Глава 44

Вырваться домой на Рождество Майкл не смог — отдыхать не было времени. Скандал вокруг «Нью Ривер» набирал обороты, и это было плохое время, чтобы оставлять Лос-Анджелес. Мир менялся на глазах, будто наступал Апокалипсис. В определенном смысле это так и было. «Нью Ривер», падая, многих цепляла осколками. Первой прилетело Дакоте: она лишилась работы. Она рассказала слишком многое, чтобы клиенты продолжали ей доверять. Удивительно, как они, обращаясь с девочками по вызову, как с мебелью, ждали от них лояльности. Дакота, впрочем, не огорчилась. Сказала, что ей не помешает пауза, чтобы все обдумать. Но что именно она собиралась обдумывать- не говорила.

Где-то в глубине души Майкл испытывал странное облегчение, что он не появится дома на Рождество. Ему пришлось бы сообщать родителям новости о Джеймсе, а он суеверно боялся делать это по телефону.

— Может, тебе не стоит встречать Рождество одному? — спросил Майкл.

В Лондоне был вечер, в Лос-Анджелесе — разгар дня. Майкл сидел в гримерке телестудии, ждал, пока позовут — у него был эфир на дневном шоу, после которого он ехал на вечернее. В окошке Скайпа была видна его преобразившаяся квартира, на сером диване сидел Джеймс.

— Предлагаешь прилететь к тебе? — спросил он, накручивая на палец волнистую прядь. — Я устал от перелетов, да я и не успею к тебе.

— Нет, я имел в виду — ты мог бы съездить к Винсенту. Он будет рад тебя видеть, и он говорил, его семья в тебе души не чает. Чего тебе сидеть одному?..

Джеймс помотал головой.

— Нет. Мы с ним уже виделись, и я не хочу никуда ехать. Мне хочется посидеть на одном месте и поболтать с тобой.

— Ладно, — улыбнулся Майкл.

— Хотя, — с сомнением сказал Джеймс, — наверное, я съезжу к отцу. Он сейчас один.

— Хочешь с ним помириться? — спросил Майкл.

— Понимаешь, — вздохнул Джеймс, — многое изменилось. Он был неправ. Но я не хочу вспоминать ему это до конца своих дней. Я понял, что он сделал то, что он сделал, не потому, что хотел мне навредить. Все было очень сложно. Когда я уехал от вас обоих, я ведь сделал то же самое, что он сделал тогда. Отослал сам себя пожить в одиночестве и разобраться в себе. Просто в восемнадцать лет я был к этому не готов. Но посмотри, как все обернулось. Может быть, он где-то все же был прав?.. Не во всем. Но в чем-то.

— Я не знаю, — с сомнением протянул Майкл.

— Я хочу простить его. Знаешь, Винсент научил меня одной важной вещи. Любить и прощать. Это все-таки мой отец. Кажется, сейчас я могу его понять. Он был несчастен всю свою жизнь. Но он всегда любил меня. Он давал мне все, что в был в силах дать. Я не хочу делать его еще более несчастным. И потом, сейчас Рождество, — Джеймс улыбнулся. — А Кенсингтон отсюда совсем близко.

— Делай, как знаешь, — согласился Майкл.

— Какие у тебя новости? — спросил Джеймс, дотягиваясь до бокала шампанского, оставленного на столике.

— Меня зовут режиссером в два проекта, — сказал Майкл.

— Это здорово. Ты возьмешься?

— Я пока не уверен. Мне нужно понять, чем тут все кончится, и потом, у меня скоро съемки. Но это ненадолго, и, кстати, они будут в Европе, так что я в любом случае скоро окажусь поближе к тебе.

— Прекрасная новость, — улыбнулся Джеймс.

Они сидели по разные стороны окошек Скайпа, но Майкл странным образом не чувствовал себя одиноким. Сейчас казалось — все будет хорошо. Обязательно будет.

Наступил январь, а работы лишь прибавлялось. Прежняя жизнь затягивала. Майкл возвращался домой уставший, с головой, полной дневного шума, обрывков музыки, знакомств и разговоров.

Время бежало стремительно. В конце января в штормовом голливудском небе прогремел гром. Объявили номинантов на «Оскар» — и в их числе оказался фильм Майкла. Майкл не следил за новостями — Зак сам позвонил ему. Кажется, он плакал. По крайней мере, эти звуки в трубке трудно было трактовать иначе — разве что можно было предположить, что он дрочит, но Майкл крайне сомневался, что Зак стал бы.

