возможно, это теперь расценят как измену, но об этом лучше судить тебе.
— Знаешь, война так все запутала, что я не знаю, чего от кого ждать. Император Александр в Париже лично покровительствовал императрице Жозефине и ее дочери королеве Гортензии, а здесь ухаживает за императрицей Марией-Луизой, переехавшей к отцу вместе с маленьким Наполеоном, королем Римским. — Алексей задумался и добавил: — Единственное, что я точно знаю, так это то, что не хотел бы представлять тебя императору. Он — мой друг, но, к сожалению, приходится согласиться с общим мнением, что Александр здесь как с цепи сорвался. Несмотря на присутствие императрицы Елизаветы Алексеевны и официальной любовницы Марии Нарышкиной, он не пропускает ни одной юбки, счет его побед над дамами уже идет на десятки, поэтому молодую вдову с твоей внешностью он уж точно не пропустит.
Легкий стук в дверь предупредил брата и сестру о том, что вернулась хозяйка. Действительно, ведя за собой горничную с большим подносом, уставленным тарелками, вошла Катя. Она мягко улыбнулась родным и начала помогать горничной накрывать на стол.
«Она специально задержалась, чтобы мы смогли поговорить, — догадалась Елена, — какая деликатность».
— Мари уложили, ее няня Жизель легла с ней в комнате, а ваша горничная Маша ждет в вашей спальне, — Катя запнулась, а потом попросила: — Можно я перейду на «ты», ведь мы — сестры, и зови меня Катя, пожалуйста, так же, как зовут Долли и Лиза. А сейчас садись к столу, я принесла прибор и твоему брату, он по военной привычке не откажется поужинать еще раз.
— Хорошо, я очень рада, спасибо тебе за заботу, — улыбнулась невестке Елена и обратилась к брату: — Я ведь ничего не знаю о вашей жизни, ты не сказал нам ни одного слова, когда вернулся той зимой раненый в Ратманово.
Катя побледнела, и молодая женщина пожалела, что задала свой вопрос, но Алексей крепко обнял жену, поцеловал ее в прямой пробор каштановых волос и обернулся к сестре:
— Чем раньше мы все проясним, тем скорее все беды останутся позади. Отец Кати, до того как жениться на ее матери, из соображений чести женился на француженке, продавщице из магазина на Невском. Пока он воевал с персами, его жена уехала во Францию, постриглась в монахини и через восемь месяцев умерла от чахотки, но ее сестра, укравшая документы и деньги у больной женщины, зарегистрировала по ее свидетельству о венчании с графом Бельским свою незаконную дочь.
Внимательно поглядывая на побледневшую жену, князь продолжал свой рассказ:
— Спустя тридцать лет эта авантюристка решила получить в России наследство для своей дочки, она под видом портнихи втерлась в доверие к семье Кати, а потом за год подстроила смерть почти всех членов семьи. Граф Бельский успел спасти только младшую дочь, устроив наш с Катей брак и купив для нее дом в Лондоне, куда она смогла уехать. Тогда мадам Леже, под этим именем авантюристка жила в России, подкинув письма, поссорившие меня с женой, спровоцировала дуэль, на которой меня должны были убить. Кате же, уехавшей из имения в Санкт-Петербург, она дала в дорогу отравленное питье. Но я выжил и даже помог полиции распутать это сложное дело, а Катя выбросила разбившиеся от тряски бутылки с напитками, что спасло ей жизнь. Слава Богу, что все это теперь позади, моя жена всю войну провела в Лондоне, где у нас родился замечательный сын Павел, я думаю, он месяцев на десять старше, чем Мари. Меня расстраивало только то, что я, уже зная, как тебя теперь зовут, не мог вырваться со службы и поехать в Дижон — искать тебя. Но Бог услышал мои молитвы и сам привел тебя сюда, теперь все мои девочки со мной.
Алексей обнял обеих женщин и повел их к столу, накрытому для импровизированного ужина. Усадив обеих в кресла, он начал открывать крышки с блюд, предлагая их Елене. Она согласилась на кусок рыбы с овощами, а он положил себе холодного мяса и налил всем по бокалу красного вина.
— Дорогие мои девочки, позвольте мне выпить за вас, за то, что вы обе ко мне вернулись и, клянусь, я больше не позволю ни одному волосу упасть с вашей головы, — пообещал князь и потянулся бокалом сначала к бокалу жены, а потом — сестры.
