52 Гц

Глава 27

В жизни каждого человека есть город, который он ненавидит. Город, чей вид, контур, запах — вызывают дрожь.

Длинные палки небоскребов, голубое стекло и сталь, на закате их тень поглощает кварталы на многие мили.

Картонные трущобы в один этаж, с окнами, в которых мотаются пыльные тряпки, а под стеной — жалкая попытка облагородить окрестную свалку, вкопанные в землю автомобильные шины, чахлые клумбы, из которых голуби выклевали всю траву.

Идиллический, летний, зеленый пригород, где стрекочут поливальные установки, а на берегу ухоженного пруда выгуливают веселых ретриверов цвета кофе: черный, мокко, а за ними несется, вывалив язык, карамель со сливками.

Этот город собирает в одно, как витраж, все, что ты ненавидишь в этой жизни. Стеклышко за стеклышком он вплавляет твою память в свинцовую оплетку. Запах школьного мела и топот ног по коридорам. Мерное пиканье системы мониторинга в светлой палате, исхудавшая рука на тонком больничном одеяле. Запах свежей горячей выпечки. Незнакомая плавная речь. Знакомый крик. И когда лучи солнца падают на тебя сквозь этот город-витраж, ты вспыхиваешь от ярости.

Так Майкл ненавидел Париж.

Искренне, глубоко и страстно. Так, как умеет ненавидеть лишь тот, кому не выпал шанс полюбить. Майкл ненавидел его вкус, цвет и запах. Каштаны по берегам Сены, саму Сену и сами каштаны. Химер на стенах Нотр Дам и Нотр Дам. Он ненавидел Эйфелеву башню и галереи Лувра, сад Тюильри, Елисейские поля, Мулен Руж и все остальные парижские башни, сады и поля, бульвары, дворцы и мосты.

Все вместе и все по отдельности. Это была подлинная, непритворная страсть, которая за последние полгода выросла в настоящее чувство.

Поэтому, когда Виктория сказала, что летит во Францию делать фотосессию для парфюмерного бренда, а Майкл сказал, что полетит с ней, она была изумлена так, что не сразу нашлась с ответом.

— Ты же ненавидишь Францию!

Майкл пожал плечами.

— Я просто решил согласиться раньше, чем Зак заставит меня — он все равно заставит. На следующей неделе публикуют новые промо со съемок «Баллингари», опять начнутся все эти разговоры про меня и Лейни. Надо чем-то отвлечь народ.

— Кому интересен твой «Баллингари», если есть «Неверлэнд»? — фыркнула она.

— Ты же видела расписание, по «Неверлэнду» что-то новое появится только в конце августа, — сказал Майкл. — Надо вбросить что-нибудь романтическое про нас с тобой.

Виктория закатила глаза и присела на спинку диванчика, крутя в пальцах кий, пока Майкл выбирал угол у бильярдного стола, откуда удобнее будет бить. В отличие от Майкла, который забрался высоко в холмы, она владела пентхаузом в Западном Голливуде. Огромная квартира занимала весь последний этаж, ее опоясывала терраса, вид с которой открывался на все четыре стороны света, крыши соседних домов и вертолетные площадки. Виктории нравилось жить близко к центру — к магазинам, ресторанам и клубам.

Майкл ударил по битку, посылая шар в лузу, но чуть-чуть промахнулся, тот ударился в борт и откатился назад. Майкл с досадой выпрямился, приглашающе повел рукой, уступая место Виктории. Ей нравился бильярд, но играла она средне. Майкл, впрочем, не сильно ее обгонял, потеряв навык за годы, так что играли они почти на равных и их партии могли растягиваться надолго, когда оба они минут по десять не могли загнать никуда ни один шар.

Виктория слезла со спинки дивана, забрала у Майкла бутылку пива, глотнула, отдала обратно.

— И охота тебе мотаться через океан, — проговорила она, примериваясь. И вдруг сообразила: — Господи!.. Ну, конечно!.. Там же твоя истинная любовь — как ее, боже мой?.. Фиби?

— Фабьен.

— Она же была беременна? Сейчас наверняка уже на последнем месяце. Ты что, побежишь к ней?.. — с долей брезгливости спросила Виктория.

— С чего ты взяла, что она у меня там одна? — равнодушно спросил Майкл. — Бей уже.