— Почему? — изумился Майкл. — У нас не было кампании!..

— Майкл, — без стеснения шмыгая носом, сказал Зак. — Ты же понимаешь, что ни один фильм «Нью Ривер» в этом году ничего не получит. А в следующем студия перестанет существовать. Никто не поддержит Ларри — а у него сильные фильмы, этого не отнять. Он знает рецепт «Оскаров», он занимается этим уже много лет. Но после всех этих скандалов у него нет шансов.

— А другие фильмы?

— Другие? Давай я тебе кое-что объясню. Ремейк «Серенады Солнечной долины”- это мюзикл. Он не получит серьезных наград, потому что мюзикл награждали в прошлом году. Это мертвый жанр, как бы его ни пытались реанимировать. Два мюзикла два года подряд — это перебор, обойдутся номинацией. Кто еще?

— «Девушка Пятница», — сказал Майкл.

— Байопик, сделанный по скучному, годами выработанному стандарту. Он предсказуем.

— Там отличные драмы… — начал Майкл.

— Слушай меня, — перебил Зак. — «Первая полоса» — слишком интеллектуальная и депрессивная, академики такое не любят, хотя фильм неплох. «Амберсон»?.. У режиссера уже есть два «Оскара», третий он не получит. «День Гарланда» слишком камерный для Оскара.

— Но их же хвалят!..

— «Тихую заводь» допустили с нарушением регламента, он был в прокате только формально. «Рудольф» — картина про лошадь? Ну не отдавать же Оскар лошади.

— По-моему, ты предвзят, — сказал Майкл.

— «Злой и красивый», — продолжал Зак. — У фильма французский режиссер, в прошлом году француз уже получил «Оскар» и хватит с них. Это «Оскар», а не Канны. Кто остался?.. «Лисичка Хеллман» — ностальгический эскапизм, без шансов, кроме того, он про лесбиянок, а вы с «Баллингари» взяли три Оскара совсем недавно. Должно пройти лет пять, чтобы еще один фильм на эту тему вырвался в финал. Голливуду не нужны сейчас драмы о любви, не тот момент.

— А какой сейчас момент?

— Майкл, ты аутсайдер, — сказал Зак. — На фоне грызни, которая сейчас идет между студиями, ты — аутсайдер. Это Ларри устроил тебе кампанию, это он заставил всех посмотреть твой фильм. И то, что он так навалился на тебя, сейчас разворачивает все симпатии в твою сторону. Даже если ты ничего не возьмешь, — добавил он, — ты уже в номинации. Я поздравляю тебя.

Он опять шмыгнул носом.

Майкл был настолько растерян, что сам не знал, что и думать. Нет, он не верил, что они победят, несмотря на слова Зака. Но само по себе признание было лестным. Хотя он не думал, что заслуживает его. Это был первый опыт, и ему все время казалось, что другие сделали куда больше, чем он. Он всего лишь придумал историю.

В студии вечернего шоу собралась часть их дружной команды. Питер сидел рядом с Майклом. Как мальчишка, крутился в кресле, встряхивал головой, откидывая с плеч темные кудри. Встречаясь глазами, они улыбались друг другу. С другой стороны сидел Бран, самый часто упоминаемый в титрах человек, потому что на нем держалось практически вся техническая часть съемок — а еще он был продюсером, водителем, навигатором, актером — да кем он только не был! Уперевшись локтями в подлокотники, он безмятежно улыбался и крутил носком лабутенов. Майкл, посматривая на его идеально сочетающееся все, начиная с цвета носков и заканчивая изнанкой ворота рубашки и подкладкой пиджака, чувствовал себя чересчур натуралом в своей первой попавшейся футболке и ближе всех лежащем пиджаке, до которого дотянулась рука, потому что он висел в кабинете на спинке стула. Впрочем, судя по взглядам, которыми ведущая смотрела на них, все трое были хороши, каждый по-своему.

Это должно было быть обычным трепом о фильме и вокруг него. Только Майкл и ведущая шоу знали, что будет на самом деле. Он должен был бы волноваться, но Майкл был спокоен. Хотя он не знал, что будет ждать его впереди — он знал, что только так будет правильно.

