52 Гц

Глава 32

Майкл никогда не разбирался в вине. Как-то все не складывалось разобраться. Он мог сделать сложное выражение лица, которое при желании читалось, как «впечатленное вежливое одобрение» или «сдержанное недоуменное отвращение», оставляя трактовку в ту или иную сторону на совести наблюдателя. Но по-настоящему отличить хорошее вино от плохого он не мог никогда. Да и вообще не был ни знатоком вина, ни знатоком алкоголя. Пил, что пилось. И все.

«Шато-Сюр-Пюр-Мюр», предложенное Винсентом, пошло у него так же, как и дешевое калифорнийское из картонной коробки. Знаток, может быть, распознал бы в нем редчайший сорт винограда, удобренный розами, с оттенками цитрусов, эвкалипта и баклажана (Майкл на подобных перечислениях всегда мгновенно отключался, для него не было лучшего снотворного, чем кулинарная книга) — Майкл на вкус распознал только то, что вино красное, а не белое. Но это он мог определить и на глаз. На вкус он определял, что оно, вроде как, ничего. Но для него все было «ничего», если не отдавало керосином.

Майкл сидел, гоняя тонкую ножку бокала в пальцах, глядя, как вино плещется по стенкам туда-сюда рубиновым водоворотом. В квартире было тихо. До окон едва-едва долетал гомон туристов, наводнивших Париж в самом начале лета. Это был даже отчасти приятный гул — словно белый шум, из которого изредка вырывались выкрики на незнакомых языках, будто резкие голоса чаек над прибоем. Майкл сидел, слушал. Теплый ветер колыхал тонкие белые занавеси. На широких подоконниках стояли керамические горшки с цветами. Белые, бирюзовые, красные, в горошек — всякие. За подоконником цвела герань. Майкл отвлеченно думал, кто ухаживает за этим садом. Джеймс? Вряд ли. Винсент, наверное. Его легко было представить за пересаживанием какой-нибудь бегонии или пуансетии из горшка в горшок. Наверное, раскладывает на кухонном столе газеты, чтобы не пачкать землей, надевает очки, аккуратно вытряхивает из горшка комель, оплетенный белыми корнями. Может, даже разговаривает с ним, типа, ты мой хороший, разросся-то как, вымахал. Великан. А Джеймс крутится рядом, заглядывает через плечо, как кот, наблюдает — но руки не тянет — не любит грязь.

Картина была даже трогательной. Майкл усмехнулся. Поднял голову, огляделся.

Книги стояли на полках плотным фронтом, будто войска. Столько и за год не прочитать, и за десять лет. Смотришь на них и мучаешься — а вдруг там спрятано что-то интересное? А ты сидишь и не знаешь, что тебе только руку протянуть, чтобы ухнуть в приключения. Интересно, каково живется здесь Джеймсу. Где он обычно сидит?.. Что он тут делает?.. Смотрит ли в окна? Может, курит в окошко, тайком сбрасывая пепел в цветочный горшок. Может, сидит на подоконниках, среди всех этих кактусов — места хватит. А где пишет? От руки или на ноутбуке? Ходит, наверное, слова подбирает, бормочет что-нибудь вслух, дергая себя за губу? Дорожку в ковре, наверное, протоптал, сочиняючи.

А как он читает? Сидит на диване, с кружкой чая? Или перед сном, в постели? Вот картина, наверное, когда они оба утыкаются каждый в свою книжку. А Джеймс еще и в очках. А у Винсента рукопись молодого дарования, от которой глаза на лоб лезут.

А о чем они разговаривают? Как, где? Сидят ли в обнимку на диване?.. А что обсуждают, когда сидят за столом? Кто у них чаще готовит?.. Чем они завтракают? Завтракают ли вместе?..

Семейная жизнь — это столько всего. Миллион дней бок о бок. Миллион завтраков, миллион цветочных горшков. Вот сюда Джеймс каждый раз возвращался, вот это он здесь любил. Тишину. Рутину. Солнечные пятна на желтом паркете, белые занавески, каминные трубы, полки с книгами. То, чего Майкл никогда не смог бы ему дать.

Он посмотрел на Винсента, который устроился на диване рядом, и тоже катал вино по бокалу, тоже думал о чем-то невеселом. Майкл уже хотел сказать ему, мол, мужик, ты не парься. Я — все. Точно, все. Отвалил. Живите, любите… Я так не умею. Я так не могу. Уже даже рот открыл, чтобы начать, но Винсент опередил:

— Иногда я думал, что именно к этому все и придет, — сказал он, не поднимая взгляда.

Майкл выдохнул набранный воздух, уставился на него. Винсент молчал. Потом привычным жестом закинул локоть на спинку дивана, пощелкал себя ногтем по губам. Спохватился, убрал руку.

— Тебе бы пьесы писать, — сказал Майкл. — Вместо Джеймса. У тебя эффектно получается вешать фразы в воздухе. Повесил — и держишь паузу, пусть зрители ломают голову, что это значило.

Винсент неожиданно улыбнулся, глядя на него. Нормально улыбнулся, почти весело. Без издевки. И смотрел прямо в глаза, не бегал по углам взглядом.

— А ты ломаешь?..

Майкл пожал плечами.

— Нет. Я подожду, пока ты сам скажешь. Эффектные банальности меня не впечатляют, я сам так могу.

Винсент глубоко вздохнул, зачесал назад короткие волосы.

— У тебя всегда было особенное место в его жизни. Ты же «тот самый Майкл». Он никогда тебя не забывал. Я думаю, никогда не забудет.

Винсент казался спокойным, но что-то подсказывало Майклу, что это спокойствие — лишь видимость. Французский акцент в его чистой речи слышался сильнее обычного. Но что за ним крылось, угадать Майкл не мог. Он бы легко понял, если бы Винсент набил ему морду, спустил с лестницы, наорал на него. Но тот сидел, покачивал ногой, пил вино и грустил бровями.

— Творческие люди — всегда в чем-то дети, — сказал Винсент, устав молча качать ногой. — Так устроен мир. Я не слишком религиозный человек, но я убежден, что талант — это божий дар. Искра. У одних она есть, у других ее нет. Ее невозможно в себе воспитать, купить, украсть… Джеймс талантлив, — искренне сказал он. — Я старался уберегать его от проблем, но, как видишь, не преуспел. Потому что есть ты. И вас притягивает друг к другу… Потому что в каждом из вас есть этот божественный свет.