Виктория приладилась к шару, изогнувшись над зеленым сукном и отведя руку далеко назад. Выбросила кий над опорными пальцами, тот косо врезался в бок битка и закрутил его на месте. Она чертыхнулась, выпрямилась. Майкл передал ей свое пиво, они приложилась к нему, глядя, как Майкл обходит вокруг стола.

— Ну и кто у тебя там? — с любопытством спросила она. — Хорошенькая?

— У меня все хорошенькие.

Виктория, подтянувшись, присела на край бильярдного стола, поболтала ногой. Ткнула проходящего мимо Майкла под коленку.

— Да ладно, мне-то можно сказать.

— Ален Делон.

Виктория фыркнула и рассмеялась.

— Как у тебя сейчас с Ларри? — спросил Майкл, уводя разговор от опасной темы.

Виктория закатила глаза, дотянулась до пачки сигарет на бортике, закурила, выпустив волнисто-белый клуб дыма с ментоловым запахом.

— Я не знаю. Все ровно. Он хочет дать мне роль девушки Бонда. По-моему, я ему уже не нужна.

Она посмотрела, как шар улетел в лузу, села поудобнее, пристроив колено на бортик.

— Знаешь, Ларри при всех его недостатках — честный мужик, — сказала она. — Он правда дал мне карьеру. Сколько таких, как он, забывают про свои обещания, как только с тебя слезают? Я даже благодарна ему, — задумчиво сказала она, колупая цветную фольгу на горлышке бутылки. — Наверное. Где-то в глубине души.

— Тебя больше не пугает, что он хочет от тебя избавиться?

— У меня есть еще год до выхода второго «Неверлэнда» и месяца три промотуров, чтобы доказать, что я приношу деньги студии и от меня рано избавляться, — флегматично сказала она. — Или организовать запасной аэродром. Почему ты не хочешь на мне жениться? — прямо спросила она.

— Потому что мне это невыгодно, — честно ответил Майкл. — Что бы там Зак ни втирал про то, что времена плейбоев закончились, моя ценность в том, что я холост.

— Меркантильный говнюк, — беззлобно сказала Виктория.

— Ага.

— Ладно, колись, к кому ты летишь? Хочу сплетен и грязных подробностей.

— Я же сказал — к Алену Делону.

Виктория обиженно надулась. Майкл встал рядом, забрал у нее бутылку. Виктория оперлась ладонями о стол позади себя, откинулась назад, смерила его взглядом.

— А если я уговорю Ларри отдать роль Бонда тебе? — спросила она. — Женишься?

— Ты не уговоришь, — улыбнулся Майкл.

— А если уговорю? Представляешь, куда взлетят твои рейтинги?

— Вик, — дружелюбно сказал Майкл. — Ты же сама понимаешь, что твой голос ничего не меняет. Ларри сам решает, кого поднимать, а кого опускать. Он даст мне роль, когда придет время. И если он уже это решил, я не куплюсь, будто это ты его убедила.

— Мог бы и подыграть, — с досадой вздохнула она.

— Я бессердечен.

Виктория забрала у него пиво, допила последнюю пару глотков и бросила бутылку на стол позади себя, заставив шары раскатиться в стороны

— Ты правда что-то слышала? — с интересом спросил Майкл. — Про Бонда.

— Ничего тебе не скажу, потому что ты гнусный урод, — вредным тоном сказала она. — Мне пора, отвези меня к моему агенту, а потом катись на все четыре стороны.

Джеймс жил в центре Парижа, на маленькой улице, затерянной в глубине квартала Марэ. Майкл не стал брать такси. Проводив Викторию на фотосессию, доехал до нужной станции на метро, потом прошелся пешком по узким улицам с крошечными тротуарами. Август был знойным. Парижане щебетали, сидя за уличными столиками в окружении кувшинов с лимонадом, где среди толстого льда плавали желтые полумесяцы лимонных корок и листья мяты. Полосатые тенты с оборками волновались под ветром, на яркое небо наползали синие грозовые тучи. Туристы тревожно поглядывали на них, придерживая панамки и кепки, чтобы не сдуло.

Майкл прибавил шаг, чтобы успеть до дождя.