— Это уже второй фильм, который вы делаете вместе, — сказала Эллен Дедженерес, и Майкл и Питер вразнобой кивнули.

— Я буду надеяться, что не последний, — сказал Питер, радостно улыбаясь. — Иногда я чувствую себя молодым Энакином рядом с Дартом Сидиусом. Мое изучение актерского мастерства, даже мое образование театрального критика, которым я очень горжусь, оказывается каким-то неполным, когда я оказываюсь на площадке рядом с Майклом. Я знаю, как все должно работать, в чем заключается моя работа — но иногда он просто делает что-то, говорит что-то такое, что я могу только — «Вау!..» — и все, и мне нужно идти медитировать над его словами.

— Он завлекает тебя на Темную сторону?.. — Эллен поддержала смех.

Майкл и Питер изобразили маленькую пантомиму «Темный властелин Вселенной и его ученик», так что даже Бран заулыбался и добавил:

— Да, в этом есть что-то от Темной стороны. Я никогда не хотел сниматься в кино, но опомниться не успел — я сижу в машине в его майке, держусь за руль и стараюсь не пялиться в камеру, которые торчит в окне.

— Ты сам попросился, — Майкл наставил на него длинный палец. — Я прекрасно помню, ты сам сказал, что хочешь сыграть водителя.

— Я пошутил!.. — засмеялся Бран.

— Бранвен, что подтолкнуло вас принять такое огромное участие в независимом проекте?

— Мне понравился сценарий, — спокойно улыбаясь, сказал тот. — В последние годы выходит такое огромное количество прекрасных книг, фильмов, сериалов — аудитория становится все более требовательной к тому, что они видят, читают, слушают, что они выбирают. Так что создателям контента приходится приноравливаться к этому. Именно к ним, к аудитории, а не к тем, кто в итоге купит независимый проект и сделает из него коммерческий продукт. Независимое кино хорошо тем, что ты можешь позволить себе сфокусироваться на том, что для тебя действительно важно. Взяться за историю и рассказать ее так правдиво, как ты сам видишь. Аудитория ждет интересных историй, сложных историй. Они не просто принимают что-то, но ждут, что история будет захватывающей, сложной, детализированной. Студии обычно вовлекают в создание фильма сотни людей, это происходит каждый год — еще больше экшена, больше драк, погонь, взрывов, больше саспенса, больше визуальных эффектов — и за всем этим сама история постепенно теряется, а ведь история — это то, за чем зрители приходят в кино. И, возвращаясь к вашему вопросу — меня покорила история. Я читал сценарий, я был примерно на середине, когда поймал себя на том, что не вижу строчки перед глазами — я вижу картинки. Когда я осознал это, они исчезли, и я страшно разозлился, что не могу включить их обратно. Тогда я решил, что хочу дать ему денег, — Бран кивнул на Майкла, который с интересом слушал его, — чтобы он показал мне эти картинки еще раз.

— Питер, — сказала Эллен, — ваш герой — он кажется совершенно обыкновенным, таким парнем, которого можно встретить на улице, в очереди в кофейню или сказать — я его знаю, это же тот парень, он живет по соседству. Вы даже одежду для него подбирали самостоятельно из собственного шкафа.

— Почти всю, — улыбаясь, сказал Питер. — Кое-что пришлось искать по сэконд-хендам.

— Каково это — играть, когда у вас фактически нет костюма, а вы предстаете перед камерой, как есть?

— Я хочу сказать, что внешний вид героя, его визуализация — это невероятно важно. Когда ты надеваешь костюм, даже если это просто футболка и джинсы — это момент трансформации. Так всегда было, и это особенно касается костюмных фильмов. Это очень тонкий, очень важный процесс, который помогает находить связь со своим героем. Когда ты надеваешь костюм, с тобой что-то происходит — оно должно, и меня всегда пугало, если я чувствовал, что ничего не происходит, ничего не меняется. Идея в том, что когда ты перевоплощаешься в героя, ты чувствуешь себя иначе, у тебя меняются жесты, мимика, походка, ты иначе двигаешься — и когда ты это чувствуешь, ты должен запомнить этот эффект, запомнить язык тела своего героя, чтобы носить его с собой. Иногда это непросто, потому что костюм, который великолепно смотрится на экране, в жизни неудобен — он тяжелый, он давит, трет, в нем не повернуться, а у тебя еще может быть парик, что угодно еще — но ты должен действовать так, словно твоему герою привычно все это носить, ты должен найти способ заставить его выглядеть во всем этом естественно. По крайней мере, так всегда было для меня до тех пор, пока Майкл, — Питер кивнул в его сторону, — не показал мне, что можно действовать иначе. Что многое, если не все, можно найти в себе, а не в костюме. Так что для меня почти не имело значения то, что у меня был обычный гардероб. Мой герой был внутри меня.