Майкл чувствовал себя неуютно. Его иррационально тянуло оправдываться, мол, все не так, я не такой — но Винсент его толком ни в чем не обвинял, так что и оправдываться-то было не в чем. Он хвалил Майкла, вообще-то. А Майкл моргал, не зная, что на это сказать.

— Спасибо?.. — наконец сообразил он.

Винсент отмахнулся, мол, оставь, пустяки.

— Зачем ты мне это говоришь? — спросил Майкл.

Винсент дотянулся до бутылки, жестом предложил еще, и Майкл подставил бокал. Винсент выдержал паузу в пару длинных глотков, явно собираясь с мыслями.

— Я не хотел с тобой ссориться, когда приезжал в Ирландию, — сказал он. — Я сказал тебе много неприятных вещей, прости за это.

Майкл вспомнил их разговор у конюшни, ощутил странное смущение. По правде говоря, просить прощения нужно было ему. Это он тогда вел себя, как свинья.

— Я просто не ожидал, что ты будешь так груб, — словно извиняясь, сказал Винсент.

— А чего ты ожидал? — недовольный своим смущением, буркнул Майкл. — Что мы мило поговорим о погоде?

Винсент чуть удивленно поднял брови.

— Я ожидал, что мы поговорим совсем о другом. Видишь ли, в моем мире люди сохраняют дружеские отношения, даже если они расстаются. Так случается, это жизнь. Иногда люди расходятся. Бывшие супруги, бывшие любовники сохраняют хотя бы приятельские отношения и не бросаются с кулаками ни друг на друга, ни на новых партнеров тех, с кем они были близки.

Майкл пренебрежительно хмыкнул. Потом все же спросил:

— Так о чем ты хотел поговорить?.. Тогда.

Винсент еще раз глубоко вздохнул.

— Я хотел сказать, что я рад быть причастным к тому, что вы делаете. Я считаю тебя очень хорошим актером, Майкл, — сказал он, и по голосу было слышно, что он не шутит. — Большим актером. Я вложился в этот фильм, потому что знал, что ты справишься. И дело не в финансовой стороне вопроса. А в том, на что ты способен как профессионал. Знаешь, я много думал… о том, что он нашел в тебе. Ты не самый приятный человек в жизни. Прости за резкость, но иногда ты более чем неприятный человек. Но именно это и делает тебя — тобой. Резкость. Прямолинейность. Острота. Каждая твоя роль — это вызов. Ты к каждой относишься так, словно она главная в твоей жизни. И когда я увидел ваш фильм — я наконец понял, почему он так любит тебя. Ты его вдохновляешь.

— Джеймса?.. — недоверчиво спросил Майкл, будто они могли говорить о ком-то другом.

Винсент усмехнулся с какой-то сдержанной завистью.

— Он прожил со мной много лет, — сказал он. — Но все, что он писал — всегда было о тебе. В той или иной степени. Ты его муза. Рядом с тобой он начинает сиять. Я не могу ему дать этого, я не творческий человек. Я могу дать ему дом, семью, заботу. Но огонь в него вдыхаешь именно ты.

Майкл внезапно перестал понимать, о чем они сейчас разговаривают. Он молчал, только смотрел на Винсента, прихлебывая вино, чтобы запить шок. Оно шло, как виноградный сок, и кончилось совершенно внезапно. Майкл посмотрел на предательски пустой бокал — и Винсент потянулся к бутылке, чтобы налить ему еще. Майкл бы с удовольствием выпил чего-нибудь крепче, а то вино забирало его слишком медленно. Но решил не выкобениваться. Тем более что сам Винсент пил мало, и хер его знает, что он задумал с такими разговорами.

— То, что сейчас происходит, приносит всем только страдания. Ему, тебе, мне. И дело не в ревности, — Винсент плеснул и себе, вернул бутылку на столик возле дивана. — Я взрослый человек, я давно вышел из подросткового возраста и не считаю, что люди являются собственностью друг друга. Даже в паре, и даже в браке. Мы с Джеймсом договорились ничего друг от друга не скрывать, и он никогда меня не обманывал. До твоего появления.

Майкл молча пил вино и смотрел. Так, если взглянуть отстраненно — Винсент был вполне красивый мужик. Породистое лицо, темные волосы с едва заметной рыжиной, голубые глаза. У них с Майклом даже было что-то неуловимо общее в чертах лица. Он весь был какой-то мягкий и обтекаемый, но это была не воздушная пухлость облачка, а, как Майкл начал догадываться, обманчивая маскировка. Мягкий-то мягкий, а под этой мягкостью — танк. Мягкий, просто чтобы не зашибить при столкновении.

— Я был очень огорчен, что он скрывал от меня правду, — сказал Винсент. — Но когда я подумал над этим как следует, я понял, почему он так делал. Связь с тобой для него была значима. Он не хотел ранить меня, признаваясь в этом. Он пытался пощадить мои чувства. И когда я это понял… — Винсент щелкнул себя по губам, бегло глянул на Майкла, — я понял, к чему все движется.

— К чему?.. — непонимающе спросил Майкл.

— Мы взрослые люди, — убежденно сказал Винсент. Майклу хотелось перебить и сказать, чтобы тот говорил только за себя — но сдержался, набрал в рот вина. — У нас есть возможность решить все максимально мирным путем. Для меня нет никакого смысла, никакого удовольствия в том, чтобы заставлять тебя мучаться. Поверь, Майкл, я меньше всего хочу, чтобы кто-то вообще мучался.

— Кому-то придется, — сказал Майкл. — Я как раз вот это хотел поднять…

Винсент согласно покивал, головой, глядя в пол, потом посмотрел на Майкла.

— Нет.

— Нет?.. — переспросил Майкл.

— Мы оба любим его, — прямо сказал Винсент. — И он любит нас обоих.

— И что?.. — спросил Майкл. Дикая мысль крутилась у него в голове, но он не верил, что это в самом деле сейчас происходит, то, на что Винсент так уклончиво намекает. Быть такого не мог просто.