Дом Джеймса, высокий для центра Парижа, стоял на рю де Розье. Встав перед ним на другой стороне улицы, Майкл задрал голову, посмотрел вверх, щурясь от солнца. Джеймс говорил — они живут на последнем, под самой крышей. На последнем, пятом этаже, окна с белыми ставнями были раскрыты навстречу ветру. Из длинных ящиков под каждым окном свешивались кусты пышной герани с красными и розовыми цветочками. В одном из ящиков торчала радужная вертушка. Ветер игрался с ней — то крутил и трепал, то бросал, и она замирала до нового шквала.

Майкл попялился на герань, но кроме нее, ничего не увидел: улица была слишком узкой, а окна — слишком высоко. Он подумал, что стоило бы приставить руки ко рту и позвать Джеймса, дурачась — эй! выходи гулять!.. Но ему не хотелось, чтобы в ответ высунулся Винсент и захлопнул окна.

Глупостью было приехать к нему вот так, без предупреждения. Мальчишеством. Почему ни разу не пришло в голову приехать к нему под окна в Кенсингтон — тогда, когда еще мог?.. Забраться в сад через решетку с шипами, кинуть камешек в окно, дождаться, пока Джеймс выглянет из темной комнаты. Знаками, чтобы не разбудить родителей, попроситься впустить. Только тихо!.. Откроешь заднюю дверь?.. Окно! окно ближе!.. Спускайся давай!.. Припарковался — да там! Неважно! Я тихо!.. Иди ко мне!.. И целоваться, прячась в тени, прижимая друг друга к стене дома, грея холодные ладони Джеймса под мотоциклетной курткой, тихо смеясь, сталкиваясь носами и лбами. И даже ресницами.

Почему никогда так не делал?..

Майкл достал телефон. Джеймс ответил на звонок почти сразу. Было бы лестно думать, что он ждал — но, скорее всего, телефон просто был у него под рукой.

— Привет.

— О, привет! — отозвался Джеймс. Будто они были приятелями, были друзьями, которых никогда не связывало ничего рискованнее совместной попойки. — Рад тебя слышать.

— И я тебя, — сказал Майкл, вглядываясь в кусты герани, над которыми по крышам ползли темные облака с ярком жемчужным краем.

— Как дела?

— Хорошо, — сказал Майкл. — Хорошо. Вот, собираюсь прилететь во Францию. У Вик тут съемка, я решил, слетаю с ней за компанию. Чего дома сидеть одному, да?

— Да, — согласился Джеймс. — Здорово. И когда?

— Скоро, — сказал Майкл, уловив легкий энтузиазм в его голосе.

— Скоро?..

— Очень скоро.

— Насколько скоро?..

— Вообще-то я уже здесь.

Джеймс на короткое время замолчал, потом спросил совсем другим, напряженным тоном:

— Ты в Париже?..

— Ага, — подтвердил Майкл.

— Надолго?..

— На три дня.

Джеймс замолчал. Майкл почти видел, как тот обкусывает себе губы, решая, что с этой новостью делать. Стоит, наверное, где-то рядом с окном. Сквозняк трогает ему голую шею, на шее — черный шнурок. Зябко.

— Может быть… — задумчиво начал Джеймс, — может, выпьем где-нибудь кофе?..

Майкл прикусил губу, чтобы не улыбаться во весь рот. Постарался ответить серьезно, по-деловому:

— Отличная идея. Давай.

— Так, дай мне подумать, — сказал Джеймс абсолютно нейтральным и ровным тоном, будто не с Майклом разговаривал, а с курьером службы доставки. — Где ты сейчас?..

— Где-то… ну, не знаю, я же тут первый раз, — сказал Майкл. — Погоди минуту, я сейчас поймаю кого-нибудь и спрошу, что это за улица.

— Ты не знаешь, где ты?.. — серьезно спросил Джеймс, будто с потрохами купился.

— Ну, типа, я просто гулял, куда ноги ведут, — отозвался Майкл, отходя чуть дальше к углу улицы. — Потом вспомнил, ты же в Париже живешь. Решил позвонить… о, я вижу табличку. Написано «пять».

— Майкл, это номер дома, — даже в трубке было слышно, как он улыбнулся, прикусив подушечку большого пальца.

— Ну да, даже французы не настолько психованные, чтобы называть улицы номерами. Так, нашел название улицы. «Руи…»

— «Рю», Майкл, это читается как «рю».

— Не знаю, написано — «руи», я так и читаю. Не морочь мне голову! Так, улица Руи…

— «Рю» это и есть «улица», Майкл, не веди себя, как придурок, — Джеймс откровенно смеялся в трубку. — Пришли мне фото таблички, я скажу, где ты.