— Майкл, как вы выбрали Питера для этой роли?

— Я не выбирал, — признался тот. — Я с самого начала хотел видеть Питера в главной роли. Мы отлично сработались во время «Баллингари», так что Питер был единственным серьезным кандидатом, честно говоря. Для меня было особенно интересно, что, если мы снова будем работать вместе, это будет нечто, кардинально отличающееся от прошлого совместного фильма. По динамике, по настроению, по принципу работы — ведь это уже не будет дуэт двух актеров, это будет что-то совершенно новое.

— Это ваш режиссерский дебют, — сказала Эллен. — Почему именно он вдохновил вас попробовать свои силы в создании фильма?

— Самый простой и скучный ответ — потому что я написал сценарий. Я как многие наивные новички был уверен, что только я смогу воплотить эту историю в жизнь. Она не должна была стать крупным студийным проектом. Я не собирался врываться в двери какой-нибудь студии, требовать тридцать миллионов и делать масштабный проект. Это маленькая история о большом путешествии, и я был уверен, что это будет круто — взять и снять все своими силами.

— Я знаю, что у вас есть люди, которые согласились работать с вами, даже не читая сценарий. Можете рассказать, почему вы их взяли и по каким принципам вы отбирали людей?

— Каждый из этих людей оказался идеален на своем месте, — сказал Майкл. — А еще они мои друзья. Я знал, что они согласятся, потому что им самим будет интересно, а не потому, что они сделают мне одолжение. Кроме того, для меня как для новичка было очень важно получить поддержку со всех сторон — а они поддерживали меня, все они.

— Майкл, вы известны тем, что у вас есть талант делать неприятных героев привлекательными, — сказала Эллен. Питер засмеялся, кивая. — У вас довольно много таких ролей — вы не играете «простых хороших парней», это всегда люди сложные, опасные, неприятные — но вы наделяете их невероятной харизмой. Почему вы тяготеете именно к таким ролям?

— Думаю, потому что в каждом из них я ищу что-то, что сделало их такими и это интересно, это сложно. У положительных героев всегда довольно предсказуемая мотивация — они хотят быть хорошими, они хотят спасать, защищать, помогать. Я считаю, что это прекрасно и такие герои нужны — но если видеть в их противоположностях лишь тех, кто хочет разрушать и причинять боль — окажется, что мир черно-белый, где есть четко определенное добро и зло и их вечное противостояние. В этом мире легко осуждать того, кто не вписывается в образ «положительного героя». Но люди сложны. Я ищу в себе эмпатию к каждому из своих героев, я ищу, что им движет, что сделало его таким, где в своих собственных глазах он пытается быть «хорошим» несмотря на то, что им могут двигать боль, гнев, желание мести. Я ищу его уязвимости. И когда все это соединяется вместе, рождается по-настоящему живой характер. Их ослепляют эмоции, они не уверены в себе, уязвимы, напуганы — и исходя из этого, они действуют. Для меня это очень интересно — потому что это делает их людьми. Я всегда старался искать то, что не написано в сценарии, играть то, что не написано — но что могло бы быть. Всегда есть сцена, где я могу сказать себе: «Окей, давай сделаем это чуть более нервно, чуть более горячо».

— Питер, возвращаясь к вашему герою — он одиночка, верно?