— Ему больно вдали от тебя, — сказал Винсент. — Он страдал, встречаясь с тобой, но сейчас ему еще хуже. И это бессмысленно. Зачем нам устраивать трагедию там, где можно найти выход?..

— Какой выход?.. — спросил Майкл, чувствуя себя попугаем, который задает вопросы невпопад и не получает на них ответа.

— Он не может выбрать одного из нас, — сказал Винсент, глядя прямо на него. — Может, и не надо его заставлять?.. Я могу быть для него опорой. Ты — вдохновением. Он нуждается в нас обоих. Заставлять его отказываться от одного из нас — жестоко. Весь этот год — это пытка. И чем дальше, тем больнее становится нам всем. Зачем это тянуть? Если для счастья ему не хватает тебя, мы должны дать ему то, что он хочет. Сделать его, наконец, счастливым. Ты же хочешь, чтобы он был счастлив?

— Мы?.. — переспросил Майкл.

— Да, — сказал Винсент. — Мы. Я и ты. Мы поступим, как взрослые люди, возьмем ситуацию в свои руки. Ради него.

— Что ты мне предлагаешь? — недоверчиво спросил Майкл. — Встречаться с ним с твоего ведома?.. По твоему разрешению?

Винсент покачал головой.

— Ему этого будет мало.

— Так, стоп, — сказал Майкл. — Стоп. Что происходит? Скажи прямо, чтобы потом не было разговоров, мол, я тебя неправильно понял.

— Я приглашаю тебя в нашу семью, — сказал Винсент, дружелюбно глядя на него. — Ты и так всегда был ее частью: память о тебе, разговоры о тебе. Давай уже превратим многоточие в точку.

— Ты что, предлагаешь нам жить втроем?.. — с недоверчивым ужасом спросил Майкл.

Винсент все ходил вокруг да около, не выражясь прямо, так что слово «втроем» пришлось сказать Майклу, и это слово ему не понравилось. Он не мог представить себя частью этой жизни, этой тихой квартиры. Среди книг? С геранью на окнах? За завтраком — с ними?.. Он не вписывался сюда. Он не мог даже представить, что будет здесь частым гостем, не то что — будет здесь жить. Это был чужой мир, он не мог уместиться в него, как не смог бы жить в кукольном домике Фредди.

— «Жить» — не вполне верное слово, — сказал Винсент, наблюдая за ним. — У твоей профессии есть свои сложности — репутация, частые разъезды. Ты не сможешь жить здесь, потому что твоя карьера — не здесь. Но ты можешь стать частью этого дома. А наш с Джеймсом брак будет служить защитой твоей репутации, и объяснить твои визиты к нам или наши — к тебе, обыкновенной дружеской связью — очень легко. У тебя же есть друзья, с которыми ты часто делишь дом. Кто скажет, что мы от них чем-то отличаемся лишь потому, что мы — гей-пара?

— Тебе не кажется это абсурдным? — спросил Майкл.

— В рамках патриархального института брака это действительно может выглядеть странно, — уклончиво согласился Винсент.

— Но так уж сложилось, — он развел руками. — Так бывает. Очень редко, но так бывает. Пойми, Майкл, — он чуть наклонился вперед, поставил локоть на колено. — Больше всего я хочу, чтобы он был счастлив. И если бы я видел, что он будет счастлив с тобой — я бы его отпустил. Он не уходит к тебе не потому, что я держу его. Я не держу. Я был готов отпустить его еще тогда, когда мы начали этот проект. Но для него нет места в твоей жизни. И Джеймс пытается поступить правильно — так, как было бы правильно для большинства. Отказаться от любовника, вернуться к мужу. Но что, если мы все — не «большинство»? У нас сложилась уникальная ситуация, ему нужны мы оба. Так почему мы не можем договориться о том, что устроит нас всех?

— А тебя-то что в этом устраивает? — с подозрением спросил Майкл.

— Меня, — резко начал Винсент, сжав кулак, но тут же заставил себя расслабиться и продолжил прежним родительским тоном: — Меня устраивает то, что он перестанет разрываться между нами. Он по-прежнему будет со мной, но он перестанет стыдиться своих чувств к тебе. Я хочу перестать жить в неизвестности, что будет дальше, кого он выберет.

Майкл взялся за голову, прочесал пальцами волосы. Ситуация была настолько дикой, что ему казалось — он перебрал с веществами, что в последний раз, еще перед отлетом, это был не кокаин, а ЛСД, грибы, какая-то настолько мощная хрень, что сейчас он валяется в бэдтрипе на полу у себя дома, а не ведет светский разговор с мужем Джеймса.

— Почему ты меня не ненавидишь? — спросил он, снизу вверх глядя на Винсента.

— А кому будет легче, если я начну тебя ненавидеть? — спокойно спросил тот. — Джеймс будет меньше любить тебя, если я буду тебя ненавидеть? Майкл, ненависть — это варварство. Я видел твои фильмы. Я вижу, что он нашел в тебе. Я знаю его — полного мудака он бы не полюбил. Пойми… — он вздохнул. — Я посвятил всю свою жизнь тому, чтобы отыскивать таланты. Отыскивать в людях эти божественные искры, помогать им раскрыть себя. В тебе это есть. Ты талантлив. И я не могу ненавидеть это. Я сам не обладаю тем, что есть у тебя или Джеймса. Ты несешь на экран все, что в тебе есть — неприятное, уродливое, жуткое. Но еще и прекрасное, чистое, тонкое. И я слишком ценю это, чтобы ненавидеть тебя.

Майкл проморгался, протер глаза. Винсент разлил им остатки вина, давая ему время переварить все эти признания.

— И ты думаешь, мы сможем нормально общаться?.. — с сомнение спросил Майкл. — Ты и я?..

— Мы уже общаемся, — усмехнулся Винсент. — Я всегда жил с твоей тенью где-то поблизости, так что, поверь, я привык к тебе за эти годы. Кроме того, у нас достаточно общего — помимо любви к Джеймсу. Нам ведь не нужно пылать страстью друг к другу. Будет достаточно, если мы станем друзьями. Мы же взрослые люди, — повторил он, как мантру. — Все можно решить. Я готов оказывать поддержку тебе, если потребуется. Ты, как творческий человек, тоже наверняка знаком с эмоциональными спадами, а я работаю среди талантов всю жизнь и точно знаю, как с ними обращаться, — он улыбнулся.