— Нет, знаешь что — это уже дело принципа. Я что, не смогу прочитать название улицы? Не держи меня за дебила, ладно? Так, «руи дес…»

— «Рю». «Рю де»… что там дальше?

— Что-то про розы.

Джеймс замолчал. Майкл слышал, как тот дышит в трубку. Хотелось верить, что взволнованно, а не злобно.

— Что-то про розы?.. — переспросил Джеймс.

— Ага.

— Ты что, у моего дома?..

— Ага, — сказал Майкл, возвращаясь под его окна.

Высоко вверху распахнулось окно, из-за ящика с геранью показалась голова Джеймса. Майкл отошел к противоположной стороне улицы, махнул ему рукой.

— Ну ты и придурок, — сказал Джеймс в трубку.

— Давай выпьем кофе прям у тебя?

— Майкл, у меня мало времени, — с искренним сожалением сказал Джеймс. — Мне через час надо ехать в аэропорт, встречать Винсента, он прилетает из Марселя, у него там… неважно, просто мне надо будет уехать.

— Ну на чашку кофе-то времени хватит, — серьезным тоном возразил Майкл. — Мне растворимый пойдет. Не надо ничего молоть, жарить, варить. Насыпал в кружку, залил…

— Боже, заткнись, — оборвал его Джеймс. — Мне дурно от твоих описаний. Поднимайся, — и назвал код от домофона.

В доме Джеймса был огромный холл с антикварным бюро у стены, на котором лежали рекламки и буклеты со скидками, чудовищно высокий потолок и старинная лестница с черными ажурными перилами. Лифт в стеклянной трубе, прилепившейся к ее изгибу, в этом пространстве казался крошечным. Майкл поднялся по лестнице на последний этаж мимо высоких и удивительно чистых окон. Джеймс ждал его на площадке, открыв дверь квартиры. Он был в свободных, явно домашних джинсах, и светлой футболке. И в очках. Он стоял, одновременно хмуря брови и улыбаясь, и смотрел, как Майкл поднимается.

— Ты носишь очки?.. — без приветствия спросил тот.

— Я, — Джеймс моргнул, явно только сейчас осознав, что у него на носу, и снял их. — Я читал.

— Нет-нет, оставь, — Майкл подошел ближе, отнял их и аккуратно надел обратно, аккуратно скользнув дужками за уши. — Меня всегда заводили ботаники, — вполголоса сказал он. — А ты с ними выглядишь очень ботански.

— Ну, спасибо, — иронично отозвался Джеймс и отступил, пропуская Майкла внутрь. — Тебе налить что-нибудь?..

— Не знаю, — отозвался тот. — Договаривались вроде на кофе, давай не отступать от плана.

Он прошел вглубь квартиры, миновав короткий холл, огляделся. Старинный желтый паркет в елочку блестел лаком, книжные полки закрывали стены от пола до потолка. На их фоне мебель казалась на удивление скромной: белый диван спинкой к окну, письменный стол с лампой и старинной бронзовой пепельницей. Чье это было рабочее место? Джеймса?.. Винсента?.. Майкл оглядывал светлую комнату, жадно пытаясь представить, как здесь живется, какая рутина здесь заведена, кто где сидит по вечерам. И где телевизор?.. Не смотрят, что ли?.. Или у них он не здесь?

— Кухня в другой стороне, — с вежливым упреком сказал Джеймс.

— Ага, — отозвался Майкл, разворачиваясь, чтобы оглядеться. Из окон через легкие белые занавеси в самом деле виднелись соседние крыши и чужие мансарды. — У тебя тут библиотеку можно открывать. Вы все это читаете?.. — спросил он, показав пальцем на длинные полки вдоль стен, плотно занятые книгами.

— Не все, — признался Джеймс, сунув ладони в карманы. — Здесь много книг из издательства Винсента, он специализируется на молодых авторах.

Майкл игриво шевельнул бровями. Специализируется на молодых авторах, да?.. Джеймс насупился.

— Часть книг — из библиотеки его семьи, старые издания. Им больше ста лет.

— Выглядит крипотно, — с улыбкой признался Майкл. — Если бы у меня в доме было столько книг, я бы боялся, что однажды ночью они придут и загрызут меня.

— Чем?.. — с сарказмом спросил Джеймс. — Закладками из тесьмы?..