— Расскажи мне про сестер, о том, как они жили эти годы, — попросила Елена.
— Они пробыли в имении Опекушиной до июня тринадцатого года, а потом тетушке, наконец, сообщили, что я жив. Она забрала девочек и свою подругу и вернулась в Ратманово. Пока она ездила искать тебя, девочки с Мари Опекушиной оставались дома. А когда я в июне уехал в Англию, предполагая, что найду там тебя, я отправил им письмо с указанием сесть на мой корабль и плыть в Лондон. Как теперь ты знаешь, вместо тебя я нашел в Лондоне жену и сына, а в августе приплыли тетя и девочки. Мы жили все вместе в доме Кати на Аппер-Брук-стрит, когда Лисичка преподнесла нам сюрприз: она как-то познакомилась с владельцем соседнего дворца герцогом Гленоргом и, за две недели до нашего отъезда в Вену, вышла за него замуж.
Алексей нахмурился и раздраженно продолжил:
— Если сказать честно, я до сих пор пребываю в шоке от скоропалительности этого брака, но герцог сделал предложение в присутствии принца-регента и императора Александра, я не мог не принять его. Долли этот брак устраивал, она мне сама об этом сказала. Герцог — один из самых богатых людей Англии, у него прекрасная репутация, и у меня не было ни малейших оснований отказать ему. Я только добился того, что деньгами отца, которые отошли к ней после замужества, она сможет распоряжаться сама, так же, как наследством мамы и бабушки, которые получит в двадцать один год. Как старший брат и опекун, я дал герцогу за Долли еще сто тысяч приданого золотом. В Лондоне рядом с ней остались тетушка и Лиза, это все, что я мог сделать для нашей Долли.
— Не нужно расстраиваться, — возразила Катя, — они отличная пара, если посмотреть непредвзято, и великолепно подходят друг другу. Тетушка, после того как шок прошел, согласилась со мной, Луиза и Долли Ливен думают так же. Дай ей время, и она будет счастливой женой.
— Милая, что бы я без тебя делал? — улыбнулся Алексей, взял ручку жены и поцеловал.
— Ты бы заговорил сестру до смерти, а она уже падает со стула, — заявила Катя и встала, — пойдем, Элен, я провожу тебя в твою спальню, все остальное подождет до утра.
Елена поднялась и только сейчас почувствовала, что ее шатает, она прошла за хозяйкой в свою спальню, быстро разделась и провалилась в сон, едва донеся голову до подушки.
Елена проснулась в полдень, взглянув на английские бронзовые часы, стоящие на каминной полке, она ужаснулась и вскочила. Услышав ее шаги, из смежной спальни, где сегодня ночевала Мари, вошла горничная Маша.
— Доброе утро, барышня, — улыбнулась она хозяйке.
— Какое же утро, если сейчас день, — упрекнула горничную Елена, — почему ты меня не разбудила? Что теперь обо мне подумают.
— Княгиня велела вас не будить, сказала, что вы очень измучены, она и Мари забрала, сейчас все дамы в гостиной и девочка с ними.
Елена быстро оделась, выбрав одно из своих любимых новых платьев, собрала волосы в греческий узел и спустилась вниз. Подходя к гостиной, она услышала веселый лепет своей дочки и ласковые голоса женщин, говоривших с девочкой по-русски и по-французски. Малышка отвечала им тоже на двух языках.
— Добрый день, простите меня, что я вышла так поздно, — извинилась Елена и, улыбнувшись женщинам, собравшимся в гостиной, подхватила на руки дочку, поцеловала ее и посадила на колени.
— Совсем не поздно, учитывая, что тебе пришлось вынести, да и вчерашние переживания, ты еще рано поднялась, — Катя улыбнулась молодой женщине и вспомнила: — Когда мне сообщили, что Алексей погиб, я лежала целый месяц, Луиза еле выходила меня.
— Не будем вспоминать о плохом, — возразила Луиза де Гримон и махнула рукой, как будто отгоняя страшные воспоминания. — Давайте лучше выпьем чаю, а Элен покормим. Я все сейчас организую.
Она встала и, пригласив за собой дворецкого, маячившего в дверях гостиной, ожидая приказаний, пошла в столовую за чайным сервизом. Елена посмотрела на своих собеседниц, сегодня с утра они обе были в легких муслиновых платьях с замечательной вышивкой, очень похожие по стилю на то, что надела она сама. Причем ни одно платье не повторяло другое, все идеи фасонов и рисунков, при одинаковой кажущейся простоте, были разными.