— Спасибо, я с этим справляюсь, — резко отозвался Майкл. Потом подумал, что прозвучало грубее, чем он хотел. Винсент, в конце концов, не предлагал ему ничего, что заслуживало бы грубости. Спросил спокойнее: — Джеймс в курсе этого разговора?..

— Нет, — сказал Винсент. — Пока нет. Мы с ним это еще не обсуждали. Это моя идея. Сначала я хотел поговорить с тобой.

— И как ты себе представляешь такую жизнь?.. — спросил Майкл. — Быт… секс?..

— Мы попробуем и узнаем, — сказал Винсент. — Что касается секса, то я не ханжа. Но обсуждать такие детали без Джеймса я считаю неправильным. Решающий голос должен быть за ним. Мы окажемся в одной постели, только если он этого захочет, я не собираюсь ни на чем настаивать.

— А если не захочет — мы составим расписание?.. — язвительно спросил Майкл.

— Мы живем в двадцать первом веке, — сказал Винсент. — Семья как союз двух человек умирает. Мы найдем решение, которое устроит всех нас.

«Нас».

Майкл молчал, кружил вино по бокалу. Предложение все еще казалось ему диким. Неправильным. Он вообще ехал сюда не за тем, чтобы влезать в чужую семью! Но в голове все отчетливее звучала мысль, что, может быть, Винсент прав?..

Может, он прав, может, это выход. Для всех. Можно оставить все, как есть. И это… удобно? И можно не прятаться хотя бы от Винсента, раз уж он такой понимающий. Можно в любой момент прилететь в гостеприимный дом — или позвать Джеймса к себе. Может, так будет лучше для всех?..

Он не знал, что решить, и тянул время. Ответа не было. Он спрашивал у себя, что делать, но правда была в том, что он не знал. Он давно перестал оценивать свою жизнь — что в ней было правильно, что — нет. В его профессии слишком многое, значимое для обычных людей, теряло смысл. Правильным ли было врать на публику об отношениях, которых нет? Прикрывать собой Ларри, который пользовался зависимым положением Виктории?.. Правильно ли было служить его алиби, чтобы он мог спокойно трахать ее, не опасаясь скандала?.. Правильно ли было закрывать глаза на то, что Виктория ложилась под Ларри только ради своих ролей?.. То, что она делала, что он делал, было точно такой же проституцией, как та, которой занималась Дакота. Только Дакота была честнее. Она не называла это другими словами. Она прямо говорила, кто она есть и чем зарабатывает.

Так ему ли было теперь сомневаться, правильно ли, что они попробуют устроить отношения на троих?.. Если задуматься, такой вариант был куда здоровее, чем все, что он имел раньше.

И что ему терять, кроме своих мучений?..

Он потер лицо ладонями, посмотрел на Винсента сквозь пальцы.

— Ладно. Хорошо. Давай попробуем. И как мы ему это предложим? Не по телефону же?

— Давай съездим к нему, — сказал Винсент. — Поговорим там. Последнее слово будет за ним.

Он качнул своим бокалом и потянулся к Майклу, предлагая закрепить договоренность. Майкл дернулся вперед, бокалы, соприкоснувшись, истерически взвизгнули.

Винсент водил скромный, далеко не новый Пежо ярко-голубого цвета. Он сам предложил поехать на нем, не на поезде. Он, как оказалось, вообще любил быть за рулем. Майкл сидел на переднем сиденье, смотрел, как мимо плывут зеленые и желтые поля. Пытался свыкнуться с новыми обстоятельствами. Кто будет здесь третьим?.. Он прилепится к Джеймсу и Винсенту?.. Или Винсент был для них вроде камеры хранения, из которой Майкл заберет Джеймса?.. Или их треугольник как-то сам организуется со временем, у каждого будет своя роль в нем, свое место.

Он смотрел в окно, думал, что надо было бы поговорить с Винсентом. О чем-нибудь. Отвлеченном. Им предстояло стать ближе, им стоило бы начать… дружить?.. Хотя бы разговаривать, а не ехать в полном молчании. Майкл все искал подходящую тему. Пытался представить, как это будет. Вообще. Как они смогут. Втроем.

— Майкл, — позвал Винсент, глянув на него. — Может, не все получится сразу. Но мы попытаемся. Не волнуйся.

Он звучал покровительственно, но ласково. Будто уже решил взять его под свое крыло, опекать так же, как Джеймса. Раздувать в нем «божественную искру». Майкл поморщился, повел шеей, сбрасывая напряжение.

— Не самые странные отношения в моей жизни. Бывало и хуже.

— Я думаю, у нас получится, — довольно спокойным тоном сказал Винсент. — В сущности, мы все хотим одного и того же.

Майкл почесал нос. Ужасно хотелось выпить. Хотя бы немного. Конечно, он не хотел заваливаться к Джеймсу пьяным, но пропустить глоток-другой просто для расслабления было бы очень полезно. Где-нибудь по дороге. В этом же не было ничего плохого, так?

— А нам не надо привезти вина и букет цветов?.. — спросил он. Это все еще звучало абсурдным, но он уговаривал себя, что так будет лучше. Потом не выдержал: — Господи, как ты вообще представляешь заявиться к нему с этой идеей?.. «Привет, теперь нас будет трое»?..

— Можем обсудить, время есть, — покладисто предложил Винсент таким тоном, что становилось ясно: он обсуждал в своей жизни все, буквально каждый чих.

— Я предпочитаю импровизировать, — сказал Майкл, отворачиваясь к окну.

У него было странное чувство. Его слегка подташнивало, словно он проглотил подгнившую надежду, и желудок теперь бурлил, решая, каким путем отправить ее назад, поверху или понизу. Но надежда была. Странная, иррациональная надежда, что сейчас все проблемы решатся. Потому что кто-то пришел и решил их. Винсент ведь сам предложил. Он разумный, цивилизованный, Джеймс всегда в нем этим и восхищался. Он же не может предлагать полный бред? В этом должен быть смысл.

В голове застыла неотвязная мысль, что если им удастся заняться сексом втроем, значит, все получится. Все остальное — неважно. Быт, отношения, притирки — это все сложится само собой. Главное — разобраться, кто кого. И как. И когда.