— Да, он одиночка, и долгое время это был его собственный выбор. Он непростой герой. Будь он более связан с реальностью, он бы не сделал того, что сделал. Будь у него голова на плечах, он бы с самого начала сказал себе: так, это невозможно, никто еще этого не делал и у меня точно не получится, нет ни одного шанса — и все, и истории бы не было, фильма бы не было. Но он, в определенном смысле, наивен. Он полон страха — перед людьми, перед миром. Мир полон людей и кажется ему опасным. Он пускается в путешествие не потому, что находит в себе смелость — а потому что он просто сам не понимает до конца, насколько сильно боится. Ему приходится говорить с людьми, с которыми он никогда в жизни не заговорил бы в обычных обстоятельствах. Он садится в машину к незнакомым людям, он говорит, с ним говорят, над ним посмеиваются — будь он обыкновенным, он бы заметил, ему было бы неловко и стыдно, и он бы повернул назад, бросил все. Но он так сфокусирован на своей цели, что он не видит. И действует так, как не стал бы ни один разумный человек. И в этом его сила.

— Майкл, вы сами были заняты в производстве фильма?

— Да, и это было интересно и сложно одновременно. Для меня было открытием, сколько работы требуется для подготовки каждой сцены — я имею в виду техническую часть. Как важно, чтобы сет был готов к тому моменту, когда ты появляешься. Будучи актером, я себе даже не представлял, сколько работы требуется для этого. Обычно ты просто сидишь и ждешь, пока кто-то постучит в дверь трейлера и позовет на площадку. Но кино делается не только тогда, когда мы играем свои роли — оно начинается задолго до этого. Кто-то выбирает места съемок, кто-то планирует график, кто-то готовит декорации и реквизит и расставляет все по местам, кто-то настраивает свет. Огромная работа проделывается еще до того, как актер выйдет на площадку, скажет свои реплики и уйдет. И мне было невероятно интересно заглянуть в этот процесс с изнанки. Я узнал, как многое зависит от света, от камеры, от композиции кадра. Это было очень познавательно.

— Что было ли для вас самым большим испытанием во время съемок?

— Не уверен, что «испытание» это верное слово. Больше всего я волновался о том, чтобы найти нужное настроение. Я не знал, будет ли это в итоге так же хорошо, как я видел это у себя в голове. Мне пришлось понять, что огромная часть результата зависит не от актерской работы, не от вдохновения, а от банальных технических деталей: баланс синего и оранжевого, берем мы длиннофокусный объектив или широкофокусный, снимаем со стрелы или с роликов или с рук или со штатива — все эти детали влияют на конечный результат, а значит, влияют на аудиторию, на ее эмоциональное восприятие. Работать, учитывая все эти элементы, было невероятно трудной задачей. Мы хотели выдержать весь рассказ в определенном настроении, а не просто отснять все прямолинейно, запихнуть бодрую музыку, насыпать шуток и подать зрителям. Мы хотели рассказать историю, которая будет воспринята легко — но которая не забудется, в которой есть что-то еще, помимо рассказа о путешествии. Но у нас не было цели, знаете, сделать кого-то умнее после просмотра.

— Майкл, вы производите впечатление бесстрашного человека. Ваша фильмография очень разнообразна: у вас есть костюмная драма, даже не одна, фэнтези по книге комиксов, экранизации Шекспира, триллер — и я слышала, ваш следующий фильм будет комедийным. Есть ли жанр, который вас пугает?

— При первой встрече они все пугали меня, — засмеялся Майкл. — Но мне нравится рисковать. Так что обычно я боюсь — и делаю. Боюсь — и делаю.

— Вас пугала роль сценариста?

— Во-первых, я хочу сказать, — Майкл, все еще смеясь, посмотрел на Брана, — что мне как сценаристу до сих пор никто не заплатил!

Бран развел руками, мол, бюджета не хватило.

— Это было тяжело, — признался Майкл. — Я вообще не склонен что-то писать, мои смс ужасны, электронные письма и того хуже, а это был целый сценарий! Когда я начинал, я понятия не имел, с чем мне придется столкнуться. Я просто открыл Гугл и вбил в поиск: «как написать сценарий». Да, правда, — сказал он, видя веселую и заинтригованную улыбку Эллен. — Так и было. Я столкнулся с этой задачей совершенно неподготовленным. Сначала я растерялся, но потом — я прочитал пару статей, прочитал учебник, что-то вроде «Сценарий для чайников» — и начал писать. Причем я не мог делать это за компьютером, мне приходилось сначала записывать все мысли от руки, и только потом переносить это в файл.

— Вас наверняка спрашивали об этом уже миллион раз и спросят еще столько же, но все же — расскажите, как вы пришли к идее создания этого фильма?

Майкл глубоко вздохнул.