— Точно!.. — Майкл ткнул в него пальцем. — Задушат! Закладками из тесьмы. Какой ты умный, — уважительно сказал он.

— Какой ты придурок, — польщенно ответил Джеймс. — Я пойду делать кофе. Постарайся держать себя в руках.

— В смысле — не ссать в твой фикус?..

Джеймс рассмеялся уже из кухни.

— У меня нет фикуса!.. — крикнул он.

— А что есть? — громко спросил Майкл. — Из того, куда нельзя ссать?..

— Хватит притворяться быдлом, я все равно тебе не поверю! — громко отозвался Джеймс сквозь шум воды на кухне.

Майкл осторожно, стараясь не скрипеть паркетом, прошел дальше. Квартира была огромной. Комнаты анфиладами перетекали одна в другую через высокие двустворчатые двери. В каждой были книжные шкафы, стеллажи, полки: и в гостиной с белым камином, над которым висело зеркало в старой золоченой раме, и в комнате, похожей на кабинет, и даже в спальне, куда Майкл, естественно, заглянул — и сразу убрался оттуда, едва наткнувшись взглядом на заправленную кровать.

На полках группами стояли фотографии. На камине, и среди книг, и между модных подсвечников, и на стареньком фортепьяно. Многие были старыми, желто-бурыми, с витым адресом фотоателье под карточкой. Женщины в платьях с турнюрами, мужчины во фраках. Дети. Незнакомые головы в овальных бронзовых рамках.

Семья Винсента, очевидно. Прадеды и прабабки, многоюродные кузены и кузины. Майкл переходил от одной к другой, разглядывая лица, гадая, как их звали и что они были за люди. Между окнами в кабинете висел календарь, испещренный отметками — крестики, кружочки, все разного цвета. Майкл подошел посмотреть поближе. Оглянулся в поисках ближайшего карандаша, нашел пучок в стакане на письменном столе — но руку не протянул. Хотя дурацкое искушение отметить чем-нибудь и свой день рождения, оставить след — было сильным. Но не стал. Двинулся дальше, нашел, что искал — Джеймса. Его фотографий здесь было много. Оттуда, отсюда, из поездок, с каких-то конференций. Винсент, если попадался рядом, всегда был с одинаковым лицом, даже на каком-то пляже, сгоревший от солнца: приятный, улыбающийся, будто его девизом по жизни был слоган «KEEP CALM & keep calm». Джеймс на фото иногда был один, иногда пожимал руки каким-то незнакомым людям — это были уже поздние снимки, а Майкл искал ранние.

Он нашел их в этой квартире-библиотеке перед каким-то сурово выглядящим собранием сочинений на сто двадцать томов. Красные обложки с бронзовыми буквами смотрелись очень внушительно. А перед ними был целый ряд — Джеймс. Мальчишка совсем. Дурацкие фото со вспышкой, у всех есть такие, если полистать альбомы. Тощий, чуть не выпрыгивающий из джинсов. С сигаретой в зубах. С гитарой, кит на руке уже есть. И прямые розовые шрамы, а среди них пара красных. Он не выглядел грустным. Чаще он выглядел пьяным. Блестящие темные кудри сначала превратились в неаккуратные лохмы, отвисли, поблекли — а потом исчезли, и на нескольких фотографиях Джеймс был с короткой щетиной на голой голове, будто его только выпустили из заключения. Браслеты, шнурки, какие-то тряпки на руках. Невнятная одежда. Кажется, в какой-то период он бросил следить за собой, ошивался по странным местам, общежитиям, драным диванам. На фотографиях он часто смеялся — хохотал даже. А глаза были черные-черные, такие глаза, будто за ними, за радужкой, была космическая пустота, и струйки дыма сочились сквозь мироздание, как бывает после лесного пожара. И все засыпано черным пеплом.

— Где ты там ходишь?.. — позвал Джеймс из реальности.

Майкл вздрогнул, очнулся. Оторвался от фотографий, пошел на запах кофе.

— Смотрел, как ты живешь, — сказал он вставая в проеме кухни и прислоняясь к дверному косяку. — Тогда ведь я так и не увидел.

Джеймс, так и не сняв очки, держа в губах едва зажженную сигарету, взмахом головы отбросил со лба отросшие волосы и повернулся. В руках у него были две чашки с молочной пенкой.

— Остались только такие капсулы, — пояснил он, ставя чашки на стол. — Надеюсь, ты не возражаешь.