— У вас, — спросил он повернув голову к Винсенту, и заметил в ответном взгляде мгновенное понимание, — как было обычно?.. Кто был сверху?..

— Обычно это был я, — ответил Винсент с каким-то неожиданным облегчением, будто тоже думал на эту тему, но не решался задать вопрос. Перехватил руль расслабленнее, коротко вздохнул. — А у вас?..

— Тоже, — сказал Майкл. — Чаще всего. Почти всегда.

— Хорошо, — Винсент кивнул. — Хорошо. Меня это устраивает. Думаю, так и останется.

— Нам же не обязательно… — начал Майкл, но Винсент понял его с полуслова:

— Нет. Нет, нам — не обязательно. То есть, я, конечно, буду не против, — с проблеском энтузиазма добавил, и Майкла опять замутило. Наверное, это просто был обычный эффект перелета с континента на континент.

— Нет. Я думаю, это лишнее.

— Как скажешь, — согласился Винсент с тем же энтузиазмом. — Мы можем ограничиться чем-нибудь очень простым.

— Да, — сказал Майкл, который открыл в себе совершенно неожиданную способность едва ли не читать мысли Винсента. — Чего-то простого будет достаточно.

— Отлично, — кивнул Винсент. — Я рад, что мы понимаем друг друга. Может, со временем…

— Сомневаюсь, — быстро сказал Майкл. — Я ничего не имею против тебя, — тут же добавил он, — но мне кажется, это лишнее.

— Давай для начала попробуем просто стать ближе, — предложил Винсент.

— Да. Просто попробуем, — отозвался Майкл. — А потом будем решать.

Винсент явно приободрился, Майклу тоже стало полегче. На душе посветлело. Франция показалась ему не такой уж унылой. Он начал обращать внимание на домики, на дымок, поднимающийся из труб, на мосты через живописные речки. Через два часа после выезда из Парижа по обе стороны от дороги потянулись виноградники. Майкл скользил по ним глазами, пока не задремал. Проснулся, только когда Винсент легонько потряс его за плечо и сказал, что они на месте.

Старинный французский коттедж с острой крышей, выложенной серой черепицей с пятнами лишайника, выглядел почти как картина Кинкейда. Он был старым, но очень ухоженным. Следы времени, видневшиеся то там, то здесь, казались небрежными и естественными, но выглядели слишком живописно и явно были оставлены намеренно. Немного мха и лишайника на черепице, чуть нестриженые кусты, подвязанные веревкой, яркие пучки цветов, торчащие в глиняных горшках — все это было очаровательным настолько, что даже Майкл почувствовал какое-то умиротворение. Этому маленькому мирку было, наверное, лет триста. Все эти годы здесь жила одна и та же семья, сменяя друг друга поколение за поколением. Здесь когда-то бегали дети в платьицах и штанишках, сида приезжали кареты, здесь, возможно, прятались от революций нищие аристократы — а может быть, наоборот, здесь собирались опьяненные кровью и свободой сторонники революций?

Майкл подумал, что было бы здорово как-нибудь расспросить Винсента о его семье. Раз она такая огромная, они помнят свою историю. Кто они?.. Чем занимались? Как далеко уходят их корни?.. Он бы послушал. Он бы даже, наверное, спросил его, что они находят в этом своем вине, научился бы его пить. Однажды.

— Твоя сестра будет не против, что мы так заявились? — спросил он.

Винсент хлопнул дверцей машины, пожал плечами.

— Они уехали в горы, кататься на лыжах. Весь дом в нашем распоряжении, мы никого не побеспокоим. Идем?..

Джеймс нашелся в саду позади дома. Он стоял под садовой аркой, увитой вечнозеленым плющом, курил Голуаз. Заслышав шаги, обернулся. Заулыбался было, но, заметив Майкла — замер, распахнув глаза. Непонимающе посмотрел на Винсента.

— Я хочу тебе сказать кое-что, — мягким тоном начал тот, подойдя ближе.

— Что происходит?.. — напряженно спросил Джеймс.

— Все хорошо, просто я хотел обсудить…

— Мы уже все обсудили, — ничуть не успокоенный его тоном, сказал Джеймс. — Зачем он здесь?..

Майкл не знал, что сказать, но тоже подошел ближе. Встал, сунув руки в карманы. У него было странное чувство, будто Винсент, поставив его перед Джеймсом, сейчас заведет своим мягким голосом волынку про то, какой он мудак и как Джеймс в нем всегда ошибался. Он чувствовал вину — непонятно за что. Потом вспомнил — было за что, за их последнюю встречу. Он же приехал сюда извиняться. Такой был план. Главное — не забыть об этом.

Джеймс переводил непонимающий, почти враждебный взгляд с одного на другого.

— Все может быть не настолько сложно, как нам казалось, — сказал Винсент.

— Что — все?.. — спросил Джеймс, явно отказываясь понимать, о чем идет речь.

Майклу казалось, это пройдет легче. Он был почти уверен, что Джеймс все поймет, стоит ему увидеть их вдвоем с Винсентом. Потому что, ну, что же еще можно подумать?.. Но Джеймс даже не попытался догадаться. Или побоялся?.. Майкл смотрел на него во все глаза, но понимания в ответном взгляде не видел. Ему безумно захотелось сбежать, но он остался. Винсент оглянулся на него, будто приглашал тоже высказаться.

— Ну, — сказал Майкл. — Мы тут поговорили. Типа, есть тут один вариант.

— Нет никаких вариантов! — отрезал Джеймс и почти гневно посмотрел на Винсента. — Я даже знать не хочу, о чем вы там говорили!

— Просто выслушай нас, — попросил тот.

— «Вас»? — возмущенно переспросил Джеймс. — Вас?! Так вы теперь заодно?!

— Это просто идея, — просящим тоном сказал Майкл. — Дай же ты просто сказать.

— Воплощайте свои идеи как-нибудь без меня, — резко сказал Джеймс, мотнув головой в сторону дороги.

Винсент переглянулся с Майклом, незаметно вздохнул. Кажется, ему тоже казалось, что разговор выйдет проще. Он отступил назад, недвусмысленным жестом приобнял Майкла за плечи. У Джеймса в глазах промелькнула паника.