Это был момент, к которому он шел… столько лет. Даже не зная, куда идет, он шел именно сюда. В эту студию, в это мгновение. Под эти камеры. Он шел со словами, которые родились у него уже очень давно. Он не знал, что будет дальше — оставалось только рискнуть. Закрыть глаза, оттолкнуться — и лететь, веря, что тебя примет глубокая темная вода, а не острые скалы.

— В детстве, — сказал Майкл, — у меня была мечта. Я хотел, чтобы у меня был ручной кит. Это была тайна, которую знали только мои самые близкие друзья. Этот образ был для меня символом тайны, символом чувств, которые я испытывал, но вынужден был скрывать. Будучи ребенком, я ничего не мог с этим поделать. Есть вещи, о которых не принято говорить, о которых вроде бы все знают — но отводят глаза или молчат. Есть чувства, которые считаются неуместными. И мне всегда хотелось сказать, что от того, что кита не видно под поверхностью воды — он никуда не исчезает.

Десять часов назад Зак позвонил ему и попросил о встрече. Он не рявкнул, как обычно, что Майкл должен бросить все свои дела и поговорить с ним. Он попросил найти время для личной встречи — и приехал к нему домой.

— Выглядишь очень зловеще, — сказал Майкл, открыв ему дверь.

Зак окинул его непроницвемым взглядом и прошел в дом.

— Дай мне что-нибудь выпить, — попросил он.

— Что случилось? — спросил Майкл, подходя к бару.

Зак устроился на диване и положил ногу на ногу. Он выглядел спокойным.

— Катастрофа, Майкл, — сказал он.

Он выглядел так странно, что Майкл начал беспокоиться. Он сделал ему виски на четыре пальца, налил и себе.

— Завтра утром, — сказал Зак, забирая протянутый стакан.

— Что будет завтра утром? — спросил Майкл.

— Открой свою почту, — сказал Зак.

Майкл сходил в кабинет за ноутбуком и присел в кресло, пристроив ноут на журнальном столике. Залез в почту.

Он чувствовал любопытство, но страха не было. Может быть, это спокойствие Зака так действовало на него. Обычно, случись что, Зак первым начинал психовать и рвать на себе волосы, но сейчас — сейчас, похоже, происходило что-то, что было уже не предотвратить криками и паникой. Что-то огромное, с чем невозможно было бороться, с чем можно было только смириться.

В почте было письмо и несколько файлов: длинная статья, фото, видео. Майкл открыл статью первой — не любил смотреть картинки, не понимая контекста. Текст был длинным, Майкл недовольно нахмурился. Уперевшись локтями в колени, он приготовился продираться сквозь абзацы и встряхивать головой на тех моментах, где его начнет тянуть в сон.

«Майкл Винтерхальтер был номинирован на премию «Оскар» за работу в фильме «Дикие волки из Баллингари», и нечего тут удивляться, что его роль ирландского патриота-гея в дуэте с Питером Лейни привлекла огромное внимание. Еще во время работы над фильмом начали появляться слухи о его связи с партнером по съемкам, уж очень достоверная получилась история. Но звезда «Неверлэнда» всегда отрицал сомнения в своей ориентации. Однако в интервью MTV, когда его попросили дать комментарий, он сказал, что считает эти слухи «комплиментом своему профессионализму».

Что же, может быть, и так. Может быть, если речь идет о Питере Лейни, который называл возможность работы с ним «счастьем», актеров связывает исключительно дружба. Но слухи о гомосексуальности звезды не ограничиваются одним именем и имеют под собой нечто большее, чем фантазии его фанатов.

Что касается Майкла, то его стратегия отрицания довольно тонка и любопытна. Давайте назовем ее так: «Я слишком откровенно гомосексуален, чтобы на самом деле быть геем, так что если бы я действительно был геем, нет сомнений, что я бы сделал последний шаг и рассказал о себе правду; следовательно, я натурал».

Шаг первый: выбирай роли геев. Всегда говори, что ты открыт к любым ролям независимо от ориентации героя. Эрик МакТир был не первым в списке: в экранизации Шекспира «Сон в летнюю ночь» Оберон, сыгранный Майклом, имел весьма откровенную сцену флирта с Паком, а подавленная гомосексуальность Адама Дарлинга из фильма «Воздушный змей» более чем очевидна каждому, кто хотя бы раз заглянул в эти прекрасные глаза.