Сигарета прыгала у него вверх-вниз, когда он говорил, не разжимая губ, чтобы не выронить ее.

— Дай помогу, — Майкл протянул руку, вынул сигарету и затянулся. Джеймс посмотрел на него с упреком сквозь челку, забрал сигарету назад.

— Ты не у себя дома, — напомнил он.

Майкл смотрел на него — живого, синеглазого, взрослого. Не умер, не сторчался, не спился. Живой. И цена этому — Винсент. Его нужно благодарить, что Джеймс подходит к кухонному окошку, выдувает в него дым, сбивает пепел в керамический черепок, стоящий на подоконнике. Что у Джеймса очки на носу и цветные рисунки на руках, как лабиринт. Компас на правой, мандала у локтя, прерывистая линия пронзает круги и треугольники.

— Я не у себя дома, — покорно согласился Майкл. — Просто — ты же знаешь пословицу про ирландскую скромность?..

Джеймс обернулся к нему от кухонного окна, подпер локоть кулаком.

— Нет, — после паузы сказал он, явно поворошив память.

— Когда Господь сотворил Шотландию с каменными холмами, он долго искал, чем бы их прикрыть, потому что всю траву и зелень он уже отдал Ирландии, — охотно начал Майкл.

Джеймс демонстративно закатил глаза, но улыбнулся.

— Господь попросил дуб поселиться на камнях, но тот сказал, что его корни не смогут на них удержаться, — продолжал Майкл. — Тогда Господь попросил жимолость, но она оказалась слишком нежна для Шотландии. Господь попросил розу — роза сказала, что безжалостный шотландский ветер убьет ее.

Джеймс слушал, невольно заинтересованный, в его улыбке проскальзывала сдержанная, но веселая гордость. Он покачал головой, давая понять, что прекрасно видит все попытки подольститься — и что льстить ему бесполезно. Майкл взял обе чашки кофе, шагнул к нему.

— Тут Господь увидел у себя под ногами колючий вереск и спросил его, не хочет ли он украсить собой холмы. Вереск согласился и тут же отправился в путь до Шотландии. А по дороге ему встретился святой Патрик.

Джеймс весело фыркнул, взял протянутую чашку и посмотрел на Майкла поверх тонкой оправы, пальцем сдвинув очки на середину носа.

— И что же святой Патрик?..

— Узнав, что вереск отправляется в Шотландию, — тоном проповедника продолжал Майкл, встав рядом с ним, — Патрик проникся к нему таким участием и таким сочувствием, что захотел помочь ему во славу Господа. Но у него при себе не было ничего, кроме скромности — ведь святой Патрик был очень скромным, он был таким скромным, что когда однажды воробей свил гнездо у него в волосах, пока он спал, святой Патрик оставался на месте до тех пор, пока у воробья не вывелись птенцы и не покинули свое гнездо.

Джеймс, прикрыв рот ладонью, беззвучно смеялся, глядя на Майкла. Майкл сделал паузу, со значением сделал глоток кофе.

— И вот святой Патрик решил, что отдаст вереску единственное, что у него есть, — сказал он. — Он собрал всю скромность со всей Ирландии, чтобы хватило на каждый шотландский холм и на каждый шотландский камень, и отдал вереску. И тот унес ее с собой. С тех пор вереск цветет в Шотландии — а у ирландцев нет скромности.

Джеймс смеялся, утирая беззвучные слезы, и едва не расплескивая кофе — Майклу пришлось придержать его чашку, чтобы тот не облился.

— А еще ни стыда, ни совести, — добавил Джеймс, сдерживая смешки.

— Это уже другая легенда, — серьезно кивнул Майкл.

— Нет такой легенды, ты и эту только что сочинил, — Джеймс пихнул его кулаком в живот.

— Эй, устное народное творчество — это наша национальная черта! — возмутился Майкл. — Неважно, кто и когда это придумал! Однажды рассказанное — уже фольклор!

Джеймс фыркнул в чашку, обдав Майкла кремовой пеной. Спохватившись, схватил кухонное полотенце и начал оттирать с Майкла пятна. Начал резво, потом замедлился. Прерывисто вздохнув, уткнулся лбом ему в грудь, покрутил головой, словно бодая.

— Я так рад тебя видеть, — пробормотал он. — Ты такой придурок.