— Я хочу предложить тебе нас, — сказал Винсент.

— Вас?.. — потрясенно переспросил Джеймс, бледнея.

— Нас, — подтвердил Винсент. — Нас обоих.

— Вы оба спятили?.. — изумленно спросил Джеймс. — Накурились?.. Бредите?.. Как вы себе это… нет, — Джеймс оборвал сам себя. — Нет. Я даже знать не хочу, как вы себе это представляете.

— Почему нет?.. — спросил Майкл, удивленный больше, чем раздосадованный. Ему казалось, Джеймс должен был быть рад. Это же все решало!.. Да?..

— Потому что это бред! — твердо сказал Джеймс. — Я поверить не могу, что вы решили это за моей спиной!

— Мы не решили, — возразил Майкл. — Мы подумали, что стоит попробовать. И пришли узнать, что ты скажешь.

— Я уже сказал! Нет!

— Почему? — мягко спросил Винсент.

Его рука естественным образом соскользнула Майклу на пояс. Тот чуть поморщился, но отодвигаться не стал. Джеймс бегал глазами от одного к другому, от лица к лицу, к руке на поясе Майкла. Гневное и слегка испуганное выражение постепенно исчезало у него, сменяясь на растерянное.

— Это все упростит, — убаюкивающим голосом сказал Винсент.

— И что я должен ответить?.. — спросил Джеймс.

— Ты сам понимаешь, что с самого начала все к этому шло, — смиренно сказал Винсент. — Просто подумай… Больше не надо бегать. Винить себя. Мучаться. У тебя есть мы оба. Мы будем рядом.

Джеймс молчал, ничего не отвечая.

— Мы уже попробовали все, что могли, — сказал Винсент. — Ничего не вышло. Ты не можешь быть только со мной. Или только с ним. Ты пытался, но от этого всем становилось хуже. Если это не вариант — то что тогда?.. Что мы еще можем тебе предложить?

— Кроме нас самих? — неожиданно для себя сказал Майкл. — У тебя остается твой дом, прежняя жизнь. И я остаюсь. Что в этом плохого?

— Никто не должен больше страдать, — поддержал Винсент. — Ни ты, ни Майкл. Если ты не можешь выбрать — не выбирай.

Джеймс громко вздохнул, его лицо неожиданно посветлело так сильно, что показалось, будто он побледнел. Он смотрел на их лица, то на одно, то на другое, будто у каждого искал защиты — но не находил. Хотя защита была — вот она, стояла прямо перед ним в двойном экземпляре.

— Я знаю, что это не вполне обычная ситуация, — продолжал Винсент. — Но так будет лучше. Это избавит нас от всех этих сложностей.

— И это действительно то, чего вы хотите? — спросил Джеймс. — Вы, оба?..

— Да, — сказал Винсент.

Майкл пожал плечами. Не то чтобы он действительно этого хотел, но это определенно был лучший вариант из возможных.

— А как же твоя карьера? — вполголоса спросил Джеймс.

— Но вы же женаты, — сказал Майкл. — Будем говорить, что я друг семьи.

— Друг семьи, — задумчиво повторил Джеймс.

Он бросил сигарету на землю, затоптал каблуком. Покачал опущенной головой, будто окончательно отказывался. Майкл шагнул к нему, взял за руку, притянул к себе. Джеймс безвольно ткнулся ему носом в плечо, судорожно вдохнул. Поднял руки, вцепился в отвороты легкого пиджака, вдохнул снова.

— Ладно.

— Ладно?.. — переспросил Майкл — ему показалось, это был просто выдох.

— Ладно. Да. Хорошо, — тихо сказал Джеймс.

Винсент шагнул к ним, обнял. Майкл почувствовал его тяжелую руку у себя на плече. Джеймс вздрогнул, сильнее вжался в Майкла.

— Все будет хорошо, — успокаивающе сказал Винсент — то ли себе, то ли им обоим. — Все в порядке.

Они ушли в дом. Винсент предложил выпить, Майкл горячо поддержал идею — выпить было самое время. Теперь надо было привыкнуть к этому решению, осознать, что все изменилось. Он думал, что теперь, когда все решилось, ему должно было стать легче, но легче пока не становилось. Наверное, им всем просто нужно было время. Джеймс казался потерянным, иногда недоверчивым взглядом скользил по их лицам, брал себя за локти, ежился, будто от холода. Винсент ушел на кухню, взял бутылку их семейного вина с решетчатой стойки. Выставил бокалы на столешницу. Разлив вино, обнял Джеймса, энергично растер ему руки. Джеймс приткнулся к нему лбом, глухо вздохнул.

— И как все это будет выглядеть? — вполголоса спросил он. — Что вы хотите, чтобы я делал?..

— Мне кажется, кардинально у нас ничего не изменится, — ответил Винсент.

Джеймс, не отрываясь от его плеча, протянул руку в сторону, взял вино. Винсент погладил его по затылку, поцеловал в висок. Майкл подошел, встал рядом, тоже не очень представляя, как себя вести, но надеясь, что все сейчас само как-нибудь утрясется. Винсент поманил его ближе. Майкл шагнул к ним, положил Джеймсу руки на пояс. Потянул спиной к себе — и тот поддался, со вздохом откинулся ему на грудь. Винсент чуть подался вперед, зажимая Джеймса между их телами. Будто хотел успокоить, физически показать, что они оба рядом, оба с ним, оба его. Джеймс взволнованно дышал, но, кажется, успокаивался. Их присутствие рядом явно действовало на него благотворно.

Так тому и быть. Майкл старался расслабиться. Они все были слегка на нервах, но он был уверен, что этому не стоит придавать большого значения. Они успокоятся. Все придет в норму. Зато теперь они смогут видеться, не думая хотя бы о том, что по этому поводу думает Винсент. Майкл прижался щекой к голове Джеймса, слегка качнул его. Может, и не обязательно вычеркивать из этого уравнения Винсента. Может, пусть его. Джеймсу ведь правда нужна забота, нужен надежный человек рядом, а не тот, который вечно мотается где-то, как собачий хвост.

Он сдержал зевок, чувствуя, как от тепла постепенно начинают закрываться глаза. Взял бокал у Джеймса, который стоял, опираясь на них обоих, отпил пару крупных глотков.