Шаг второй: следи за модой. Нет, не обязательно быть иконой стиля и вышагивать по подиуму — достаточно транслировать свое сексуальное обаяние в обе стороны. Рваные джинсы? Фотосессия за рулем гоночной машины? Гонки на Харлеях? И, конечно, не забывай о раскрепощенных промо-фото, если в фильме ты ходишь в старинной блузе, распахнутой на груди, или алом камзоле и кожаных штанах — или в драгоценностях короля эльфов. Достаточно откровенно, чтобы заставить биться женские сердца — и достаточно провокационно, чтобы поселить в мужских сердцах тайную надежду.

Шаг последний: всегда будь геем. Веди себя, как открытый гей, но будь геем закрытым. Во время интервью флиртуй с коллегами-мужчинами и убедись, что они делают то же самое. Позволяй себе рискованые шутки о принадлежности инициалов у тебя на бедре. Дели дом со своими друзьями и уверяй всех, что вы лишь друзья.

Чтобы эта техника работала на все сто процентов, заведи себе девушку и постоянно обжимайся с ней на публике (предварительно убедившись, что вас снимают).

Браво, Майкл! Это умно — и это работает. В нашу интернетную эпоху спекуляция на теме сексуальности звезд стала своего рода спортом — и при этом никто никогда всерьез не скажет о том, что Майкл Винтерхальтер подозрительно гомосексуален. Никогда! Даже и не предположить, почему. Отлично сыграно, ирландский красавчик!»

Майкл с удивлением посмотрел на Зака. Тот сделал ему знак стаканом: читай-читай.

Майкл вернулся к статье. Щелкнул на ссылку видео.

— Итак, мы говорим с Гарри Мелроузом, известным видеоблогером, «разоблачителем звезд».

— Привет.

— Гарри, мы обратились к вам, потому что вы хотели дать комментарий относительно некоторых слухов, касающихся Майкла Винтерхальтера.

— Да, я думаю, мне есть что сказать.

— Вы знакомы с ним лично?

— Не думаю, что он это помнит, но мы были приятелями, когда нам было по двадцать. Я не хочу сказать, что мы близко дружили — но я его запомнил благодаря одной вечеринке.

— Что это была за вечеринка?

— Моя старая подруга, Сара Кланканрти, праздновала свой день рождения. Мы дружили с ней, я был частым гостем у нее дома.

— И Майкл тоже был там?

— Да, конечно. Майкл в то время встречался с Сарой, был ее бойфрендом — ну, я так думал.

— У вас были сомнения?..

— Честно говоря, да. Одновременно он ухлестывал за одним парнем из нашей компании. Я хорошо запомнил это, потому что ситуация была необычная: нынешний бойфренд ухаживает за бывшим… Ну, такое не каждый день увидишь.

— Вы думаете, между ребятами что-то было?..

— Знаете, сначала я думал, что это шутка. На вечеринке мы все были слегка пьяными, мы были веселыми, и если кто-то кого-то поцеловал, то это их личное дело. На танцполе это была просто шутка, ребята развлекались. Хотя должен сказать, это было горячо.

— Горячо?

— Еще как. Обжигающе. Кто-то даже снимал это на видео.

— У вас есть видео?..

— Мы монтировали запись потом, просто для себя — это была хорошая вечеринка, у кого-то были компактные камеры, так что да, почему нет?

— Значит, они танцевали.

— И еще как.

— А потом?

— А потом я отвлекся, когда обернулся — их уже не было.

— Вы видели их потом?

— Да. Видел.

— Где?

— В мужском туалете.

— В мужском туалете?

— Да, там же, в клубе. Знаете, иногда кабинки используются не только для… вы понимаете. Я ждал своей очереди, и когда дверь открылась, я увидел их. Они вышли вдвоем.

— Из одной кабинки?

— Да. Очень растрепанные. Честно говоря, все было очевидно.

— А потом?..

— Они встречались. Они даже не скрывали, это все знали.

— Они долго были вместе?

— Год, кажется. Может, чуть меньше.

— Вы помните, как звали того, второго?

— Конечно. Джеймс Сазерленд.