— И вам нравится эта новая мода! — воскликнула она. — Я от этих платьев просто в восторге, какой тонкий вкус и безукоризненное чувство меры. Мы с моей подругой Доротеей хотели стать исключительными покупателями этих платьев во Франции, но их поставщик мистер Штерн отказался нам назвать имена производителей, обещав познакомить в Вене, сказал только, что это — дамы. Нужно послать ему письмо на адрес конторы.
— Не нужно ничего посылать, он сам через десять минут будет здесь, — засмеялась Катя, — и с производителями, почти со всеми, ты уже знакома, это — Луиза, я и Долли Ливен, которая тоже через пятнадцать минут будет здесь.
— Как это? — у Елены не было слов, настолько ее поразило то, что женщины-аристократки смогли организовать прибыльное дело. Придя в себя, она заметила: — Как права была моя подруга Доротея, когда говорила, что хочет сама распоряжаться своими деньгами и зарабатывать тоже хочет сама.
— Если она так думает, она нам подойдет, — сказала Луиза де Гримон, расставляя на большом овальном столе серебряный чайный сервиз, блюдо с пирожными и маленькими канапе.
У дверей раздался веселый разговор, и в комнату вошел мистер Штерн, с которым Елена познакомилась в Париже, и роскошно одетая высокая худощавая дама с большими яркими карими глазами и черными кудрями.
— Мои дорогие, я вырвалась всего на полчаса, сегодня государь принимает пруссаков, я должна быть в Хофбурге вместе с мужем, — вместо приветствия сказала она, но увидев новое лицо, замолчала, вопросительно глядя на Катю.
— Долли, у нас — большая радость, приехала Елена Николаевна, маркиза де Сент-Этьен, сестра Алексея, — объявила Катя и повернулась к Елене, — дорогая, познакомься: Дарья Христофоровна Ливен, супруга нашего посланника в Лондоне, моя подруга и наш с Луизой партнер.
— Отлично, вы живы и здоровы — наконец, князь Алексей вздохнет спокойно. Вы можете называть меня, как все, Долли, и, судя по тому, что говорил мне Иван Иванович, вы — та дама, которая в компании с подругой хочет продавать наш товар в Париже. — Женщина говорила быстро и энергично, ее как будто окружала аура деловитости и успешности.
— Да, Долли, действительно, мы с подругой графиней Доротеей де Талейран-Перигор хотели бы этим заняться. У меня есть три магазина: в Париже, в Орлеане и в Марселе.
— Я сегодня видела вашу Доротею, она сопровождает Талейрана и как его ближайшая родственница будет от его имени вести салон здесь, на конгрессе. Давно я не получала такого удовольствия от общения с женщиной, она очень умна и у нее замечательная деловая хватка. К тому же мы с ней — землячки, от имения, где она родилась, до нашего замка — двадцать верст. Но давайте поговорим о деле. Вы отдаете магазины, а она каким капиталом входит?
— Она хотела купить первые партии платьев, — объяснила Елене, которой все больше нравилось это деловое общение, и она вспомнила бабушку, получавшую такое же удовольствие, занимаясь делами своих имений.
— Отлично, я — «за», если мои партнеры не возражают, принимаем вас в наш женский клуб. Но мне уже пора идти. Вызывайте свою Доротею сюда завтра в полдень, обо всем договоримся и начнем работать, — предложила графиня Ливен, попрощалась и уехала.
Елена написала записку Доротее и отправила ее во дворец князя Кауница, где остановилась французская делегация во главе с Талейраном. Через час графиня прислала ответ, что сегодня вырваться к подруге не сможет, но обязательно будет завтра в полдень.
Женщины разошлись по своим делам, Алексей был на службе. Елена покормила и уложила дочку спать, и сидя рядом с кроватью, где обложенная подушками, чтобы не упасть, лежала ее малышка, задумалась. Жизнь ее начинала принимать новые очертания, которые ей очень нравились: уже были независимость и богатство, скоро будет дело, которое займет время и поможет чувствовать себя полезной и нужной, она воссоединилась с семьей, у нее была обожаемая дочь. Почему же она не могла изгнать из памяти Александра Василевского? Может быть, потому, что он был так красив, или потому, что она плавилась от страсти в его объятиях? Или потому, что он был ее первым мужчиной? Ответа она не знала, но должна была справиться со своим сердцем и начать жить, полагаясь на разум.