— Тебе стоит прилечь, — предложил Винсент. — Представляю, как тебя выматывают эти перелеты.

— Нормально, — пробурчал Майкл. — Я почти привык.

— Я думаю, нам всем стоит немного отдохнуть, — настойчиво сказал Винсент. — Да? — спросил он у Джеймса, и тот что-то согласно угукнул. — Идем. Я все покажу.

Майклу казалось, это не самая лучшая идея, но лечь и правда хотелось. Он кивнул. Взял Джеймса за руку. Винсент сделал то же самое, увлекая их за собой. Открытое вино осталось стоять на кухне.

В гостевой спальне была широкая кровать — прямо как на троих, — невольно подумал Майкл. Он сбросил обувь, сел на упругий матрас. Винсент кивнул Джеймсу туда же:

— Давай приляжем.

Джеймс опустил глаза, не решаясь спорить. По нему было видно, что ему все это неловко. Но Майклу тоже было неловко, и он объяснял себе это тем, что просто ситуация очень уж необычная, к ней надо еще приноровиться, приспособиться как-то. Он завалился набок, выжидательно глядя на Джеймса. Подгреб его ближе к себе, когда тот опустился рядом, развернул спиной к себе и обнял поперек живота. За Джеймсом лег Винсент. Положил руку на них обоих, поверх. Майкл лежал молча, постоянно проверяя себя — как ему с этим? Нормально? Вроде бы ничего? Вроде бы ничего, да. Хотя без Винсента было бы вообще идеально, но можно немного подвинуться, в конце концов. Он же не последний человек в жизни Джеймса, надо с этим считаться. И Майкл считался. Правда, от такого соседства спать расхотелось.

Он лежал, дышал теплом Джеймсу в затылок. Тот явно пригрелся, расслабился. Устроился поудобнее. Майклу показалось, он начинает этим всем как-то проникаться даже. Это было даже приятно — лежать, обниматься, молчать. Иногда касаться друг друга, поглаживать.

Он же никогда не имел ничего против секса хоть втроем, хоть вдесятером. Он всегда думал, что чем больше людей — тем веселее. Его увлекал не только процесс, но и комбинаторика. Конструктор из человеческих тел, где свободных отверстий всегда больше, чем участников, и выигрывает тот, кто сумеет занять собой максимум. Может, и здесь все как-нибудь сложится. Постепенно. Он пока, правда, совершенно не представлял себе — как. Но, наверное, что-нибудь они придумают.

Джеймс дышал ровно, спокойно. Его отпустило. Майкл тоже чувствовал, что ему легче дышать. Винсент скользнул рукой по Джеймсу вдоль тела, взял Майкла за руку. Недвусмысленно погладил по тыльной стороне ладони большим пальцем. Майкл раскрыл глаза, приподнялся на локте. Джеймс тоже проснулся, вопросительно глядя на Винсента.

— А мы не слишком торопим события? — спросил Майкл. Но руку отнимать не стал. Джеймс оглянулся на него, вновь посмотрел на Винсента распахнутыми глазами, будто ждал, что тот скажет ему, что делать.

— Ты точно этого хочешь? — тихо спросил он.

— Я хочу, чтобы вся эта чертова карусель прекратилась, — сказал тот, едва ли не впервые на памяти Майкла позволяя себе экспрессивное выражение. — Я хочу перестать видеть, как вы оба мучаетесь — и сам хочу перестать изводиться.

— Тебе не кажется, что это немного безумно?

Винсент усмехнулся — чуть нервно. И почти весело.

— Я почти всю жизнь был правильным и разумным. Немного безумия мне точно не повредит.

— Ты хоть как себе все это представляешь?.. — с сомнением спросил Майкл, которого здорово волновала техническая сторона вопроса.

— А мы попробуем — и узнаем, — с легкой бравадой сказал Винсент.

Он смотрел на Джеймса еще пару мгновений — а потом поцеловал. Джеймс ответил, прильнув к нему. Майкл смотрел на них, застыв, словно его ударили по голове. Ревности не было — был, кажется, только шок. Отчетливое осознание, что все это — на самом деле — сюрреалистичный бред. Дурной сон. Ему хотелось, чтобы этот сон поскорее закончился, он зажмурился, надеясь, что, когда он откроет глаза, Винсент исчезнет — и окажется, что они с Джеймсом вдвоем, и можно будет сказать ему, нервно смеясь, слушай, мне такой бред приснился — аж мурашки по всему телу.

Но Винсент не исчезал. Заставить его исчезнуть можно было, лишь отобрав у него Джеймса, а как раз этого Майкл сделать не мог. Потому что Джеймсу были нужны они оба, и он держал эту мысль в голове, не давая ей сорваться с поводка. Ему нужны оба. Они раздели Джеймса в четыре руки, сами выпутались из рукавов и штанин, и Майкл практически не волновался о том, как все пройдет — он знал, что на этом поле он точно сильнее, Винсент хорош в заботе, в ежедневной рутине, а он — он хорош в сексе, и мало кто может его превзойти. Уж точно не Винсент.

Джеймс льнул то к одному, то к другому, с беспомощными глазами, опять разрываясь, кого целовать, кого гладить. Майкл придерживал его, шептал, что все хорошо. И все было бы хорошо, если бы к ним обоим не тянул руки Винсент, привлекая к себе и отвлекая их друг от друга. Этот пазл никак не складывался, а сложить его привычным образом, трахнуть Джеймса с двух сторон, например, Майклу казалось кощунственным. Он не мог. Отпускал по его телу руки и губы, пальцы, но взять его, здесь, вот так — от одной мысли у него в паху все слабело. Винсент, заметив, даже попытался (по-дружески?) ему помочь, и минет, кстати, он делал неплохо, но Майкл был уверен, что для первого раза так далеко они заходить не будут. Ни он, ни Винсент.

Джеймс, перенервничав, тоже был не в самом боевом состоянии, из них троих стояло и не падало только у Винсента, Майкл удивлялся даже — вот выдержка у человека, это ж какие нервы надо иметь?..