Майкл переставил обе чашки на подоконник, взял его за пояс, подтянул и прислонил к себе. Джеймс молча покачал головой.

— Майкл, у меня мало времени. Ты приехал без предупреждения. Пей кофе и выметайся.

— Знаю я твое «выметайся», — пробурчал Майкл.

— Я серьезно, — твердым голосом сказал Джеймс, отклоняясь, чтобы взглянуть на него через очки. — Возьми свой чертов кофе, сядь, выпей, потом встань и уйди.

Майкл сунул ладони ему в задние карманы джинсов, притиснул к подоконнику. Джеймс с упреком смотрел на него и моргал.

— Я не шучу.

— И я не шучу, — сказал Майкл, потеревшись о кончик его носа. — Меня еще со школы пиздец как заводят ботаники. Особенно ты.

— Прекрати, — неубедительно потребовал Джеймс.

— Я не допил кофе.

— Я сейчас выкину его в окно, и ты будешь допивать на улице.

Майкл не стал дальше спорить, просто поцеловал. Захватил губы, пробежал по ним языком. Джеймс промычал что-то протестующее, обхватил руками за шею, потерся о его губы лицом, слегка задевая холодным металлом оправы.

— Перестань.

— Угу, — отозвался Майкл, прикусывая ему край уха. — Дай мне минутку. Или две. Или десять.

— Или ни одной.

— Я хочу тебя.

Джеймс со стоном уронил голову ему на плечо, длинно вздохнул.

— Майкл… — умоляюще пробормотал он. — Не смей так говорить.

— А можно сказать, что я соскучился?.. — спросил Майкл между поцелуями в шею.

— Нет.

— Тогда я буду трахать тебя молча.

Джеймс вспыхнул, сдавленно выдохнув. Майкл ласково потерся бедром о его пах, чувствуя там отчетливую твердость. Взял Джеймса за руку, сплел с ним пальцы и потянул за собой. Тот оторвался от подоконника, пошел за ним — но едва они миновали одну комнату, замер на месте, когда понял, куда направляются.

— Нет. Нет, нет, нет, пожалуйста, только не здесь. Я же сказал, мне надо ехать…

Майкл подтянул его к себе, аккуратно снял с его носа очки. Не говоря ни слова, отложил их на стол. Джеймс стоял, глядя на него, упрямо сжав губы. Майкл подхватил его под коленки, подбросил — и закинул себе на плечо.

— Господи, Майкл!.. Что ты делаешь!.. Отпусти!..

Майкл крепко хлопнул его по заднице, обрывая протесты, донес до спальни и открыл дверь.

— Мы не будем здесь трахаться!..

— Еще как будем, — отозвался Майкл, сбрасывая его на подпрыгнувший матрас. Джеймс смотрел на него с лихорадочным ужасом. Отполз чуть дальше, когда Майкл оперся на кровать коленом между его ног. — Ты же имеешь право на мальчишник перед свадьбой?..

Джеймс закрыл лицо руками и со стоном опрокинулся на спину.

— Майкл, ты псих… Зачем я с тобой связался!..

— Затем, что никто не может выдрать тебя так, как я, — сказал Майкл, нависая над ним. Джеймс стонал в ладони, не открывая глаз. — Затем, что со мной хорошему мальчику можно быть очень-очень плохим. Давай, детка, — прошептал он, и Джеймс, судорожно вздохнув, приоткрыл глаза. — У нас мало времени, но разок успеем.

Он наклонился, поймал губами его мизинец, втянул в рот, и Джеймс бессильно разжал руки, обхватил его за голову, раскрыл под настойчивым поцелуем горячие губы.

Внизу, на улице, хлопнула дверца машины, раздались голоса. По булыжной мостовой прокатились колесики чемодана. Джеймс рассеянно прислушался и вдруг подскочил:

— Господи!.. Сколько времени?.. Ты не видел мой телефон?..

— Я и про свой-то тебе не отвечу, — вяло отозвался Майкл.

Джеймс подскочил с постели, голышом кинулся куда-то в комнаты. Майкл остался лежать, глядя в потолок и улыбаясь гипсовым розеткам вокруг люстры.

— Он звонил мне пять раз!.. — отчаянно воскликнул Джеймс из соседней комнаты. — Я не знаю, как я ему это объясню, я же должен был его встретить!.. Майкл, выметайся! — потребовал он, заскакивая в спальню с телефоном в руке и торопливо вороша сброшенную на пол одежду. Кинул в Майкла его футболкой, носками, джинсами: — Немедленно! Прямо сейчас! Он будет здесь через две минуты! Он уже поднимается!