Там было все. Цитаты из их интервью с Джеймсом. Фотографии из Лас-Вегаса. Из Лос-Анджелеса. С оскаровской гонки. Комментарии сотрудников отелей, где их видели вместе. Его чертов Инстаграм с Бобби, на который был подписан Джеймс. Они вдвоем на прогулке с Бобби, они в кафе, они сидят где-то в парке, и Майкл, на мгновение прижав к себе голову Джеймса, касается губами его виска.

Жемчужиной коллекции было видео с вечеринки. Они не танцевали — они терлись друг о друга в лучах разноцветных огней, хватали друг друга за руки, за шею, за задницу. Джеймс стекал спиной по его груди, вжимался затылком в пах. Майкл вздергивал его на ноги, разворачивал — целовал. Джеймс ускользал, дразня. Майкл перехватывал тонкое запястье, дергал обратно. Джеймс, обхватив его за затылок, тянулся к Майклу раскрытым ртом. Они целовались. Пьяные друг от друга, от губ и глаз, от азарта.

— Что это?.. — спросил Майкл, досмотрев до конца.

— Ларри решил устроить тебе аутинг. Все кончено, — сказал Зак и залпом выпил остаток виски. Поморщился.

— Разве нельзя это как-то прикрыть? — спросил Майкл. — Ты же можешь. Про меня с Питером тоже всякое говорили…

— Про тебя с Лейни не было всего этого! Фотографий! Свидетелей! Видео с этой долбаной вечеринки!.. Неважно. Нет, я не могу. Статья выходит завтра. Это нельзя остановить. Завтра все узнают, что вся твоя гетеросексуальность, на которой строится твоя репутация — это фикция, Майкл. Фик-ци-я, — протянул он по слогам.

— И ничего нельзя сделать? Перекупить статью?.. Заплатить автору?..

— Нет. Это проект Ларри. Его прощальная благодарность.

— То есть, это конец?

— Да.

Майкл смотрел на Зака в ожидании, что тот сейчас скажет, что им делать. Зак всегда знал. У него всегда и на все был план. Но Зак молча крутил стакан, не поднимая глаз. Потом поднялся, налил себе еще.

— Отрицать будет бессмысленно, — сказал он. — Это уже не слухи. Это могила. Тебе и твоей карьере. Завтра все узнают, что ты гей, что ты им врал — и твоя аудитория не простит такого предательства.

— Технически, — сказал подкованный Майкл, — я не гей. Я бисексуал.

— Кому это, блядь, интересно!..

— Что теперь?.. — спросил Майкл.

Зак пожал плечами и промолчал.

— Переждать не выйдет? Я мог бы уехать куда-нибудь, пока все не утихнет.

— Ничего не утихнет, — серьезно сказал Зак. — Пойми уже. Вспомни, что было с Лейни. Все, кто тебя обожал, кто мечтал быть на месте твоей драной Виктории или любой другой бабы рядом, все, кто себя с ними ассоциировал — они почувствуют, что ты их бросил. Их персонально. Ты кинул их ради какого-то мужика. Это что касается женской аудитории. А что касается мужиков, которые в тебя верили и хотели бы быть тобой, — так их пополам порвет.

— Ладно. Я могу удалить аккаунт в Инстаграм, пока он не разлетелся. То, что мы с Джеймсом общались — не секрет, у меня работа такая — общаться с людьми. Друзья у меня иногда живут — и что? Эван женат, у Брана девушка. Можно найти Гарри, спросить, сколько он хочет чтоб заткнуться. А то, что на видео — ну, блядь, там, во-первых, плохо видно, во-вторых, нам по двадцать лет было! Можно ведь сказать, что я экспериментировал…

Майкл замолчал и посмотрел на Зака. Тот смотрел в ответ.

— Вообще есть вариант сохранить репутацию? — спокойно спросил Майкл. — Любой. Просто чтобы знать.

— Все отрицать и жениться, — сказал Зак. — Вы с Викторией заявите, что ваши отношения прошли через все испытания и вы снова вместе. У тебя сегодня эфир с Эллен Дедженерес, вот там и выскажись.

— Сегодня?.. — удивился Майкл. — Так скоро? Я думал, мы подготовимся и по следам расскажем…

— Нет, — твердо сказал Зак. — Это надо опередить.

— А потом?..

— А потом будем работать с реакцией, — сказал Зак. — Пробиваться, опровергать. Детей заведете.

Майкл кивнул, задумчиво почесывая подбородок.

— Хорошо. Я подумаю.

Загрузка...