Нервы у Винсента были — канаты, после Майкла он взял и у Джеймса, и они не сразу приноровились к единому ритму — рот Винсента, пальцы Майкла, напряженное тело Джеймса. Майкл никак не мог понять, почему же раньше все складывалось так легко, само собой, почему же теперь все так — неудобно, не так, не эдак, никак не прийти к согласию. Может, дело было в джетлаге, может быть — в кокаине. Может, Джеймс почему-то был чересчур напряженным, может, Винсент был слишком уж покровительственным, и у Майкла мелькала мысль, когда он жестко отвечал на опытный поцелуй, что надо просто трахнуть Винсента — вместо Джеймса — чтобы наконец перестал разыгрывать из себя умудренного жизнью отца психованного семейства.

Белый день заливал комнату ярким солнцем. За окном заливались птицы — так громко, что Майклу спросонок казалось — это будильник. Он нашарил свой телефон, попытался выключить звук — не получилось. Телефон молчал черным экраном. Птицы были живые, за окном.

Майкл приподнялся на локтях, огляделся. Вокруг была настоящая пастораль — картинки на стенах, деревянный пол, белый потолок с темными балками. Французская сказка. Хотелось пить. И выпить. Майкл помнил, что вчера они чуть-чуть приложились к местному вину, прежде чем подняться сюда. Майкл был бы очень не против повторить. В смысле вина. Оно наверняка так и стояло там, на кухне, оставленное на всю ночь.

На второй стороне кровати виднелась темноволосая голова, закопанная в подушки. Судя по широким плечам с россыпью родинок — это был Винсент. Майкл кашлянул, прочищая сухое горло, и тот поднял голову, взглянул на него. Выглядел он помятым.

— Утро, — сказал Майкл. Он не был уверен, на какой стадии близости они сейчас находятся с Винсентом, так что решил на всякий случай дистанцию держать нейтральной.

— Да. Доброе утро, — отозвался тот. Приподнявшись, поискал глазами Джеймса. Его самого и его одежды в комнате не было — наверняка ушел умываться или, там, курить за чашкой кофе, решив никого не будить.

— Как думаешь, как все прошло?.. — спросил Майкл.

Винсент неопределенно пожал плечами, сел. Потер руками лицо. Встряхнул головой, начал что-то говорить по-французски, но спохватился и перевел:

— Мне кажется, для начала неплохо. Нам еще надо будет притереться друг к другу, но в целом…

— Да, — согласился Майкл. — Кажется, ничего так.

Винсент, странным образом, бесить его перестал. Наверное, давно надо было так сделать. Майкл не горел желанием повторять в ближайшее время вчерашний опыт, но результат его более чем устраивал. Винсент, в сущности, оказался не такой уж плохой мужик. С ним можно общаться. С ним можно будет дружить. А что еще нужно?..

Майкл встал, начал одеваться. Натянув трусы и накинув рубашку, заметил на старинном трюмо в углу белый лист бумаги, сложенный, как записка. Вчера его вроде не было. Он подошел. Развернул.

«Дорогой Винсент,

я должен попросить у тебя прощения, хотя понимаю, что простить это будет трудно даже такому человеку, как ты. Все зашло слишком далеко. Туда, куда я никогда не хотел заходить. Я поддался слабости, вашей настойчивости, но прежде всего — своей слабости. Я согласился, и сейчас одновременно жалею об этом — и благодарен тебе за то, что ты дал мне повод. Настолько веский повод. Любой другой не побудил бы меня сделать то, что я собираюсь.

Я виноват перед тобой больше, чем перед кем-либо еще. Но я не могу. И не хочу — так.

Я всегда был и всегда буду благодарен тебе за все, что ты для меня делал. И даже за то, что ты попытался спасти то, что рушилось. Ты всегда делал все, что мог, ради меня.

Но мне омерзительно, что я не нашел в себе силы сказать вам «нет» столько раз, сколько было нужно, чтобы вы услышали.

Я не могу сделать тебя счастливым. Мне жаль. Я не знаю, как выразить в этих словах все свое сожаление, я могу лишь повторять: мне жаль, очень жаль, горько жаль, мне безумно жаль. Ты заслуживаешь счастья. Ты заслуживаешь любви. Ты столько сделал для меня, стольким был для меня! Я полагался на тебя в стольких вещах!.

Но, полагаясь на тебя, я разучился быть самостоятельным.

Весь этот год меня сопровождала она ужасная мысль. Я панически боялся потерять тебя. Панически.

Потерять вас обоих.

И ради того, чтобы вы оба продолжали оставаться со мной, я делал то, что теперь вызывает у меня только стыд и раскаяние.

Я до сих пор боюсь остаться один. Это всегда было моим кошмаром — жизнь в одиночестве. Эта мысль и сейчас пугает меня настолько, что мне хочется разорвать это письмо, вернуться к вам, вцепиться в вас и просить вас никогда не оставлять меня. Умолять вас не отказываться от своего предложения, оставаться со мной, всегда, вечно.

Я не секунды не сомневаюсь в том, что вы меня любите.

Я всегда соглашался с тем, что другие решали для меня, за меня. Я всегда шел за чужими желаниями.

Мне стыдно это писать, но это правда — я всегда прилеплялся к тому, кто сильнее меня, и отдавал контроль в чужие руки. И больше всего на свете меня пугала мысль, что однажды мне придется что-то решать самому.

Если я останусь с вами сейчас, вам скоро некого будет любить. Меня не станет. Вы — два сильных, ярких, талантливых человека. Вы оба привыкли прогибать жизнь под себя. Каждый из вас владеет моим сердцем. Но если я буду с вами, никто не заметит, и вы, что ужаснее всего, тоже этого не заметите — как я тоже прогнусь под вашу волю. Чтобы не потерять никого из вас.

И меня не станет.

Это самое отчаянное решение в моей жизни, но мне кажется, оно единственно правильное. Я ухожу. Я не останусь ни с кем из вас. Я должен попробовать сам. Мне тридцать лет, а я никогда не пробовал жить один. Я был уверен, что я не справлюсь — ведь я слишком слаб, я не смогу, я не выживу в одиночестве, без опоры на того, кто сильнее.

Пришло время узнать, так ли это.

Майкл,

меня всегда восхищало в тебе, что ты делаешь только то, что по-настоящему хочешь делать и что считаешь правильным. Пожалуйста, никогда больше не изменяй себе. Смотреть, как ты ломаешь себя — мучительно.

С любовью,

Джеймс»