— Хорошо-хорошо, — тот поднял руки в знак покорности, рывком сел на постели. — Я одеваюсь, видишь?..

Он не хотел сталкиваться с Винсентом, это было бы уже чересчур. Он оделся быстро, не заботясь о том, чтобы прилично выглядеть. Наизнанку натянутую футболку можно будет поправить потом, перезастегнуть ширинку — тоже. Это же Париж, тут каждый кому-то любовник, разве нет?.. Он на ходу влез в ботинки, смяв задники, поймал брошенный комом пиджак.

— Я тебе позвоню, — Джеймс вытолкнул его из квартиры, — иди.

Внизу со звоном хлопнула тяжелая дверь. Майкл усмехнулся, спустился на один пролет. Загудел лифт. Майкл снял и заново надел футболку, поправил волосы. Перетянул ремень на джинсах, побежал по ступеням вниз, едва касаясь рукой перил. На ходу сунул сигарету в зубы, чтобы прикурить сразу после выхода из подъезда. Когда между третьим и вторым этажом он встретил Винсента, пятиться было уже поздно. Они встретились глазами. Майкл сжал сигарету зубами, улыбнулся. Было неловко.

— А что, лифт не работает?.. — спросил Майкл, кивнув на стеклянную шахту. Мимо них проплыла вниз кабина с четвертого этажа.

— Я хожу пешком, — отозвался Винсент, поставив чемоданчик у ног. Он смотрел на Майкла, улыбаясь сжатыми губами.

— На пятый этаж?.. — удивился Майкл. — Зачем?..

— Говорят, это полезно, — сказал Винсент. — Я не знал, что ты в Париже. Уже уходишь?

— Я просто заглянул выпить кофе, — отозвался Майкл, поражаясь его самообладанию. — У Виктории здесь съемка, вот, болтаюсь, пока она занята.

— Понятно, — сказал Винсент и снова взялся за ручку чемоданчика. — Приятно было тебя увидеть.

— Ага, — сказал Майкл.

Он посторонился, пропуская его, каждый продолжил свой путь, но через пару ступеней Майкл оглянулся, посмотрел на Винсента снизу вверх. На его широкую, основательную спину — такую надежную, что казалась спиной атланта.

— Я его заберу у тебя, ты же знаешь? — с вызовом спросил Майкл. — Я его отобью. Он мой.

— Джеймс — не вещь, чтобы так о нем говорить! — резко отозвался Винсент, мгновенно разворачиваясь на лестнице.

— Ты такой вежливый, — с ненавистью сказал Майкл. — Такой правильный, аж тошнит от твоего лицемерия.

— Ты заигрался в плохого мальчика, — резко ответил Винсент. — На экране это выглядит хорошо, но жизнь — это не кино. Тебе стоит наконец повзрослеть. И открыть глаза.

— Я только что с ним трахался!.. — Майкл повысил голос, хлопнул ладонью по перилам. — Может, это тебе стоит открыть глаза?..

Винсент сдержанно выдохнул, поджав губы. Потом ответил:

— У нас открытые отношения. Я не требую от Джеймса воздержания. Он свободный человек. У него есть право заниматься сексом, с кем он хочет. С любыми другими людьми.

— Я — не другие люди, — тихо сказал Майкл. — Ты это знаешь. Его всегда будет тянуть ко мне. Ты его не удержишь.

Винсент шевельнул челюстью, сжал кулак на ручке чемодана.

— Что, хочешь мне врезать?.. — с какой-то мальчишеской радостью спросил Майкл. — Давай!.. Побудь наконец мужиком, а не тряпкой! Я трахался с ним у тебя в квартире, а ты говоришь — «приятно было тебя увидеть»?.. Тебе — приятно? Кто ты после этого, где твои яйца?..

— Я не играю по твоим правилам, Майкл, — с превосходством сказал Винсент. — Ты от меня этого не дождешься. Я цивилизованный человек и ничего не решаю дракой.

Развернувшись, он продолжил подниматься по лестнице.

— И очень зря! — бросил Майкл, нащупывая в кармане зажигалку. — Попробуй как-нибудь!.. Многое упрощает!

Винсент не стал отвечать.